- Я всегда питал слабость к ярким женщинам. - Он щелкнул меня по носу. - А теперь нам нужно собираться, пока деревенские не посовещались и не решили поднять нас, разносчиков заразы, на вилы.
* * *
Легенда "Больные путешественники" оказалась надежной защитой от стражников. Выехав на дорогу, ведущую к землям Баррелио, мы дважды натыкались на охрану. Оба раза я, пересиливая страх, бросалась молить их о помощи, когда Эд надрывно кашлял в телеге. Стражники в ужасе разбегались и обыскивать нас не рисковали.
После обеда пошли сутки, как спит Арлито, но я справлялась и без него. Останавливались мы два раза - перекусить и чтобы Огник отдохнул. Не привыкший к таким нагрузкам, он натер кожу хомутом.
- Сегодня мы не попадем во владения Баррелио, - говорил Эд, то есть Ледаар, задумчиво глядя на понурого Огника. - И коня надо бы поменять на тяжеловоза.
- Рисковать не хочется, - ответила я, придвинулась к нему ближе. - Когда мы в шаге от цели. Предлагаю заночевать в лесу.
Весь день он вел себя так, будто рядом с ним не девушка, а хороший приятель, и с этим надо было что-то делать, вот только что, я понятия не имела. Нельзя слишком явно демонстрировать свой интерес, играть в холодность, то есть подсекать, рано, потому что никто еще не клюнул. Оставалось вести себя естественно, но и это было трудно, потому что хотелось выть от бессилия, а надо изображать веселость - унылые люди никому не нравятся: все, как бабочки, летят на огонек.
- Мне не привыкать, - пожал плечами он. - А ты перенесешь ли натиск комаров?
- На сеновале они тоже заедали, но ничего, спала. - Я почесала щеку, ногтем надавила на зудящий бугорок. Вот мне и ответ на вопрос, как люди жили без фумигаторов. Скорее бы просыпался Арлито, он умел отгонять кровососов.
- Местные сказали, опасных зверей тут нет, волки летом к домам не подходят, так что согласен. Только от дороги надо удалиться, чтоб не был заметен костер.
Минут через десять мы миновали хутор домов в десять, где имелась деревянная таверна без названия, с постоялым двором и ночлежками. Эд, спрятавшийся в повозке, проводил грустным взглядом ее, двух белых жеребцов на привязи. Подул ветер и принес запах жареного мяса, рот наполнился слюной, но я заставила себя смотреть вперед, туда, где ветви сосен смыкались над головой, будто в дружеском рукопожатии. Из еды у нас осталась четверть лепешки, два небольших куска сыра и квас на самом дне баклаги. Такой порции мне хватит, но Ледаару будет явно недостаточно.
В самом конце хутора, развесив одежду на кусте шиповника, смуглая девчонка лет тринадцати сидела на волчьей шкуре, скрестив ноги по-турецки, и играла на флейте, не замечая никого и ничего. Ветер колыхал ее товар - пушистые жилеты из овечьих шкур, одежду из кожи, простенькую крестьянскую обувь, уздечки, упряжки, тыквенные баклаги с закручивающимся горлышком, обернутые кроличьим мехом. Прямо на земле на мешковине лежали самодельные музыкальные инструменты: дудки разных размеров, свирели, что-то типа балалайки, но с двумя струнами.
- Купи мне свирель, - попросил Эд.
- Ты умеешь играть? - удивилась я, останавливая Огника.
- Да. Мру с тоски, а так все же веселее.
Девочка оборвала мелодию, встала. На ней были мужские кожаные штаны и рубаха до колен. Услышав просьбу Эда, она сгребла дудочки, выбрала самые, на ее взгляд, лучшие и протянула мне:
- Они все стоят три о. То есть, каждая - три, а все вместе… - она прищурилась, считая в уме.
- Двенадцать. - Я отсчитала деньги и не удержалась, спросила: - А баклаги пустые? Есть что-нибудь съестное или попить?
Девочка воровато огляделась и прошептала, вставая на цыпочки:
- В двух - медовуха! Хорошая, папка сам делал из дикого меда и пшеницы! Стоит три о вместе с баклагой. Но одна, не две.
- Две о, - игриво прищурилась я.
- Ладно! - радостно кивнула девчонка, взяла деньги за дудочку и за флягу.
- Ты собираешься напиться? - поинтересовался Эд, когда мы заехали в лес.
- Да, ночью холодно. И тебе советую.
Не глядя на него, я открутила крышку и глотнула - жидкость обожгла горло, но удалось не закашляться. Спустя минуту по телу разлилось тепло, и появился какой-то горячечный азарт.
Эд на меня даже не смотрит. Может, на девушку, похожую на меня прежнюю, он и обратил бы внимание, но увы, я теперь другая. Интересно, тут есть мой двойник или она умерла, не родившись? Или весь ее род умер? Здесь живет меньше людей - не могут у всех быть двойники.
Я нынче не Оля не только телом, но и разумом. Да, я по-прежнему отзываюсь на это имя, но она никогда не делала того, что делаю я. Она не находила радости в безумных поступках и сексе с первыми встречными. Она не привязывалась к каждому, кто погладит по голове, ее любовь не была такой разрушительной, страсть - всепоглощающей, тоска - безграничной. Я не знаю, что с этим делать.
Ну и ладно. Не буду обращать внимания на Эда и веселить его тоже не буду, лучше страдать молча и не тешить себя иллюзиями.
Эдуард… То есть Ледаар в повозке заиграл на свирели, полилась мелодия - прекрасная, грустная, легкая, как ветер. Казалось, что это не человек извлекает звуки из инструмента, а поет сама природа. Отыграв, Эд исполнил какую-то простенькую песенку и спросил:
- Ты петь умеешь? Спой, это же "Дочь трактирщика".
- По-моему, я говорила, что потеряла память, когда проснулась, - отмахнулась я.
Эд не стал упрашивать "спой, птичка", сыграл вторую песенку, затем третью, будто бы дразнил меня. Ну, ладно, будет тебе песенка… Только я собралась спеть, как поняла, что по-русски он не понимает. Ну вот и славно, пусть гадает, что это за язык. Или по-английски ему спеть? Что я помню из Битлов? Затянуть, что ли, Girl?
Так я и сделала. Голос у Вианты был высоким, серебристым, многослойным, ей, то есть мне легко давалось вибрато. Эд перестал играть, прислушался и спросил, когда я закончила:
- Ничего не понял. Ни слова, но ведь там есть слова?
- Ты когда-нибудь был за Вратами? - сменила тему я.
- В Беззаконных землях? - Он снова уселся на козлы. - Не был. Туда наши не хотят, говорят, только магам можно. Но я и не хочу, если честно. Там творится странное.
- А мне было бы интересно посмотреть на диковинных зверей. Еще говорят, что где-то там находится Изначальный дом, откуда началось творение… Ты веришь в историю Аделии?
- Которая вернулась на много лет назад, чтоб выйти замуж за любимого? Даже не знаю. Дети, возникшие из пустоты, новые острова на краю света… Слишком все это волшебно.
- А я не верю в край света. И знаешь почему? Потому что его просто не может быть. Ты считаешь, что земля - блин, который плавает в тумане. А под нами что, знаешь? А там? - Я запрокинула голову и посмотрела в темнеющее небо.
Ну вот, понесло! Хватит болтать, ему не обязательно знать, что планета круглая, а вселенная бесконечная, что звезды не прицеплены к небу, и солнце - не свеча. Лучше думай, что тебе не интересен суеверный необразованный мужчина. Я покосилась на его сильные загрубевшие руки, вспомнила тренированное тело, и закружилась голова от сладкого предвкушения. Ну зачем он сел сюда? Валялся бы себе в телеге!
- Никто не знает, - сказал он после минутного раздумья, а я передала ему поводья.
- Вот. Ищи поляну, где мы заночуем, а я пойду поваляюсь, а то что-то устала.
Чтобы не видеть его и не соблазняться, я даже полог задернула, легла на перину рядом с бесчувственным Арлито, на всякий случай похлопала мага по щеке. Спишь? Ну и спи. Я еще раз приложилась к горлышку баклаги. После третьего глотка захмелела и даже ненадолго задремала. Проснулась от того, что телега больше не тряслась. Выглянула из нашей кибитки: она стояла посреди поляны, окруженной с одной стороны березами, с другой - соснами. Трава здесь была высокая, сочная, кое-где примятая коровьими лепешками. На западе синела вода небольшого пруда, окруженного кустарником с круглыми синими ягодами - в привычном мире такой не растет.
Ни коня, ни Ледаара. Интересно, куда они подевались? Неужели он взвесил "за" и "против" и решил, что ему не по пути с врагом рода? Мы, конечно, не пропадем, но время потеряем. И Ледаара придется забыть, смириться с тем, что где-то есть он… Где-то вне меня.
Слезы навернулись на глаза, я пнула телегу со всей силы, и перед глазами потемнело от боли. Выругавшись по-русски, я села прямо в траву и разрыдалась, не стесняясь ахать и всхлипывать - все равно никто не услышит.
Опомнилась я только, когда рядом что-то загрохотало. Вскинула голову и увидела перед собой Эда. Одной рукой он держал убитого кролика, вторую распрямил, и в траву падал прижатый к рубахе хворост.
- Ты чего, маленькая? - Он сел на корточки и заглянул в глаза, будто пытался найти там ответ.
- Ой, - пролепетала я и потупилась, чтобы волосы рассыпались по плечам и скрыли улыбку. - Как неловко, я не думала, что ты придешь… так скоро.
- Что случилось? - спросил он и положил руку на спину - я замерла и взмолилась, чтобы он подольше не убирал ее. А потом не сдержалась, прильнула к нему, уткнулась носом в рубашку на груди, жадно вдохнула родной запах.
На языке вертелось: "Ты меня не любишь", но пришлось сказать наивную банальность:
- Лучше бы я родилась дочерью трактирщика! Или управляющего. Все чего-то от меня хотят. Ненавидят за то, что я не делала, а делал прапрадед, портрета которого я даже не помню! Теперь муж мечтает запереть меня в подвале, чтоб править от моего имени…
- Они тебя любят, люди, - прошептал он, гладя по голове, как ребенка. - Они даже на войну за тебя пойдут. Мы доберемся до ордена Справедливости, и все у тебя получится. Мужа накажут. Одно только меня смущает: я знаю бэрра Ратона, он не настолько подл.
- Он чуть меня не прикончил без суда! Он думает, что я убила его бывшую жену, а это не так! И даже слушать не хочет, и мага этого убить хотел, чтоб не мешал.
- Странно. Мне казалось, я вижу людей насквозь.
Всхлипнув, я отстранилась:
- И что же ты видишь во мне? Порой кажется, что я сама себя не знаю.
Он коснулся моей щеки, поднял голову за подбородок, посмотрел как-то странно.
- Вижу хорошего человека. Напуганного, но стойкого, смелого и… Симпатичного.
Я широко улыбнулась и потрепала кролика, го-воря:
- Спасибо! Ты знаешь, как утешать девушек. И здорово, что у нас теперь будет мясо на ужин!
- По-хорошему, надо штуки три кролика, потому что когда проснется маг, ему так захочется есть, что за неимением пищи он отобедает нами. Ты видела, как пробуждается истощенный маг?
Я помотала головой, собрала рассыпанный хворост, сложила его вигвамом, принялась обкладывать ветками потолще. Внутрь вигвама сунула пучок сухой травы:
- Костер готов. Так как пробуждается истощенный маг?
- Примерно как медведь-шатун. Завтра увидишь. Только бы это не случилось ночью!
Пока Эд свежевал кролика, я вынула из мешочка огниво, чиркнула металлической полосой о кремень - сноп искр упал на сухую траву, она задымила. Сев на колени, я изо всех сил подула в будущий костер, и в клубах дыма затрепетал огонь, с треском перекинулся на хворост, выстрелил в небо хлопьями пепла. Я скрестила ноги, прямо на мешке разложила еду, облизнулась, уставившись на Эда, который нанизывал тушку кролика на вертел. Побросав в костер поленья, я побежала собирать землянику и малину, но спешно ретировалась, атакованная полчищем гнуса.
Прибежала к костру, села у ног Эда и принялась длинной палкой ворошить прогорающие поленья. Огонь недовольно потрескивал, плевался искрами, пытался перекинуться на мою палку.
- Странная ты, - сделал вывод наблюдающий за мной Эд. - Как ребенок. Но - очень мудрый ребенок. Говоришь странными словами, умеешь лечить и высекать огонь, не брезгуешь тяжелой работой и при этом всем не знаешь простейших вещей.
Я ответила, не глядя на него:
- Говорила же, что прошлое забыла, теперь меня каждый понемногу чему-то учит. В голове остались знания, они всплывают, если их освежить. Тело помнит танцы и музыку. Но той Вианты, которую все знали, больше нет, есть эта, другая, которая умеет ценить жизнь. Жаль, что мы начинаем ценить что-то, только когда понимаем, что можем это потерять.
Договорив, я прихлопнула на щеке комара. Эд вбил по разные стороны костра две палки в форме вилок и водрузил на них вертел с кроликом, сел в траву, касаясь рукой моей руки. Его близость сводила меня с ума, и я отодвинулась, подтянула ноги к животу.
- Женщины так не говорят, - вздохнул Эд. - О таких вещах не каждый мужчина осмелится сказать.
Захотелось съязвить про его глупую жену, но я прикусила язык. Глупая, не глупая, но он женат на ней, а не на мне. В жизни чаще бывает так, что побеждает не тот, кто достойнее и умнее, а тот кто раньше начал забег.
- Говорят, я отлично сражалась на ножах и умела управляться с короткой саблей. Ничего не помню. - Я вздохнула, отхлебнула медовухи и уставилась на Эда с азартом. - Слушай, а давай проверим, врут или нет?
Я вскочила и закружила по поляне в поисках палок подходящей длины. Пришлось ломать какой-то куст, подгонять прутья по длине. Подбежав к Эду, я ткнула в него прутом и проговорила:
- Защищайтесь!
- Точно ребенок. - Он покачал головой, взял имитацию сабли, нехотя поднялся и встал, вытянув руку с прутом в мою сторону. - Я выше тебя, у меня преимущество.
Он ринулся в атаку, не предупредив, но тело вспомнило, что нужно делать - я скользнула вбок, отражая удар, крутнулась вокруг своей оси и едва успела отразить второй. Пригибаясь, скользнула вниз, перекатилась, пытаясь полоснуть его по ноге под коленкой - он отпрыгнул и ударил место, где я только что находилась, опустил прут и сказал с уважением:
- Ты молодец. Не каждый из моих воспитанников так сможет.
- Поверь, это для меня неожиданно. - Я прошлась по поляне, восстанавливая дыхание, поглядела на синюю воду пруда, где отражалось стремительно темнеющее небо, и подумала, что неплохо бы смыть с себя дорожную пыль.
- Эд, как думаешь, тут в озере водится что-нибудь опасное? Ядовитые змеи, например. Или чудовища с русалками?
Он наморщил лоб.
- Ты серьезно? Нет, конечно.
- Тогда пойду искупаюсь, а то захлебнусь слюной, не дождусь кролика.
Не дожидаясь одобрения, я полезла в кибитку, нашла свое разорванное платье-медузу и решила использовать его как полотенце. Пруд, отражающий ультрамарин неба, был неестественно-ярким. Лес, обступающий поляну со всех сторон, превратился в черную стену со щетинистыми верхушками, Эд, сидящий на корточках, - в темное пятно. Костер прогорел, остывающие угли почти не давали света.
Озеро окружал высокий рогоз, только в одном месте, видимо, там, где пили коровы, имелась заводь, туда я и направилась, отмечая, что синь воды просвечивает сквозь кусты шиповника. Когда разденусь, меня не будет видно в деталях, но силуэт - вполне, если Эд не совсем бесчувственный, это должно раззадорить его.
Улыбнувшись, я сняла сумку, переброшенную через плечо, положила сиреневое платье на траву, стянула обувь и босиком потопала по земле, изрытой коровьими копытами. Спасибо, что лепешек не набросали. Крестьянское платье снималось, стянув через голову темный верх, я осталась в одной сорочке, а она белая, заметная - хорошо! Я потянула за завязку, и на мне остался только медальон Незваного. Представляя, как Эд замер, пытаясь меня рассмотреть, я нагнулась, подняла сорочку и положила на верхнее платье, напоминающее мешок с разрезами по бокам.
Я шагала медленно, от бедра, добравшись до воды, еще раз нагнулась и поблагодарила мироздание, что тут песок, а не земля. Тронула воду ногой и собралась неспешно, с достоинством совершить омовение тела, но будто по команде меня атаковала стая комаров, сидевшая в засаде в камышах. О, это были не просто комары, а летающие крокодилы! Пикируя, они гудели, как бомбардировщики времен Великой Отечественной. Страшно подумать, какой толщины у них хобот, который они собираются в меня вонзить!
Уже не задумываясь о грации и сексуальности, я взвизгнула и рванула спасаться в воду, но и тут меня ждала неприятность: песчаный берег закончился, я ступила на скользкий ил и рухнула с плеском и руганью. Но и это еще не все. Берег круто уходил в воду, устоять на месте было невозможно, я соскользнула на глубину, и надо мной сомкнулась вода - даже воздуха набрать не успела! Плеснула руками, отталкиваясь от тины, вынырнула на миг, хлебнула воздуха и снова оказалась под водой, с ужасом понимая, что Вианта не умеет плавать.
Не паниковать! Расслабиться. Скоординировать работу рук и ног, оттолкнуться. И снова я на поверхности, а неуклюжее тело тянет на дно. Грести руками. Вперед - назад, вперед - назад, и ногами тоже грести. Одновременно! Не тело, а коряга!
Кое-как я доплыла до берега, на песке встала на четвереньки, отдышалась. Когда немного успокоилась, ощутила на себе взгляд, вскинула голову и оторопела: у кромки воды стоял Эд, уперев руки в боки. Криво усмехнувшись, он сказал:
- Вот незадача, думал долг вернуть.
- Так просто ты от меня не избавишься, - улыбнулась я, он отвернулся, отошел к кустам шиповника.
- Выходи. И больше так не делай.
- Да, папочка, - сказала я по возможности жизнерадостно, силясь унять стук зубов.
Еще и комары эти чертовы! Наспех вытершись, я накинула сорочку, сверху - платье-мешок, подпоясалась и принялась сушить волосы платьем.
- Все, я уже оделась.
Но Эд не обернулся, а быстрым шагом направился к костру, где перевернул вертел с кроликом, источающим головокружительный запах. Я последовала за ним, злая на него, на себя, на озеро и комаров. Постелила рваное платье, села на него и принялась жевать свою порцию лепешки.
- Зачем ты полезла в воду, не умея плавать? - спросил Эд, не глядя на меня.
- Мне казалось, что я отлично плаваю, - честно ответила я. - Правда, могу завтра показать! Просто поскользнулась, и… получилось неожиданно.
- Да уж.
Он убрал вертел, бросил в костер хворост, дым потянуло в мою сторону, отгоняя комаров. Минута - и вспыхнуло пламя, затанцевало на сухих прутьях - на задумчивом лице Эда задвигались тени, он отрезал заднюю ногу кролика, поманил меня, и я перебралась к нему, вгрызлась в мясо, которое было жестким, но все равно вкусным.
- Так не подобает себя вести бэрри, - проговорил Эд, косясь на меня. - Не удивительно, что я тебя не узнал.
- Вот только не надо меня учить жить. Мне и с оружием обращаться не подобает, однако я это могу, и считаю, что так правильно. Женщина тоже человек, и помимо родов, может принести пользу и себе, и другим. Вот скажи, что делать с женщиной, которая умеет только петь, танцевать и правильно выбирать платья? Поговорить не о чем, обсудить нечего. Получается не человек, а домашнее животное.
- Женщина должна растить детей и поддерживать очаг, а не сражаться. Мужчина создан более сильным, у нас все равно это получается лучше.
- Почти согласна. Но смотри, всех нас учили танцам, у одних это получается легко, у других - не очень, а третьи вообще танцуют, как коровы на льду. Значит ли это, что вторых и третьих надо освободить от танцев, все равно им это не дано от при-роды?
Он молча отрезал себе жирный поджаренный кусок и отправил в рот, зажмурился. Доев, сказал:
- Триста лет назад за такие слова тебя отправили бы на костер.