Завершив дефиле, Нилка вместе с другими девушками переоделась, смыла грим, подкрасилась и из модели благополучно перекочевала в разряд гостей вечера. Невозможно было поверить, но никто не хватал девушек за руки и не волок в комнаты на второй этаж.
Избавленная от необходимости защищаться, Нилка принялась осторожно выискивать знакомые лица, ни одного не нашла и почувствовала легкую досаду: очень хотелось публичного торжества. Вот бы дуру Бабич сюда. Пусть бы сдохла от зависти, глядя на Неонилу Кива и ее спутника.
Она – в красном, ее мужчина – в черном. Идеальная пара для идеального вечера. А может быть, не только вечера…
– Ты пока осмотрись, а я сейчас, – бросил коварный Вадим и растворился в толпе.
Оставаться одной в незнакомой обстановке Нилка ненавидела.
Ей почему-то сразу вспомнился двор военкомата, с которого Веня отбыл на рубежи Родины. Только там она стояла под взглядами его родителей, как ведьма перед судом инквизиции, а здесь… Здесь, в своем красном, она привлекала взгляды мужчин, как одиноко стоящая смоковница взгляды палестинских паломников.
Совсем пасть духом не позволил респектабельный субъект среднего возраста, в изящных очках, с легкой проседью в густых полудлинных волосах и с серебряным кольцом в ухе. За глухой черной водолазкой на поджаром, длинном теле и черных дизайнерских джинсах угадывался солидный счет в банке.
Он подвалил с вежливой улыбкой и, поблескивая оправой, мягко произнес:
– Мадам здесь первый раз? – Акцент выдавал иностранца.
– Мадемуазель, – внесла поправку Нилка.
– О-о, мадемуазель! Пардон. Желаете напитки?
– Нет.
– Здесь фуршет, – просветил собеседник.
– Вижу.
Даже через стекла очков Нилку пробирал насквозь настойчивый, ожидающий взгляд, от которого она вся зачесалась.
– Проводить вас к столу? – не унимался субъект.
– Я жду своего спутника.
– О, окьюпэ!
– Окьюпэ, окьюпэ, – подтвердил, материализовавшись, Вадим.
Нилкина рука нашла спасительный локоть и проскользнула в него: вот с кем я, – красноречиво говорил этот жест.
– Нила, это Рене Дюбрэ, мой партнер и друг, – почтительно представил Валежанин типа, – а это Неонила, моя подруга.
С печальной улыбкой Дюбрэ констатировал:
– О-о, я опоздал, как всегда. Мадемуазель Ненила – приспособил к своей артикуляции чужое имя француз, – уже участвовала в показах за рубежом?
– Еще нет, – за Нилку ответил Валежанин, – в будущем году будет участвовать.
– По-моему, ты скрываешь от меня бриллиант. – Рене по-свойски погрозил Вадиму пальцем – блеснуло серебряное широкое кольцо.
– Стал бы я вести бриллиант сюда, если бы хотел скрыть, – возразил партнеру Валежанин, – и потом: скрывать что-то от тебя – себе дороже.
Мужчины перешли к столу, разговор перетек в деловую плоскость, а Нилкино воспаленное воображение унесло ее на подиумы Парижа.
Из глубокой задумчивости ее вывел Вадим, который играючи жонглировал магическими словами: прет-а-порте, пати и приват-пати. Боже, неужели это все происходит не во сне?
Нилка почувствовала, что ей срочно нужно заесть впечатления.
Глаза разбегались от изобилия, но из опасения проглотить лишние калории она не могла ни на что решиться. Очень привлекала крошечная корзинка, украшенная креветкой, но что скрывала креветка, было непонятно, в этой связи посчитать калории не представлялось возможным. Чтобы не рисковать, Нилка остановила выбор на бутерброде с белой рыбкой, отсвечивающей перламутром, – на вид очень вкусной, прицелилась и уже протянула руку, но голос Вадима, пленяющий и тихий, остановил ее:
– Это жирная рыба.
Нилка отдернула руку, как будто увидела жало змеи, притаившейся между блюдами.
– Расслабься, – сквозь улыбку шепнул Валежанин, – ты же в модельном бизнесе подвизалась, а трясешься, как пейзанка. Спокойней, спокойней.
– Легко тебе говорить, – с завистью покосилась Нилка на своего гуру.
Гуру был явно в своей среде и чувствовал себя превосходно, в отличие от нее.
Может, ну ее к черту, эту закуску? Вадим пообещал этому чучмеку, что на следующий год она покажется на мировых подиумах, так что надо немного сбросить вес. Она весит, как детеныш гиппопотама, пятьдесят пять килограммов, а у главной конкурентки, Полинки Голохвостовой, только пятьдесят три, правда, Полинка ниже ростом – всего метр семьдесят три. Карлица.
Так и не решив с закуской, Нилка продолжала греть в руке бокал и старательно отводила глаза от стола. И снова пришел на помощь Вадим.
– Закуси креветкой, – прикрываясь улыбкой, шепнул он.
От переполнившей Нилку благодарности глаза увлажнились. Что бы она делала без своего богочеловека? Кто бы направил ее в этом мире соблазнов?
Нилка еще переживала приступ благодарности, а Вадим уже опять с кем-то трепался, до Нилкиного слуха долетали непонятные термины – "лук-бук", "обтравка" и еще масса новых слов.
Ни о чем, кроме зарубежных дефиле, Нилка думать не могла и еле дождалась, когда Вадим, наконец, перестанет окучивать очередного собеседника.
– Это правда? – задала она вертевшийся на языке вопрос.
– Что? Ты о чем? – не понял гуру. Они уже направлялись к выходу.
– О моем участии в показах за рубежом, – Нилка смотрела преданными глазами уличной собаки, – ты сказал, в следующем году.
– Там видно будет.
– Что будет видно?
– Еще рано говорить об этом, – осадил Нилку Вадим, и у Нилки от холодного тона сердце укатилось в пятки.
Какая же она дура! Вечно лезет со своими вопросами и желаниями. То ей одно, то ей другое. Почему ей все время что-нибудь нужно?
В детстве ей все время что-нибудь нужно было от родителей, теперь от Вадима. Что она за идиотка? Просто тихо стоять рядом и чувствовать его тепло – разве этого мало?
Нилке безудержно захотелось все исправить, загладить свою вину, убедить своего покровителя в любви и преданности, и она со сдержанной страстью сказала:
– Вот увидишь, я буду много работать. Я тебя не подведу.
Вадим поднял чуть раздраженный взгляд:
– Ты себя не подведи, солнце мое. О себе я сам как-нибудь позабочусь.
Нилка так стиснула кулачки, что пальцы побелели, а ногти впились в кожу.
– Да, конечно, – прошептала она. Нос предательски захлюпал.
– Только соплей твоих не хватало, – поморщился Вадим и оглядел стоящие на площади такси.
– Я не буду, – выдохнула Нилка и зажала рот ладонью. Рвущаяся изнутри любовь саднила горло. Она не позволит себе все испортить. Не-по-зво-лит.
Школа моделек, как ласково называл ее Валежанин, осталась в прошлом.
На руках у Нилки был сертификат, подтверждающий ее окончание, а в сердце огромное желание угодить любимому мужчине.
С этим багажом Нилка и оказалась в модельном агентстве Look.
Сразу начались первые разочарования. Стало ясно, что школа почти ничего не дала. Как и то, что на встречи с Вадимом времени нет. Его просто не оставалось физически.
В агентстве откровенно злых взглядов Нилка не встречала, может, потому, что на ней были розовые очки, может быть, потому, что часть девушек помнила ее по конкурсу в техникуме и не считала чужой.
Со всей неистовостью первой молодости Нилка окунулась в работу, которую, строго говоря, и работой-то назвать было сложно – это была бесконечная смена причесок, нарядов и макияжа. Взрослая игра в дочки-матери – девчоночья "Зарница".
Только изнурительные репетиции показов тянули на то, чтобы называться работой, и съемки тех самых "лукбуков" – готовых ансамблей. Здесь тупо приходилось работать манекеном, часами выстаивать на одном месте, следя только за тем, чтобы не умереть прямо в кадре.
Ноги затекали и с трудом вспоминали себя.
– Кончик языка на нёбо, – раздавалось время от времени, – держать лицо!
Нилка вспоминала о языке, упирала его в нёбо (этому приему не учили в школе) и продолжала изображать радостного истукана.
В Нилкином активе было уже три рекламных ролика – творожка, тренажеров и шуб – и безжалостно посеченные стилистами волосы. И не только.
Ролик с тренажерами снимался на рассвете – это была находка режиссера – мятого субъекта с неизменной сигаретой в зубах.
Через три дня съемок Нилка с ужасом обнаружила синяки под глазами от недосыпа.
Тщательно замаскированные, синяки не укрылись от тренера по дефиле и от Тамары.
– Спать не меньше восьми часов! – рявкнула на Нилку хореограф.
– Ты что? Тебя же дисквалифицируют, – предупредила подруга.
Разный тип красоты не оставлял им с Тамарой повода для склок. Была еще одна причина для дружбы: их объединяли… разные цели.
Для Тамары, как для большинства девушек, участие в показах было побочным заработком.
Нилка с удивлением узнала, что Тамара, например, работает ведущей прогноза погоды на телевидении. Были учителя, бухгалтеры и менеджеры. Никто из них всерьез не рассчитывал стать топ-моделью. Никто, кроме Нилки.
Тамара хоть и относилась скептически к Нилкиной страсти, но не высказывала своего мнения, справедливо полагая, что это не ее дело.
Разгорающуюся Нилкину страсть подогревал Валежанин.
– Все эти лапотницы тебе в подметки не годятся, – нашептывал по ночам он, – в тебе есть шарм и эпатаж.
Загипнотизированная искусными речами, Нилка бегала по утрам, плавала по вечерам, танцевала по воскресеньям, а в промежутках еще и качалась. Она не разочарует Вадима, он будет ею гордиться.
…Нилка вскинулась и открыла глаза.
Тело было сведено судорогой, пижама – влажной от пота, и Нилка еще несколько мгновений не могла понять, спит она или уже проснулась. С недавних пор ее мучил один и тот же сон: она искала и не находила выхода из какого-то полутемного коридора. Металась от одной двери к другой, пока не просыпалась. Осознав реальность, тихо, стараясь не разбудить Вадима, выскользнула из спальни.
За окнами серело предрассветное небо.
Около пяти, на глазок определила Нилка.
Прошел месяц, как она перевезла сумку с барахлом и машинку "Зингер" в двухкомнатную квартиру Вадима. Квартира находилась в центре, в двух шагах от агентства – это было главное ее достоинство, неоценимое, потому что экономило время.
Квартира представляла собой студию, отделанную в светлых средиземноморских тонах.
Нилке ужасно нравилась ванная комната, выложенная узорчатой плиткой.
Сидя в ней, она вспоминала летний душ у бабы Кати и шершавую ванну в рабочей общаге.
Как все кардинально переменилось в ее жизни! Она и сама переменилась. Не столько внешне – по большей части она как раз оставалась все той же спирохетой и тлей. А вот внутренне…
Внутренние перемены были глубинными: Нилка почти не думала о магии тканей, все реже вспоминала радость от колдовства над отрезами.
За редким исключением, тряпки, которые примеряла Нилка, не волновали ее. То ли в ней самой что-то умерло, то ли ей не попадались вещи, сшитые с душой.
Несмотря на занятость, Нилка скучала по бабушке и кормила себя сказочкой, что вот-вот навестит ее.
Разговоры по телефону заканчивались слезами – баба Катя жаловалась на здоровье и одиночество и не понимала, куда Нилка исчезла, почему бросила техникум. К тому же Катерина Мироновна разговаривать по телефону не умела, частила, нервничала.
– Зачем только деньги тратишь, – отчитывала она внучку, – лучше бы приехала. Почти год не виделись.
А в последнем разговоре баба Катя неожиданно с гордостью сообщила:
– Недавно Веня приходил, спрашивал, как тебя найти в городе. Дать ему твой адрес?
– Нет, ба, – струсила почему-то Нилка, – не давай. Я приеду – увидимся, а здесь у меня нет времени встречаться с ним. Он еще обидится, не поймет. Так что пусть ждет, когда я приеду.
…Нилка включила душ, шагнула в ванную, задернула шторку и закрыла глаза. Под теплыми струями тело расслабилось, стало легким, почти невесомым. Невесомым. Весомым. Какое странное слово, подумалось вдруг Нилке.
"Вес, – побежали дальше мысли, – у меня отличный вес. А все потому, что у меня есть Вадим".
Сентенцию Вадима о весах Нилка восприняла дословно.
Весы стояли в спальне у кровати, Нилка фанатично взвешивалась два раза в день: утром после сна и вечером перед сном. Как жокей перед скачками.
Результат не замедлил сказаться – она потеряла почти два килограмма, но не замослачилась по причине мелкой кости. Критически разглядывая себя в зеркалах, заключила, что можно смело худеть дальше.
Выдавив на ладонь, Нилка растерла тягучий, прохладный гель по животу. Живот почти прирос к спине. Бабушка будет ругаться, как о чем-то далеком подумала она, продолжая себя намыливать.
Бабушка бы вообще не одобрила эту жизнь – сожительство и все такое, – как Нилка ни храбрилась, в глубине души считала их с Вадимом связь чем-то греховным.
Почти полгода они спят в одной постели. Относится Вадим к ней хорошо, ровно. Правда, без особой нежности, но и без претензий. Разумеется, Нилка до одури боялась раздражать Вадима в те редкие часы, когда они бывали вместе. Но ведь массе мужчин не нужен повод, чтобы охладеть, думала она.
Страх, что Вадим ее разлюбит, отравлял Нилке кровь, порождал мучительные сомнения и вопросы.
Почему он с нею живет? Вокруг Валежанина вертится столько длинноногих карамелек, а он выбрал ее. Почему? Иногда Нилка объясняла себе этот казус занятостью Валежанина. Бедный, ему даже на сторону некогда взглянуть, тянет в рот, что под руку попадет. Может быть, Томка права?
Что касается занятости – это была истинная правда. Вадим был на пике формы, успевал все и с гордостью говорил, что он мультифункционален. Эта многоликость делала его незаменимым не только для Нилки, но и еще для нескольких десятков моделей, одна моложе другой.
На месте Вадим не сидел. Он постоянно мотался в командировки, часто – за рубеж.
Возвращаясь, вел Нилку в какой-нибудь клуб или ресторан, покупал цветы.
…Под шум воды Нилка не услышала шагов и вздрогнула, когда Вадим отдернул шторку:
– Опять не спишь?
– Да. Душно, – виновато улыбнулась она.
– Ну-ну.
Мазнув по Нилке равнодушным взглядом, Вадим исчез, не задернув занавеску, и Нилке пришлось тянуться на угол ванной.
В зеркале на стене выплыло ее отражение.
Бледная тень. Тля. Спирохета. Этим и берет. Ведь главное требование к модели – не затмить собой наряд. С Нилкой – можно голову дать на отсечение – этого никогда не произойдет. Она никогда не затмит собой ни один наряд, пусть это будет даже купальник. В любом мейкапе она останется идеальной вешалкой – незаметной и жизнерадостной. Не это ли держит возле нее Вадима?
– Поздравляю, ты прошла кастинг, – сказал Вадим.
Нилка подпрыгнула и прикусила язык.
Не первый раз слышала эти слова, а привыкнуть все равно никак не могла.
– Когда показы?
– В феврале.
Стоял октябрь. Порыжевшие деревья роняли на асфальт сухие листья.
Всего-то времени прошло – весна и лето, и вот он – момент торжества.
Каких-то полгода, и Неонила Кива едет на Неделю моды в Мадрид. Это, конечно, еще не эксклюзивные контракты, но все только начинается!
Часто Нилке становилось страшно: как она без Вадима?
Он как-то незаметно захватил в свои руки все ниточки, связывающие ее с фэшн-бизнесом.
Портфолио Нилки было у Вадима. Все контакты с заказчиками были у Вадима.
Выход на модельные дома тоже был у него. Не доверяя никому, Вадим сам отбирал лучшие и отправлял Нилкины особенно удачные работы – "буки" – в международные агентства. Нехитрую Нилкину бухгалтерию тоже вел Вадим.
Нилка заметила: чем профессиональнее она становится, тем внимательнее к ней относится любимый. Сама бы Нилка, может, и не дошла до таких психологических глубин – ей в этом безвозмездно помогала Томка.
– Пока он от тебя зависит – он твой, – дула в уши подружка, – все просто, девочка моя, все просто.
– Я тебе не верю, – вяло сопротивлялась Нилка. Может быть, в их безжизненном, лишенном страстей союзе и было что-то неестественное, как у Любови Орловой и Григория Александрова, но обращались они друг к другу все-таки на "ты" и спали в одной постели.
– Дело твое, – Тамара грустно усмехнулась, – одно могу сказать: Вадик с тебя купоны стрижет, тупо использует тебя – невооруженным глазом видно. Вот откуда это ровное отношение. Ему на Неонилу Кива начхать. Ему важно, чтобы модель номер сто двадцать семь пахала, как раб на галерах. Пока ты идешь в гору, он с тобой, стоит тебе оступиться – вот тогда ты узнаешь, какая это бездушная скотина.
В потемневших от невысказанного горя Нилкиных глазах читалась мольба.
– Врешь.
– Наивняк ты, Кива.
Нилке хотелось зажать уши, она всем существом противилась Томкиным словам.
Использует и вышвырнет – что-то похожее она уже слышала. Что-то похожее прорицал недоумок Веня.
Яд Томкиных речей заполз в душу, сопротивляться ему было трудно. Нилку раскачивало, как на качелях.
То она спрашивала себя: "Много ты видела таких мужчин, как Вадим?" И сама себе отвечала: ни одного. Вадим – мужчина, каких не бывает.
Кто, как не Вадим, оплатил обучение в школе моделей и подогнал жилье? Какая ему выгода была от этого? Даже будучи богочеловеком, Вадим ставил на темную лошадку, потому что не мог с уверенностью предсказать Нилкино будущее. И она клялась себе, что всем докажет, как они ошибаются. Вовсе Вадим не бездушная скотина. Он самый нежный и заботливый.
То снова одолевало сомнение: не такой богатый у тебя опыт, дорогуша, чтобы судить о мужчине.
И опять: "Все у нас с Вадимом супер. И Вадим супер".
Велик был соблазн Томкины выпады списать на женскую зависть, но даже Нилка понимала, что это не избавит ее от мучительной ревности, сытой коброй свернувшейся на сердце.
Есть только один способ удержать возле себя Вадима – стать топ-моделью. Уж она постарается, уж она выложится, чтобы остаться на подиуме. Она из кожи вон вылезет и перелицуется. Ради Вадима она будет бегать, плавать, качаться и танцевать, но не поправится ни на один грамм и не потеряет форму. Ни-ког-да.
…Курсы вождения Нилка тоже окончила ради Вадима.
Теория давалась ей без особых усилий, но практика…
Дорожные знаки и разметки вызывали одну реакцию – истерично жать на тормоз и глушить мотор.
Но так же как на подиуме и перед камерой, Нилка научилась не трястись на дороге, не впадать в панику перед знаками и разметками, зато теперь во дворе стояла "мазда" – ее собственность, и это было одно из чудес света.
Просыпаясь, Нилка вспоминала о машинке, вскакивала и неслась к окну – любоваться. Пока еще процесс ей не наскучил, пока сердечко подпрыгивало в радостном изумлении: неужели это моя красавица?
За рулем Нилка чувствовала себя все увереннее, дошло до того, что Вадим доверил ей отвезти себя в аэропорт – вот какой она водитель!
Красавица мокла под дождем, и Нилка послала ей воздушный поцелуй и пообещала, что скоро купит гараж.
Из-за дождя пробежка отменялась. Значит, сегодня на выбор или тренажеры, или танцы.