* * *
В самолете, на обратном пути в Болонью, Петер ознакомился с материалами, захваченными у Вирджилио Финолли. Он полагал, что ему все известно о мире политики и его интригах. Теперь оказалось, что он не знал ровным счетом ничего. Даже самая извращенная фантазия не смогла бы породить столь отвратительной картины. Секретный агент подробно задокументировал множество преступлений, совершенных сознательно и преднамеренно. Марии не повезло: она по чистой случайности столкнулась с этими людьми, и они надругались над ней. Но, к счастью, она осталась жива, и теперь он был рядом, чтобы ее охранять.
Петера мучили мысли о происшедшем, но он не представлял, что худшее еще впереди. Внутренняя обстановка виллы все еще хранила признаки былой роскоши, несмотря на ущерб, нанесенный теми, кто перевернул все вверх дном в попытке отыскать пленки, о которых рассказала Мария. Люди Петера не понимали, почему хозяин так волнуется из-за этой развалюхи, но не сомневались, что у него есть на то веские основания. Они привыкли не задавать вопросов и выполнять его приказы без обсуждений. Ведь они служили ему годами, и Петер ни разу не заставил их пожалеть об этом.
Они бродили по дому как призраки. Уже в саду Петер сказал:
- Я выставлю этот дом на продажу. Вся выручка пойдет на благотворительность. Надеюсь, таким образом нам удастся смыть хоть часть этой грязи.
Он повел их к невысокому зданию гаража. Они поднялись по железной лестнице на второй этаж, в квартиру. Попав внутрь, Петер убедился, что все соответствует описанию, данному Марией. При мысли о том, что она была заложницей в этом гнусном месте, он снова ощутил глухую ярость. Квартирка над гаражом тоже выглядела так, словно по ней пронесся ураган. Антонино все перевернул вверх дном, ища катушки с записями. Но так и не нашел того, что искал, подумал Петер, увидев, что потолок в ванной цел.
- Кажется, это панельный потолок, - заметил он вслух, обращаясь к одному из своих людей. - Посмотрим, сумеешь ли ты сдвинуть одну из панелей.
Телохранитель встал на край ванны и принялся выстукивать по потолку костяшками пальцев.
- Тут есть полость, - подтвердил он, сдвинул панель и засунул руку внутрь. - Тут что-то лежит.
Он вытащил картонную коробку и протянул ее Петеру. Открыв ее, Петер увидел те самые катушки с магнитофонными пленками, о которых говорила Мария.
Вечер он провел в гостинице, прослушивая записи, сделанные Мореттой. Теперь ему было известно гораздо больше, чем Мария могла бы вообразить. Узнал он и имена сообщников Антонино Катании. Но это были всего лишь имена. Он не знал, где их искать.
На руках у него была информация, наводившая на него ужас. От нее надо было избавиться как можно скорее. Когда, ближе к рассвету, Петер уснул, последней его сознательной мыслью была мысль о Марии. Он обещал ей достать эти записи, чтобы она сама могла отнести их в полицию, сдержав таким образом обещание, данное подруге. Но он не хотел, чтобы она вновь оказалась замешанной в эту историю. Так, впервые в жизни, Петер решил солгать ей.
12
Вилла, выстроенная в неоклассическом стиле, стояла на склоне невысокого холма над Бонье. Портал из туфового камня венчал вход в трехэтажное здание, возвышавшееся над бескрайними виноградниками. Здесь, под щедрым солнцем Прованса, созревали лучшие местные сорта винограда, предназначенные для тонких вин, умножавших славу семейства Онфлер.
Мистраль никогда раньше не бывал в доме, подобном этому, обставленном великолепной старинной мебелью и увешанном драгоценными полотнами.
Шанталь пригласила его на выходные.
- Теперь мои родные смогут наконец познакомиться с тобой и убедиться воочию, что ты нормальный человек. А то они склонны считать всех, кто не принадлежит к их кругу, инопланетянами.
Зачарованным взглядом Мистраль разглядывал утварь, ковры, серебро, терракотовые скульптуры и хрустальные люстры необыкновенной красоты.
- Этот дом похож на сказку! - воскликнул он.
- Это наш загородный особняк. Ты еще не видел наш дом в Париже, - небрежно бросила она.
Мистраль отдал свой саквояж одному из слуг и последовал за Шанталь во внутренний дворик, чтобы полюбоваться садом, террасами спускающимся вниз по холму и освещенным последними лучами вечерней зари.
- Ведь здесь ты выросла, верно? - спросил он, стараясь вообразить, как проходило детство Шанталь в этом прекрасном доме.
- Я росла в разных местах, - ответила она, - но, конечно, и здесь тоже. Но только не зимой, когда дует мистраль. Зимой здесь очень страшно.
- Я знаю. Силу этого ветра я несу в своем имени. И в сердце, - признался он и перевел разговор: - А где же ты жила зимой?
- В Париже, разумеется. В августе мы ездили на море. В декабре - в горы. Ну а кроме того, я много лет провела в коллеже, в Пиренеях. Жуткая дыра. Но настоящий наш дом, конечно же, здесь. Папа унаследовал его от своего отца, а дедушка от своего, и так далее.
- Понятно, - улыбнулся он, окидывая взглядом долину, представлявшую собой один сплошной виноградник.
Тут и там посреди зеленого моря возвышались островки крестьянских усадеб. В одной из них, должно быть, жили Плувены, родственники его матери. Он все еще помнил слова Адели, сказанные ему в детстве: "Когда-нибудь я отвезу тебя в Прованс познакомиться с твоими дядями и тетками". Но они так и не собрались съездить во Францию. Возможно, Адель не захотела вновь увидеть семью, позабывшую о ее существовании с тех самых пор, как она вышла замуж за рыбака из Чезенатико. Эти крестьяне из Прованса были суровыми, непреклонными людьми. Кто знает, может быть, и аристократы, такие, как Шанталь, были на них похожи?
- Тебе так понравился этот вид? - удивилась девушка, увидев его в глубокой задумчивости.
- Это ведь и моя земля, - неожиданно объявил Мистраль. - Моя мать родилась здесь.
- Ты что, шутишь?
- Я говорю совершенно серьезно.
- И поэтому тебя зовут Мистралем?
- Верно. Мою мать зовут Адель Плувен.
- В этих местах живет много Плувенов. Некоторых я знаю. Они у нас арендуют землю уже лет сто, а может, даже и больше.
- Это мои родственники, - улыбаясь, подтвердил Мистраль.
- Тебе это кажется забавным? - спросила Шанталь.
- Конечно. Вот бы удивились братья моей матери, если бы узнали, что их племянник в хозяйском доме ведет разговор с глазу на глаз с графиней Онфлер.
- И ты никогда здесь раньше не был?
- У меня эти места не вызывали особого интереса. По крайней мере, пока ты не появилась на моем горизонте, - признался он, обнимая ее за плечи.
- А что сказала бы твоя мать, если бы сейчас увидела тебя здесь? - прищурилась она лукаво.
- Моя мать обладает редкостным даром никогда и ничему не удивляться, - сухо ответил Мистраль.
Ему не хотелось говорить об Адели: любовное чувство к матери было так дорого его сердцу, что им невозможно было поделиться ни с кем.
- Значит, ты вырос двуязычным, - заметила Шанталь. - Теперь я понимаю, откуда у тебя этот деревенский акцент, когда ты говоришь по-французски. - Разговор ее явно забавлял.
- А я-то думал, что мой французский безупречен. - Он притворился обиженным.
- Ну, скажем, он почти безупречен, - снисходительно признала она.
- Увы, я не посещал аристократических коллежей, подобных тем, в которых ты провела свою юность.
- У меня о них сохранились самые мрачные воспоминания, - внезапно нахмурилась Шанталь.
- Ладно, будем считать, что мы поведали друг другу истории наших жизней, - подвел черту Мистраль.
- Прошлое мало что значит, меня больше волнует настоящее, - сказала она. - Пойдем, я провожу тебя в твою комнату.
Шанталь взяла его под руку и повела на второй этаж виллы, где были расположены комнаты для гостей. В комнате Мистраля были две застекленные до полу двустворчатые балконные двери с видом на бассейн, над которым с криками носились ласточки, иногда пикируя и касаясь крыльями воды, а затем вновь взмывая в небо, чтобы продолжить свой хаотичный полет до наступления темноты.
Мистраль прикрыл ставни, заслоняясь от последних лучей солнца, всегда вызывавших у него смутное ощущение беспокойства. Особенно не любил он осенние вечера, когда красота и смерть словно идут рука об руку. В Чезенатико, когда он был ребенком, Мистраль на закате уходил на берег моря, чтобы следить за полетом чаек. Вечернее небо так действовало на него, что он начинал плакать, свернувшись калачиком на песке и закрыв лицо руками.
Все началось в тот день, когда после ожесточенной и неравной (двое на одного) драки с мальчишками старше его годами он вынужден был спасаться бегством и убежал на пляж. Тут Мистраль как бы новыми глазами увидел море, поглотившее его отца Талемико, когда он был еще совсем маленьким. "Они пользуются тем, что у меня нет отца, он бы не дал меня в обиду", - думал он, утирая слезы. Ему отвечал лишь однообразный шум волн. В последних лучах заката они медленно катились к берегу и разбивались о прибрежный песок.
Шанталь подошла к нему и принялась нежно гладить его волосы и плечи.
- Ты что, играешь в "замри-умри-воскресни"? - спросила она, заметив его задумчивый вид.
- Я вспоминал далекие годы, - ответил Мистраль, обнимая ее.
- Давай попробуем, удобна ли эта кровать? - многозначительно предложила она.
- А мы не опоздаем к ужину? - У него не было настроения заниматься любовью.
- У нас еще есть несколько минут. И за этот краткий миг может случиться очень многое, - улыбнулась Шанталь и принялась расстегивать ему рубашку.
За столом Мистраль увидел и старую графиню Онфлер, grand-maman, как все ее называли. Она была не так уж стара, но почти совершенно глуха и обвиняла окружающих в том, что они шепчутся, чтобы не дать ей услышать, о чем разговор.
Мистраль чувствовал, что его терпят как чужеродное, хотя и безвредное на данный момент существо. Он был человеком без корней, без традиций, просто очередным капризом Шанталь. Ведя праздный светский разговор, члены семьи Онфлер пытались найти хоть какое-то оправдание присутствию среди них этого красивого парня без прошлого.
- Стало быть, вы участвуете в автомобильных гонках, - сказала grand-maman. Она очень мало ела, зато частенько прикладывалась к бокалу, которому зоркий официант не позволял пустеть. - В молодые годы я была знакома с одним итальянцем, он участвовал в "Милле Милья". Очаровательный молодой человек из очень знатной семьи. Граф Джованнино Лурани. Он ехал в паре с Джиджи Виллорези. Я даже припоминаю, что они ехали на "Мазерати", а впрочем, может быть, это была "Альфа-Ромео". Ее, кажется, сконструировал Марио Ревелли. Прошло столько лет, память иногда меня подводит. - На запястьях у старой графини звенели тяжелые золотые браслеты с подвесками. - А вы, э-э-э, как, вы говорите, ваша фамилия?
- Вернати, мадам. Мистраль Вернати, - ответил он, стараясь говорить громче.
- Что-то не припомню ни одного Вернати среди моих итальянских друзей, - скорбно вздохнула старая дама.
- Его мать француженка, - вмешалась ее невестка.
Шанталь заблаговременно снабдила мать нужными сведениями, но графиня дрожала при мысли, что рано или поздно ее свекровь вылезет с каким-нибудь бестактным вопросом.
- О, я нахожу это очаровательным, синьор Вернати. Откуда же родом ваши предки по материнской линии? - не унималась старуха.
Шанталь решила, что наступило время ретироваться.
- Мама, объясни ей сама, - сказала она, поспешно поднимаясь из-за стола. - Прошу нас извинить, бабушка. Мы и так уже припозднились, а нас еще ждут друзья в Бонье.
- Я все прекрасно понимаю. У вас, молодых, своя жизнь, вам надо веселиться. Но скажи мне только одно, радость моя. Ты неравнодушна к этому молодому человеку, или я ошибаюсь?
Граф смущенно закашлялся, графиня вся напряглась в ожидании ответа.
- Все гораздо серьезнее, grand-maman. Этот молодой человек похитил мое сердце, - вызывающе бросила Шанталь.
- Я так и поняла, я догадалась, - кивнула grand-maman, весьма довольная собой.
Когда они уже выходили из столовой, Мистраль услышал, как бабушка спросила:
- Какого он рода, этот юноша?
- Они ей скажут, что среднего, верно? - усмехнулся он.
- А вот и нет. Теперь, когда мама знает о моих намерениях в отношении тебя, она скажет бабушке, что ты из рода Плувенов, а grand-maman покачает головой, пожалуется, что стала забывать имена, и посетует на свою скверную память.
- Я себя чувствую полным идиотом, - признался Мистраль. - Но я не ожидал, что придется сдавать экзамен.
- А чего же ты ждал? В любом случае волноваться не стоит: тебе поставили проходной балл и перевели в следующий класс. Это я тебе гарантирую.
Не успели молодые люди выйти за дверь, как на ассамблее в столовой открылась общеполитическая дискуссия.
- Ну, что ты скажешь, Андрэ? - обратилась к мужу графиня. - Что нам ничего иного не остается, как сделать хорошую мину в надежде, что все закончится наилучшим образом, - сухо ответил граф.
- Ты думаешь, Шанталь решится выйти за него замуж? - ахнула его жена, не веря собственным ушам.
- По правде говоря, я молю бога, чтобы он решился жениться на ней, - возразил граф. - В общем и целом он производит впечатление славного малого. Хорош собой. У него есть будущее. И насколько мне известно, автогонщики со временем начинают вызывать общественный интерес, - заключил граф.
- Прекратите шептаться! - возмутилась старая графиня. - Кто вызывает общественный интерес?
- Мы говорим о Мистрале Вернати, grand-maman, - объяснила графиня, повышая голос.
- Разумеется, он вызывает интерес! Особенно с эстетической точки зрения, - с кокетливой улыбкой вынесла свой приговор grand-maman.
- Моя мать, как всегда, верна себе, - заметил граф.
- Но все-таки, могу я узнать, что происходит? Женится он на ней или не женится? - продолжала расспрашивать старая графиня.
На несколько минут граф погрузился в размышления. Когда он наконец заговорил, вид его был мрачен:
- Женится. Шанталь красива, и она из хорошего дома. Такие козыри крыть нечем.
- Только бы он не узнал до свадьбы, из какого теста она сделана, - вздохнула графиня.
Супруги Онфлер не чаяли дождаться той минуты, когда можно будет сбыть с рук свою дорогую доченьку, эту раскаленную головешку, которая давно уже обжигала им пальцы.
13
Петер позвонил в тот момент, когда она играла парную партию в теннис с телохранителями. Было уже сильно за полдень, с озера поднималась влажная дымка. Марии нравился теннис, она научилась вполне прилично играть. При игре в паре у сетки она была просто незаменима. Вот и сейчас она со своим напарником вела в счете. Один из садовников позвал ее:
- Синьорина, вас к телефону.
Голос у Петера был веселый:
- Прости, что прервал гейм.
- Ты спас двух своих парней от разгрома, - так же весело ответила она.
Он рассмеялся:
- Они проигрывают?
- У них нет ни малейшего понятия о рыцарском поведении, поэтому они ни за что не хотят мне уступить, - ответила Мария, вытирая разгоряченное лицо и шею махровым полотенцем. - И я тебе благодарна за эту маленькую передышку.
- Как ты? - с беспокойством спросил Петер.
- Я в отличной форме.
- Рад слышать.
- Ты нашел то, что мы искали?
- Это довольно запутанная история. Я все тебе расскажу по возвращении.
Петер не доверял телефонам и пользовался ими с большой осторожностью. Мария об этом знала и тоже научилась не доверять телефонному аппарату слова, которые могли быть подслушаны.
- Ну что ж, тогда я буду тебя ждать, - ответила она.
- Я еще не так скоро вернусь.
- А когда?
- Придется подождать еще несколько дней.
- Сколько скажешь. Я тебя обнимаю, - попрощалась она.
Внезапно Марию охватили тревога и растерянность. Эти ощущения были ей хорошо знакомы, но она надеялась, что уже сумела навсегда избавиться от них. Мысль о возможном рецидиве повергла ее в состояние, близкое к шоку. Необходимо было срочно поговорить с психиатром. Она позвонила к нему в миланскую приемную, заранее убедив себя, что доктора не окажется на месте. Кризис всегда начинался с этого: она падала духом, теряла веру, самые пустяковые дела представлялись ей непреодолимо трудными. Вопреки ее ожиданиям, оказалось, что доктор Бергонци у себя и даже не слишком удивлен ее внезапным звонком.
- Я опять погружаюсь во тьму, - заключила она свой рассказ о последних событиях.
- Давайте это обсудим, - предложил психиатр, внимательно ее выслушав.
- Через час, хорошо? - попросила она.
- Мне очень жаль. Через час у меня сеанс.
- Я дождусь, пока он кончится. Прошу вас, мне очень нужно с вами поговорить, - умоляюще произнесла Мария, охваченная мучительной тревогой.
Ей пришлось до восьми часов вечера дожидаться в приемной психиатра. Наконец врач принял ее.
- Присаживайтесь, - пригласил доктор, протягивая ей руку и указывая на кресло по другую сторону стола. - К сожалению, могу уделить вам только пять минут: я жду гостей к ужину.
Мария, вплоть до этой минуты находившаяся в состоянии безудержной паники, внезапно почувствовала себя лучше. Ее первые слова удивили даже ее самое:
- Я люблю Петера Штрауса.
- Это утверждение или вопрос?
- Это открытие, порождающее множество сомнений, - ответила Мария, ожидая комментариев, но их не последовало.
Он разжигал трубку, стараясь не обжечь большой палец настольной зажигалкой.
- Вопрос вот в чем, - вновь заговорила Мария. - Он кажется мне привлекательным и желанным, потому что он - Петер Штраус со всем своим богатством, или я просто цепляюсь за него, как за единственную реальность в мире хаоса? Я не уверена, что достаточно ясно выражаюсь…
Доктор проверил, как раскурена трубка, и по кабинету разлился пряничный запах табака. Трубка тянула отлично. Он сделал пару коротких затяжек и откинулся на спинку кресла, глядя на нее и не говоря ни слова.
Мария в это время пыталась сформулировать для себя следующий вопрос, и нужные слова не замедлили прийти.
- Неужели я не могу любить его за его душу, за то, чем он является, а не кажется?
Доктор Бергонци любовно погладил чашу трубки и взглянул на Марию с ласковой усмешкой.
- Почему вы с таким упорством усложняете себе жизнь?
- Я хочу быть честной по отношению к себе и к нему.
- Давайте на минутку оставим честность в стороне. Я тебя люблю, потому что ты мне нужен. Понимаете?
- Ты мне нужен, потому что я тебя люблю, - Мария моментально вывернула наизнанку его посылку.
- Ну вот, вы сами себе и ответили. Вы любите Петера Штрауса. Точка. Конец связи. Перестаньте себя изводить. Вы уже пережили положенную вам долю несчастий. Вам не кажется, что с вас уже довольно? - Он взглянул на часы: - Прошло уже пятнадцать минут. Я обещал вам пять.
- Я еще не закончила. - Мария судорожно уцепилась за подлокотники кресла.