- Алло! - донесся до Розы голос Вивьен - совершенно отчетливый, хорошо слышный через закрытую дверь даже на другом этаже.
- А-а, - голос Вивьен радостно повысился, - это ты, Макс!..
Роза поднялась к колен и на цыпочках приблизилась к двери, забыв про красную баскетбольную кроссовку в руке.
- В субботу, в субботу… - продолжала Вивьен. - Сейчас попробую. Надо взглянуть… - И она рассмеялась: - Точно! Словно из позапрошлого века. Но ты же меня знаешь. Я даже видеомагнитофон не освоила. Мой предел - бумага и ручка.
Снова зашуршали страницы.
Потом Вивьен продолжала:
- В субботу я работаю. Да, придется. Элисон едет на выходные на какой-то литературный фестиваль. Макс, я… да, вечером будет в самый раз. Боже мой! Ты приглашаешь меня на ужин? А что говорит на этот счет этикет, если мы расстались? - Она снова рассмеялась, а затем сказала с неподдельной лаской в голосе, которую Роза мгновенно распознала: - Ты ничуть не изменился. До субботы.
Щелкнула положенная на место трубка, после краткой паузы каблучки Вивьен как-то особенно задорно процокали по дощатому полу прихожей. Роза перевела взгляд на кроссовку в своей руке. Эти кроссовки ей подарил Джош. Точнее, собирался подарить, пока не обнаружил уже у кассы, как всегда бывало, что ему нечем платить за покупку, не считая мятой пятифунтовой купюры и горсти мелочи. Роза заплатила за кроссовки сама, а он купил ей на ту самую мятую пятерку единственную желтую розу - такую громадную, на таком длинном стебле, что всю дорогу домой на нее пялились в метро. Без достойного повода, чаще романтического, столь броские розы не дарят. Роза уронила кроссовку на ковер. Повод и вправду был, только совсем другой: она заплатила за еще одну ненужную ей вещь.
Ожил ее телефон, валяющийся на одной из двух кроватей, в куче носков и колготок. Роза взглянула на экран и нажала кнопку.
- Да, мам.
- Дорогая, как твои дела? - спросила Эди.
Роза огляделась. Несмотря на обилие ее вещей, дух Вивьен здесь по-прежнему был неистребим.
- Прекрасно.
- Я только хотела узнать, - как ни в чем не бывало продолжала Эди, - ты не поможешь мне с приемом?
- В каком смысле?
- Мне надо пригласить на ужин двух членов нашей труппы. Чтобы помочь им поладить - ну, ты понимаешь. Режиссер попросил.
- А я думала, режиссеры для того и существуют.
- Да, только не наш. Так ты приедешь? Поужинаешь с нами и поможешь развлечь гостей?
Роза нахмурилась, уставившись на свои носки.
- Когда?
- В субботу. Ты в субботу не занята?
- Нет. - Роза зажмурилась. - Не занята.
- И ты придешь?
- Ммм…
- От тебя ничего не потребуется. Не будет ни расспросов, ни уговоров. Обещаю.
- Но я никогда не смотрела Ибсена…
- Не имеет значения. Ну пожалуйста!
Роза открыла глаза. Конечно, можно было бы остаться здесь, сидеть перед телевизором Вивьен и смотреть всякую чушь, которую обычно гоняют по субботам, когда сама Вивьен улизнет, окутанная облаком духов и предвкушения. Интересно, насколько тоскливым будет этот вечер?
- Ладно, - сказала Роза.
Черил Смит явилась на званый ужин в алых атласных джинсах, заправленных в ее пиратские сапоги, и черном свитере, сползающем то с одного, то с другого плеча настолько откровенно, что Рассел задумался, сможет ли забыть об этом зрелище хоть на минуту. Черил дружески поцеловала его, оставив на щеке лоснящийся вишневый след губной помады, сообщила, что Рассел однажды здорово помог ее другу, Митчу Моррису, о котором сам Рассел слышал впервые, и пообещала как-нибудь заглянуть к нему в офис.
Он подал ей бокал красного вина.
- Двери моего офиса открыты для всех, у кого есть талант, кто готов работать и отдавать мне десять процентов гонорара.
Она рассмеялась и залпом отпила полбокала.
Эди она сказала:
- Здоровенный у вас дом.
В этот момент Эди добавляла кокосовое молоко в кастрюлю с карри.
- Когда мы его покупали, такое жилье еще можно было себе позволить. Если у тебя семья, иметь свой дом - в порядке вещей, в те времена это считалось нормальным.
Черил приняла привычную позу танцовщицы.
- Не могу представить, что у меня когда-нибудь будет что-нибудь этакое.
Рассел старался не смотреть на ее плечи.
- А что бы вы хотели иметь?
- О-о, машину! "Морган".
Эди взяла плоское пластиковое корытце с листьями кафрского лайма.
- Как думаете, сколько положить?
Черил покачивала бокал, вино в нем вращалось.
- Я в стряпне ничего не смыслю. В театральной школе питалась только водкой да бутербродами с сыром. А теперь - красным вином и пиццей.
- Гадость, - с улыбкой откликнулся Рассел.
Черил улыбнулась в ответ и подняла бокал.
- Баша мать была бы в ужасе, - заметила Эди, кроша листья в свое варево.
- Она тоже никогда не готовит. Кухней у нас всегда заведовал отец. Неудивительно, что он сбежал. Когда детей пятеро, всем сразу никакой едой не угодишь. - И она впервые за весь разговор взглянула Эди в глаза: - А что, Ласло не придет?
Рассел кивнул в сторону окна:
- Уже пришел.
- И где он?
- В саду. Болтает с моей дочерью Розой.
- С нашей дочерью, - уточнила Эди.
Черил направилась к окну, наклонилась и выглянула в сад. Алый атлас натянулся на ее крепком заду.
- Он ничего, - заметила она.
Рассел и Эди переглянулись.
Эди спросила не оборачиваясь:
- Тогда почему же вы его третируете?
- Потому что он едва успел окончить театральную школу. Пусть узнает, почем фунт лиха.
Присев на угол стола, Рассел разглядывал ягодицы Черил.
- А если будущая работа покажется ему невозможной и неприятной - что в этом хорошего?
Черил обернулась.
- Неприятной? - улыбнулась она. - В самую точку.
- Похоже, вы знаете толк в неприятностях, - заметил Рассел.
Черил подмигнула:
- Еще бы!
- А приятной быть умеете?
- Это скучнее.
- Но уместнее, - возразила Эди, проходя через кухню с ложкой карри на пробу Расселу, - особенно если вместе с другими делаешь общую работу - чем, собственно, и занимаются актеры. Не слишком кисло?
Рассел взял у нее ложку.
- На месте Фредди Касса, - сказал он, - я сразу заявил бы вам, что в два счета найду другую Регину.
Черил рассмеялась.
- Правда?
Рассел отдал ложку Эди:
- Нет. Кислоты и сладости в самый раз. - И он повернулся к Черил: - Правда.
Она отхлебнула из своего бокала, сунув в него нос.
- Вы говорите такое всем актерам, с которыми работаете?
- Всем до единого, - заверил Рассел и сполз со стола. - Им нравится.
- Черил здесь, - с несчастным видом сообщил Ласло Розе.
Поверх одежды Роза натянула один из свитеров Рассела, рукава которого почти закрывали ей пальцы. Судя по отражению в окне кухни, в таком виде она походила на неандертальца - массивное туловище и длинные обезьяньи руки.
- Ты же заранее знал, что она придет.
- Только посмотри, в чем она.
Роза уже заметила.
- Думаю, это она нарочно.
- Недавно на репетиции она мне заявила:
"Целоваться с тобой я буду, только если совсем припрет".
- Могла бы и промолчать.
- Не знаю, что бы я делал, если бы не твоя мать, - признался Ласло.
Роза окинула его взглядом: рослый, выше ее, но худой как жердь, с одухотворенным миловидным лицом из тех, которые не назовешь ни девичьими, ни юношескими. Не в ее вкусе. Она передернула плечами под свитером. Совершенно не ее тип.
- Дело не только в том, что она так добра ко мне, - продолжал Ласло, - просто она знает, что делает, и этим помогает мне вжиться в роль. Понимаешь, о чем я?
- Я же не актриса.
Он метнул в нее быстрый взгляд.
- А чем ты занимаешься? - вежливо спросил он.
Роза отвернулась и небрежно бросила:
- Туристическим бизнесом.
- Судя по голосу, не очень-то по душе тебе эта работа.
- Верно.
- Этим и отличается актерское ремесло - его не выбирают… - Он осекся и виновато добавил: - Тебе ли не знать. У тебя же мать актриса.
Роза снова перевела взгляд на окно кухни. Эди махала рукой, призывая их в дом. Сначала она отправила обоих в сад, чтобы в отсутствие Ласло уговорить Черил смягчиться, а теперь звала обратно. Роза вздохнула.
- С ней все по-другому. Она работала урывками, мы, конечно, знали, чем она занимается, но не придавали этому никакого значения…
Ласло уставился на нее:
- А ты знаешь, какая она талантливая?
Роза ответила ему таким же удивленным взглядом:
- Ну да.
- Знаешь, - сказал он, - похоже, ты даже не догадываешься…
- Она моя мать, - перебила Роза.
Ласло промолчал.
Ступая по сырой траве, Роза направилась к дому.
- Я совсем не то имела в виду…
- Да.
Роза остановилась.
- Я, наверное, выгляжу избалованной… - продолжала она неожиданно для себя.
После длинной паузы за ее спиной в весенних сумерках прозвучал голос Ласло:
- Вообще-то да.
Глава 9
Сидя в вагоне метро и направляясь в Северный Лондон, Мэтью разглядывал попутчиков. Начинался вечер, рабочий день только что завершился, поезд был переполнен - и не только усталыми мужчинами с сумками для ноутбуков и газетами, но и усталыми женщинами, тоже с сумками для ноутбуков, дамскими сумочками и пакетами из супермаркетов. Среди этих женщин попадалось много молодых, напоминающих Мэтью о Рут. На продуманные стрижки, деловые костюмы и общий облик этих девушек никто из мужчин не обращал внимания, а если и обращал, то не больше, чем на другие неизбежные подробности рабочего дня. Мэтью невольно с грустью вспомнил, как Рут старалась следить за каждой мелочью их жизни, настойчиво и неутомимо подправляла, подтягивала и улучшала все, что портило картину, и эта тщательность изумляла его, особенно на первых порах.
Блейз, стол которого стоял за столом Мэтта, однажды признался, что не устает восхищаться нынешними женщинами.
- Мне за ними не угнаться, - с оттенком грусти признался он Мэтью в обеденный перерыв. - Я про девушек. Современных, конечно.
И он добавил, что на время решил забыть о них, чтобы получить свидетельство пилота-любителя. Если Мэтью захочет научиться управлять самолетом, он поможет это устроить, В полете чувствуешь себя так, словно все в твоих руках, и в то же время к тебе никаких претензий, а в отношениях и в бизнесе никогда не удается оправдать чужие ожидания.
- Сейчас я не оправдываю даже собственные, - признался Мэтью.
Блейз оторвал взгляд от экрана.
- Тогда снизь планку, - посоветовал он.
Мэтью поднялся со своего места и указал на него бледной женщине с огромным кофром для профессионального фотоаппарата и гигантской папкой, прижатой к груди.
На Мэтта она едва взглянула.
- Спасибо…
Старушка негритянка, сидящая рядом, в фетровой шляпке и очках в роговой оправе, повернулась к ней:
- Он не расслышал.
Бледная женщина промолчала, пристраивая папку и кофр на коленях.
- В наше время так редко встретишь юношу с хорошими манерами…
- Ничего, - прервал Мэтью, - все в порядке.
- Так почему бы не похвалить тех немногих, у кого эти манеры есть?
Шея бледной женщины покрылась багровыми пятнами смущения.
Мэтью наклонился к ее соседке:
- Я слышал, она сказала "спасибо".
Негритянка ответила ему невозмутимым взглядом.
- Надо было посмотреть на вас. Надо было улыбнуться. Может, вы устали еще сильнее, чем она!
- Но я же не…
- Кому-то с вами повезло, - повысила голос негритянка. - Какой-то женщине посчастливилось иметь рядом джентльмена.
Мэтью отвернулся. Он чувствовал, что его шея покраснела также жарко, как у бледной женщины с кофром. Толстяк, повисший на ременной петле, укрепленной на поручне, перехватил его взгляд и подмигнул. Мэтью слегка поморщился и на миг прикрыл глаза.
Поезд остановился на станции "Мургейт". Пожилая негритянка поднялась, покачивая крестиком на шее, и направилась к двери.
Проходя мимо Мэтью, она отчетливо произнесла:
- Так и передайте своей леди: ей с вами повезло.
По вагону прокатились смешки, кто-то прыснул, между лопатками по спине Мэтта потекла тонкая струйка. Он взглянул на бледную пассажирку, ожидая увидеть хотя бы проблеск сочувствия, но она упрямо смотрела в пол.
Эди попросила встретить ее после репетиции. Она подробно описала, где ее найти, объяснив, что он сразу узнает репетиционный зал в Клеркенуэлле по желтой афише с рекламой "Пилатес для беременных". Сказала, что они могли бы выпить вдвоем, а может, даже поужинать. Она казалась настолько обрадованной его звонком, в ее голосе звучало такое облегчение, что он задумался: что стряслось у родителей, если он вдруг сделался маминым любимчиком? Обычно это место занимал Бен, который принимал его как должное - впрочем, как и многое другое. Мэтью вдруг понял, что об этом месте даже не вспоминал, по крайней мере два последних года, потому что не нуждался в нем. Жаль, что сейчас оно ему необходимо.
По словам Эди, от станции подземки до репетиционного зала было минут десять ходьбы, если держать курс на шпиль Сент-Джеймса. Стоя на Фаррингдон-роуд и разыскивая этот шпиль в небе, Мэтью думал, что такой ориентир могла дать только его мать - ей одной могло прийти в голову упомянуть какую-нибудь запомнившуюся ей деталь романтической панорамы, видную лишь с одной точки. Мэтью помнил, как раньше, когда они были маленькими, Эди часто указывала в окно и спрашивала у них, что они там видят. Они равнодушно отвечали, что видят только траву, сарай и заднюю стену дома, где живет немецкий дог, а она перебивала: нет-нет, дальше, за домом - неужели они не видят океаны, старинные замки, караваны верблюдов в пустынях? Сама Эди без труда разглядела бы церковь Сент-Джеймс, находящуюся в Клеркенуэлле, стоя совсем с другой стороны, на Фаррингдон-роуд, думал Мэтью. Возможно, тот же фокус помог ей без труда вглядеться в чащу, где заплутал Мэтью, и увидеть за ней свет и надежду. Хоть что-нибудь, лишь бы избавиться от ощущения, что за последние два года он, ни о чем не подозревая, обошел гигантский круг и вернулся к тому, с чего начал.
Эди ждала его у здания, прислонившись к тумбе с рекламой пилатеса, скрестив руки на груди и надев очки от солнца.
Он наклонился поцеловать ее в щеку.
- Я опоздал?
Обхватив обеими руками за шею, Эди притянула его к себе.
- Нет, мы просто закончили пораньше. Сегодня мы радовались жизни до упаду, и эта радость всех измотала.
- А я и не знал, что Ибсен умел радоваться, - заметил Мэтью, прижатый щекой к материнскому лицу.
- Нечему было. Во времена Ибсена в Норвегии жуть что творилось. Работа была проклятием и наказанием за грехи.
- Сплошное веселье…
Эди наконец отпустила Мэтью и взглянула на него:
- Вид у тебя никуда не годится.
- Да.
- Мэтт! Мэтью! - Она взяла его за руку. - Что случилось?
Он огляделся:
- Давай поищем какой-нибудь паб.
- Ты заболел?
- Нет, ничего подобного, - поспешил ответить он и двинулся по тротуару, увлекая мать за собой. - Я все объясню, - пообещал он, внезапно ощутив легкость освобождения, наполняющую грудь и голову. - Я все тебе расскажу.
* * *
Рассел отправился на предварительный показ новой американской пьесы в театре "Ройял корт", ушел в антракте и девятнадцатым автобусом вернулся домой. Он звал Эди с собой в театр, но она сказала, что у нее поздняя репетиция, а потом другие дела - она не объяснила какие, выразилась туманно, но не таинственно, во всяком случае, не настолько, чтобы насторожить Рассела. В прошлом, конечно, у них бывали тревожные звоночки, когда Эди вдруг увлеклась своим сценическим партнером или товарищем по школьному родительскому комитету, в работу которого Эди вносила громогласный и энергичный вклад. Если уж совсем начистоту, то и у Рассела бывали обеды, дневные встречи, а однажды даже целые выходные, когда он вспоминал, какими притягательными бывают новые знакомые, новые лица и тела даже для самых верных и порядочных супругов. Но не подозрения погнали Рассела прочь из театра сразу после первого действия и усадили в автобус, а неожиданный прилив чувства, которое с недавних пор стало до боли знакомым - желания, чтобы Эди была рядом с ним, чтобы придала иной, живой и яркий оттенок всему, что он видел и слышал. Откровенно говоря, прошли годы с тех пор, как он в последний раз так отчаянно скучал по Эди. Ну и пусть, теперь он наверняка наверстает упущенное. Разглядывая в окно автобуса вечерние толпы пешеходов, заполонившие тротуары, он размышлял, чем занять себя, свой разум и чувства, если он примчится домой и обнаружит, что Эди там нет.
Но она была дома. Она сидела за кухонным столом, читала вечернюю газету, нацепив очки, и прихлебывала чай из кружки. Рядом с газетой на столе, там, куда его обычно не пускали, застыл Арси в позе египетской кошки-статуэтки - стройный, удлиненный и совершенно неподвижный.
- Спектакль дрянь? - спросила Эди, снимая очки.
- Говорильня, - откликнулся Рассел, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. - Много слов, а смысла ноль. Ты совсем разбаловала кота.
Эди взглянула на Арси. Тот не удостоил ее ответным взглядом.
- Знаю.
- Репетиция удалась?
- Вполне. Ласло прекрасно играет излишнюю впечатлительность, но чтобы блистать, этого мало. Если он сделает из Освальда рефлексирующего нытика, публика не впечатлится.
Рассел заглянул в холодильник:
- Как насчет ужина?
- Я уже, - сообщила Эди, - но там еще осталась ветчина. Оглядывая полки, Рассел небрежным тоном спросил из холодильника:
- Ужинала одна? Или с кем-нибудь?
- Не одна. С Мэтью.
Пауза.
- С Мэтью, - повторил Рассел, не меняя позы.
- Да.
Он достал тарелку с ветчиной.
- Почему же не пришли поужинать сюда?
- Да мы не планировали. - Эди сложила газету. - Сначала зашли выпить, потом заказали пасту. Сдается мне, теперь я на пасту даже смотреть не смогу.
Рассел перенес ветчину на стол и направился к хлебнице.
- Как он?
- Рассел, - Эди резко выпрямилась, - это кошмар. Он в ужасном состоянии.
Он обернулся:
- Мэтью?
- Да.
- Потерял работу?
- Потерял Рут.
Рассел вернулся и сел к столу.
- Она его выставила?
- Нет. На самом деле все еще печальнее. Он ушел от нее, потому что она решила купить квартиру, он согласился, что ей пора, а она выбрала шикарную, возле Тейт-Модерн - и конечно, он не смог себе ее позволить, и вообще, как выяснилось, ему уже давно был не по карману их стиль жизни. Вот он и ушел, чтобы не мешать ей.