- Да, мужчина, старый приятель, - призналась я, стараясь быть по возможности откровенной. - Из Америки.
- Да. Наверно, отличный парень, - сказал Ричард, но в голосе его звучало большое сомнение.
- Да. Отличный. - Должно быть, воспоминания отразились у меня на лице, потому что выражение лица Ричарда странно изменилось. Он откашлялся.
- Я думаю, что я тогда лучше не буду тебе мешать в следующие выходные.
Мы подошли к двери квартиры. Наверное, Ричард ждал, когда я приглашу его зайти. Хорошо, подумала я, если кто-то обнимет тебя в первый день твоего вступления в возраст "около тридцати". Я чувствовала себя довольно мерзко и потянула его за собой.
- Пойдем.
- Знаешь, мне сегодня нужно быть дома, если ты не возражаешь, - удивил он меня. - Мне нужно рано встать. Утром тренировка. Мы играем с ребятами из "Куперс" в следующую среду.
- А-а.
- Когда мне нужно быть готовым в воскресенье?
- Около десяти я заеду за тобой.
- Хорошо, - он поцеловал меня в щеку. - Тогда до воскресенья.
Мое недовольство длилось примерно секунд десять. Никому из девушек не понравится получить отказ в ответ на соблазнительное предложение, особенно в день рождения, даже если это предложение сделано без энтузиазма. Но потом я испытала странное облегчение. Я поднялась к себе, стараясь по дороге не заглядывать на кухню на тот случай, если никто ее не убрал: это разочарование я отложила до утра. Оказавшись в безопасности за запертой дверью своей комнаты, я нырнула под кровать и достала оттуда коробку с моими самыми заветными сокровищами.
Это была обычная коробка из-под обуви, но ее содержимое было для мня дороже всех золотых цацек от Тиффани. Нарцисс, засушенный между двумя пожелтевшими листами блокнота. Обрывок бумаги, на котором кто-то - Брайан - написал: "Увидимся за ланчем" (это была первая записка, которую он приколол к пробковой доске на двери моего класса, за две недели до того, как поцеловал меня). Полдюжины записочек от Брайана подлиннее, заканчивающиеся словами "С любовью" и "Целую". Маленькая открытка на Валентинов день с изображением мишки, несущего сердце, с подписью на внутренней стороне (в американском стиле - тогда мне это казалось странным, а сейчас нравилось). Пуговица с его любимой синей рубашки, которую я нашла на полу своей комнаты в колледже после его отъезда в Нью-Йорк. Пачка фотографий, снятых за эти восхитительные девять месяцев, проведенных вместе.
Я вытащила свою любимую. Нас с Брайаном сфотографировали в конце семестра на балу, который отмечал также и его слишком недолгое пребывание в Англии. На мне было красное вельветовое платье, стоившее мне половину моей годовой стипендии. Мои жидкие волосы были заколоты наверху, что придавало мне такой экстравагантный стиль, которого я не могла достичь ни до, ни после. Брайан был в шикарном черном смокинге. Брайан даже купил мне тогда букетик для корсажа. Ни у кого из девушек, встречавшихся с англичанами, не было букетика для корсажа. Белая лилия с красными пятнышками отлично подходила к моему наряду: Брайан заранее узнал у Мэри, в чем я буду одета.
Букетик потерялся, когда мы танцевали под группу "Ска", приглашенную оргкомитетом на бал в этот вечер. Они здорово играли, и в результате на площадке для танцев была страшная толкотня. Букетик с корсажа затоптали, и к тому времени, как я обнаружила пропажу, мне удалось найти только розовую ленту, которая лежала теперь на дне коробки с сокровищами.
Я лежала на кровати, без конца разглядывая фотографию с бала. Брайан был просто великолепен. Его яркая белозубая улыбка, казалось, освещала его красивое загорелое лицо. Глядя на эту фотографию, я вспомнила даже его запах в тот вечер. Это был лосьон после бритья "Давидофф".
На дне коробки я нашла также слегка потертую кассету. Эта была кассета с песнями, которые Брайан составил специально для меня. Там были записаны "Love Cats" группы "Курэ", которую мы слушали на вечеринке "Два предмета одежды", когда мы в первый раз поцеловались рядом с клубом. Песня "Everywhere" группы "Флитвуд Мак", под которую мы в первый раз занимались любовью (лучшие хиты "Флитвуд Мак" были одним из двух моих компакт-дисков). И наконец, затертая версия "Let’s Call the Whole Thing Off", которую пела давно умершая музыкальная звезда.
Я вставила кассету в свой раздолбанный стереомагнитофон и прокрутила до старой песни о трагических различиях между влюбленными из США и Англии, которую певец пел, словно катая леденец во рту. Я довольно давно не ставила эту песню, и при первых же аккордах по моей спине побежали мурашки:
You say po-tay-to and I say po-ta-to
You say to-may-to and I say to-ma-to…
Это была наша песня. Она была обо мне и Брайане. Брайан неожиданно начинал ее петь, когда я ловила его на том, что он путал американизмы с англицизмами, называя панель мостовой. К тому времени когда певец добрался до разбитых сердец, я не смогла сдержать ностальгических слез.
Казалось совершенно немыслимым, что я не видела Брайана во плоти почти шесть лет. Он по-прежнему составлял большую часть моей жизни - ведь я так часто думала о нем. Ничто из того, что произошло со мной за последние шесть лет, не могло сравниться с теми счастливыми днями, которые мы провели вместе.
Интересно, изменился ли он. Остались ли его гладкие черные волосы такими же густыми и волнистыми, или они выпали в результате стрессов его деловой жизни? По-прежнему ли у него крепкий живот, на котором можно гладить рубашки, или он немного раздался, как у многих из нас со студенческих времен от шашлыков и кексов? По-прежнему ли уголки его глаз загибаются вверх, когда он сдерживает себя, чтобы не рассмеяться? По-прежнему ли он нюхает еду, как раньше, проверяя, съедобна ли она? Я заснула с фотографией на подушке. Когда я проснулась, вся фотография была помята.
Глава девятая
Ночь, проведенная с фотографией Брайана, конечно, не сняла необходимость что-то решать в связи с его приездом в мою балхэмскую конуру.
Поддон от гриля так и стоял на кухонном столе, укрытый мокрым полотенцем с бурыми пятнами подпалин. Из раковины выпирали тарелки, кружки, столовые приборы и детали разобранного велосипеда. Носок, которым Сима стирала пыль, уныло свисал с камина, словно в ожидании Рождества. Ни один из жильцов этой квартиры даже не пошевелился ее убрать.
Опалив на конфорке плесень по краям куска хлеба, я соорудила себе что-то вроде тоста и выпила чашку чая без молока. В холодильнике не осталось даже пустого пакета. Я знала, что Жирный Джо порой утаскивал молоко в свою комнату - на случай, если ночью грядет Армагеддон, но я не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы пойти на поиски пропавшей пинты молока. Если запах ног Джо уже через пять секунд после его появления заполнял всю гостиную, то можно себе представить, что творилось у него в спальне. Саддам Хуссейн потратил миллионы долларов на исследования в области создания смертоносного газа, а тут легкий сквозняк от двери в комнату Джо способен сразить целую армию. Даже в противогазах.
Как бы то ни было, покончив с "тостом", то есть куснув его разок и отправив его в бездонную мусорку, я задумалась, насколько реально за остаток недели подготовить дом к приезду Брайана. Похоже, Симина выдумка с пожаром, уничтожившим мой "пентхауз", была моим единственным шансом, помимо, конечно, варианта просто взять и сказать ему, чтобы не приезжал. Оглядевшись, я поняла, что множество вещей можно сразу же улучшить, просто отправив в помойку. Я слыхала о замечательных моющих пылесосах, которые дают напрокат за 50 фунтов в день. Я слыхала о замечательных уборщиках, которых берут напрокат за 50 фунтов в день, что еще лучше. Но у меня не было лишних 50 фунтов. Придется делать все самой.
Я отважно вошла на кухню и, стараясь не обрушить гору посуды, которая, естественно, никуда не рассосалась, стала рыться в шкафчике под раковиной в поисках моющих средств.
Таковых не обнаружилось, зато нашлась моя кремовая кофточка а-ля Армани. Та самая, которую Сима взяла у меня поносить, а потом сказала, что ее украли, пока она сушилась, специально выстиранная ею перед возвращением мне. Теперь вырисовывалась куда более правдоподобная история. На груди у кофточки зияла большая дыра, контуры которой точно совпадали с формой нашего утюга. Сима еще могла справиться со стиркой, но техника с ней не дружила, и прожечь огромную дыру было ей вполне по силам. Я даже вспомнила день, когда она, вероятно, спрятала кофточку в шкафчик под раковиной. Как-то вечером я вернулась домой с работы и обнаружила Симу в странной позе у раковины, причем она тут же принялась объяснять мне, что слабый запах гари - на самом деле результат приготовления баджи. А сам баджи в результате проглотил Жирный Джо.
Я, конечно, разозлилась, но ведь дело было давнее. Больше года назад. Если б я снова вздумала надеть эту кофточку, я бы все равно не смогла, потому что в последнее время меня сильно разнесло на шоколадной диете: "КитКат" - единственное, что помогало мне без слез провести день в заведении "Корбетт и дочь". Я сунула кофточку назад, решив обнародовать находку позже, когда нужно будет пристыдить Симу за что-нибудь ужасное. Я достала из шкафчика ржавую металлическую мочалку для чистки сковородок и бутылку с чистящим средством, большая часть которого уже разлилась по полке шкафчика липкой белой лужицей, и я подумала, что время пристыдить Симу наступает намного быстрей, чем я предполагала.
Сдвинув посуду с крыла мойки в раковину, заполненную тепловатой, но не мыльной водой (естественно, ведь средство для мытья посуды уже давно кончилось), я вылила жидкость на поцарапанное алюминиевое крыло мойки и стала тереть. Я терла и терла, но известковый налет не поддавался. Может быть, если я его сполосну и еще немного потру, мойка будет не такой страшной к приезду Брайана.
Я вытащила затычку, собираясь слить коричневую воду, стоявшую в раковине неделю. Вода не ушла. В поисках причины засорения я снова выгрузила посуду из раковины. Вскоре я достала из воды все, что нащупывалось, потому что вода была такая грязная, что не видно было рук. Я осторожно дотянулась до слива - однажды я нашла там рыбью голову, глядевшую на меня мертвыми белыми глазами.
На этот раз я вытащила мышь.
Я вопила так, что разбудила весь дом. Понимаете, не в мыши дело. Я не из тех девиц, что при одном виде хвостика, червяком уползающего под плинтус, прыгают на стул и ждут, пока их спасут. В детстве я даже держала мышей. Возможно, так вышло, потому что я вытащила ее дохлую из раковины. Бедняга, видимо, утонула, пытаясь достать что-то съестное, плававшее в воде. А может, ее прихлопнуло одной из моих грязных тарелок. Теперь мне до конца жизни мучиться угрызениями совести.
Данный инцидент напрочь отбил у меня охоту заниматься уборкой. Хотелось просто взять и надраться, как только откроются пабы. К счастью, был человек, способный мне помочь. Мы как раз собирались пообедать вместе с Бедной Мэри. Она-то была готова пропустить порцию джина с тоником в любое время. При этом она вызвалась взять все расходы на себя. По случаю дня рождения.
В колледже мы с ней были не разлей вода, но теперь я видела свою бывшую лучшую подругу редко, несмотря на то что мы жили не далее как в четырех милях друг от друга. Но эти четыре мили включали Темзу, а каждый, кто когда-либо жил в Лондоне, знает, что на общественном транспорте - даже из Южного Клэпема в Северный (это всего две остановки на метро) - меньше чем за час никуда не доедешь. А уж добраться из бедного Балхэма, расположенного так далеко на юге Лондона, что его называют "Воротами во Францию", - в очаровательный и стильный Белсайз-парк, на севере, - все равно, что съездить в Нью-Йорк. Так-то вот.
Поэтому моя дружба с Мэри, как и дружба с Брайаном, свелась к обмену краткими электронными посланиями два-три раза в неделю. Хотя у Мэри действительно не хватало времени на что-нибудь более содержательное, чем "Как дела? Прости, что долго не писала". Дело в том, что если моя жизнь с того момента, как, празднуя окончание учебы, мы в восторге швыряли ввысь академические шапочки, - шла по строго нисходящей траектории, то жизнь Мэри вышла на межзвездную орбиту. Честно говоря, если бы я не видела ее раз по пять в год за последовавшее после выпуска пятилетие и не имела бы некоторого представления о процессах, происходящих в ее жизни, - я бы не поверила тому, что новый облик Бедной Мэри, постоянно отвлекаемой от разговора со мной - более важными звонками, - базируется на том же наборе генов, что и Мэри, неделю прорыдавшая в своей спальне после исчезновения, в районе моста через реку Северн, одного участника группы "Мэниак Стрит Причерс".
Она даже перестала красить волосы в черный цвет. Ее мать, как оказалось, - верховная жрица пиара и владелица крупной компании, предоставляющей услуги по раскрутке товара всем на свете: от производителей безалкогольных напитков до арабских торговцев оружием (во время учебы об этом не упоминалось), уговорила Мэри перед собеседованием для приема на работу вставить себе выбитый зуб и вернуть естественный цвет волос (светло-русый), - с тех пор волосы Мэри стали еще светлее. Открыв дверь в кафе "Меццо", я не поняла, кто сидит передо мной за столом: давняя подружка или ведущая утренней программы, - настолько телегенично смотрелись блестящие волны ее золотистых волос. На ней был кремовый брючный костюм, а под ним - шоколадная шелковая блузка и дорогие кожаные украшения в тон. Он выглядела так, будто оделась в "Торнтонз", причем во все самое лучшее. Не наряд, а просто трюфели с шампанским. Я, наоборот, выглядела не слишком аппетитно в заляпанных джинсах и свитере, который выудила из корзины для белья. Честно говоря, я даже не была уверена, что свитер - мой.
- Ну, похоже, что ни в какое симпатичное место мы сегодня обедать не пойдем, - сказала она, увидев меня. - Закажи себе кофе или что-нибудь еще, дорогая. Мне нужно только сделать несколько звонков, и потом я буду полностью и безраздельно твоя. - Она подтолкнула ко мне пятерку, чтобы я купила себе кофе, и следующие четверть часа убеждала редактора "Дейли Мейл" или другой газеты, что новый военный кризис в Ираке - совершенно не та новость, которую следует помещать на первую полосу понедельничного номера.
- Да-а-ра-гуша, - пропела она своим самым соблазнительным голосом (когда-то не сразившим аспиранта с пирсингом). - Ты только об этом и пишешь. Как можно начинать неделю с такого мрачного материала? После этого хочется только повеситься. А что, если вместо этого написать так… Что-то мне подсказывает, что новый парень Антеи Тернер к концу недели не наденет ей на пальчик обручальное кольцо, и она тут же уйдет в монастырь кармелиток. Могу достать фотографии. Ну, и что по-твоему, это не заслуживает передней полосы?
К моему удивлению, он согласился.
Начав сперва карьеру в области моды, Мэри двинулась затем в сторону искусства (или арт-менеджмента, как она сама это называла) и быстро достигла вершин на избранном поприще. Когда выяснилось, что ее главный талант - перемывать кости знаменитостям, отец Мэри профинансировал ее собственное агентство по розыску талантов, но об этом она не любила говорить. Теперь у каждого, кто чувствовал себя индивидуальностью, была ее визитка на случай внезапного желания обнародовать этот факт публично. Она была на "ты" со всеми, начиная со звезд международной журналистики, разъезжающих по миру налегке - в одном бронежилете, - до новорожденных детей "Спайс Герлз", не выходящих в свет без памперсов от Гуччи.
- Так как там твои дела? - спросила она наконец, закончив угощать меня рассказом об одной известной манекенщице, с которой работала. Мэри устроила для своей перспективной клиентки свидание с одним парламентарием - гомосексуалистом, которому не хватало левизны в этом признаться. Они пошли в суши-бар, и манекенщица выпила воду из чашки для ополаскивания рук и т. д. Спасая ее от позора, член парламента тоже сделал глоток.
- Хорошо отпраздновала день рожденья? - вздохнула Мэри.
Я пожала плечами.
- Получила какие-нибудь интересные подарочки?
- Конечно, нет.
- Ну, тогда надеюсь, это тебе понравиться, - сказала она, придвинув ко мне пакет. Я энергично набросилась на голубой бумажный сверток. Оставалась надежда, что Мэри хоть подарит мне что-то хорошее. Так и случилось. Внутри пакета была коробка, тоже голубая, со штампом "Тиффани и К°". Лучшие слова в английском языке после фразы "Выйди за меня замуж", сказанной Джозефом Файнсом.
- Да ты не радуйся так, - предупредила меня Мэри. - Это только брелок для ключей.
Все равно это был лучший подарок за весь год. И на нем были выгравированы мои инициалы. Как трогательно.
- Спасибо, - сказала я, вспомнив про дешевую пену для ванны, которую я подарила Мэри на ее день рождения. - Как бы мне хотелось подарить и тебе что-нибудь красивое.
- Подаришь когда-нибудь. Подыщешь красивую квартирку и не возьмешь комиссионных.
- Никто и никогда не продает красивые квартирки через агентство "Корбетт и дочь", - напомнила я ей. - Хотя говорят, что в Итон Плейс может освободиться одна квартира, если у Харриет тетка не оправится от инфаркта, который случился с ней неделю назад.
- Итон Плейс? - усмехнулась Мэри. - Там квартиры ужасно темные, если только ты не живешь на последнем этаже.
- Я бы так жить не отказалась, - это был один из лучших адресов в Белгравии. А может, и во всем Лондоне.
- Ты-то уж точно, - сказала она несколько злобно. - Как там твои соседи по квартире?
- Один - толстый зануда, другая - просто зануда.
- Честно говоря, Лиззи, - засмеялась Мэри, - тебе лучше съехать оттуда, пока тебе не передалось их своеобразное очарование.
- У меня нет денег переехать, - напомнила я ей. - В конце месяца хозяин опять увеличивает аренду, а водонагревателя, который он обещал установить, и в помине нет. Я заглянула в контракт по найму жилья, но там сказано только, что он может вышвырнуть нас в любое время с трехминутным уведомлением. - Я увидела, как глаза Мэри скучнели по мере того, как она слушала мой рассказах о домашних ужасах.
- А на любовном фронте? - спросила она, переходя на тему, которая была ей ближе.
- Все тот же Ричард, о котором я тебе писала по электронной почте.
- Что? - она удивленно подняла брови. - Это уже ведь…
- Семь месяцев.
- Может быть, это тот самый, единственный? - заговорщицки спросила она. - Ты думаешь, это БСЛ?
- Он бухгалтер, - ответила я.
- О. Надеюсь, ты не слишком к нему привязалась, - вздохнула она.
- Нет, - я солгала лишь наполовину. - А у тебя как на любовном фронте?