Он вновь насмешливо улыбнулся, и девушка напряглась, Леон постарался сменить тему разговора, но Чармиэн продолжала следить за Алексом. Вряд ли его слова можно было принять всерьез. На показ в честь своего открытия он мог бы выбрать любую из себастьеновских моделей, а многие из них имели мировую славу. Она решила, что он просто валяет дурака перед ней. Просто развлекается от скуки. Девушка была убеждена, что никогда не сможет достичь настоящих успехов в работе манекенщицы.
Дамы решили дать мужчинам возможность обсудить их деловые отношения и отправились пить кофе в гостиную Рене.
- Превосходная мужская особь, - пошутила мадам Себастьен-старшая впервые увидевшая Алекса, - он на редкость привлекателен.
- Подобен Люциферу, - ухмыльнулась Рене, - хотя он не столько Пан, сколько падший ангел.
- Ничего ангельского в нем нет, - резко возразила ей свекровь. - Боже, пожалей его женщин!
- А их у него уйма, - начала Рене. Потом застыдилась. - Не стану повторять сплетен, но, по-моему, этих женщин можно понять. Понимаю тех, кто без ума от него.
- Ну и дуры! - заключила старая дама. - Он может только разбить сердце женщине, но не может дать счастья.
Она приметила выразительный взгляд Чармиэн и обратилась к ней с предупреждением:
- Не дайте себя увлечь его дьявольским чарам. Он на вас не раз посматривал за столом, но, надеюсь, не имеет серьезных видов.
- Они старые знакомые, - быстро вмешалась Рене - она находила, что ее свекровь уж слишком резка. - Она ему однажды помогла кое-что купить для сестры.
- А он в благодарность подарил мне это платье, - добавила Чармиэн.
Мадам только взметнула брови; она знала цену созданиям Себастьена и сочла это невероятным.
- Вот как? - переспросила она. - Довольно щедрый дар.
Чармиэн была вынуждена прикусить язык.
- Одно-два платья для Алекса пустяки, - попыталась смягчить ситуацию Рене, - и я думаю, девушка его заслужила.
В попытке сменить тему и отвлечь старую даму Чармиэн спросила:
- А что, все греки столь… деспотичны?
- Точно не скажу, - ответила Рене, - но я знаю, что они мстительны и ревнивы. А кроме того, гостеприимны и великодушны. Это земля, где мужчины главенствуют. Хотя и женщины недавно завоевали право голоса. Думаю, Алекс до сих пор возмущен этим. Он, конечно, считает, что женщина должна занимать подчиненное положение. Его сестра живет на острове в уединении, поджидая удачного замужества, которое, разумеется, должно заслужить его одобрение.
- Да, я догадывалась, что это выглядит именно так, - отозвалась Чармиэн, - но то, что вы рассказали, - грустно.
- В Греции это до сих пор общепринято, особенно в сельской местности. Кроме того, большое значение имеет приданое - от девушек ожидают некоего вклада в семью мужа, не обязательно большого. Но хорошо обеспеченны невесты имеют больше поклонников.
Чармиэн мотала на ус и с усмешкой думала, что вдовушка Алекса может считаться в силу своих доходов подходящей для него партией.
- Вы, дорогая, неплохо информированы, - заметила пожилая дама.
- Леон устроил мне в Греции медовый месяц, - напомнила Рене; это был один из ее свадебных подарков.
- А теперь вы собираетесь посмотреть на этот сказочный отель - последнюю игрушку мистера Димитриу, - не унималась мадам Себастьен-старшая. - Но лучше бы вы при этом оставили Чармиэн в покое. Она еще слишком молода и впечатлительна и может растеряться на романтическом острове, где командует этот красавец.
Чармиэн вспыхнула; пожилая дама совершенно определенно высказала свое мнение, что она пала жертвой чар Алекса. Однако сама девушка чувствовала, что ее восторгу поубавилось. Он еще раз поразил ее своим цинизмом.
- Вовсе я не так впечатлительна, - ответила она с достоинством, - и могу о себе позаботиться. Да и вообще, рано говорить о моей поездке на остров.
- Ничего еще по этому поводу не решено, - поспешила подтвердить Рене, и перешла к обсуждению других дел.
Сославшись на головную боль, Чармиэн заторопилась к себе - но несколько опоздала, так как Алекс и Леон уже поднимались ей навстречу по лестнице.
- Вы так рано собираетесь спать? - поинтересовался Леон.
- Да, мсье. Я немного устала, доброй ночи, господа.
Приняв величественный вид, она стала спускаться по лестнице, чувствуя, что они смотрят ей вслед. Она свернула за угол, и тут чья-то рука коснулась ее плеча - Алекс неслышно настиг ее.
- Это смешно, - произнес он, - я уверен, вы никогда не ложитесь так рано, тем более здесь. А я-то надеялся, вы мне покажете розы при луне.
Он опустил руку, даже в темноте было видно, как блестят его глаза.
- Мадам Себастьен знает о розах побольше моего, - ответила она, - да и луны, по-моему, сегодня не видно.
- Да есть, есть там луна. Она всегда оказывается очень кстати, а что касается почтенной дамы, то я бы предпочел гида помоложе. И хотя вы выглядите божественно в этом платье, я думаю, лунный свет еще украсит вас, а я большой знаток в этих делах. Почему бы нам не прогуляться перед сном? - Он говорил мягко, но, пожалуй, слишком настойчиво. Чармиэн была вынуждена собрать все свои силы, чтобы противиться ему, - искушение было слишком велико.
- Да забудьте о платье, - отрезала она, - я так и знала, что мне не следовало его надевать!
- Жаль. Я думал, вы хотели порадовать меня.
Вот этого-то она больше всего и боялась!
- Я надела его потому, что это мое единственное вечернее платье, - призналась она откровенно.
- До чего же вы честны, Чармиэн! Не многие девушки упустили бы возможность сказать мне приятное.
- Да почему это я должна говорить вам приятное?
- По многим причинам. Ну, во-первых, я бы мог повлиять на Леона, чтобы он послал вас на Ираклию.
До чего же он низкого мнения о женщинах!
- Вы, конечно, считаете, что мне очень хотелось бы поехать, - усмехнулась она.
- А разве не так?
- Насколько я понимаю, пока еще ничего не решено, - ушла она от прямого ответа. А ведь как бы ей хотелось побывать там.
- Но мы уже все обговорили с Леоном.
Она опять была беспомощна перед ним.
- Вы говорили и о моей поездке?
- Ну, в моей затее вам отведена определенная роль, и он не будет портить мне удовольствие.
- Вот как! - Ей было очень неуютно. - Все же, думаю, вам бы лучше вернуться к ним.
- Всему свое время.
Они замолчали, он пытался рассмотреть выражение ее лица. Потом мягко спросил:
- Вы что, боитесь меня, Чармиэн? И потому, не хотите пойти со мной в сад?
- Не боюсь ни в малейшей степени, - солгала она, - но… мадам… что-то такое говорила за обедом. Она полагает… - Тут она замялась, вглядываясь в его лицо перед собой. Не в силах продолжать, она теребила край платья, благо Леон этого не видел.
- Представляю, - протянул он, - что может померещиться добродетельной англичанке. Да какая разница! Ведь и вы, и я знаем, что между нами ничего не было! Кроме того поцелуя.
- Мистер Димитриу, вам кажется, нравится докучать мне, - заявила она, выведенная из себя. - Мне это надоело.
И она напряглась в ожидании очередной его вспышки ярости.
- Я думал, что совершенно ясно дал понять вам, что не собираюсь докучать, как вы выразились, - пояснил он ледяным тоном, - просто я хотел предложить вам прогуляться, поскольку мне показалось, что вам наскучили эти Себастьены. Спокойной ночи, мадемуазель.
Он скрылся в темноте, а Чармиэн почувствовала себя дурой. Последние слова Алекса были совершенно для нее неожиданными. Она едва могла поверить своим ушам. Как мог он почувствовать ее одиночество в этой семье - он, который, по ее мнению, никогда не обращал внимания на окружающих? Он явно пытался облегчить ее положение, а она его оттолкнула.
Она импульсивно двинулась за ним с намерением извиниться и поблагодарить за участие, но, завернув за угол, поняла, что уже слишком поздно. Увидев, как за ним закрывается дверь гостиной, она остановилась: там ведь Себастьены, не объясняться же при них. Лучше, пожалуй, оставить все как есть. Пусть думает, что она неверно его поняла.
Она прошла в свою комнату и медленно разделась. Натянув ночную рубашку, отдернула занавески и выглянула в окно. Он был прав, луна ярко светила, и чудный аромат роз доносился из сада. Прямо под ее окном была терраса в окружении розовых кустов.
Она не ложилась, выключила свет и осталась у открытого окна в серебристом лунном свете - она испытывала сожаление. Это чувство последнее время стало часто посещать её: "В конце концов, что я потеряла? Дать ему повод наслаждаться еще одной победой? Он обращается со мной как с ребенком. Я благоразумная молодая женщина, собирающаяся попробовать свои силы в парижском доме моделей. И нечего распускаться, все это от безделья. Надо будет завтра попросить мадам Себастьен дать мне какую-нибудь работу в саду".
Приняв столь здравое решение, она отправилась было в постель, но тут ее внимание привлекли смех и голоса. На террасу вышли Себастьены со своим гостем; Чармиэн была довольна, что они не могут ее видеть. Пусть думают, что она спит. Хотя они, наверное, и не вспоминают о ней.
Леон и Рене шли рука об руку, а мадам опиралась на руку Алекса, голова которого склонилась в ее сторону. Видно, разговор их был очень оживленным - он искренне смеялся. Он, очевидно, находил ее общество приятным, несмотря на разницу в возрасте.
Чармиэн вздохнула, задернула шторы и включила ночник; Алекс уже забыл про нее.
Наутро она проснулась поздно. Когда молоденькая девушка принесла ей чай - обычай, введенный первой английской владелицей замка, - Чармиэн услышала голоса под окном, звук закрывающейся дверцы машины и рокот мотора.
- Мсье Димитриу уехал в Париж, - сказала горничная.
Чармиэн так и не поняла, испытала она облегчение или разочарование.
Глава 4
- Девушки, выше головы! Представьте себя павлинами, гордо распускающими свой великолепный хвост! Выше подбородки, выше головы!
"Парад павлинов" подумала Чармиэн, послушно поднимая голову вместе с другими девушками. Наверное, некоторые из них станут манекенщицами под руководством опытных наставников, но пока эти павлины были без хвостов, одетые в скромные трико.
Леон сдержал слово, и нынешняя работа Чармиэн была очень напряженной. Девушка работала больше, чем любая из ее соседок по Модельному Дому Себастьена.
Месяцы, прошедшие после "Шатовьё", были столь насыщенными, что воспоминания об Александросе Димитриу почти полностью изгладились из ее памяти. По рекомендации Леона Чармиэн взяли пансионеркой, и хозяйка, мадам Дюбоне, рассказала ей, как гордится тем, что некогда Рене тоже жила здесь. Она поведала, как протекал роман юной Рене и мэтра Себастьена.
- Это была наша лучшая модель, - сообщила она Чармиэн по-английски с сильным акцентом, - а вы, мадемуазель, тоже будете манекенщицей?
- Надеюсь, стать, в конце концов, но пока я занимаюсь чем придется.
И это было правдой. Она разносила бумаги по рабочим помещениям салона, примерочным. Работала в ателье Леона. Выдавала одежду продавцам для показа клиентам, держала наготове булавки при примерках, составляла перечни различных требуемых аксессуаров и даже помогала подшивать платья перегруженным работой портнихам.
Изредка Леон призывал ее к себе, когда работал над новым нарядом для Альтеи Димитриу, - он любил работать на живой фигуре. Но эти встречи всегда были очень формальными.
- Вам с ней нужны разные цвета, - говорил он, - мадемуазель Димитриу темноволосая и этакая знойная, ей идут яркие, сочные краски, а вам скорее подходят пастельные тона.
Он показал ей цветное фото Альтеи Димитриу - на снимке была девушка, очень похожая на своего брата, те же правильные черты лица, темные волосы и золотистые глаза. Своенравное и красивое лицо, подумалось Чармиэн, этой женщине вряд ли можно диктовать свою волю. Удивительно, что Алексу это удается.
К ее дню рождения, который должен был отмечаться в Афинах, Леон готовил особенное платье. Материал был пурпурно-синий; Леон объяснил, что вдохновился гомеровским описанием моря и назвал туалет "Марина". Он также начал работу над новой коллекцией, но не предполагал участия в показе Чармиэн, да она и не надеялась на это. Еще не подошло ее время, но девушка мечтала о своем дебюте, присутствуя на репетициях моделей. Сможет ли она когда-нибудь с таким же самообладанием пройти по подиуму? Практикуясь перед купленным по случаю зеркалом в своей скромной спаленке, она чувствовала, что ей чего-то недостает. Леон со всем своим богатым опытом это, конечно, понимает. Может, этот "парад павлинов" все же не для нее.
Начали поговаривать о возможной поездке на остров Ираклия - это должно было произойти в конце весны. Первые желающие уже резервировали места на празднике открытия отеля, который широко рекламировался и вызывал значительный интерес среди манекенщиц, было много споров о том, кого из них отберут для поездки Ивонн, чрезвычайно популярная модель среди себастьеновской клиентуры, разумеется, должна была участвовать. Никто, не носил наряды элегантнее, чем она. Были шансы и у пикантной блондинки Дезире, которая нравилась Леону.
Все так хотели поехать не только из-за греческой островной романтики не только потому, что отель являл собой образец современной роскоши, но и потому, что владелец его был сказочно богат, красив и не связан постоянными узами, а значит, представлял особый интерес для предприимчивых красоток.
Слушая все эти пересуды, Чармиэн с горечью вспоминала просьбы Алекса о ее собственном участии. Действительно ли он хотел этого?
На Рождество она ездила домой - буквально на несколько дней - и, к своему разочарованию, увидела, что ее семейство практически не интересуется ее делами. Для них заведение Себастьена было просто еще одним магазином, а чем она там занимается - не так уж важно. Сестра ее стала невестой весьма посредственного молодого человека, и родители были озабочены больше предстоящей свадьбой, нежели работой Чармиэн.
- Не могу понять, почему тебе хочется жить в Париже, - ворчала мать. - Что там такого, чего нет в Лондоне? Лишь бы только тебя не охомутал француз они плохие мужья.
- Ты ничего о них не знаешь, - отвечала Чармиэн, вспоминая Леона, - ты ведь даже с ними ни разу не встречалась.
- Иностранцы такие проныры, - глубокомысленно заявил отец, - не будь дурой и не верь им.
Чармиэн усмехнулась про себя - последнее ведь можно было отнести к Алексу!
Вернувшись в Париж, она полностью отдалась последним приготовлениям к показу коллекции и так уставала, что просто валилась с ног. Затем волнение первых дней показа улеглось, шоу пролетело в восторженном полусне, и работа салона вернулась к нормальному ритму.
Погода испортилась. Однажды холодным, мрачным утром Чармиэн пришла в гардеробную, чтобы поменять платье манекенщице. В тот день все шло наперекосяк, нервы были напряжены - особенно у Дезире, которая уже устала без конца менять одежду.
Она медленно раздевалась с помощью ассистентки, ругаясь вполголоса и намеренно игнорируя Чармиэн, к которой относилась свысока, Чармиэн с тоской смотрела на нее, размышляя о том, придет ли когда-нибудь время для нее самой облачиться в подобный наряд.
Тут подоспела женщина с бальным платьем для Альтеи в руках. Она обратилась к Чармиэн:
- Все вас ищут, быстро переодевайтесь, вас уже ждут в ателье.
- Меня? - поразилась девушка.
- Это какая-то ошибка, наверное, - покривилась Дезире. - Она привыкла видеть Чармиэн в униформе служащей.
- Нет, - отрезала женщина - она все еще не могла отдышаться. - Поспешите, - приказала она и махнула рукой гардеробщице, чтобы та помогла.
Чармиэн нехотя разделась под презрительным взглядом Дезире; когда она надевала новое белье, та спросила нагло:
- А кто же отнесет мое платье наверх?
- Успеется, - бросила гардеробщица, подталкивая Чармиэн к зеркалу. Она умело уложил длинные волосы ее в прическу с локонами. Между тем девушка соображала - что произошло? Платье было готово к отправке, и, если Леон захотел показать его какому-то клиенту, почему он заставил примерять именно ее - ведь он сам говорил, что это не ее цвета? Конечно, тут какое-то недоразумение, и он, пожалуй, имел в виду Дезире. Но потом она вспомнила, что платье было сшито по размеру ее и Альтеи и никому другому не годилось.
Пока с нею возились, она терпеливо ждала, когда с лица снимут чехол, защищавший платье от частиц макияжа. Потом поглядела на себя в длинное зеркало - платье делало ее еще более стройной, мерцающий шелк опускался с одной стороны почти до пола, а с другой приоткрывал ногу до колена. На кремовых плечах блестели искусственные бриллиантовые застежки. Тонкая шея, искусно уложенный венец янтарных волос. Она испытала секундное удовлетворение: в глазах Себастьена она должна была выглядеть неплохо. Еще задержка - искали подходящую обувь. Дезире взирала на происходящее с отвращением.
- Когда вы появитесь наверху, все увидят что это ошибка, - наконец вымолвила она, и Чармиэн поспешила выйти.
С волнением она последовала за женщиной в ателье Леона на верхний этаж. Та открыла дверь, объявив коротко: "Вот мсье!" И Чармиэн, дрожа, вошла в комнату.
Леон сидел за своим большим столом, заваленным рисунками и эскизами; лицо его было непроницаемо, как у сфинкса. Рядом в кресле сидела мадам Дюваль, явно нервничая. По другую сторону стола безмятежно расположился Александрос Димитриу. Он выглядел безупречно - в темном костюме, белой рубашке, узком галстуке с золотым зажимом. Дополняли это золотые запонки и цепочка для часов. Как всегда, его внешний вид был продуман до мелочей. Его трость почему-то лежала на священном столе Леона.
От неожиданности Чармиэн замерла на пороге. Сердце ее колотилось. Леон ободряюще улыбнулся ей:
- Входите, Чармиэн, мсье Димитриу хочет посмотреть на платье для его сестры.
От волнения, она совсем потерялась и едва могла идти, забыв все наставления учителей. Мадам Дюваль запричитала:
- Да она же сутулится! Что я вам говорила!
- Вы столько наговорили, что я не могу всего упомнить, - устало возразил Алекс. Он во все глаза смотрел на Чармиэн, как ей показалось с дерзкой самонадеянностью мандарина, пополняющего свой гарем. Кровь прилила к ее лицу, выступили слезы, она понурилась в смущении.
- Ни осанки ни шарма, - не унималась мадам Дюваль.
- Зато какой цвет лица! И прекрасная фигура, - продолжал спорить Алекс, я и забыл, как она красива.
Леон многозначительно кашлянул.
- Вы хотели видеть платье, - усмехнулся он, - оно, разумеется, создавалось для брюнетки.
Чармиэн напряженно переводила взгляд с одного и них на другого. Алекс ни разу не отвел глаз - он что, рассчитывает загипнотизировать ее похоже, он наслаждается ее замешательством.
- Так вы не хотите посмотреть платье на Ивонн? - искательно спросила мадам. - Она брюнетка и покажет его превосходно.
- Эта девушка сама покажет, если захочет, - мягко заметил Алекс, - Ну же, мадемуазель, что вам стыдиться старого приятеля?