Вхожу в дом и сразу же вижу слабое свечение телевизора. Поворачиваюсь в сторону гостиной - отец лежит на диване. Понимание, что он не в реабилитационном центре накрывает меня волной разочарования, но я не могу отрицать, что был и маленький прилив надежды на то, что он лежит на диване и уже не дышит.
И это не то, что сын должен чувствовать к своему отцу.
Сажусь на журнальный столик, в метре от него.
- Папа.
Он не сразу просыпается.
Я наклоняюсь в его сторону и подбираю пузырек с таблетками. То, что я только что провел месяц в тюрьме, для него должно было быть более, чем достаточно, чтобы перестать хотеть принять хоть одну из них. Увидев это, мне хочется выйти из этого дома и никогда не оглядываться назад.
Мой отец - хороший человек. Я знаю это. Если бы он не был хорошим человеком, мне было бы легче уйти. Я бы сделал это давным-давно. Но я знаю, что он не контролирует себя. Уже много лет.
После аварии, ему было очень больно, физически и эмоционально. Не помогло и то, что весь месяц, пока он был в коме, они подсадили его на лекарства.
Когда он, наконец, пришел в сознание и стал поправляться, таблетки были единственной вещью, которая облегчала его боль. Когда он начал нуждаться в больших дозах, чем ему было предписано, врачи ему отказали.
Неделями я смотрел, как он страдает. Он не работал, он не вставал с постели, он постоянно находился в состоянии агонии и депрессии. В то время я не думал, что мой отец был способен позволить чему-то такому маленькому, как таблетке, полностью поглотить его. Как я был наивен.
Единственное, что я видел, когда смотрел на него - это человека, которому было больно, и которому нужна была моя помощь.
Я был за рулем автомобиля, который забрал жизнь его сына и его жены, и сделал бы что угодно, чтобы облегчить его боль. Чтобы исправить то, что случилось. Я нес огромное чувство вины долгое время из-за этой аварии, хотя знал, что мой отец не винил меня. Это единственное, что он сделал правильно: неоднократно говорил мне, что это не моя вина.
Хотя, все равно, трудно не чувствовать вину, когда ты шестнадцатилетний пацан. Я просто хотел помочь ему. Это началось, когда мне начали выписывать обезболивающе. Было довольно легко подделать боль в спине после аварии нашего масштаба, что я и сделал. После нескольких месяцев его непрерывных болей, он достиг точки, где даже моих дополнительных таблеток было для него уже недостаточно.
Тогда же мой врач снял меня с таблеток и отказался давать мне другой рецепт. Думаю, он знал к чему все идет и не хотел способствовать пристрастию моего отца.
У меня было пару друзей в школе, которые знали, как достать таблетки, которые были нужны моему отцу. Так все и началось: я стал доставать ему таблетки по знакомству. Это продолжалось в течение двух лет, пока эти друзья либо не обчистили заначки их родителей, либо не уехали в колледж. С тех пор я получал их от моего единственного другого источника - Харрисона.
Харрисон не дилер, но из-за алкоголиков, которые здесь почти каждый день ему довольно легко узнать к кому обращаться, когда кто-то нуждается в чем-то. Он также знает, что таблетки не для меня, единственная причина, по которой он готов давать их мне.
Теперь, когда он знает, что я отправился в тюрьму из-за таблеток, которыми он снабжал для моего отца, он отказывается доставать их. Харрисон сделал то, что я надеялся, будет концом зависимости моего отца, поскольку это означало конец его поставкам.
Но вот он здесь, с еще большим количеством таблеток. Не знаю, как он получил эти, но это заставляет меня нервничать, что кто-то еще, помимо меня и Харрисона теперь знает о его зависимости. Теперь он стал беспечным.
Как бы я не пытался уговорить отца отправиться в реабилитационную клинику, он боится того, что произойдет с его карьерой, если это станет достоянием общественности. Сейчас его зависимость - это просто плохо, это разрушает его личную жизнь. Впрочем, он почти достиг той точки, когда она будет разрушать и его профессиональную жизнь. Это просто вопрос времени, потому что алкоголь начинает играть все большую роль и инциденты, которые я разруливал в этом году, становятся все более и более частыми.
Знаю, что зависимость не проходит сама по себе. С ней или активно борются, или активно кормят. И сейчас, он ни черта не делает, чтобы побороть это.
Я открываю крышку, высыпаю таблетки в ладонь и начинаю их подсчитывать.
- Оуэн? - сипит отец.
Он поднимает себя до положения сидя. Он внимательно присматривается к таблеткам в моей руке, больше сосредоточен на том, что я собираюсь сделать с ними, чем на том факте, что я досрочно освобожден, раз нахожусь здесь.
Кладу таблетки рядом с собой на журнальный столик, складываю руки вместе между коленями и улыбаюсь отцу.
- Я встретил девушку недавно.
Выражение лица моего отца говорит за него. Он полностью запутался.
- Ее зовут Оберн.
Встаю и иду к полке над камином. Смотрю на последние семейные фото, которые мы когда-то сделали. Это было более, чем за год до аварии, и я ненавижу, что это последнее воспоминание о том, как они выглядят. Я хочу более свежую память о них в своем сознании, но воспоминания увядают намного быстрее, чем фотографии.
- Это хорошо, Оуэн, - бормочет отец. - Но уже за полночь. Не могли бы мы поговорить завтра?
Возвращаюсь туда, где он сидит, но не сажусь в этот раз. Вместо этого, стою и смотрю на него сверху вниз. Вниз на человека, который когда-то был моим отцом.
- Ты веришь в судьбу, папа?
Он моргает.
- До тех пор, пока я не увидел ее, я не верил. Но она изменила это в ту же секунду, как сказала свое имя.
Я жую внутреннюю сторону щеки секунду, прежде чем продолжить. Я хочу дать ему время переварить все, что я говорю.
- У нее такое же второе имя, как у меня.
Он поднимает бровь над налитыми кровью глазами.
- Иметь одинаковые имена, это необязательно судьба, Оуэн. Но я счастлив, что ты счастлив.
Отец трясет головой, все еще недоумевая, почему я здесь. Уверен, что не каждую ночь сын будит его отца после полуночи из медикаментозного сна, чтобы бредить о девушке, которую встретил.
- Хочешь знать, что самое лучшее в ней?
Мой отец пожимает плечами. Знаю, что он хочет сказать мне "отвяжись", но даже он понимает, что сейчас не время сказать отвалить тому, кто только что вышел из тюрьмы, где он провел месяц из-за тебя.
- У нее есть сын.
Это заставляет его встрепенуться. Он смотрит на меня.
- Он твой?
Не отвечаю на этот вопрос. Если бы он слушал меня, он бы услышал, что я сказал, что познакомился с ней недавно. Официально, во всяком случае.
Я сажусь перед ним. Смотрю ему прямо в глаза.
- Нет. Он не мой. Но если бы он был, я тебе гарантирую, я бы никогда не относился к нему так, как ты ко мне последние несколько лет.
Глаза отца падают на пол.
- Оуэн…, - хрипит он. - Я никогда не просил тебя…
- Ты никогда не просил меня не делать этого!
Я кричу. Снова стою и смотрю на него сверху вниз.
Никогда не чувствовал такой злости по отношению к нему. Мне это не нравится.
Хватаю пузырек с таблетками и иду на кухню. Высыпаю их в раковину и включаю воду. Когда все таблетки смываются, иду в сторону его офиса. Слышу, как он идет за мной, он понял, что я делаю.
- Оуэн! - гневается он.
Знаю, что он какими-нибудь юридическими способами мог получить кое-что, кроме того, что я мог достать для него, так что я иду к столу и открываю ящик. Нахожу еще один полупустой пузырек с таблетками. Он понимает, что не стоит пытаться меня остановить физически, поэтому отходит в сторону, при этом, умоляя меня не делать этого.
- Оуэн, ты же знаешь, они мне нужны. Ты же знаешь, что случается, когда я не принимаю их.
На этот раз, я не слушаю его. Сыплю таблетки в канализацию, стряхивая его с себя, пока он пытается мне помешать.
- Они мне нужны!
Он кричит, снова и снова, пытаясь схватить их, когда они исчезают в канализации. Он на самом деле ловит одну между пальцами и засовывает ее в рот. От этого мне скручивает живот. Он не похож на себя, когда в депрессии и слаб.
Когда последняя таблетка исчезает, я поворачиваюсь к нему лицом.
Ему так стыдно, что он даже не смотрит на меня. Опустив локти на прилавок, он хватается руками за голову.
Делаю шаг ближе к нему, прислоняюсь к стойке и говорю ему спокойно.
- Я наблюдал за ней с сыном. Я видел, чем она жертвует для него, - сообщаю ему. - Я видел, на что готовы пойти родители, чтобы обеспечить своему ребенку наилучшую жизнь. И когда я вижу ее с ним, то думаю о тебе и обо мне. Про то, как мы облажались, папа. С той самой ночи. И каждое мгновение своей жизни с тех пор, единственное, что я хотел видеть - это как тебе становится лучше. Но это не происходит. Стало только хуже, и я не могу сидеть здесь и быть частью этого. Ты убиваешь себя, и я не позволю твоим страданиям быть оправданием того, что я делал для тебя.
Поворачиваю и иду к входной двери, но сначала подхожу к каминной полке и беру рамку. Прохожу мимо него и выхожу через парадную дверь.
- Оуэн, подожди!
Останавливаюсь перед спуском по лестнице и поворачиваюсь к нему. Он стоит в дверях, ждет, что я снова накричу.
Я не кричу.
В миг, когда я вижу его безжизненные глаза, чувство вины просачивается в мою душу.
- Подожди, - повторяет он.
Я даже не уверен, что он знает, о чем он просит меня. Он просто знает, что он никогда не видел эту сторону меня прежде.
Решительную сторону.
- Я не могу ждать, отец. Я ждал в течение многих лет. Мне больше нечего сказать.
Отворачиваюсь и ухожу.
Глава 17
Оберн
- ЭйДжей, тебе с шоколадной крошкой или с черникой?
Мы покупаем продукты. ЭйДжей, Трей, и я.
В последний раз я была в Таргете с Оуэном, и это было давно. Почти три месяца назад, если быть точной.
Не то чтобы я считала. Нет, я считала. И делала все от меня зависящее, чтобы прекратить это.
Я пытаюсь сосредоточиться на том, что развивается между Треем и мной, но постоянно сравниваю его с Оуэном.
Я едва знаю этого парня, но почему-то он коснулся той части меня, которой никто не касался с тех пор, как я была с Адамом. И несмотря на те вещи, которые сделал Оуэн, я знаю, что он хороший человек. Как бы я не пыталась забыть его, в моей груди до сих пор просыпаются нежные чувства, когда я думаю о нем. Не представляю, как заставить их уйти.
- Мама, - зовет ЭйДжей, потянув за край моей рубашки. - Можно?
Я выхожу из транса.
- Можно что?
- Взять игрушку.
Я начинаю трясти головой, но прежде, чем у меня появляется такая возможность, Трей отвечает:
- Да, пойдем смотреть игрушки.
Он хватает ЭйДжея за руку и идет назад.
- Встретимся в отделе игрушек, когда закончишь, - бросает он, отворачиваясь.
Я наблюдаю за ними. Они оба смеются, и маленькая ручка ЭйДжея, обхваченная рукой Трея, заставляет меня ненавидеть себя за то, что я так плохо стараюсь.
Трей любит ЭйДжея, и ЭйДжей явно любит Трея, здесь только я веду себя эгоистично, потому что не чувствую того же единения душ с Треем, как это было с Оуэном.
Я провела всего два дня с Оуэном.
Вот и все.
Я бы, наверное, нашла в нем что-то, что мне не нравится, если бы провела с ним побольше времени, так что, скорее всего, была охвачена самой идеей быть с Оуэном, а не настоящими чувствами к нему.
Взгляд на это с такой позиции, заставляет меня чувствовать себя несколько лучше. Может у меня и не появилось мгновенных чувств к Трею, но они определенно появятся. Особенно благодаря тому, как он обращается с ЭйДжеем.
Все те, кто может сделать счастливым ЭйДжея, делают счастливой и меня.
Впервые за долгое время ловлю себя на том, улыбаюсь, думая о Трее, а не об Оуэне.
Набираю большинство продуктов из списка, прежде чем направиться в сторону отдела игрушек. Срезаю путь через спортивные товары и немедленно останавливаюсь, как только поворачиваю за угол.
Если судьба играет в шутки, то это самая худшая из них.
Оуэн смотрит на меня с таким же недоверием, отразившемся на его лице, которое, уверена, отражается и на моем. В одно мгновение все, что я пыталась почувствовать к Трею, уменьшается в десятки раз и устремляется в сторону Оуэна.
Сжимаю руки на корзине и спорю сама с собой, следует ли повернуть в обратном направлении, не поговорив с ним. Он поймет, я уверена.
Он, должно быть, испытывает ту же внутреннюю борьбу, потому что мы оба остановились, как только заметили друг друга.
Ни один из нас не говорит. Ни один из нас не уходит.
Мы оба просто смотрим.
Все мое тело чувствует его взгляд, и я ощущаю физическую боль каждым сантиметром. Главная причина, почему я сомневалась в происходящем между Треем и мной, стоит прямо передо мной, напоминая о том, какие в действительности чувства нужно испытывать к кому-то, кто тебе нравится.
Оуэн улыбается, и мне вдруг хочется, чтобы в нашем проходе началась уборка, потому что кто-то должен отодрать меня от этого места.
Он смотрит налево, потом прямо, затем его взгляд опять останавливается на мне.
- Тринадцатый ряд, - говорит он с усмешкой. - Должно быть, это судьба.
Я улыбаюсь, но моя улыбка исчезает от звука голоса ЭйДжея.
- Мама, смотри! - радуется он и бросает две игрушки в корзину. - Трей сказал, я могу взять обе.
Трей.
Трей, Трей, Трей, который, наверное, стоит и наблюдает сейчас за мной, основываясь на реакции Оуэна.
Оуэн застывает и выпрямляется, сжимая свою корзину обеими руками. Его глаза на ком-то позади меня.
Вдруг рука скользит вокруг моей талии, властно сжимая меня. Трей встает рядом со мной и я чувствую, как он присматривается к Оуэну. Он перемещает руку на мою поясницу, а затем его губы прижимаются к моей щеке.
Я закрываю глаза, потому что не хочу видеть выражение лица Оуэна.
- Пошли, детка, - подает голос Трей, призывая меня обернуться.
Он раньше никогда не называл меня "деткой". Я знаю, что он просто использует это слово, чтобы наши отношения в глазах Оуэна казались чем-то большим, чем есть на самом деле.
После очередного дергания руки, я, наконец, разворачиваюсь и ухожу вместе с Треем.
Мы заканчиваем сбор продуктов, которые остались в моем списке.
Трей не разговаривает со мной все то время, что мы ходим по магазину. Он беседует с ЭйДжеем, но могу сказать, что он злится. Мой живот - это комок нервов, потому что раньше он никогда не играл со мной в молчанку, и я не знаю, чего ожидать.
Молчание продолжается на кассе и всю дорогу к его машине. Он загружает продукты в багажник, пока я усаживаю ЭйДжея на заднее сиденье. Пристегиваю его к детскому креслу, закрываю дверь, поворачиваюсь и вижу, что Трей смотрит на меня, прислонившись к машине. Он так неподвижен, что даже не похоже, что он дышит.
- Ты с ним разговаривала?
Я качаю головой.
- Нет. Я повернула за угол прямо перед тем, как подошли вы с ЭйДжеем.
Трей складывает руки на груди, и его челюсть напрягается. Несколько секунд он смотрит через мое плечо, прежде чем перевести свои глаза обратно на меня.
- Ты трахалась с ним?
Я выпрямляюсь, шокированная его вопросом. Тем более, что мы стоим около двери ЭйДжея. Я смотрю внутрь автомобиля на ЭйДжея, слава Богу, его внимание приковано к игрушкам, а не к нам двоим.
Оглядываюсь обратно на Трея, думаю, я злее, чем он.
- Ты не можешь злиться на меня за то, что я встретила кого-то в магазине, Трей. Я не контролирую тех, кто делает здесь покупки.
Хочу пройти мимо него, но он хватает меня за руку и толкает к машине, прижимаясь своей грудью к моей. Он подносит руку к моей голове и приближается ртом к моему уху. Мое сердце замирает, потому что я понятия не имею, что он собирается делать.
- Оберн, - рычит он, его голос превращается в глубокий, угрожающий шепот. - Он был в твоей квартире. Он был в твоей спальне. Он был в той чертовой дурацкой палатке с тобой. Теперь мне нужно, чтобы ты сказала, был ли он когда-либо в тебе.
Я качаю головой, делаю все, что могу, чтобы успокоить его, потому что ЭйДжей находится всего в полуметре от нас внутри этого автомобиля. Он сжимает мои запястья правой рукой, ожидая, что я дам ему словесный ответ.
Я буду говорить все, что должна, чтобы убедиться, что он не выйдет из себя прямо сейчас.
- Нет, - шепчу я. - Все было совсем не так. Я едва знаю его.
Трей отодвигается на несколько сантиметров и смотрит мне в глаза.
- Хорошо, - успокаивается он. - Потому что то, как он смотрел на тебя, заставило меня думать иначе.
Он прижимает свои губы к моему лбу и немного ослабляет хватку на моем запястье. Он нежно улыбается мне, но улыбка имеет противоположный эффект.
Меня пугает, что его настроение может меняться так быстро, как это только что произошло. Он притягивает меня в объятия и прижимается лицом к моим волосам. Он вдыхает, а затем медленно выдыхает.
- Прости, - бормочет он. - Давай убираться отсюда.
Он открывает пассажирскую дверь для меня и закрывает после того, как я забираюсь внутрь. Я с облегчением выдыхаю, что этот момент закончился, но прекрасно понимаю, что его реакция - это огромный красный флаг.
Как будто привлекая мое внимание, мой взгляд падает на машину через всю стоянку. Оуэн стоит рядом с ней, уставившись в мою сторону. По выражению его лица становится очевидно, что он видел все, что только что произошло. Тем не менее, для всей стоянки это могло выглядеть просто как нежный момент, а не то, что было на самом деле. Что также могло бы объяснить боль на лице Оуэна.
Он открывает дверь своего автомобиля в тот же момент, когда Трей открывает свою. Я удерживаю свои глаза сосредоточенными на Оуэне достаточно долго, чтобы увидеть, как он поднимает руку к своему сердцу и сжимает ее в кулак. Слова, которые он говорил мне о том, как сильно скучал по своей матери и брату, крутятся в моей голове.
"Иногда я скучаю по ним так сильно, что это причиняет мне боль прямо здесь. Кажется, будто кто-то сжимает мое сердце со всей силой этого проклятого мира".
Трей выезжает со стоянки и прямо перед тем, как Оуэн исчезает из моего поля зрения, я незаметно поднимаю свой кулак к собственной груди.
Наши глаза прикованы друг к другу все то время, что только могут.
Мы ни разу не разговаривали о произошедшем вчера в магазине.
Трей и ЭйДжей провели весь вечер у меня дома, и Трей вел себя так, будто не было ничего странного, пока он готовил ЭйДжею шоколадные блины. Трей действительно был в очень хорошем настроении. Я не знаю, было ли это раскаянием за его злость на стоянке или он на самом деле приятно проводил с нами время.
Его внезапно хорошее настроение могло появиться и по причине того, что он не увидит меня в течение следующих четырех дней и ему не хотелось бы расставаться в плохих отношениях.
Сегодня утром он уехал на конференцию в Сан-Антонио, и могу сказать, что оставляя меня, когда он прошлой ночью сказал мне "пока", он был обеспокоен. Он несколько раз спрашивал о моем графике и какие планы у меня на выходные.