Чувствуя, как багровеет от ярости, она набрала в грудь воздуха и приготовилась ждать. Ждать момента, когда ей представится случай высвободиться и убежать. Между тем он сел ей на живот, сжав бока ногами. Она следила взглядом за его пальцами, медленно скользившими к ее похожим на розовые бутоны соскам. Вдруг он впился в них ногтями.
Сенда вскрикнула от боли, резанувшей как бритва.
– Ах ты ублюдок! – закричала она, беспомощно извиваясь, – проклятый ублюдок! Да я убью тебя!
В ответ его ногти впились в нее еще раз, оборвав ее крик волной горячей, невыносимой боли.
– Значит, по-твоему, я – ублюдок? – ухмыльнулся князь.
Чувствуя, как пылает ее лицо, и тяжело дыша, она выдавила из себя:
– Да! То есть нет!
Дух сопротивления, похоже, окончательно угас в ней.
– Отпусти меня, – устало прошептала она. – Мне не нравится то, что ты делаешь.
– Все еще только начинается. Сенда закрыла глаза и замолчала.
– Вот так-то лучше, – кивнул князь, соскальзывая вниз и запуская пальцы ей между ног.
Из ее груди вырвался невольный стон удовольствия, когда он начал гладить ее обеими руками. Затем кончиками пальцев раздвинул нежную плоть, обнажив влажный покрасневший клитор. Она испустила еще один стон, когда он ввел палец в ее задний проход, продолжая поглаживать ее влажное лоно.
– Ты стала совсем мокрой, – мягко проговорил он. – Тебе ведь не так уж плохо, да?
Он пододвинулся выше, сжав ей грудь коленями. Его огромный фаллос доставал до ее носа и рта. Она поморщилась. Затем, обхватив ей затылок ладонью, он грубым движением ткнул членом ей в рот.
Непроизвольно она плотно сжала губы, прежде нем он достиг своей цели.
– Ну-ка открой, – мягко приказал он. – Я хочу, чтобы ты попробовала меня на вкус.
Подняв на него глаза, Сенда отрицательно покачала головой.
Он слегка шевельнулся, высвобождая место для того, чтобы добраться до ее сосков. Почувствовав только прикосновение его пальцев, она поняла, что должна подчиниться, и широко раскрыла рот. На мгновение страх парализовал ее – затем она ощутила, как его плоть глубоко входит в нее. Мышцы ее гортани задрожали, боясь задохнуться, она инстинктивно сжала зубы, заставив его вскрикнуть.
– Сука! – прошипел он. – Убери зубы!
В тот же момент она широко раскрыла рот. Отпрянув на секунду, он с новой силой вошел в нее.
Ритмично и безжалостно его бедра раскачивались у ее лица. То ли от страха, то ли от неведомого ей ранее удовольствия Сенду била неудержимая дрожь. Шмария иногда ласкал языком ее лоно, но никогда раньше она не проделывала то же с мужским органом.
Казалось, прошла вечность – она потеряла всякое чувство времени и пространства. Мириады нервных окончаний покалывали ее тело – любое прикосновение вызывало в ней нечто вроде судорог.
Ярость, охватившая Сенду вначале, угасла, и она подчинилась ему, добровольно уступила натиску. Почувствовав, что его движения стали быстрее, она уже не смогла ответить себе – совершает ли он над ней насилие или… доставляет ей удовольствие? Может быть, и то и другое?
Его пенис, казалось, становился все тверже, толще и длиннее. Наконец Сенда почувствовала судорожные движения – предшественники оргазма. Она еще сильнее сжала его губами, но в самый последний момент князь отпрянул назад.
Она продолжала лежать, жадно ловя воздух ртом. Губы ее распухли, горло жгло, а руки, затекшие от связывавших их шелковых пут, совершенно онемели.
Сдвинувшись вниз и приподняв ее бедра ладонями, он стал медленно входить в нее. От неожиданности она издала возглас удивления. На мгновение у нее перехватило дыхание. У нее было чувство, что он просто не поместится в ней.
Вдруг мощным движением он вошел в нее до конца. Острая, всепроникающая боль волнами разошлась по ее телу.
Князь стал медленно выходить из нее, и боль отступила, подобно морской воде, отступающей от берега во время отлива. Не желая, однако, отпускать его, Сенда сжала бедра, пытаясь удержать его плоть силой своей вагинальной мускулатуры.
Размеренными движениями он начал входить и выходить из нее, но только наполовину. Она смотрела на сосредоточенное выражение его лица: губы приоткрыты, брови нахмурены, а изо рта к ней на грудь тянется серебряная нить слюны.
Она обхватила ногами его ягодицы, заставляя глубже войти в себя. Теперь он уже не сдерживал своих движений.
Ничего подобного ей не приходилось испытывать. Понимая, что это животное совокупление не имеет отношения к тому, что называют любовью, Сенда полностью отдавалась охватившей ее похоти. Он был похож на одержимого. При каждом его новом движении она чувствовала, как его твердый живот бьется о ее бедра.
У нее было такое ощущение, что он никогда не остановится: время от времени движения его тела замедлялись, чтобы не позволить страсти достигнуть кульминации, а затем возобновлялись с новой силой. Он весь блестел от пота.
Сенда закрыла глаза, целиком отдаваясь сладострастному чувству, у которого, казалось, нет ни начала, ни конца. Ей хотелось, чтобы оно продолжалось вечно. Все ее тело было пронизано желанием: позабыты и боль в руках, и удушающее действие тесного ожерелья. Она уже получала удовольствие от собственной беспомощности.
И вот настал момент, когда она уже не смогла сдержать рвущийся из глубины сознания крик. Звездное небо взорвалось у нее перед глазами, все завертелось; пот, градом капающий с князя, как будто вскипал, ударяясь о ее кожу, – как вскипают капли воды, попадающие в горячее масло. Оргазм, от которого немела плоть и сотрясалась каждая клеточка тела, волнами прокатился по ней, и казалось, что волны эти катятся все быстрее и быстрее. Он не останавливался.
– Прошу тебя! – задыхающимся шепотом вскричала она. – Еще, еще! Сделай мне больно! Вацлав! Сделай мне больно!
Она стала выкрикивать бессвязные непристойности, замолкая только тогда, когда он прижимался губами к ее пылающему рту.
– Еще… да, вот так, еще, сильнее, сильнее!
И тут он издал громкое, почти звериное рычание. Открыв глаза, Сенда еще крепче обхватила его ногами. Тело князя задергалось, и он так глубоко вошел в нее, что она вскрикнула от боли, а затем он прижался к ней, как будто ища спасения, и она ощутила, как глубоко внутри нее извергается его семя.
Это было похоже на прорыв плотины – ее собственная влага смешалась с пульсирующими потоками его извержения.
На этот раз Сенда приняла его подарок. Когда рано утром она ушла, на ее шее красовалось жемчужное ожерелье.
Каждый раз во время их последующих встреч в течение нескольких недель он дарил ей драгоценности – одна дороже другой. И все они имели одно и то же сходство – это были либо очень тесные ожерелья, либо браслеты. Не кольца и не броши. И не серьги. Не важно, были это бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины – в золоте или платине, – они всегда символизировали его власть над ней. Ошейники и наручники.
А Сенда хотела только продолжения этой извращенной страсти.
– А если я не хочу никуда уезжать? – голос Шмарии звучал тихо. – Что будет, если я решу, что мне нравится Россия?
Они сидели одни в пустом медицинском кабинете. Доктор, приладивший Шмарии новый протез, ушел несколько минут назад.
Сенда глубоко вздохнула и выжала из себя слова:
– Князь говорит, что в таком случае не сможет тебе помочь.
Шмария повернулся спиной к больничному окну.
– Князь это, князь то, – раздраженно проворчал он. – Вы вдруг стали закадычными друзьями.
Сенда покраснела и закусила губу.
– Я лишь стараюсь помочь тебе, – сказала она. – Что тут плохого?
– А он? Полагаю, его светлость, – саркастически произнес Шмария, – тоже желает мне добра? – Он искоса посмотрел на нее.
– А почему бы и нет?
– Хотел бы я знать, с чего это он стал таким чертовски заботливым! Тебе это не кажется подозрительным?
– Подозрительным? – тихо переспросила она, глядя на свои колени. – Почему это?
Он прошелся по комнате, гулко ударяя деревянной ногой об пол. Левая брючина была отрезана чуть ниже промежности, чтобы легче было завязывать кожаные ремни и пряжки протеза. Ничто не скрывало уродливое изобретение, и каждый раз, когда Сенда глядела на него, ее пробирала дрожь. Каким-то образом кожаный ботинок, которым заканчивалась нижняя часть протеза, только усугублял безобразный вид, коробя взгляд. Как если бы это была пародия на настоящую ногу.
– Перестань играть со мной в прятки! – Шмария сердито пнул протезом стул, опрокинув его спинкой вниз. – Ты что, думаешь, я и мозги потерял вместе с ногой?
Сенда съежилась. Ей пришло в голову, что это не тот Шмария, которого она знала и любила. Шмария, которому она так беззаветно отдавала всю себя, умер через три дня после бала, а его место занял еще более озлобленный – и более жалкий – человек.
Она передвинулась на кончик стула, сжимая и разжимая от волнения руки.
– Шмария, ну будь же благоразумным. Почему надо так упрямиться? Почему… почему ты не желаешь понять, что так будет лучше? Ты должен всего лишь уехать в Финляндию и подождать меня там. Это всего в ста тридцати километрах через пролив. Спустя несколько дней мы с Тамарой присоединимся к тебе. А оттуда сможем отправиться куда захотим: в Европу, Англию, Америку, даже в Палестину! Разве это так сложно?
Он зло посмотрел на нее.
– Мне хотелось бы знать, почему нельзя уехать вместе?
Она закрыла глаза и вздохнула.
– Потому что… потому что это… ну, так будет проще.
Он рассмеялся.
– Другими словами, мы должны ускользнуть из страны врозь, потому что их величество не желают, чтобы мы были вместе, в этом все дело? Потому что он хочет нас разлучить. Он надеется удержать тебя здесь. Ты ведь это хочешь мне сказать, не так ли?
Она закусила губу и заколебалась. Вацлав никогда прямо об этом не говорил, но она должна была признать, что его молчаливая тактика именно в этом и заключалась. Чем еще можно было объяснить ее бальное платье, приглашение на бал, квартиру, а теперь и дом? Зачем стал бы он прилагать столько усилий, чтобы перевести Шмарию из тюрьмы в больницу? Она была в достаточной степени реалисткой, чтобы понять, что он действовал вовсе не из альтруистических побуждений. Он просто ее хотел. Только и всего. И он ее получил: и не один раз. Доказательством тому были два ожерелья и браслет с бриллиантами и аквамаринами. Да, он ее хотел. И хотел только для себя одного. И все же, когда Вацлав сообщил Сенде, что Шмарии нельзя надолго оставаться в России, его аргументы показались ей вполне разумными. Слишком много дел было заведено на него. Слишком много газет писали о нем, практически уже осудив его. Если бы речь шла лишь о полицейском протоколе, его легко можно было куда-нибудь переложить и уничтожить. Если бы его задержала полиция. Но Охранное отделение? Тайная полиция. Для этих людей закон не писан. Сенда знала, что Вацлаву было нелегко перевести Шмарию в госпиталь: фактически он увел его у них из-под носа. Агенты охранки регулярно приходили даже сюда, в больницу, чтобы убедиться в том, что Шмария не сбежал.
Но если ему удастся добраться до Финляндии – с помощью Вацлава, разумеется, поскольку ему надо выправить необходимые документы, – то оттуда он сможет уехать куда захочет.
А если он заупрямится и останется в России? Тогда ему придется держать ответ, а это грозит большими неприятностями, скорее всего смертным приговором.
Сенда глубоко вздохнула. Лед, на который она ступала, был предательски тонок, и, стоит ей сделать один неверный шаг, Шмарии – а не ей – не избежать беды. Его кровь будет на ее совести, как если бы она убила его своими собственными руками.
Ей необходимо убедить его, и не надо обращать внимание на его намеренно злые обвинения. На это просто нет времени.
Его упреки, однако, были слишком близки к цели. Хотя Сенда и отметала его подозрения – он был совершенно не прав, полагая, что она хотела убрать его с дороги, – приходилось признать, что в одном он попал в точку.
Она не осмеливалась поставить под угрозу его шанс на спасение, дав знать Вацлаву, что она тоже собирается бежать. Вацлав ни при каких обстоятельствах не должен это заподозрить. Потому что в противном случае он откажется помогать Шмарии, в этом она была уверена.
– Ну что? – Прервав молчание, Шмария надвигался на нее своей неверной походкой, наваливаясь на здоровую ногу. – Это такой трудный вопрос, что тебе приходится искать ответ? Мне кажется достаточно просто сказать "да" или "нет".
Подняв голову, Сенда встретилась с ним взглядом.
– Это… это никогда не обсуждалось, – деревянным голосом сказала она.
– Меня тошнит от тебя! – презрительно бросил Шмария.
Она покраснела и поджала губы. Шмария в бешенстве затопал по комнате, стуча деревянной ногой.
– Должен признать, вы вдвоем задумали неплохой план. Уеду или нет – я все равно останусь в дураках.
– Почему ты так говоришь?
– Почему? – Он перестал расхаживать и уставился на нее. – Потому что, если я уеду первым, тебе вовсе не обязательно будет ехать за мной, правда? У тебя найдется множество удобных причин, чтобы остаться.
– Это неправда! – с жаром воскликнула Сенда, вскочив на ноги. – Я поеду за тобой. – Она с досадой покачала головой. – Шмария, что между нами произошло? Почему ты не хочешь мне поверить? Я пойду за тобой хоть на край света!
Его губы скривила горестная усмешка.
– С чего бы это?
Сенда смотрела на него увлажнившимися глазами.
– Потому что я люблю тебя, – прошептала она. Откинув назад голову, он захохотал во все горло.
– Ну и насмешила! О Господи, это действительно забавно!
– Не понимаю, что в этом смешного, – спокойно проговорила она. – Может, ты мне объяснишь?
Истерический смех замер у него в горле.
– Хочешь, чтобы я объяснил? Изволь, объясню! – Сощурив глаза, он развязал веревку, на которой держались его пижамные брюки, и спустил их вниз. В паху у него была лишь небольшая повязка, поскольку рана уже заживала, но это лишь подчеркивало ужасную потерю, которую он перенес. – Смотри, – хрипло сказал он. – Вот что смешно.
Сенда положила ладонь на его руку.
– Это ведь не самое главное, Шмария, и ты это знаешь, – нежно проговорила она. – Ну и что, что мы больше не можем иметь детей. Нам ведь и не нужны другие дети. Нам хватит Тамары. Она дает нам столько любви, что ее хватит на несколько жизней. И она нуждается в тебе и любит тебя. Ты не представляешь, как она по тебе скучает. Она постоянно спрашивает о папе. Как бы мне хотелось, чтобы ты хотя бы изредка мог видеться с ней. Зачем заставлять ее страдать из-за вещей, которые она не способна понять, потому что еще слишком мала и невинна?
Шмария отвернулся от нее и надел штаны.
– А ты? – сдавленным голосом спросил он. – Как быть с твоими потребностями?
Сенда пожала плечами.
– А что с ними?
– Попробуй сказать мне, что тебе все равно, – с горечью в голосе набросился он на нее, показывая на свой пах.
Она покачала головой и тихо сказала:
– Ты же знаешь, что мне все равно. Я люблю тебя, Шмария… а не какую-то часть твоего тела. Я все в тебе люблю.
Голос ее сорвался, и она подумала: "Я должна быть с ним терпелива. Я должна показывать ему только свою любовь и никогда – жалость. Тогда, возможно, со временем боль, которая так мучает его сейчас, утихнет, и наконец он начнет выздоравливать".
Сенда знала, что придумывает для него оправдания, но разве он их не заслуживал?
– Шмария, послушай, – настойчиво сказала она, – что случилось, то случилось. Я знаю, это неприятно…
– Неприятно! Это слабо сказано.
Она вновь вздохнула и начала сначала, уже более уверенно:
– Я знаю, это ужасно, но, как бы нам ни хотелось, мы не можем ничего изменить. Сейчас надо справиться с этим, постараться перестроить по-новому нашу жизнь и доказать, что мы можем продолжать жить, несмотря ни на что. Неужели ты не видишь, мы должны это сделать? Ради нас самих и ради Тамары. Шмария, пожалуйста. Мы должны жить! Ты должен верить мне, когда я говорю, что то, что они сделали с тобой, это самое страшное, что с нами когда-либо случалось. – Слезы затуманили ей взгляд. – Но того, как я отношусь к тебе, – она покачала головой, – это не меняет. Я еще больше люблю тебя.
– Ты жалеешь меня, – отрезал он, отворачиваясь от нее. – Это не любовь. Тебе просто меня жаль. Ты просто успокаиваешь меня. Поддерживаешь меня. Ты меня не хочешь. Больше не хочешь.
– Но я хочу.
– Тогда докажи это.
– Д-доказать? – заикаясь, проговорила Сенда.
В его глазах вновь вспыхнул какой-то сумасшедший огонь.
– Займись со мной любовью. – Знаком он велел ей подойти ближе. – Сейчас.
– Шмария, – разрыдавшись, взмолилась она, – не поступай так со мной. Я знаю, что тебе пришлось вынести много…
– Это ведь ты сказала, что ничто не изменилось, – холодно напомнил он. – Сейчас я хочу, чтобы ты это доказала. Для начала можешь раздеться.
Ужас сковал ее.
– Ты сошел с ума! – прошипела она. Не отводя взгляда от его глаз, Сенда осторожно попятилась к двери.
– Значит, тебе этого вовсе не хочется? – Шмария двинулся за ней, отвечая на каждый ее шаг своим шагом. Наклонив голову, он спросил: – Это все одни слова, правда?
"Этого не может быть! – подумала Сенда. – Какой бес в него вселился?"
– Шмария… – в голосе ее прозвучало предостережение.
Ни слова не говоря, он резко протянул к ней руку и, ухватив за волосы, притянул ее к себе. Сенда с трудом подавила крик боли.
Шмария свирепо взглянул на нее.
– А теперь давай посмотрим, как сильно ты меня любишь, – прошептал он, брызгая слюной при каждом слове.
Казалось, вся кровь отхлынула от ее лица, в широко раскрытых немигающих глазах застыл ужас. Сердце колотилось так громко, что мешало ей собраться с мыслями. Затем на смену трепещущему страху пришел ледяной гнев.
– Отпусти меня! – потребовала Сенда.
Он разразился безумным смехом и еще крепче вцепился в ее волосы.
Она поморщилась от боли, но поборола желание расцарапать ему руку.
– Шмария, нельзя же так, – спокойно произнесла Сенда, скрипя зубами. – Этим ты лишь уничтожишь то немногое, что у нас осталось.
– Что? Тебе все это уже надоело?
Она попыталась отодвинуться от него, но он крепко держал ее.
Не выпуская волосы Сенды из своей руки, Шмария резко повернул ее спиной к себе и в каком-то исступлении стал рвать на ее платье пуговицы, которые перламутровым градом забарабанили по полу и покатились в разные стороны. Затем он рывком стянул с нее платье и с той же дикой яростью набросился на нижнюю юбку. Теперь, когда она стояла перед ним совершенно голая, а одежда валялась у ее ног, он повернул ее лицом к себе и принялся развязывать шнурок, на котором держались его брюки.
Ее прищуренные глаза сверкали ненавистью.
– Может, хватит вести себя как скотина? – зло проговорила она. – Пожалуй, мне пора идти.
Злость разом покинула его, Шмария стал жалким, сломленным. "Сможет ли он когда-нибудь оправиться от этого?" – спросила себя Сенда. Он молчал все время, пока она надевала платье и пальто. Когда она уже подошла к двери, ее остановил его сдавленный голос: