- Фу, Василий! Напугали! - узнав голос ученика, обрадовалась хозяйка. - Вы с Анечкой уже приехали из больницы? Она спит? С ней все в порядке?
- Раздевайтесь, Маргарита Андреевна. Я сейчас чайник поставлю и все вам расскажу. Анну оставили в больнице, а мне она вот ключи передала… Вы не будете сердиться?
- Какое там сердиться! Рассказывайте скорее, Вася. Почему ее задержали? Что врачи говорят?
- Что врачи могли сказать, вы, наверно, давно знали, - слегка наклонив стриженую голову, ответил Вася. - Аня была беременна.
- Ну да, беременна! Но почему была?
- Врачи сказали, что вряд ли удастся сохранить беременность, хотя они делают, что могут.
Маргарита Андреевна вскочила с дивана, зашагала по комнате взад-вперед. Она испытывала двоякое чувство: и боль от вероятной потери ребенка племянницей, и таящуюся в глубине мысль, что, может, оно и к лучшему в сложившихся обстоятельствах. А Вася продолжал:
- Ну почему она мне раньше не сказала? Не скажу, что я мечтал о ребенке, хотя, с другой стороны, мне уже тридцать три, пора становиться отцом. Я бы проследил, чтобы она побереглась …
- Вы ведь не расписаны. Наверно, Анечка была не уверена в твоих чувствах, но она хотела родить этого ребенка.
- Маргарита Андреевна, я ее люблю!
- Вы бы ей почаще об этом говорили!
- Сейчас иное время, мы как-то без сюсюканий обходились.
- Так вы приехали по делу? Анечка о чем-то просила?
- Да, она просила ей кое-что из вещей привезти, - он перечислил необходимое. - Если вы соберете их быстро, я завтра утром, перед работой, отвезу ей.
- Вы езжайте домой, Вася. Я все необходимое приготовлю и завтра сама поеду к ней.
Вася быстро надел куртку, попрощался и вышел за дверь. На площадке остановился и окликнул Маргариту Андреевну:
- Вы ее предупредите, что я тоже заеду после работы, и звоните мне, как дела. И главное, удалось ли спасти ребенка.
Устроившись в постели, Маргарита Андреевна раздумывала над тем, что над их родом будто проклятье нависло: и у самой нет детей, и у Ани все осложняется. Когда уснула, привиделись ей младенцы-близнецы, она купала их в белоснежной ванночке, с трудом удерживая обоих в одной руке - были они мелкие, как новорожденные котята. Брызги воды разлетались на пол.
В то время, когда Маргарита Андреевна вместе с Георгом еще только вместе выходили из метро, на другом конце города, в Купчине, прощались нежно и долго Лидия Валерьевна и Олег Шитиков. Они в десятый, наверно, раз проходили мимо ее подъезда, и Лидия Валерьевна лишь отмечала, что кухонное окно ее квартиры освещено, стало быть, домашние не спят.
Долговязый Олег из-за худобы выглядел моложе своих сорока шести лет, а Лидия Валерьевна хотя была сухощавой низенькой пенсионеркой, вроде как и вовсе не имела возраста. Но их разделяло ровно десятилетие. Сейчас они находились одни в темном дворе, и осуждать их было некому. Прохладный осенний воздух пролезал в широковатые рукава куртки Олега, заползал по скользким колготкам под юбку его спутницы.
- Олежка, не замерз? - спросила Лидия Валерьевна, вдруг поймав себя на том, что окончательно увязла в роли женщины-мамочки.
- Да мне жарко с тобой, Лидочка!
Такие отношения казались Лидии Валерьевне свежими и волнующими, потому что она откровенно устала, ухаживая за своим старым мужем, которому было уже ближе к восьмидесяти. Когда супруг был в силе, то отличался деспотизмом. Будучи прорабом на стройке, привык помыкать рабочими и так же вел себя в семье, даже поколачивал жену. Но после двух инсультов в последние пять лет превратился в довольно смирное существо, передвигающееся по квартире с ходунками. Разумеется, он пребывал в вечном недовольстве, постоянно брюзжал, и Лидия Валерьевна, обеспечивая ему минимальный уход, старалась пореже бывать дома. Там и без нее хватало народа: шумели внуки-школьники, невестка-домохозяйка крутилась на кухне, а сын, работающий аниматором-затейником на корпоративных вечеринках, часто пролеживал днями перед телевизором. Он покидал дом ближе к шести. Потому-то и не ушла Лидия Валерьевна на пенсию, продолжала заведовать библиотекой, с тревогой ожидая, что ее вот-вот попросят уволиться, потому что все время шли разговоры об омоложении кадров. А пока отыскала себе занятие для души, на старости лет увлекшись писательством, углубилась в корни своего рода, просиживала выходные дни в архивах и писала, писала …
Чувство к Олегу расцветало исподволь. Вначале библиотекарша жалела долговязого мужчину, страдающего эпилепсией, потому старалась поддержать его, похвалить на литсеминарах его разоблачительные памфлеты об олигархах и правителях. Позже поймала себя на мысли, что ей приятно, когда он невзначай касается ее плеча, провожает до дома. И сейчас, взяв его под руку, ощущала сквозь скользкую ткань куртки тепло жилистого мужского тела. Беседовали они о житейском, обсуждали трудности ухода за стариками. Лидия Валерьевна рассказывала о муже, а Олег о матери. Но Олег, нервно подрагивая ресницами, вдруг сказал:
- Лидуся, я больше так не могу, только по улицам гулять, как мальчишка. Понимаю, что к тебе нельзя. Может, ко мне поедем? Я спрашивал у мамы, она не против.
- Спрашивал у мамы? Ты о чем? Уже ночь во дворе! Сейчас вся моя семейка выйдет с фонарями во двор меня искать!
Они остановились на темном пятачке, не охваченном электрическим светом, вдали от ее окон. Олег вытянул захваченную Лидой руку, и уже обеими руками обнял ее за плечи. Обнял впервые за все время их общения. Она смотрела на друга снизу вверх, худощавая и маленькая, будто девочка. Смотрела не отводя глаз. Их губы мысленно соединились раньше, чем сомкнулись по-настоящему.
Олег страстно желал эту женщину.
- Лидочка, ты… прости меня. У меня давно не было женщины.
- Я подумаю, где мы сможем встретиться, - отряхивая пальто, отозвалась Лидия Валерьевна.
Она уже мысленно отдалась ему. А раз так, надо искать достойный выход. Выход искал и Олег:
- Приедешь завтра днем ко мне? Мама после обеда всегда спит, а у меня отдельная комната.
- О завтра поговорим завтра, а сейчас, Олег, до свидания. Смотри, все окна во дворе погасли, только в моей квартире и светится!
Она поцеловала его, едва касаясь щеки, и заспешила к своему подъезду.
Встретивший ее в коридоре старик-муж даже не спросил, где так припозднилась жена. Он лишь стал жаловаться, что обмочил пижамные штаны, и начал требовать, чтобы она дала ему чистую одежду.
Глава 7
Маргарита Андреевна плохо спала ночь после пожара в библиотеке: ворочалась, думала про самопроизвольный Анечку, про курсантов, так самоотверженно проявивших себя при тушении огня, про Лидию Валерьевну - как бы ее не заставили возмещать материальный ущерб. Эта круговерть в голове вначале мешала заснуть, а потом, когда приснились близнецы, женщина вовсе проснулась. Встала, приоткрыла окно. На Сенной площади в тумане уже вырисовывались торговые киоски, рекламные щиты; пролетали редкие машины под желтые мигающие огни светофора. Она вздохнула и снова улеглась, успокаивая себя тем, что сегодня никуда идти не надо, что можно не волноваться оттого, что уже забрезжил рассвет. Самовнушение помогло, и Маргарита Андреевна задремала снова, благостно проваливаясь в сон.
Ну как она могла забыть о телефоне, не отключила мобильник, когда, среди беспокойного сна вставала открыть окно! Теперь жизнерадостная трель звенела над ухом, и сам телефон, от нетерпения вибрируя, почти допрыгал до края тумбочки. Маргарита Андреевна приоткрыла сомкнутые веки, поймала скачущий мобильник. Дребезжащий старушечий голос был ей незнаком.
- Простите, кто вы? - спросила она.
- Это Надежда Петровна говорит, сестра Георгия. Помните? Вы у нас в гостях однажды были…
- Доброе утро, Надежда Петровна! - вспомнив об этикете, поздоровалась Маргарита Андреевна и посмотрела на часы: восемь утра - всего полтора часа и поспала.
И снова пропустила что-то важное в потоке многословия собеседницы.
- Больница?! Вы попали в больницу? А почему мне звоните, а не брату?
- Нет-нет. Я-то ничего, держусь пока. Это Герочку увезли на "скорой помощи", ему под утро плохо с сердцем сделалось. Он вчера пришел из вашей библиотеки на себя не похожим: оборванный, обгоревший. Я его сразу в кровать уложила. А утром слышу, он в стенку мне стучит, нет сил встать самому. Я как была, бросилась босиком к нему… Инфаркт оказался!
- В какой больнице?
- В Георгиевской! Представляете, к своему святому покровителю попал! Он в реанимации, меня к нему не пускают. Вот пока решила его друзей обзвонить, телефон-то его я догадалась взять, отдам ему, как на терапию переведут.
- А как его состояние? Что врачи говорят?
- Так я ничего не могу ни у кого добиться…
- Не волнуйтесь, Надежда Петровна, я скоро подъеду.
Тут же Маргарита Андреевна набрала номер Василия и сказала, что не сможет сегодня приехать к племяннице, ей надо срочно быть в другой больнице, на другом конце города. И поскольку у Василия остались Анечкины ключи, просит его подъехать за ее вещами самому.
Спустя два часа Маргарита Андреевна входила в вестибюль больницы Святого Георгия, где, прислонясь к стене, сидела на жестком топчане измученная сестра Георга. По ее посеревшему лицу было видно, что ей самой нужна медицинская помощь, однако на уговоры Маргариты Андреевны уехать домой решительно замотала седыми космами. И лишь в середине дня, когда стало известно, что положение больного стабильно тяжелое, что еще сутки-другие он останется в реанимации, обе женщины решились покинуть лечебное учреждение.
Позже, когда Георга перевели в общую палату, его стали навещать не только сестра и Маргарита Андреевна, но и товарищи из группы. Он рассказывал им, как лежал голым в реанимации, как ему проводили экстренную операцию на кровеносных сосудах, как терял сознание и вновь врачи возвращали его к жизни. При этом подшучивал над собой и вообще выглядел молодцом. А палата Георга, которую он делил с соседом, утопала в цветах, будто гримерная артиста.
Для молодежи его страдания казались экзотическим приключением сродни путешествию по африканской саванне, лишь Лидия Валерьевна, имеющая на руках больного мужа, понимала больше того, что Георг рассказывал. Она убеждала его не слишком резво вскакивать с кровати, чтобы избежать осложнений. Он послушно лежал, вытянувшись под одеялом. Лежал до тех пор, пока в палате не появлялась Маргарита. Тогда посетители торопливо прощались и уходили. В такие минуты покидал палату и сосед, обычно слушающий радио в наушниках или листающий потрепанный журнал. А Георг вдруг становился серьезным. Если перед посторонними он хорохорился, то Маргариту Андреевну уже считал своей и был самим собой:
- Марго, отвернись на минутку. Я оденусь.
Вскоре он уже сидел в майке и широких спортивных брюках за квадратным столиком с зеленым, как неспелый крыжовник, пластиковым покрытием, потирая пальцами въевшиеся в столешницу следы от кружек предшественников. Маргарита Андреевна возилась с кипятильником, готовя чай.
- Ты подложи под кружку что-нибудь, а то и так весь стол испоганен. Возьми с тумбочки детектив Волгиной, я его уже пролистал.
- У меня рука не поднимется так с книжкой обращаться. Тебе не нравится, так отдай другим больным.
- А чему тут нравиться? Чушь собачья. Марго, а ты посмотрела мои "Морские истории"? Я тебе как раз накануне пожара отдал.
- Гера, тебе нельзя сейчас волноваться, поговорим о твоей рукописи позже.
Маргарита Андреевна опустила кипятильник в кружку с водой и поставила ее на потрепанный журнал. Включила нагреватель в сеть.
- Так порядок? - улыбнулась она, заметив, что глаза Георга споткнулись о гламурную девицу на обложке.
Он виновато посмотрел и перевел взгляд в вырез шелковистой сиреневой блузы самой Маргариты. Ее грудь не уступала по богатству изображенной на обложке, что грелась сейчас донышком кружки. Неужели он никогда не сможет за нее подержаться? Не сможет приласкать женщину и дать ей наслаждение? Будет ли ему дан еще один шанс, шанс последней любви? Георг чуть придвинул свой стул к Маргарите и, склоняя голову, потянулся губами к манящему телу.
Маргарита Андреевна замерла, не шевелясь, но сердце ее бешено забилось, когда нежную чувствительную кожу обожгло легкое касание его губ.
- Ой, закипело, - она вскочила и выдернула кипятильник из розетки. Затем, разлив воду по стаканам, опустила в них пакетики с чаем и снова села, предварительно отодвинув стул от Георга.
Он заметил ее маневр и улыбнулся:
- Боишься, что я с катушек долой. Считаешь, раз инфарктник, то рисковать не стоит?
- Гера, тебе нельзя волноваться…
- Знаешь, мне жаль, что я потерял столько времени. Ни разу не пригласил тебя в театр. Ты пойдешь со мной в театр, когда я выпишусь из больницы?
- Возьми бутерброд с сыром. Или кекс. Тебе можно сладкое, диабета нет?
- Хотя, если честно, я театр как-то не очень… два часа держать рот на завязке, не иметь права откомментировать представление - как-то не по-человечески. Иное дело музей или выставка: увидел картину и сразу обменялся впечатлениями со спутником. Решено: мы с тобой на кладбище отправимся!
- Причем здесь кладбище? - возмутилась Маргарита. - Ты брось эти разговоры!
Как причем?! Вспомни, как мы с тобой чудненько на Литераторских мостках барражировали. Можно поехать на Волковское кладбище! Вначале подготовимся, почитаем о писательских захоронениях, а потом выдвинемся на позиции.
Отличная идея! Можно всей группой экскурсию провести.
- Лучше ты и я - вдвоем.
Георг встал и подошел к окну, будто высматривая погоду перед обговоренной уже поездкой. Маргарита Андреевна приблизилась к нему, встала рядом, взяв под руку и прислонив голову к его плечу.
- Хорошо, поедем вдвоем, и я покажу тебе могилу дальнего родственника, одного известного, но подзабытого сейчас писателя.
- И кто это? Может, и я его читал?
- Читал! Я уверена, но фамилию назову, когда там окажемся.
Георг хотя и заинтересовался, но настаивать на раскрытии тайны не стал, а сказал смиренно:
- А моя позабытая родня вся лежит в Гатчине, на местном кладбище.
- В Гатчине? Не может быть!
- А что тут удивительного? Моя бабушка оттуда родом, и прабабушка. Ну а я - питерский, коренной.
- Выходит, мы земляки. Я тоже в Гатчине родилась, а позже мы с мамой в Ленинград переехали. Но у меня там родственники и сейчас живут. Правда, места там замечательные?! Хвойный лес, река, воздух чистейший!
- Трудно не согласиться, хотя я там бывал считаные разы, только на кладбище и ездил к бабушке, - подхватил Георг. - Так что еще один вариант культурного отдыха намечается. Съездим на гатчинское кладбище, но туда лучше летом ехать, как-то веселее.
- Веселье на кладбищах относительное, - Маргарита Андреевна высвободила руку и назидательно добавила: - На семейные могилы вообще-то принято с семьей ездить. Свози туда лучше Надежду.
- Надюшке уже тяжело полдня в машине трястись.
За разговором оба не заметили, как дверь открылась и в палату вошла легкая на помине Надежда:
- Это кто тут за Надюшку вес решает? Куда, Герочка, ты хочешь меня отвезти?
- На кладбище! - брякнул Георгий.
Он взял из рук сестры полиэтиленовый мешок с гостинцами, кинул его на кровать, а сестру усадил к столу:
- Выпьешь чаю? Я сейчас стакан сполосну, а кипяток в большой кружке еще остался.
Но Надежда не могла забыть слов брата о кладбище и огрызнулась:
- Вначале на кладбище собирался спровадить, а теперь чай предлагаешь!
Сколько он ни убеждал сестру, что речь шла о посещении могилы бабушки, она не верила. Надежда подозревала козни с стороны обоих, решив, что ее хотят устранить и жить в квартире, когда-то с большими трудностями купленной ею через советский еще кооператив. И все время пребывания в палате демонстративно отворачивалась от Маргариты, нарочито уходя от общих тем. Она оживленно рассказывала брату о каких-то неурядицах с соседями по площадке, игнорируя Маргариту.
А ведь за несколько минут до прихода Надежды в сердце Маргариты вновь вспыхнуло сердечное волнение накатившим теплом в груди. И было оно теперь удивительно ей самой. Она привыкла считать себя влюбленной в Рубальского, но вдруг будто прозрела, поняв, что то был затянувшийся девичий комплекс безответной любви, так украшающий жизнь каждой одинокой женщины. Сегодня женщина четко увидела разницу между романтическими идеалами и живыми чувствами. Георг пробудил в ней способность чувствовать.
Однако сестра Георга остудила ледяным душем зыбкий огонек нового ощущения. Надежда лишала Маргариту всяческих надежд. Она сидела перед пустой уже чашкой, печально опустив голову. Очевидно, что до конца дней Надежда будет удерживать Георга при себе и не впустит в их сложившийся быт чужую женщину. Окончательно поняв, что сейчас она лишняя, Маргарита подхватила сумочку и, попрощавшись, вышла из палаты. Георг кинулся было проводить ее до лифта, но сестра, ухватив его за руку, вернула на место.