ГЛАВА 5
"Кавалер Этторе Ольдани и его супруга Мария Ривольта извещают друзей и родственников о состоявшемся бракосочетании их сына Онофрио с синьориной Терезой Ловати, дочерью инженера Карло Ловати и его супруги Эмилии Маджи, а также об отъезде новобрачных в свадебное путешествие". Так было написано в тексте, и дата: 10 мая 1911 года.
Значит, его старший кузен Онофрио женился. По расчетам Джованни, ему сейчас года двадцать два. Извещение не было адресовано Джованни, его и за родственника-то в дядиной семье не считали, просто хозяин передал ему этот текст для печати.
Джованни уже исполнилось шестнадцать, и он почти год как работал у Фабио Мотта - в одной из лучших миланских типографий, расположенной на улице Сан-Рафаэле, в самом центре. Джованни нравится его работа, нравится запах свежей свинцовой краски, грохот типографских станков. Он уже научился правильно располагать текст, подбирать к нему подходящий шрифт и самостоятельно делать набор. Извещение о свадьбе двоюродного брата он решил украсить орнаментом из цветов и листьев, изящно переплетенных с лентой, на которой будет написано: "Ubitu Gains, ibiego Gaia" (что в переводе с латыни означает: "Где ты, Гай, там я, Гая").
Джованни хотелось, чтобы тете Марии понравились извещения, хотя он старался не для того, чтобы ей угодить. После памятного случая, когда он назвал ее шлюхой, они больше не встречались, но он часто о ней думал, смеясь в душе над ее напыщенностью. Вот и сейчас он представил себе, как она хвалится перед гостями красивым извещением, будто сама его напечатала, а гости, отвернувшись, чтобы она не видела, корчат презрительные гримасы. Он получал злое удовольствие, представляя себе тех, кто обидел его в жизни, осмеянными или униженными; так он мстил им за то, что они оттолкнули его в трудную минуту, лишили привычной среды, в которой он родился и провел свое детство.
- Молодец, Джованни, - похвалил его синьор Мотта, разглядывая образец, над которым Джованни пришлось изрядно потрудиться. - Скоро хлеб у меня начнешь отбирать. Такое желание к работе, как у тебя, в наше время большая редкость.
Хозяин типографии не знал, что на самом деле его учеником движет совсем другое желание - доказать своим обидчикам, что он чего-то стоит.
Сюда, в типографию, Джованни попал благодаря дяде (они с синьором Мотта были закадычными друзьями) - еще одно благодеяние, за которое он когда-нибудь обязательно рассчитается.
- В долгу я не останусь, - пообещал он тогда, - даю слово.
Дядя и не догадывался, сколько болезненного самолюбия скрывается за обещанием племянника, чье сходство с его бедной слабохарактерной матерью не внушало ему больше надежд на будущее Джованни. "Из него вряд ли что-нибудь получится", - подумал про себя синьор Ольдани и покачал головой. "Я докажу тебе, чего я стою", - подумал Джованни и в упор посмотрел на дядю.
В субботу, в день зарплаты, он получил прибавку - две с половиной лиры. Это были небольшие деньги, но Джованни понял, что хозяин им доволен.
Вечером они с Анджело отправились в кафе на улице Орефичи и заказали себе по чашке молока и по куску золотистой поленты.
- Сегодня я смогу дать тебе десять лир, - с гордостью сообщил Джованни.
Его небольшой капитал хранился теперь в банке "Монте", куда Анджело устроился работать клерком. Друзья за двадцать лир в месяц снимали комнату на улице Данте. Анджело получал в неделю тридцать, а Джованни после сегодняшней надбавки - двадцать пять. Экономя каждый чентезимо, друзья уже скопили по пятьсот лир каждый - огромные деньги для тех, кто с трудом сводит концы с концами. Анджело часто рассказывал Джованни о матерях семейств, которые закладывают в банке обручальные кольца или сережки, чтобы накормить своих близких.
В конце каждой недели Джованни отдавал Анджело сэкономленные за шесть дней деньги, а тот относил их в понедельник в банк. Неудачный опыт с тайником под матрацем научил их не держать дома своих сбережений.
- Мой хозяин собирается продавать старый типографский станок, - сказал Джованни. - За две тысячи.
- Ну и что? - невозмутимо жуя поленту, спросил Анджело.
- Вот бы его купить! - размечтался Джованни. - Я тогда бы свою типографию открыл…
- Тебе, видно, та баржа покоя не дает, - поддел друга Анджело. - А если серьезно - нам еще три года надо копить, чтобы набрать такую сумму.
- Синьор Мотта не станет столько ждать, он станок сейчас продает. А может, ссуду в банке взять?
- Во-первых, тысячу лир мой банк мне пока не даст, я слишком мало зарабатываю, а во-вторых, сам подумай, куда ты этот станок поставишь? Для него помещение нужно. Ты представляешь себе, сколько стоит снять помещение?
Да, Анджело был, как всегда, прав. И все-таки сдаваться Джованни не собирался. Ему почему-то казалось, что скоро, очень скоро его жизнь изменится.
ГЛАВА 6
Две блестящих черных косы, белая шейка, круглое личико с большими темными глазами и красными, как свежая клубника, губками. Ей едва исполнилось пятнадцать, и звали ее Веральдой. Она была единственной дочерью синьора Мотта, хозяина типографии.
Каждый день в полдень Веральда приносила обед для отца и рабочих - серый хлеб, сыр, разбавленное вино, а по субботам еще и мясо. Из-под длинного ситцевого передника в мелкий цветочек выглядывали стройные ножки в белых нитяных чулках и лакированных туфельках. Узкий лиф платья не скрывал двух маленьких выпуклостей, которые трогательно вздрагивали при каждом движении.
Джованни не в силах был отвести от нее глаза, и она отвечала ему выразительными взглядами. Молодой подмастерье и в самом деле был хорош собой: высокий, худой, голубоглазый, с благородными чертами лица. Веральде казалось, что в типографию он попал по ошибке. Такому парню носить бы офицерский мундир королевской армии, а не этот гадкий темный фартук, который напялил на него ее отец.
Весной, когда потеплело, стали обедать на воздухе. Сидя на ступеньках крыльца, ждали, пока Веральда подаст еду отцу, потом остальным, по очереди. Джованни всегда был последним.
- Благодарю вас, синьорина, - всякий раз произносил Джованни, принимая из рук Веральды свою порцию, и у него от волнения перехватывало горло.
- Кушайте на здоровье, - неизменно отвечала ему девушка, пряча глаза под пушистыми ресницами.
Сидящие изо дня в день молча наблюдали за этой сценой, и, когда однажды днем в типографию вместо Веральды вошла ее мать, всем стало ясно: хозяин решил положить конец опасным играм.
Джованни и виду не подал, что расстроен, только еще старательнее делал свою работу. "Да что, на ней разве свет клином сошелся? - уговаривал он себя. - Через неделю я и думать о ней забуду". Но время шло, а забыть Веральду не удавалось. Он засыпал и просыпался с одной мыслью - о ней, и, приходя на работу, каждое утро надеялся: вот сегодня она наконец появится на пороге с корзиной в руках. Но наступал полдень, открывалась дверь, и в типографию входила жена хозяина.
В конце концов, он не выдержал. Как-то в воскресенье, поднявшись ни свет ни заря, он стал прогуливаться неподалеку от ее дома, надеясь, что Мотта отправятся к утренней мессе и он увидит Веральду. Ждать пришлось долго, но его терпение было вознаграждено: из дверей дома вышли бабушка, отец с матерью и Веральда. Спрятавшись, он смотрел, как они направляются к церкви. Веральда, осунувшаяся и побледневшая, шла рядом с синьорой Мотта, не поднимая глаз от земли. Сердце Джованни бешено заколотилось, и он понял, что любит хозяйскую дочь больше жизни.
В понедельник после работы Джованни нарочно замешкался у себя наверху, поджидая, когда уйдут рабочие, и подошел к хозяину.
- Синьор Мотта, - сказал он звонким от волнения голосом, - мне надо с вами поговорить.
- Валяй, говори, - хмуро ответил хозяин, догадываясь уже, о чем пойдет речь.
- Я прошу вас разрешить мне встречаться с вашей дочерью, - проговорил Джованни, проклиная себя за дурацкое слово "встречаться", но другое не пришло ему в голову.
- Нет, не разрешаю, вот тебе мой ответ! - резко ответил синьор Мотта и впервые за два года со злостью посмотрел на своего любимого ученика.
- Я знаю, вы считаете, что мы не пара, - не отступал Джованни. - Возможно, пока еще я ее не достоин, но придет время, и я всего добьюсь. Даю вам слово, она будет купаться в золоте.
- Вот когда всего добьешься, тогда и поговорим, - отрезал хозяин, но, словно спохватившись, добавил более снисходительно: - Тебе сколько лет? Семнадцать? Да ты еще сосунок! Думай лучше о работе, а глупости эти выбрось из головы.
Домой в тот вечер он не пошел. Пройдя улицу Боттонуто, он свернул в один из тех грязных переулков, где обитала беднота, нашел старый, обшарпанный дом, поднялся по вонючей лестнице и постучал в дверь. Здесь жила Анджолина. Рабочие в типографии о ней часто говорили.
- Деньги у меня есть, - выпалил Джованни, едва ему открыли, и лишь после этого посмотрел на женщину в дверях.
На вид ей было чуть меньше тридцати. Густые растрепанные волосы. Упругое мягкое тело под белой рубашкой.
- Надеюсь, что есть, - с усмешкой сказала Анджолина. - Я за бесплатно не работаю.
Оглядев посетителя с ног до головы оценивающим взглядом, она пропустила его в комнату, и он вдруг испугался.
- Ты, верно, первый раз?
Джованни залился краской и, сглотнув слюну, молча кивнул.
- Считай, тебе повезло, малыш, - Анджолина подмигнула ему. - Со мной у тебя все получится как надо, останешься доволен. Небось думаешь, цену себе набиваю? Ничего подобного, просто я свое дело знаю, сам увидишь. И потом я не то, что некоторые, с любым не лягу.
Продолжая говорить, она наполнила водой синий эмалированный кувшин.
- Раздевайся, сейчас я тебя помою.
Джованни от страха был ни жив ни мертв, но Анджолина, как опытная проститутка, умела найти подход к каждому. Делая вид, что не замечает смятения мальчика, она нежно, почти по-матерински, стала помогать ему освободиться от одежды. Опьяненный ее запахом, он не сопротивлялся.
- Ого! - воскликнула вдруг Анджолина, когда ей открылись мужские достоинства Джованни. - Щедро же наградил тебя господь! Не каждому достается такой подарок, можешь мне поверить. А я-то живу себе и знать не знаю, что в нашем городе есть парень с таким "божьим даром".
В ее голосе звучало неподдельное восхищение.
- А теперь иди ко мне и ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо.
Уходя, Джованни протянул ей деньги, и она, равнодушно взяв их, сказала ему с нежностью:
- Не знаю даже, кому больше повезло, тебе или мне. Приходи, когда захочешь, даже без денег, я всегда тебе буду рада.
"Теперь я уже не сосунок, - думал Джованни по дороге домой, - теперь я настоящий мужчина и вести себя буду как мужчина".
Наутро, едва он вошел в типографию, хозяин подозвал его.
- Вот твои выходные. Тебе здесь, сам понимаешь, больше не место. Работник ты, честно говоря, хороший, мне жалко, что все так получилось.
- Мне тоже, синьор Мотта. Спасибо за все, вы меня многому научили. А что касается Веральды, я от нее не отступлюсь, так и знайте. И когда я приду в следующий раз, вы уже не скажете мне "нет".
ГЛАВА 7
Анджола Камурати стала проституткой по воле матери, которая знала все тонкости древнейшей профессии. Глядя, как, подрастая, расцветает любимая дочка, она заранее начала готовить ее к будущей работе, передавая ей свой богатый опыт и знания.
"Помни, - любила она повторять, - главное в нашей профессии - порядочность. Нас часто называют женщинами дурного поведения, и, к сожалению, это правда, потому что многие из нас - обыкновенные шлюхи. Порядочная проститутка не должна забывать о долге, это самое главное.
Следи за своим здоровьем, а если не дай бог заболеешь, с клиентами не встречайся. С ними тоже будь начеку, а то подхватишь заразу. Пришел к тебе мужчина, ты с ним сразу не ложись, сначала раздень, вымой и осмотри. Запомни, здоровый член должен быть гладким, чистым, блестеть и не гноиться.
Порядочная проститутка не имеет права влюбляться или думать о своем удовольствии. Не забывай, что это твоя работа. А от любви одна морока, поверь своей матери.
Лучше всего иметь постоянных клиентов, а для этого надо брать с них сколько положено, лишнего не тянуть.
Соблюдай чистоту, следи, чтобы у тебя не завелись клопы, блохи или - упаси боже - вши. Лицо не крась, но мойся каждый день и на ночь не забывай молиться, потому что господь наш милостив, он тебя не оставит.
Никогда, ни при каких обстоятельствах не выходи на панель, не бегай за клиентами, пусть лучше они за тобой бегают. Пьяных, грязных, старых - гони, с ними хлопот не оберешься. И не бойся, что, соблюдая эти строгие правила, ты останешься без клиентуры, наоборот, честное обслуживание - самая лучшая для тебя реклама".
Амалия Камурати умерла в пятьдесят лет от лихорадки на руках дочери, которая оказалась способной ученицей и не забыла материнских уроков.
Джованни Ровести, несмотря на молодость, интуитивно чувствовал, что его новая подружка может помочь ему в жизни, поскольку умна, сообразительна и лучше его разбирается в людях. Через несколько дней он принес ей в подарок кашемировую шаль и остался на всю ночь.
- Анджола, Анджолина, - шептал он, лаская ее, - спасибо тебе за твою доброту. Пока мне нечем тебя отблагодарить, но ты потерпи. Придет время, и ты переедешь из этой дыры в центр, на улицу Сан-Дамиано, например; будет у тебя уютная квартирка, служанка и даже собственный экипаж.
Они лежали в постели после ночи любви, утомленные и счастливые. Анджолина готова была расстаться со своими клиентами ради этого несмышленого мальчика, она почти влюбилась в него и тщетно пыталась обуздать сердце доводами разума. Но болтовня Джованни вернула ей чувство реальности.
- Красиво говоришь, - насмешливо сказала она и обвела взглядом свою комнату: кровать, два стула, сундук, чугунная печка, полка с алюминиевыми кастрюлями, кувшин, тазик и пузатый ночной горшок, буфет, где всегда найдется что поесть, - небогато, конечно, зато все куплено на честно заработанные деньги.
- Сегодня вечером ты должна выглядеть как настоящая дама, - сказал однажды Джованни. - Ничего вульгарного и кричащего. И приведи в порядок волосы, что у тебя на голове? Сегодня я пригласил на ужин одного влиятельного чиновника, будь с ним ласкова.
- Ласкова насколько? - уточнила Анджолина. - Будь любезен, объясни все по порядку.
- Его фамилия Комоцци. Он готов обеспечить меня заказами от миланского муниципалитета на печатание всех официальных постановлений, распоряжений, ну, в общем, ты понимаешь… А за это надо его хорошенько отблагодарить, ясно?
- Еще бы не ясно, сукин ты сын! - чуть ли не с кулаками накинулась на него Анджолина. - Ты хочешь расплатиться мною за свои делишки, меня, свободную женщину, использовать как товар! Не стесняешься сулить мне золотые горы - квартира, служанка, экипаж… так я тебе и поверила! Рассказывай другим сказки, а я на свои заработанные прекрасно проживу.
- Анджола, Анджолина, - уговаривал ее Джованни, глядя на нее с улыбкой, и от этой улыбки Анджолина теряла голову и была готова на все. - Ты же умница, ты все понимаешь. Комоцци - муниципальный советник, он очень многое может. Только от него зависит, какая типография получит заказ. До сих пор на город работала типография Стукки и Черетти, и даже если брать на десять процентов меньше, чем она, можно заработать кучу денег. Ты даже не представляешь себе, сколько будет всех этих объявлений, афиш, буклетов, сообщений! Но чтобы Комоцци сказал "да", ты должна постараться. Прошу тебя, сделай это ради меня, ну чего тебе стоит!
- Хорошо, - сдалась наконец Анджолина, - но при одном условии: когда разбогатеешь, не забывай, что своим успехам ты обязан одной проститутке с улицы Боттонуто.
ГЛАВА 8
- Наконец-то Римлянин мой! - воскликнул Джованни. - Кредит выплачен, долгов нет, ура! - И он рассмеялся так весело, как не смеялся со времен счастливого, беззаботного детства в родительском доме.
Он откупорил первую в жизни бутылку шампанского и обнял друзей - Анджело и Анджолину.
- Ангелы-хранители мои! - сказал он с нежностью, наполняя бокалы.
Сегодняшнее торжество вряд ли бы состоялось, если бы не Анджело Джельми: кредит на покупку типографского станка он взял в своем банке. Безработный Джованни не мог рассчитывать на ссуду, он был неплатежеспособен, подающему же надежды молодому сотруднику банка "Монте" дирекция пошла навстречу и в течение нескольких месяцев вычитала у него ровно половину жалованья в счет погашения долга. Зато новенький печатный станок стоял теперь здесь, в подвале того самого дома на улице Данте, где друзья продолжали снимать одну комнату на двоих, отказывая себе во всем, кроме самого необходимого.
- Знаешь, что я решил? - спросил вдруг Джованни. - Никогда больше не влезать в долги, никогда в жизни! Все эти месяцы я дрожал от страха.
- Ну и глупо, - ответил Анджело, у которого был совсем другой склад мышления, чем у Джованни. - Чем плохо, что мы купили Римлянина в кредит? Тебе пришлось бы не один год откладывать, чтобы осуществить свою мечту. Настоящий банковский кредит - это здорово, ты ничего не понимаешь.
- Конечно, я же не такой ученый, как ты, - съязвил Джованни, намекая на вечерние курсы, которые усердно посещал Анджело: зная, что начальство покровительствует молодым способным сотрудникам, он учился в надежде на повышение.
- Помнишь роман про трех мушкетеров, который мы читали в интернате? - неожиданно спросил Анджело.
- Еще бы не помнить! Дюма - мой любимый писатель.
- Знаешь, мне кажется, мы похожи на этих трех мушкетеров, ведь у нас такой же девиз: один за всех, все за одного! - И Анджело поднял бокал, чтобы чокнуться с друзьями.
- Простите, мальчики, что прерываю такой прекрасный тост, - сказала Анджолина, - но мне пора. Комоцци уже меня заждался. - И, послав обоим воздушный поцелуй, она исчезла.
- Ну прямо великосветская дама, - глядя ей вслед, заключил Анджело.
Анджолину и вправду трудно было узнать. Она стала носить корсет из китового уса, отчего казалась стройнее и выше. На ней была длинная юбка с маленьким шлейфом, кружевная блузка с высоким стоячим воротником, дорогой шерстяной жакет и широкополая шляпа, которая ей очень шла.
- Ты подал мне прекрасную мысль своим тостом, - сказал Джованни, - я начну издавать романы Дюма. Автору гонорар платить не надо, вся прибыль моя. Я уже вижу обложку: "Александр Дюма. Три мушкетера", а внизу - "Издательство Джованни Ровести".
- Погоди, Джованни, - как всегда, вернул его на землю Анджело. - Сначала тебе придется заказать новый перевод, ведь на старый у тебя нет прав. Потом подумать о сбыте. Это с твоим муниципалитетом нет хлопот - приехали и забрали весь тираж, а книги - дело другое. Тебе придется самому рассылать их по книжным магазинам, причем не только миланским.
В этом было их отличие друг от друга: Джованни мечтал, Анджело рассчитывал. Но Джованни, если уж ему приходила идея в голову, не отступался от нее ни за что, его не останавливали никакие трудности.
- Да, совсем забыл, надо придумать символ, знак издательства, чтоб был лаконичный и запоминающийся. Знаешь, Анджело, у меня словно выросли крылья, я хочу подниматься все выше и выше, я чувствую, что смогу достичь цели.
Но вскоре началась война, положив конец полету его фантазий. Джованни призвали в армию и отправили на фронт.