– А ещё и в холле банка, и в гардеробе, и на улице, и на крыше, – подхватил Ануфриев. – Естественно, у каждой такой группы должен быть надёжный командир, скованный жёсткими и однозначными инструкциями. Обязательно надо разработать стройную и строгую систему секретных паролей, сменяемых каждые два часа, выделить надёжные каналы для связи охранников друг с другом и с внешним миром…. Что там ещё? Ага, ещё можно через сутки организовать смену команд на свежих сотрудников. Как же иначе? Усталый страж – плохой и невнимательный страж! Причём, все участники этого охранного спектакля должны обладать безупречной репутацией, пройдя через несколько сит тотальных и изощрённых проверок с использованием детектора лжи…. И ты говоришь, что это я усложняю? Наоборот, Николай Сергеевич, я всё упрощаю – кардинально и бесповоротно. Вот, смотри сам…. Итак, все имеющиеся двери закрыты на хитрые запоры, установлена надёжная многоуровневая сигнализация, а внутри – непосредственно на объекте – находится всего один человек. Но не просто "человек". А такой, которому я доверяю – как самому себе, а в некоторых специфических аспектах – даже больше. Человек, способный почувствовать опасность – причём, любую, даже малейшую – за версту. Молчишь? И правильно делаешь. Спорить с железобетонной логикой – дело напрасное, зряшное и бесперспективное.
"Особенно – с логикой непосредственного начальства!", – усмехнулся про себя Ник. – "Впрочем, посмотрим. Жирных цыплят, как известно, считают по поздней осени…".
Матильда, при их появлении, скорчила недовольную, но ужасно милую рожицу и, зябко передёрнув плечами, заявила:
– Вот же они, джентльмены фиговы! Ушли по своим делам и – за болтовнёй о спасении мира – совсем позабыли о бедной девушке…. Мёрзни здесь, понимаешь, скучай, дрожи в темноте от липкого и серого страха…
– Вас, Мария Владимировна, пожалуй, испугаешь, – восхищённо хмыкнул Ануфриев. – Кто испугает амазонку, тот и десяти минут не проживёт! Шутка такая, неуклюжая насквозь…. Немного замёрзли? Ничего, сейчас согреетесь, "Мазда" – машина тёплая. Разве я ещё не сообщил, что мы с вами меняемся автомобилями? Меняемся, так надо…. Вот вам ключи, документы, доверенность на управление от Аделаиды Макаровны.
– От мамы? На управление "Маздой"? – безмерно удивилась Марьяна. – У неё же обычный старенький "Жигулёнок"!
– Говорите тише, уважаемая Мария Валентиновна. Был "Жигулёнок" да весь вышел…. Вот, Николай Сергеевич сейчас расскажет.
– Коля?
– Понимаешь, пришлось утром позаимствовать тёщиного "мустанга". Сугубо по служебной необходимости, так как мой "Опель" был, э-э-э, слегка заминирован…
– Как это – заминирован? Кто это сделал? Те же ублюдки, которые меня похитили?
– Вполне может быть, – Ник вопросительно посмотрел на банкира. – А почему, Иван Иванович, вы сказали, что тёщин "Жигуль" – был? Я ведь его оставил на Кольцевой магистрали, в крайнем правом ряду, дверцу закрыл, ключи оставил в замке, чтобы у гаишников не возникло с ним никаких проблем…. Неужели, угнали?
– Почти. "Камаз" въехал в задок. Не то, чтобы на полном ходу, но вполне хватило. Водитель, кажется, задремал за рулём…. Короче говоря, дорогие супруги Нестеровы, до вас уважаемая Аделаида Макаровна дозвониться не могла, вот и принялась настойчиво приставать ко мне. А я человек очень занятой, привык все второстепенные дела решать влёт, вот и подарил ей "Мазду". Не обеднею, чай…. Вы потом только не забудьте передать ей машину. И привет от меня – искренний и горячий. А ещё я сообщил милейшей Аделаиде Макаровне, что её любимая доченька и обожаемый зятёк отбыли – дней на пять-семь – в незапланированную поездку в провинциальную Тмутаракань, где даже мобильная связь не работает. Вот, приходится – на старости лет – заниматься откровенным и наглым враньём…
– Кстати, а где нам ночевать с супругой? – забеспокоился Ник. – Домой ехать нельзя, к тёще – аналогично. В гостинице? Или отъехать от города километров на сорок-пятьдесят и снять номер в неприметном придорожном мотеле?
– Не стоит вам сейчас отсвечивать в людных местах, – отрицательно покачал головой Иван Иванович. – Переночуете в машине, не баре. В "Мазде" сидения откидываются, в багажнике найдёте отличный надувной финский матрац, карманный фонарик. Романтика голимая…
– В глубину парка загнать машину?
– Зачем же так рисковать? По парку нынче кто только не шастает: маньяки, насильники, психопаты, дезертиры, голодные менты…. Это я за их жизни и здоровье, собственно, и опасаюсь, ясен пень. Езжайте вдоль реки. Километров через двенадцать будет въезд на территорию бывшего яхт-клуба. Он сейчас не функционирует, но по-прежнему огорожен крепким и надёжным забором. Пару раз нажмёте на клаксон, сторож откроет ворота, он предупреждён о вашем возможном появлении. Смело въезжайте, ищите надёжное место для парковки, ночуйте, можете даже развести небольшой костёрок…. На заднем сиденье лежит полиэтиленовый пакет. Ничего особенного: хлеб, колбаска, сыр, фрукты, консервы всякие, бутылочка-другая неплохого вина. Так, а ваш автомат и два пистолета я – для пущей важности и надёжности – заберу с собой. Николай Сергеевич, я же сказал – два пистолета! Давай-ка сюда свою тэтэшку. Мирные же вещи – парики там, прочее, найденное в "Ауди" – я сложу вот в эту кожаную сумку, там ещё есть свободное место. Забирайте!
Ник аккуратно припарковал тёщину "Мазду" на речном берегу – в пяти-шести метрах от уреза воды – рядом со старой двухмачтовой яхтой, беззащитно лежавшей на правом боку.
– Красивая какая! Жалко её, лежит тут, гниёт, позабытая всеми, – всерьёз запечалилась Марьяна, поглаживая ладошкой корму яхты. – Смотри, столик со скамейками!
– Здесь, в былые спокойные времена, морские волки – в перерывах между дальними плаваниями – наверное, "забивали козла", – предположил Ник. – Бери-ка, дорогая моя, фонарик и полиэтиленовый пакет с припасами и организовывай скромный ужин. Костёр? Я думаю, что обойдёмся. Опытный боец никогда не будет наглеть сверх меры и неоправданно рисковать…. Я же немного прогуляюсь по окрестностям, осмотрюсь. А потом разложу сиденья, готовя ночное спальное ложе.
– Знаешь, милый, а ведь мы ещё никогда не занимались этим в машине! – многообещающе сообщила Маришка. – Даже как-то неприлично – сознаваться в таком вопиющем упущении! Надо срочно навёрстывать упущенное, а не то потом – лет так через тридцать-сорок – внуки засмеют. Причём, абсолютно заслуженно…. Только, обожаемый муж, ты сними, пожалуйста, этот тургеневский волосяной покров. В таком виде тебе ничего не обломиться. Ни-че-го! Я с посторонними мужчинами, если ты не знаешь, не занимаюсь интимными делами. Сугубо – с законным и любимым супругом…. А твой Иван Иванович – знатный шутник! Мол, хлеб, колбаска, бутылочка вина. Тут сплошные деликатесы: олений язык, красная икра, кальмары, оливки, фаршированные хамоном …. А вино – настоящее "Шато де Андрэ"! Представляешь?
Эта ночь оказалась просто волшебной. Безумной, сумасшедшей, неземной, игривой, далее по списку…
Ранним утром они выбрались на речной берег – любоваться летним рассветом.
– Николаша, а придумай стихотворение! – неожиданно попросила Матильда, крепко прижимаясь к его плечу и неотрывно глядя в небо, туда, где робко теплилась тонкая полоска зари. – Про нашу любовь, про этот рассвет…
– Хорошо, – покладисто кивнул головой Ник. – Слушай:
Серые глаза моей любимой.
За прозрачным, тоненьким стеклом –
Звёзды в вальсе медленном, старинном
Кружатся, сверкая серебром.Кружатся, и грустно пропадают
В облаках слоистых серой мгле.
Так снежинки крохотные тают
На горячей девичьей руке.Тоненькая розовая нитка
На востоке, в тёмных небесах,
Теплится – как робкая улыбка
На карминных, маленьких губах.Нежность волн зелёного прибоя,
Нежность плеч под блузкой голубой.
Песенку, рождённую весною,
Напевает ветер молодой.А поёт он – о капризах светлых,
О причудах, коим нет конца…
Месяц в небе бледный, чуть заметный,
Словно абрис милого лица.А над ним, без устали кружа,
Словно убегая от погони,
Носятся два маленьких стрижа –
Тонкие, взлетающие брови.Имя нежное, что прочих всех нежней,
Также как и я в тебя влюблённый,
Просвистал бродяга-соловей,
И замолк, тем звуком поражённый.Новый день спускается на землю.
Тишина купается в реке.
Не дыша, Вселенная вся внемлет
Этому рассвету – о тебе…
Мария обернулась, её глаза были наполнены безграничным счастьем и сияли – куда там хвалёным алмазам из тайных кладовых ГОХРАНа. Она прильнула горячими и нежными губами к его жёстким и обветренным губам. Время, словно бы споткнувшись о невидимую преграду, остановилось и замерло…
А потом Ник вспомнил о своей вечерней задумке с жёлтой розой. Почему вспомнил? Просто он очень и очень серьёзно относился к своим странным снам – о неведомых Заброшенных Крышах. Словно бы предчувствуя, что эти сны – в самом ближайшем времени – окажут неизгладимое влияние на течение его Судьбы. Или, наоборот, его Судьба, ведомая непонятными Силами, устремится вслед за снами…
"Так она, то есть, роза, наверняка, так и осталась лежать на приборном щитке "Ауди", – недовольно прошелестел сонный внутренний голос. – "Хотя, быть может…".
Он достал из багажника "Мазды" кожаную сумку, поставил на землю, расстегнул молнию и радостно улыбнулся: жёлтая роза лежала на самом верху, поверх угольно-чёрного парика Аделаиды Макаровны.
– Какой же Иван Иванович у нас предусмотрительный и аккуратный! – по-доброму удивился Ник. – Впрочем, так бойцам невидимого фронта и положено. Взять, к примеру, незабвенного штандартенфюрера Штирлица, в смысле, Исаева Максима Максимовича. Если бы не его врождённая педантичность и отменная память, то вся та история могла бы завершиться печально до невозможности. Да и симпатичная радистка Кэт – вместе с грудным младенцем – погибла бы…. А роза-то совсем и не завяла! Смотрится так, как будто её срезали с клумбы минут семь-десять назад. Итак, что теперь? Кажется, я должен торжественно вручить Марьяне розу и попросить, чтобы она…
– Что ты там бормочешь себе под нос, увалень белобрысый? – непринуждённо и весело засмеялась жена. – Общаешься с речными духами, или читаешь утреннюю молитву?
– Что-то вроде того…. Я вчера купил тебе маленький подарок, да вот, за всеми этими хлопотами, отдать забыл.
– Подарок? Мне? Ну-ка, ну-ка, интересно…. Какая прелесть! Неземная красотища! – Мария бесконечно осторожно взяла цветок в ладони, оглядев со всех сторон, аккуратно, почти не дыша, воткнула короткий черенок розы в свои растрёпанные со сна чёрные волосы и, нежно посмотрев на Ника счастливыми серыми глазами, громко объявила: – Я люблю тебя! Немедленно обними и поцелуй!
А ещё через некоторый временной промежуток Матильда, указывая тоненьким пальчиком на восток, восторженно охнула:
– Коля! Посмотри на это чудо! Невероятно! Первый раз вижу такое!
Рядом с утренним, светло-жёлтым и откровенно ленивым солнышком на безоблачном небе пылала – семью классическими цветами – широкая, неправдоподобно яркая радуга.
– Это Анхелина Томпсон передаёт нам свой пламенный привет, – пояснил Ник. – А также благословляет на долгую и счастливую жизнь. Совместную, естественно, бок о бок, до гробовой доски. Сейчас, милая, я расскажу тебе, одну старинную, безумно красивую легенду.…Впрочем, очевидно, придётся на время отложить это увлекательное повествование. В сторону! Бежим! – крепко схватил жену за руку и потащил в сторону…
Водная речная гладь неожиданно, почти мгновенно, покрылась белым панцирем зимнего толстого льда, над которым порывистый северный ветерок нёс – широким фронтом, одну за другой – гривастые снежные волны. И, сквозь эти призрачно-белые волны, к берегу приближались две собачьи упряжки.
Забежав за ближайшее складское здание-развалюху, они остановились, прижавшись спинами к щербатой кирпичной стене.
– Что, собственно, происходит? – обеспокоенно выдохнула Марьяна. – Подумаешь, две алюминиевые моторные лодки проплывают мимо…. Ты, дорогой, не перестраховываешься, часом?
– Ни капли! В том смысле, что я-то вижу – совсем даже и не лодки. А, наоборот, собачьи упряжки – из бессмертных произведений великого Джека Лондона…
– Тогда другое дело! – покладисто согласилась жена. – Может, отбежим подальше от берега? Например, вон к тому низенькому бараку, обшитому подгнившими досками?
Ответить Ник не успел: совсем рядом прогремел сильный взрыв, пахнуло горящим бензином, значительно посветлело от поднявшегося в небо – за кирпичным зданием склада – высокого столба красно-алого пламени.
– Что это? – испуганно прошептала Маришка.
– Неизвестные ухари метко пальнули из армейского гранатомёта по "Мазде" твоей бесценной матушки, – любезно пояснил Ник, методично набивая карманы куртки подходящими по размеру булыжниками. – Видимо, невзлюбили за что-то непредсказуемые и злые автомобильные Боги нашу славную Аделаиду Макаровну….
– Что будем делать?
– Уходить, убегать, улепётывать! И чем быстрее, тем лучше…. Я же вчера, пока ты варганила праздничный ужин, тоже не валял дурака. Высмотрел в местном заборе тайный лаз. Запасной выход, так сказать…
Он отодвинул в сторону широкую доску, закреплённую только одним, верхним гвоздём, и внимательно оглядел дорогу, проходящую за забором яхт-клуба. Метрах в ста двадцати обнаружилась чёрная антикварная карета, запряжённая четвёркой тёмно-гнедых коней, на облучке которой невозмутимо дымил курительной трубкой человек, выряженный в старинный камзол, щедро отороченный многочисленными белыми и тёмно-фиолетовыми кружевами.
– Обычная машина, – легкомысленно хмыкнула Матильда. – Кажется, БМВ последней модели.
– В том то и дело, что – лично для меня – совсем и не машина…
– Понятно. Наши дальнейшие действия, товарищ командир?
– Вылезаем, встаём на четвереньки, опускаемся на землю и ползём по-пластунски вдоль дорожного полотна, благо придорожная канавка заросла высокой травой.
– Далеко ползти?
– Думаю, километра полтора-два. Потом свернём, – Ник обеспокоенно посмотрел на жену: – А ты, радость моя, документы прихватила с собой? Паспорт, права? Или оставила в машине?
– Обижаешь, начальник! – притворно возмутилась Матильда, насмешливо похлопывая по нагрудному карману пятнистой гимнастёрки. – Сам же учил, мол, опытный диверсант никогда не должен расставаться с важными документами. Желательно, даже тогда, когда занимается любовью…
Трава была не только высокой, но и очень пыльной, заполненной разнообразными колючками и репейником.
– А мусора-то сколько, мамочка моя, – шёпотом ворчала Матильда, ползущая рядом. – Окурки, бутылки, пустые банки из-под пива, даже использованные презервативы…. Вот же, Россия-матушка…
– Отставить – бормотать, – строго велел Ник. – Скоро будем проползать рядом с каретой.
– С какой ещё каретой? Шутка такая? Ага, всё поняла и незамедлительно заткнулась…
На дороге – как показалось, прямо над головами – тревожно и хрипло вздохнули лошади, а невидимый возница высказался – голосом актёра Михаила Боярского:
– Каналья! И какого рожна я тут, спрашивается, торчу? Ведь понятно же, что проклятые безбожники сгорели заживо. Вон, пламя бушует расчудесное! Поднимается почти до самых небес…. А совсем скоро заявятся легавые, во главе с самим Королевским Прокурором. Начнут задавать жёсткие вопросы, мол: – "Чего здесь делаешь, шевалье? Кого, морда, видел? Что, родной, слышал? Почему лошади подкованы испанскими подковами? А шикарная карета, часом, не краденая ли?". Заметут ещё под горячую руку. Потащат в Бастилию – на предмет выяснения личности…. А всё начальство заумное и сумасбродное, мать их всех! Сиди, мол, наблюдай…. За чем, собственно, наблюдай? За пожаром? Горит и горит себе, и тухнуть не собирается…
Ещё минут через пять-шесть Матильда опять заныла:
– Долго нам ещё осталось? Я вся изгваздалась – как пьяный ёжик в густом предрассветном тумане. Руке все исколола. Про испорченный маникюр лучше промолчу…. Куда мы, вообще, ползём? А? Сколько ещё будем изображать из себя беременных гусениц и старых речных черепах из кубанских плавней?
– Уже немного осталось, – утешил Ник. – Как я помню, на карте был изображён ручей, впадающий в реку в полутора километрах за яхт-клубом. Следовательно, под дорожным полотном должна быть проложена бетонная труба. Вот по ней мы и переберёмся через дорогу, а там уже и окончательно определимся с последующими мероприятиями…
Труба оказалась просторной, диаметром метра полтора, а обнаруженный ручеёк – несерьёзным и маловодным.
– Не ручей, а одно название, – Марьяна продолжала изображать из себя сварливую ворчунью. – А как здесь пахнет общественным туалетом! Задохнуться можно запросто! Миазмы гадкие, образно выражаясь…
– Тихо, боец, – зашипел Ник, осторожно выглядывая из трубы. – Тихо, кажется, образовалась очередная засада.
По голубому ласковому небу, закладывая широкий круг над бывшим (догорающим?) яхт-клубом, летел гигантский орёл.
"Может, южноамериканский кондор?", – задумчиво предположил внутренний голос. – "Или, к примеру, гриф-стервятник?".
– Обыкновенный вертолёт, – хладнокровно пожав плечами, прокомментировала Матильда. – Летит себе и летит. Бело-синий, красивенький такой, наверное, ментовский. Торопится к месту взрыва-пожара – на предмет составления протокола и поиска возможных обгоревших трупов. Чего нам его опасаться?
– Для тебя – ментовский вертолёт. Для меня – белохвостый орлан, – ёмко пояснил Ник. – Так что, сама понимаешь, не маленькая…
– Понимаю. Куда же нам деваться теперь?
– Под землю, больше некуда, – Ник небрежно показал пальцем на чугунную крышку канализационного люка, стыдливо высовывающуюся из пыльной травы. – Дождёмся, когда "птичка" вдоволь налетается и вернётся на базу, или приземлится около яхт-клуба, и, благословясь, полезем…. А пока по списочному составу диверсионной группы объявляется внеплановый перекур. Дымите, дорогие товарищи, спокойно и беззаботно…
С удовольствием затянувшись табачным дымом раз-другой, Марьяна поинтересовалась:
– Милый, а что происходит – в глобальном разрезе? Не, я понимаю, что всё это связано с приездом ваших южноафриканских ювелиров…. Меня же французы похитили – чтобы тебя шантажировать? Мол, ты должен был помочь им стибрить из банковского хранилища всякие легендарные драгоценности и прочие бесценные сокровища?
– Как-то так, надо думать. Угадала.
– И это, в общем, полностью понятно и логично…. Но полчаса назад нас, явно, хотели убить. Согласись, что никак иначе выстрел из армейского гранатомёта трактоваться и интерпретироваться не может. Я права?
– Пожалуй, права.
– Зачем же им тебя убивать? Какой в этом глубинный смысл? Где здесь заложена элементарная целесообразность?