Тилли выпростала из-под одеяла длинные ноги и села на край кровати, обхватив голову руками и пытаясь унять нестерпимую боль. Длинные ногти, покрытые красным лаком, теребили короткую стрижку.
- Ну давай же, Оттолайн, - сказала она, - возьми себя в руки.
Превозмогая тошноту и головную боль, она поднялась с кровати, закуталась в белый махровый халат с ярлыком гостиницы "Интерконтиненталь" и побрела по коридору к лифту.
Спортивный центр был не только открыт, но там было уже полно народу. Самодовольные загорелые американцы и серьезные японцы прыгали, бегали, крутили педали, отжимались - все спортивные снаряды были заняты.
Тилли оглядела зал и, расточая полупрезрительные, полузовущие улыбки, отработанные на престижных подиумах мира, направилась к сауне, наступая на разбросанные по полу полотенца.
К счастью, сауна была пуста. Сняв халат, она устало опустилась, на деревянную скамью, подтянула к подбородку колени, откинула назад голову и принялась ждать, когда сухой пар проникнет в нее, проберет до костей, откроет все поры. И вскоре тонкие струйки пота потекли по ее телу, скапливаясь в ложбинке на груди, на животе, в промежности, и она почувствовала, как боль уходит из нее, нервы успокаиваются, настроение улучшается. Теперь она была готова к встрече нового дня с его жарой, раздраженными людьми, требовательными журналистами из французских журналов мод, с парикмахерами, визажистами и этим подонком, фотографом Мак-Графом, которого она ненавидела за его выбритый череп, тонкую косичку и сверкающий блеск дьявольских глаз. Вот уж действительно, как говорится, "дурной глаз", который может в любой момент тебя сглазить.
Тилли почувствовала, что ее мысли растекаются, что она вот-вот уснет, и усилием воли заставила себя подняться с полки и побежать к бассейну. Глотнув свежего воздуха, она нырнула в холодную воду, чувствуя, как она обжигает ее тело, сжимает сердце, леденит душу. Господи, ведь так можно и умереть.
Тилли ухватилась за перила и заставила себя сосчитать до шестидесяти. Интересно, выдержит ли она такой холод хоть минуту? "Должна, Тилли, должна", - приказала она себе.
- Сорок девять… пятьдесят пять… пятьдесят девять… шестьдесят.
Господи, выдержала.
Она открыла глаза и стала взбираться по лестнице, но внезапно вспомнила, что совсем голая: халат остался в сауне. Она посмотрела вокруг и заметила, что на верхней ступеньке стоит какой-то подонок в серых джерсовых шортах и с интересом наблюдает за ней. Ее грудь с затвердевшими от холода сосками была уже над водой, так что не было смысла прятать и остальное. Если этот урод так решил начать свой день, ну и черт с ним. Медленно, с улыбкой она взобралась по лестнице и, ступив на верхнюю ступеньку, обнаружила, что наблюдавший за ней подонок на два, а то и на все три дюйма ниже ее. Презрительно улыбаясь, она оглядела его: сначала лицо с наглой улыбкой, затем выдававшийся живот и то, что, оттягивая шорты, торчало под ним. Не спеша она прошла в сауну, надела халат и направилась к лифту.
Она вернулась в номер, чувствуя себя немного усталой, но вполне готовой к встрече с трудностями предстоящего дня. Стоя перед зеркалом в ванной, она орошала себя лосьоном "Опиум" и внимательно осматривала свое лицо и тело: маленькая головка на длинной, похожей на стебелек шее, большие раскосые карие глаза, пухлые губы над маленьким точеным подбородком. Что и говорить - сложена она хорошо. Как раз то, что нужно, как правильно заметила Фелиция, для хорошей манекенщицы: рост - шесть футов и полтора дюйма, маленькая грудь, которая кажется полной на фоне тонкой талии и узких бедер, плоский живот и крепкие ягодицы, чуть темнее, чем остальное тело. Но самое главное, ноги - ноги длиной в сорок пять дюймов от пола, которые так любили и ненавидели фотографы и которые доставляли им столько хлопот.
Расчесывая волосы, она еще раз пришла к выводу, что поступила правильно, согласившись сделать короткую стрижку. Прошло уже десять дней, а она ей еще не надоела. Много месяцев Ники Кларк уговаривал ее подстричься, но она отказывалась, ссылаясь на то, что все цветные девушки носят короткую стрижку.
- Я тебе сделаю такую, которую не носит никто, - не уставал повторять Ники Кларк.
Он работал над ее головой всю вторую половину дня; его ножницы так и мелькали в воздухе, состригая и выравнивая ее волосы, и прическа получилась ровной, волосок к волоску. Хороший мальчик Ники, очень хороший.
Она надела леггинсы и просторную майку. В животе громко заурчало. Надо поскорее что-нибудь съесть, иначе будет урчать весь день. Она купит по дороге сандвич и съест его в такси.
Она ехала в такси на студию Мика Мак-Графа, жевала сандвич и наслаждалась красотой утреннего Парижа, который открывался из окон. По улицам шли обыкновенные люди, казалось, совсем не похожие на людей из мира моды, таких, как она сама, как Сюзи Верг из журнала "Септ Жюр", с которой ей предстояло сегодня работать, как Лорен, ее визажист, как Мак-Граф, о котором она утром думала с такой ненавистью, отчего сейчас ей было стыдно. То, что делала она, да и все они, по справедливому замечанию Ноэль Ковард, нельзя было назвать работой. Как часто мама повторяла ей: "Оттолайн, ты даже не понимаешь смысла слова "работа".
Да, ее мать действительно знала, что такое работа. Она трудилась в поте лица на фабрике по восемь, девять, а то и десять часов в сутки, пришивая блестки, фальшивые жемчужины и бриллианты к вечерним платьям, которые тесными рядами висят на вешалках на уличных базарах. Она шила до одури в голове, до боли в глазах, постоянно терзаясь беспокойством за своего ребенка, который был сначала в детском саду, затем в школе и, наконец, бросил школу и стал шататься по улицам, проводить время с друзьями в "Макдональдсе" или "Бюргер-Кинге", потягивая молочный коктейль и куря одну за другой сигареты.
Сколько раз мать убеждала ее получить аттестат зрелости, сколько раз она повторяла: "Тебя никуда не примут без него, Тилли. Вот у меня есть аттестат, и я нашла работу". И Оттолайн смотрела на бледное, озабоченное лицо матери и, слишком любя ее, не смела сказать: "Какая ерунда, я и без него обойдусь".
Так оно и случилось, и сейчас она, Тилли, разъезжала по свету в компании всемирно известных фотографов, издателей журналов мод, и ее фотографии не сходили с обложек самых популярных изданий. В восемнадцать лет она подписала контракт с "Дип Блю Джине" на рекламу их новых духов "Д'Аккорд", за что получила полмиллиона. Скоро она стала одной из лучших топ-моделей и участвовала в демонстрациях мод в Лондоне, Париже, Милане и Нью-Йорке. Ее годовой доход исчислялся шестизначными цифрами. У нее была машина "феррари", которую она не водила, большая квартира в Кенсингтоне, где она не жила, полный гардероб модных тряпок, которые она редко надевала. Ею восхищались, ее баловали, часто цитировали, ее преследовали толпы поклонников и, как она, смеясь, сказала в одном интервью, рассерженные матери молоденьких девочек, которые во всем ей подражали.
А все началось три года тому назад, когда она со своим приятелем Мо сидела на полу в Кен-Маркете, вытянув вперед длиннющие ноги, и, потягивая через соломинку клубничный коктейль, рассматривала прохожих. Именно тогда к ней подошла Фелиция Ливсей из бюро "Моделз Плюс".
- Простите, - девушка, можно вас на минуточку?
- Что я сделала на этот раз?
В свои четырнадцать лет она постоянно ждала неприятностей и постоянно на них натыкалась. Женщина, которая смотрела на нее, была молода, вернее, моложава, так как на вид ей было целых двадцать пять лет, и одета весьма тенденциозно.
- Ничего, - ответила женщина, - просто вы меня заинтересовали.
- Вы что, лесбиянка? - спросила Тилли. - Хотите "снять" меня или что-то в этом роде?
- Я не собираюсь вас "снимать", - спокойно ответила женщина. - Вернее, не в том смысле, которое вы вкладываете в это слово. Я из "Моделз Плюс". Мне бы хотелось, чтобы вы как-нибудь зашли к нам.
- А меня зовут Синди Кроуфорд! Послушайте, леди, мне не хочется вам грубить, но у меня есть занятия и поинтереснее.
- Ясно, - ответила женщина, пожав плечами. - Я все поняла, но вот вам моя визитная карточка. Поговорите с мамой и, если мое предложение вас заинтересует, приходите к нам вместе. Я не скажу ей, что вы прогуливаете уроки, - добавила она с улыбкой и, повернувшись, зашагала в сторону Кенсингтон-Хай-стрит.
- Нахалка! - констатировал Мо.
- Еще какая, - подтвердила Тилли.
- Давай посмотрим визитку.
Визитная карточка гласила: "Фелиция Ливсей. Директор. "Моделз Плюс". 748 Олд-Бромптон-роуд. 071-467-0873".
- Ух ты! - воскликнул Мо. - Эй, тебе не кажется…
- Нет, - твердо заявила Тилли. - Все это ерунда. Просто она заманивает меня в свои сети.
- Возможно, однако стоит позвонить.
- Мо, сделай одолжение, хватит об этом. Эти трюки стары как мир. Я даже не хочу думать об этом. У тебя остались деньги? Давай купим сигарет.
- Алло, - сказала она в телефонную трубку, с сожалением глядя на пластиковую телефонную карточку, на которой осталось разговора на две минуты. - Пожалуйста, позовите Фелицию Ливсей.
- Скажите, пожалуйста, кто ее спрашивает?
- Она меня не знает. Мы повстречались вчера в Кен-Маркете. Скажите, что звонит чернокожая девушка. Та, что сидела у ювелирного магазина.
- Не кладите трубку.
"Вот скотина, - подумала Тилли, - мерзкая телка".
Она с отчаянием наблюдала, как ее две минуты превращаются в одну и ждала, что вот-вот последуют короткие гудки.
- Да поторопись, ты, ведьма, - шептала она.
- Вы слушаете? Перезвоните, пожалуйста, через полчаса. Мисс Ливсей сейчас дает интервью.
- Ладно, - ответила Тилли и повесила трубку. - Скотина, - выругалась она.
Как она теперь позвонит? Денег нет, телефонная карточка использована. Позвонить в долг? Но они не примут у нее заказа. Придется опять идти на поклон к Рону. Она не беспокоила его несколько дней. Не несколько, а всего два дня, но ничего не поделаешь. Хоть он считает, что она сейчас в школе. Придется тащиться домой и надевать школьную форму. Времени достаточно. Ее просили перезвонить через полчаса. А потом, если она уж так нужна Фелиции, та может и подождать. Лучше не спешить и сделать все как полагается.
* * *
- Эй, Рон! Как дела?
- Чудесно, дорогая. А как ты? Надеюсь, ты ходила сегодня в школу?
- Конечно, Рон. За кого ты меня держишь? Хочешь расскажу, что мы сегодня там делали? У нас была биология, и мы изучали пищеварительную систему крысы. Крыса была здоровущая, и мы…
- Хорошо, хорошо, девочка, я тебе верю. А почему ты сейчас здесь?
- Ты что, забыл, что сейчас время ленча? Я решила немного прогуляться.
- Надеюсь, ты больше не куришь?
- Рон, да как такое могло прийти тебе в голову? Такая хорошо воспитанная девочка, как я, и вдруг - курить.
Рон, улыбаясь, смотрел на нее через прилавок, заполненный горками овощей: белоснежной цветной капустой, блестящими перцами, круглыми красными томатами. Небольшая очередь, состоящая преимущественно из цветных, терпеливо ждала.
- Как мама? Она оправилась от простуды? Возьми яблоко.
Он протянул ей большое красновато-коричневое яблоко. Тилли ненавидела этот сорт яблок, но, чтобы доставить Рону удовольствие, впилась в него зубами.
- Сейчас ей лучше, - ответила она. - Правда, она очень устает.
- Еще бы ей не уставать, если столько работать. Послушай, дорогая, постой немного за прилавком. Мне нужно отлучиться по нужде.
Тилли прошла за прилавок и почувствовала себя в роли продавщицы. Ей нравилась эта работа, и она часто просила Рона взять ее хотя бы на субботу, но он неизменно отвечал, что не может ее эксплуатировать да и платить ей ему нечем, однако она иногда подменяла его, и он давал ей пару фунтов стерлингов, повторяя при этом: "Только не на твои паршивые папироски, Тилли. Ты меня понимаешь?" И она неизменно отвечала: "Конечно же, Рон. За кого ты меня принимаешь?"
Он быстро вернулся, довольный, улыбающийся. Милый коротышка с лицом мартышки.
- Спасибо, девочка, ты меня выручила. Так у тебя все хорошо?
- Прекрасно. Мне пора обратно в школу. Рон, ты не можешь…
- Одолжить тебе фунт стерлингов? Тилли, в этом месяце я давал тебе деньги уже пять раз. Мне придется завести долговую книгу. На что ты их тратишь?
- На чипсы. Мне не хватает школьных обедов, и я все время хожу голодная. Пожалуйста, Рон. Я все тебе верну.
- Свежо предание… Ну хорошо, но это в последний раз. Больше не проси. Договорились?
- Само собой. Спасибо, Рон.
Она засунула деньги в карман блейзера, который был ей уже давно мал: застежка не сходилась, рукава были коротки.
- Приходите с мамой ко мне в воскресенье в гости. Я приготовлю что-нибудь из китайской кухни.
- Потрясно, - сказала Тилли.
Она ненавидела его китайскую стряпню, особенно жаркое, как правило, утиное, но может, на сей раз будет что-нибудь съедобное.
- Алло, это снова Тилли Миллз. Могу я поговорить с Фелицией Ливсей?
"Ну же, глупая корова, соединяй меня поскорее".
- Фелиции нет, но она просила меня передать вам, чтобы вы пришли к нам сюда. Вместе с мамой.
- Ну, я не знаю… А когда?
- Когда хотите.
- Может, завтра утром?
- Пожалуйста.
- Хорошо. Спасибо.
Тилли долго бродила по Олд-Бромптон-роуд, прежде чем решилась войти в дверь под вывеской "Моделз Плюс". Она тщательно готовилась к этой встрече: вымыла и просушила феном волосы - Господи! Опять их надо выпрямлять! - старательно отгладила свою единственную юбку и блузку, которую мать взяла в своей мастерской, аккуратно наложила макияж, приклеила искусственные ресницы.
Она полагала, что здание под номером 748 будет величественным и высоким, как любая киностудия, но оказалось, что "Моделз Плюс" занимает помещение, расположенное над кондитерской. Указатель вел на второй этаж, и она поднялась по лестнице, сгорая от страха и считая всю затею злой шуткой.
Однако ее страхи были напрасны. Она вошла в большую комнату, где было много людей. У самой двери за коммутатором сидела девушка. Позади нее стоял большой круглый стол, за которым расположились двое мужчин и четыре девушки. Перед каждым из них стояли телефоны и арифмометры. Дальше, на двух больших диванах, сидели молоденькие девушки и юноши - все они весело болтали. В самой глубине комнаты, у окна, стоял письменный стол. Он был пуст.
Тилли нерешительно посмотрела на девушку у двери и встретила холодный взгляд.
- Я… я пришла повидаться…
- Сожалею, - ответила девушка, - но в данный момент мы никого не берем. У нас уже полно кандидатов. Вы принесли фотографии? Оставьте их мне.
- У меня нет никаких фотографий, - ответила Тилли, сдерживая желание нагрубить. - Я здесь, потому что вы просили меня зайти.
- Ваше имя? - сухо спросила девушка.
- Тилли. Тилли Миллз.
Девушка заглянула в дневник и покачала головой:
- Мне очень жаль. Здесь какая-то ошибка.
- Послушайте, - сказала Тилли, - здесь нет никакой ошибки. Я звонила вчера, и Фелиция Ливсей попросила меня зайти.
- Ах так, - сказала девушка, слегка оживившись. - Ее сейчас нет, но я наведу справки. Присаживайтесь.
- Спасибо, я постою, - ответила Тилли, которой не понравилось, что эта глупая корова командует ею. Она заметила, как девушка обменялась взглядом с другой, сидевшей за круглым столом, и та поднялась и подошла к ним.
- Вы хотите быть моделью? - спросила она. - В данный момент прием закончен, но вы можете оставить фотографии, и мы с вами свяжемся.
- Послушайте, - сказала Тилли, - я вовсе не собираюсь быть моделью, но Фелиция Ливсей попросила меня зайти, и вот я здесь. Если у вас закончен прием, то меня это совершенно не волнует. Я могу и уйти.
- Конечно, - ответила девушка, глядя на нее снисходительно. - Но лучше бы вам оставить свои фотографии. Кто знает…
- Я знаю, - ответила Тилли и, гордо вскинув голову, направилась к лифту, пытаясь подавить горечь разочарования.
Дверь лифта открылась, и из него вышла Фелиция Ливсей.
- Привет, - сказала она. - Рада тебя видеть. А где твоя мама?
- На работе, - ответила Тилли, и это было правдой.
- Сегодня нет занятий в школе?
- У нас сегодня только половина уроков.
- Ясно, - ответила Фелиция, заговорщически ей улыбаясь. - Мне надо кое-куда позвонить, а потом я займусь тобой. Мэри Энн, приготовь нам, пожалуйста, две чашечки кофе. Одну для этой леди. Садись сюда, - сказала она, указывая Тилли на диван.
Тилли с независимым видом села на диван и обвела глазами комнату. Она чувствовала себя ужасно, но старалась не подавать вида. Все в комнате были хорошо одеты, и она в своей короткой юбочке и простенькой блузке казалась себе голой. Она даже не понимала языка, на котором все говорили. Сидевшая рядом с ней хрупкая блондинка в армейских брюках и высоких ботинках рассказывала одному из юношей:
- Я все утро проторчала в "Петти Франс". Эти ублюдки выдадут мне паспорт только завтра, а мне нужно вылетать сегодня. Теперь мой билет пропадет.
- Подонки, - сказал юноша, теребя собранные в хвостик волосы. - То же самое они проделали со мной в прошлом году. У тебя есть жвачка?
- Да, конечно. - Девушка дала ему пластинку жвачки, а другую протянула Тилли, которая с благодарностью взяла ее.
- Ты новенькая?
- Не знаю. Возможно.
- Ты выглядишь потрясно, - сказал юноша, улыбаясь ей.
У него были большие голубые глаза и очень длинные ресницы. Тилли покраснела.
- Спасибо, - сказала она.
К ней подошла прежняя девушка из-за круглого стола и смущенно представилась:
- Меня зовут Джеки. Могу я сделать пару полароидов?
- Пару чего? - переспросила Тилли.
- Полароидов. Фотографий.
- Послушай, я же сказала тебе, что у меня нет никаких фотографий. Я жду Фелицию.
- Я это знаю, - ответила Джеки с плохо скрываемым раздражением. - Я хочу сфотографировать тебя. Вот этой камерой. Видишь?
- Что ты к ней пристала, Джек? - сказал юноша с голубыми глазами. - Не видишь, что она испугана? Пусть она сделает фотографии, - сказал он Тилли. - Это тебе не повредит.
- Ну ладно, - согласилась Тилли, стараясь казаться равнодушной.
Джеки вывела ее на лестничную площадку, приказала смотреть в камеру и сделала две фотографии: в фас и в полный рост. Не говоря ни слова, она вернулась в комнату, а Тилли последовала за ней. Ей не терпелось взглянуть на фотографии, но не хотелось одалживаться.
Фелиция помахала ей рукой, приглашая к письменному столу.
- Садись и пей кофе, - сказала она. - Что, ты не любишь кофе? Прости, я не знала.
- Что? Ах да, спасибо, - сказала Тилли, стараясь рассмотреть лежащие на столе фотографии.
Фелиция взяла какую-то форму и стала задавать Тилли вопросы:
- Твое имя?
- Тилли. Тилли Миллз.
- Просто Тилли? Какое имя тебе дали при крещении?
- Оттолайн, - ответила, смутившись, Тилли.
- Оттолайн. Какое чудесное имя!
- Чудесное? Да от него свихнуться можно.
- Прекрасное имя. Сколько тебе лет, Оттолайн?
- Шестнадцать.
- Твой адрес?
- Гарет-роуд, 14, Брикстон.
- Какой у тебя рост?
- Пять футов одиннадцать дюймов, - ответила Тилли.
- Все еще растешь?
- Наверное.