– Скрывать? – повторила Габриель. Этот человек явно ненавидел Люка. Ненависть была видна в каждой черте его обветренного лица. Она обнаружила, что испытывает то же самое к Сильвио. – Думаю, вы ошибаетесь, – добавила она, непринужденно рассмеявшись. – В Калифорнию мы ездили в свадебное путешествие, так что не нужно ничего выдумывать. Мой муж не любит афишировать свою частную жизнь.
– Люди, не любящие афишировать свою частную жизнь, не ужинают во время медового месяца в "Айви", ваше королевское высочество, – возразил репортер с циничной улыбкой. Он стоял так близко, что Габриель заметила желтые пятна никотина на его зубах. Ей пришлось прижаться спиной к витрине, чтобы создать между ними дистанцию. – Если, конечно, они не хотят, чтобы их все видели.
– Вы так и не назвали мне ваше имя, – произнесла Габриель, чтобы выиграть время и собрать воедино остатки самообладания. Она была намерена оставаться вежливой даже несмотря на то, что ей хотелось убежать подальше от этого мерзкого типа.
– Я Сильвио Доменико, – произнес он, поклонившись. Его ледяной взгляд сверлил ее. – Мне вас жаль, – добавил он после небольшой паузы.
– Не понимаю почему, – ответила девушка. – А теперь прошу меня простить. У меня много…
– Не думаю, что вам следует бежать сейчас, если вы не хотите, чтобы частная жизнь вашего мужа стала достоянием общественности.
– О чем вы, черт побери, говорите? – спросила Габриель, проявив нетерпение.
Сильвио опять придвинулся ближе. В его глазах появился лихорадочный блеск, и это не предвещало ничего хорошего. Ни для нее, ни для Люка.
– Последняя любовница Люка оказалась разговорчивее, чем следовало, – довольным тоном произнес Сильвио. – Вам ведь известно, что ваш муж со всеми, с кем имеет дело, заключает соглашение о конфиденциальности. Хочешь покувыркаться в постели с Люком Гарнье – сначала пообещай в письменном виде, что никому об этом не расскажешь. Таковы правила. Он всех своих женщин заставлял подписывать такие бумаги.
Он с самодовольным видом ждал ее реакции, уверенный, что ему удалось больно ее задеть. Но как ни противно Габриель было слушать о любовницах Люка и договорах о конфиденциальности, она не стала это открыто выражать. Она сомневалась, что Люк заставлял своих женщин подписывать какие-то документы. Они бы и так не осмелились продать прессе секреты Люка Гарнье.
– Это кажется вполне разумным, учитывая тот факт, что вы с вашими коллегами ездите за ним по всему земному шару, – спокойно ответила она.
– Ваше молчание он, видимо, тоже купил?
– Разговор окончен, – произнесла Габриель ледяным тоном и направилась к выходу, но Сильвио схватил ее за руку и остановил.
Она возмущенно уставилась на него. Как он только посмел к ней прикоснуться?
– Уберите руку! Немедленно!
– Разумеется, вы слышали о Розалинде? – как ни в чем не бывало продолжил Сильвио, но ее руку отпустил. Он понизил тон, и его голос стал еще более отвратительным. – Первая красавица Италии. Когда Люк с ней расстался, в обществе поднялся такой шум.
Розалинда Джаккино была итальянской кинозвездой и всемирно признанной красавицей. Ее блестящие черные волосы и роскошные формы сводили мужчин с ума. Она действительно была последней любовницей Люка. Габриель узнала об этом, когда наводила о нем справки за несколько недель до свадьбы, и определенно не хотела разговаривать с этим мерзавцем о бывшей любовнице своего мужа. Еще меньше она хотела представлять себе Люка в объятиях секс-бомбы.
Габриель сказала себе – думать об этом глупо. Если бы Люк что-то испытывал к Розалинде, он бы уже давно на ней женился. Вместо этого он искал себе невесту по всему земному шару и в конце концов остановил свой выбор на Габриель.
Но сейчас ей было некогда размышлять о своем браке. Она оказалась в ловушке в отделе кожгалантереи, и ей придется выслушать Сильвио, если она не хочет устраивать сцен. Он в любом случае все ей скажет, поэтому лучше пусть сделает это без зрителей.
– Чего вы хотите? – спокойно спросила Габриель, понимая, что отныне с "Харродс" у нее будут связаны не только счастливые детские воспоминания.
– Речь идет не о том, чего хочу я, а о том, чего захотите вы, когда узнаете, что мне известно о Розалинде и вашем муже. – Сильвио произнес последнее слово так, словно оно было грязным ругательством.
– Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы говорить со мной о бывших любовницах? – невозмутимо произнесла Габриель. – Должна признаться, они меня не интересуют. – Она пожала плечами. – Мне жаль, если я вас разочаровала. Было приятно с вами пообщаться, но я действительно должна…
– Не надо меня недооценивать, ваше королевское высочество. – Тон мужчины стал ледяным, взгляд – испепеляющим. – Не думаю, что вы будете так же невозмутимы и высокомерны, если я продам свою информацию в газеты.
Габриель охватило нехорошее предчувствие, но она по-прежнему держала себя в руках.
– Какую информацию?
– Одну очень интересную запись. – Сильвио рассмеялся, и она почувствовала запах табака, смешанный с запахом лука.
– И что за запись? – процедила она сквозь зубы. Омерзительный тип засунул руки в карманы джинсов и самодовольно ухмыльнулся.
– Ваш муж, – ответил он. – И Розалинда. – Он помедлил. – Видите ли, эта красотка любит снимать себя на камеру во время любовных утех. Поздравляю, ваше королевское высочество, ваш муж определенно знает в этом толк. – Он присвистнул, и покупатели, находящиеся поблизости, посмотрели на него. – Поверьте мне, он звезда этого шоу. У него большой талант.
– Не говорите ерунды, – холодно произнесла Габриель. – Люк никогда бы не позволил, чтобы его записывали на пленку в такой ситуации.
– А кто сказал, что она спрашивала у него разрешение? – Его мерзкая улыбка сделалась еще шире.
Габриель уставилась на него широко распахнутыми глазами. Она была потрясена. Люди вокруг нее ходили туда-сюда, за окном ездили машины, словно ничего не произошло.
"Бедный Люк, – подумала она. – Это его убьет".
– Зачем вы мне все это говорите?
– Если вы не хотите увидеть в завтрашнем вечернем эфире ролик с участием вашего мужа и его бывшей любовницы, вам лучше вести себя со мной повежливее, – с циничной усмешкой ответил папарацци.
– Чего вы хотите? – напряженно спросила Габриель. Она так сильно сжала руки в кулаки, что ногти впились в ладони.
– Чтобы вы пришли сюда завтра в одиннадцать утра с десятью тысячами фунтов, – ответил Сильвио с дьявольским блеском в глазах. – Всего десять тысяч – и запись ваша. Если вы приведете кого-то с собой или все расскажете Люку, я продам запись по более выгодной цене, и завтра вы увидите своего мужа по телевизору вместе с остальным миром. Ну, договорились?
Габриель могла только ошеломленно на него смотреть.
– В таком случае увидимся завтра, дорогая, – сказал Сильвио и, довольно рассмеявшись, удалился.
Глава 14
Откинувшись на спинку стула, Люк пристально смотрел на Габриель своими выразительными темными глазами.
– Что-то ты сегодня немногословна, – заметил он, когда официант унес грязную посуду.
Габриель боялась, что Люк заглянет в глубь нее и прочитает ее мысли. Он был таким мужественным. Безупречно скроенный пиджак подчеркивал ширину его плеч. Когда она нашла в себе силы и встретилась с ним взглядом, его губы изогнулись в нежной улыбке. Нежность… В день их свадьбы она не думала, что он на нее способен. Сейчас его улыбка затмила для нее всю роскошь обеденного зала в лондонском "Риде".
– Думаю, мне не хватает солнца. – Говорить спокойным, непринужденным тоном ей сейчас было труд но, как никогда. – Хотя это место в яркости мало ему уступает. – Габриель имела в виду позолоченную отделку на предметах интерьера, хрустальные люстры и свечи на столах, благодаря которым знаменитый ресторан был даже поздним вечером наполнен золотистым светом.
Она понимала – ей следовало все ему рассказать. Она должна была позвонить ему сразу после своего разговора с папарацци. У нее была возможность с ним поговорить, когда они одевались для ужина, по дороге из ее дома в Белгравии в "Риц" и сейчас в ресторане.
Всякий раз, когда Габриель открывала рот, чтобы рассказать ему о своей встрече с Сильвио, она понимала, что не может этого сделать. Это причинило бы Люку сильную боль. Самый страшный из его кошмаров близок к тому, чтобы стать явью. Ее муж был готов пойти на все, чтобы избежать внимания желтой прессы. Разве не поэтому он так на нее разозлился за ее побег?
Габриель уже давно не испытывала страха перед своим мужем. Она лишь боялась причинить ему боль. А это непременно произошло бы, расскажи она ему о планах Сильвио. Он пришел бы в ярость и, воз можно, даже стал бы угрожать папарацци, но это не избавило бы его от боли.
Эта мысль поразила ее. Когда она начала понимать своего мужа?
– Солнечный свет в Лондоне среди дождя и холода? – пробурчал Люк, но его взгляд, обращенный к ней, был полон нежности. – Подозреваю, что ты более романтична, чем кажешься.
– Романтична? – Она улыбнулась. – Это невозможно. Разве, живя столько лет под одной крышей с моим отцом, можно стать романтиком? Во мне нет ни капли романтичности.
– Может, проверим?
Когда Люк поднялся и протянул ей руку, она сна чала посмотрела на него в замешательстве, но быстро все поняла и рассмеялась.
– Ты хочешь со мной потанцевать? – спросила она. – Здесь?
Элегантные пары на танцполе покачивались в такт музыки, которую играл оркестр, но Габриель не могла представить их с Люком среди толпы. Это было так непрактично. Так… не похоже на Люка.
– Почему нет? – спросил он. Его серые глаза весело блестели.
– Может, романтик здесь не я, а кое-кто другой? – пробормотала Габриель и вложила свою руку в его.
В последний раз они танцевали на своей свадьбе, но тогда она из-за хаоса противоречивых чувств у нее в душе многое оставила без внимания. Она помнила, как он вывел ее на танцпол и притянул к себе. Как она наткнулась на внушительную стену его груди и почувствовала себя в ловушке.
Сейчас ничего подобного она не испытывала. У нее перехватило дыхание, когда она откинула назад голову и посмотрела на суровое мужественное лицо, которое вдруг стало для нее дороже и нужнее, чем прекрасные горы, на которые она смотрела все свое детство.
– В последний раз мы танцевали на нашей свадьбе, – произнесла она внезапно охрипшим голосом.
– Я помню. Я был там и, в отличие от некоторых, даже остался.
Его тон был шутливым, и Габриель улыбнулась:
– А я помню, как ты читал мне лекцию о браках по политическим соображениям. – Она провела ладонью вниз по его руке, и его мышцы напряглись. – Думаю, ты хотел подчинить меня себе.
– Но похоже, перестарался и вынудил тебя сбежать на другой конец земного шара.
– Во время своей следующей свадьбы, – поддразнила его Габриель, – лучше разговаривай со своей женой, а не читай ей лекции. Я только советую, – поспешно добавила она, когда его глаза угрожающе сузились, – поскольку знаю, что ты перфекционист и любишь сам все доводить до совершенства.
– Осторожнее, Габриель, – предупредил ее Люк. Его темные глаза опасно сверкнули.
Она не знала, что вызвало у него такую реакцию, ее поддразнивание или мысль о повторном браке. Почему-то ей хотелось, чтобы это было второе.
– Неужели я не могу поддразнить собственного мужа? – мягко сказала она, улыбаясь.
– Я бы предпочел, чтобы мы дразнили друг друга в более уединенном месте, – промурлыкал Люк.
Представив себе, как они сначала ласкают друг друга губами и руками, а затем, слившись воедино, покачиваются в ритме страсти, Габриель томно вздохнула.
– Не играй со мной, если не можешь довести игру до конца. – Его лицо было серьезным, но в глазах горели искорки смеха.
Этот мужчина не знал значения слова "нежность". Он привык не дразнить, а уничтожать. У него было тело непобедимого воина и стальной характер, не позволяющий ему останавливаться перед трудностями. К каждой сделке он готовился как к решающему сражению. Их брак был для него не чем иным, как новым вызовом, новой битвой. Одним словом, он напоминал мощную беспощадную машину, движущуюся к намеченной цели. Он не умел по-другому.
Габриель не могла причинить Люку боль, не могла рассказать об угрозах Сильвио. Ее переполняло желание защитить его, оградить от страданий.
И в этот момент она все поняла. Правда настигла ее так неожиданно, что кровь отхлынула от ее лица, внутри все сжалось в комок. Ее ноги подкашивались, но, к счастью, она находилась в сильных руках.
– Что такое? – спросил Люк, нахмурившись. – Ты выглядишь так, словно увидела привидение.
– Со мной все в порядке, – пробормотала Габриель и зарылась лицом в его плечо, потому что впервые в жизни не смогла заставить себя улыбнуться.
Ведь она поняла, что влюбилась в своего мужа.
Когда Габриель повторила это про себя, у нее закружилась голова, а сердце забилось так сильно, словно было готово выпрыгнуть из груди.
Ну разумеется. Как только она могла принимать любовь за что-то другое? Как столько времени скрывала от самой себя правду?
– Посмотри на меня, – потребовал Люк. Габриель с трудом подчинилась и подняла голову. Когда он пронзил ее взглядом, она наконец поняла, что испытывает вовсе не страх, а безумный восторг. Это была любовь сильная и бескомпромиссная.
Она любила его.
– Я в порядке, – заявила она ему и наконец улыбнулась. – Честное слово.
– Может, тебе лучше присесть? – Люк уже начал двигаться к их столику, прижимая ее к своей сильной груди. В его голосе слышалась забота, и Габриель с трудом сдержала слезы. Ее переполняли эмоции.
– Нет, – сказала она. – Я хочу танцевать. Со мной правда все в порядке. Наверное, я просто немного устала.
Люк долго на нее смотрел, и она уже начала думать, что он собирается увести ее с танцпола, но, к счастью, он ее послушался.
Они продолжали скользить по площадке под музыку оркестра.
Она любила его.
Ее тело знало это с того самого момента, когда она впервые увидела его в церкви. У нее перехватило дыхание, кровь забурлила в жилах, но она хотела его с самого начала, несмотря на то что не знала его, что он ее пугал. Но ее тело знало все с самого начала.
Габриель называла это слабостью, безумием, пыталась от него защититься, но все без толку. Она хотела его.
Но больше всего она хотела защитить Люка от страданий, поэтому не могла рассказать ему о своей встрече с Сильвио. Она выполнит требования этого мерзавца, Люк никогда не узнает о записи. Она защитит его от того, чего он больше всего на свете боялся.
Посмотрев на его лицо, словно высеченное из камня, Габриель поняла, что будет его любить до конца своих дней. Десять тысяч фунтов – слишком маленькая цена. Чтобы защитить Люка от боли, она бы с радостью отдала все, что у нее есть.
– А теперь ты улыбаешься, – сказал Люк. – И на этот раз твоя улыбка настоящая.
– Поехали отсюда, – ответила она, улыбаясь еще шире. – Думаю, я готова подразнить тебя в более уединенном месте.
Глава 15
Гарнье не имел ни малейшего намерения играть в безумные игры Сильвио Доменико. Когда папарацци позвонил ему в полдесятого утра, он сказал этому гнусному типу, что ему следует сделать со своими грязными сплетнями.
Вот только полтора часа спустя Люк все равно отправился в "Харродс". Он был зол на самого себя. Он даже представить себе не мог, чтобы Габриель сделала то, о чем рассказал ему Сильвио. Сама идея была абсурдной. Габриель, которую ничто не связывало с желтой прессой, не могла продать Сильвио пикантные фотографии, сделанные ею украдкой в Калифорнии.
Это было нелепо, и все же он ушел посреди деловой встречи и поехал на такси в "Харродс", чтобы убедиться, что старый знакомый ему солгал.
Как это ничтожество посмело очернить доброе имя его жены?
Прошлой ночью Габриель удивила его своей смелостью и раскрепощенностью. При одном воспоминании об этом символ его мужского естества напрягся. Их близость была особенной. Габриель занималась с ним любовью как в последний раз. Он не понимал причину, но отвечал на ее ласки. Разве могло быть иначе? Очевидно, она его околдовала. Другого объяснения он не находил. Он выбрал ее себе в жены, ведь она соответствовала всем его требованиям, но не ожидал, что будет так сильно ее желать. Он никак не мог ею насытиться, и это его беспокоило. Находясь рядом с Габриель, он едва узнавал себя. Он… желал. Желал того, чему не хотел искать название.
Придя в условленное место, он, подобно ненавистным папарацци, заглянул за стеклянный шкаф с товарами. Зачем он здесь? Что такое может показать ему Сильвио, чтобы он изменил свое отношение к Габриель?
– Я должен сказать вам правду о вашей жене, мой друг, – послышался утром в его трубке голос Сильвио.
– Как ты узнал номер? – с отвращением спросил Люк.
– Разве это имеет значение? – Сильвио самодовольно рассмеялся.
– Разговор окончен, – отрезал Люк. – Я подам на тебя в суд за вмешательство в мою частную…
– Она пришла ко мне с пикантными фотографиями, на которых вы вдвоем, – бесцеремонно перебил его Сильвио. – Они сделаны во время вашего медового месяца, не так ли? Вероятно, вы очень гордитесь своей женушкой. Должен сказать, у нее отличное тело.
– И ты думаешь, я поверю в то, что моя жена хочет продать тебе фотографии? – усмехнулся Люк.
– А почему она не может заработать немного денег? Чем она хуже других? – произнес Сильвио язвительным тоном. – Вам повезло, что принцесса пришла ко мне. Обратись она к кому-то другому – и вы бы вместе со всем остальным миром увидели эти снимки в ночном выпуске новостей. Не хотите мне верить, как хотите. По крайней мере, я вас предупредил.
Сейчас, полтора часа спустя, Люк понимал – его первая мысль была правильной. Ему не следовало здесь появляться. Он знал – Габриель никогда бы не пошла на такую низость и тем более не стала бы иметь дело с подонком вроде Сильвио.
Скорее всего, Сильвио сейчас где-нибудь притаился и снимает его, а завтра какая-нибудь желтая газетенка напишет, что Люк Гарнье встречался с любовницей в знаменитом лондонском универмаге, или что-нибудь еще более гнусное. Кто знает, как далеко простиралась фантазия этого продажного мерзавца?
Почувствовав отвращение к самому себе, Люк собрался уходить, но увидел ее и застыл на месте.
Войдя в зал, Габриель огляделась по сторонам и направилась в его дальний конец. Во всем белом она была очень элегантна, как и полагалось будущей королеве.
"Что она здесь делает?"
Ответ был уже известен Люку, но он не хотел верить своим глазам.
Мгновение спустя из-за угла появилась другая фигура. Сильвио.
Их встреча длилась считанные секунды. Габриель протянула Сильвио конверт и взамен вырвала у него из руки другой. Они обменялись несколькими словами, после чего она развернулась и ушла, не оглядываясь.
Посмотрев в сторону Люка, Сильвио дерзко улыбнулся и пожал плечами, но тот его едва заметил. Он чувствовал себя так, словно его пронзил насквозь острый зазубренный нож. Внутри у него все разрывалось, кричало от боли. Это чувство было хорошо ему знакомо. Он испытывал его, когда был ребенком. Тогда его вызывали ложь, домыслы, клевета. Вся эта грязь, которой поливали его родителей, попадала на него и приставала надолго.