- Куда сами определите!
- Нет, ну додумалась Евдокия, кого мне прислать решила! Идите домой! Я позвоню вашей свекрови сама! - кивнула на двери, дав понять, что разговор закончен...
Пыталась свекровь устроить Катьку в регистратуру поликлиники. Но и там не взяли, отказали после собеседования.
На сортировке корреспонденции на почте и вовсе сконфузилась, читать стала по слогам. Когда и здесь отказали, девка и вовсе расстроилась, домой вернулась в слезах.
- Вы нарочно так устроили, чтоб меня везде высмеивали! - кричала на свекровь.
- Я не виновата, что ты законченная дура! Не ты, а я с тобой опозорилась на весь город! Знакомые и друзья, к кому посылала, в ужасе от твоей дремучести. Словно из пещеры, из каменного века выпала в наше время! Не нравится моя помощь, устраивайся сама!
- Конечно! Не буду дома сидеть!
- Вот только куда возьмут такую! - вырвалось ненароком у Евдокии.
- А чем вы лучше меня? Подумаешь, акушерка! Врачом не стала, мозгов не хватило. У нас в деревне каждая бабка ребенка примет без науки. Никто из баб в городе не рожал, обходились без акушеров и хвост трубой не задирали. Нечем особо хвастаться!
- Да я ничего не говорила о себе! Чего ты на меня орешь? Ты кто такая здесь? Приблудная девка! Повисла сыну на шею, пришла сюда никчемкой, да еще рот разеваешь? А по какому праву здесь находишься?
- Я Колькина жена!
- Чем докажешь? Вы не расписаны! А набить пузо можно с кем угодно! Порядочная девушка отдается только после росписи, став женой! А ты в сучью любовь сыграла. Поймала на беременности парня!- кричала Евдокия, покрывшись красными пятнами негодования.
- Сама сука! - вспылила Катька.
- Что?! Это ты тут тявкаешь, ничтожество? А ну выметайся вон из моей квартиры! Чтоб никогда тебя не видела, грязная подстилка! Убирайся живо, дрянь ползучая, отребье из свинарника! Чего сидишь? Собирай свою вонь и выметайся.
Катька поняла, что перегнула палку, она очень испугалась перспективы оказаться выброшенной из семьи, из дома, на улице такого чужого города, к какому ни приглядеться, ни привыкнуть не успела.
- Куда же я пойду? Дождусь Колю. Как он велит! Скажет, чтоб уходила, вернусь в деревню-А если скажет остаться, буду при нем!
- Это моя квартира! И я тебе не позволю здесь жить! Отваливай к своим навсегда! Хватит сыну жизнь поганить. Он найдет себе хорошую девушку, а не деревенскую потаскуху! Как посмела придти сюда без моего согласия? - кричала Евдокия распалясь. И в это время в квартиру вошел Колька:
- Чего орете, аж во дворе вас слыхать? Кого не поделили?
Мать с женой закричали наперебой, каждая доказывала свою правоту. Колька, послушав их недолго, подошел к матери, бережно взяв за плечи, вывел на кухню, попросил успокоиться и, выйдя в комнату, влепил Катьке пару больных пощечин, сказал:
- Еще пасть откроешь, таких пиздюлей навешаю, что бегом в деревню смоешься! Не смей орать и хамить матери! Услышу, своими руками глотку твою порву до самой транды! И помни, мое терпенье не железное! Как привез, так и вышвырну, пузом не прикроешься,- пихнул бабу в спальню, дав пинка под задницу, а сам пошел во двор к ожидавшим его друзьям.
Евдокия, немного успокоившись, ушла к подруге-соседке. Катька осталась одна. Ей было обидно, что в этой семье ее никто не любит и не понимает. Баба с тоски решилась написать письмо в деревню, своим. Но оно получилось слишком длинным. Закончить его Катьке помешал Колька. Он вернулся навеселе. Увидел бабу, нахмурился и, оглядевшись, спросил:
- А где мамка?
- Не знаю, ушла куда-то...
- Опять погавкались?
- Ни словом не перекинулись.
- Смотри мне! Чтоб мать не обижала! Иначе на ремни тебя распущу! Мне плевать, что ты беременная! Еще не знаю, от меня ли носишь?
- Колька! Как можешь сомневаться? От кого кроме тебя? Ведь сам знаешь.
- Да разве можно верить бабе? Что обещала в деревне, когда ко мне просилась? А не успела оглядеться и матери хамишь. Разве она виновата, что ты дура?
- Не дурней вас! Сама на работу устроюсь, без ее помощи.
- Заткнись, уродка! Куда тебя возьмут? Ты нигде и никому не нужна! Что собою представляешь?
- Чего ты меня говняешь? Мамка всю, как есть, обосрала, и ты добавляешь.
- Заглохни, лапотная! И не возникай под горячую руку.
- Она меня обозвала, как хотела, а мне нельзя. Как ей, так - успокойся мамка, а мне по морде. Она из дома гнала,- жаловалась Катька на свекровь.
- Эта квартира ее! Она в своем праве, впустить или выгнать, только мамке решать. Мы здесь не хозяева, поняла, дура? - толкнул Катьку в плечо.
Кольку уже взяли электриком, и тот теперь каждое утро уходил на работу. Возвращаясь вечером, ужинал и уходил во двор к мужикам, средь них было много его друзей, и возвращался он все время пьяным. Колька будто забыл, что у него есть жена, и она скоро родит ребенка. Приходя со двора, человек ложился спать, Катьку он словно не видел. Лишь с матерью общался. Ей отдавал получку, рассказывал, как работается. Слушал, какие новости у матери. Катьку в эти разговоры не посвящали, ее не звали за общий стол. Поужинав вдвоем с Евдокией, Колька звал Катьку на кухню, и та ела одна.
Она уже месяц ходила по городу в поисках работы. Ее могли взять дворником, посудомойщицей, уборщицей иль почтальоном, но там везде были низкие оклады, и Катька не соглашалась. Но однажды бабе все же повезло. Ее взяли на банно-прачечный комбинат. И Катька была счастлива. Она поделилась своей радостью с мужем. Свекровь не стала слушать, она после ссоры совсем не разговаривала с невесткой и не замечала Катьку в квартире.
Теперь и она каждое утро уходила на работу, а возвращаясь, убирала в квартире, стирала, готовила. Ей никто не помогал. Свекровь и муж куда-то уходили, а Катька оставалась одна.
Но как бы не складывалась ситуация дома, на работе у женщины все ладилось. На комбинате работало много женщин из деревень. Было нимало молодых, какие приветливо встретили и признали Катьку, учили, подсказывали, помогали. И та быстро освоилась, вошла в ритм, стала своею. Ее выручало трудолюбие, унаследованное с деревенского детства. Она любила порядок во всем, и это быстро приметили и оценили. Что же касалось сбоев в характере, то и другие были не лучше. Если грубили, хамили друг другу, на это никто не обращал внимания, быстро забывали обиды. Ссоры гасли, женщины быстро мирились и к концу дня забывали, за что поругались утром.
Они делились всеми радостями и невзгодами, вместе обедали. И Катька скоро стала здесь своею, понятной, близкой. Ее здесь никто не обижал, а когда она рассказала, как живется в новой семье, бабы даже жалеть стали.
- А ты не поддавайся им, не кланяйся всякому говну. Подумаешь, интеллигенция, а жопу все равно пальцем вытирают. Ну, скажи, чем они лучше нас? Мы всегда и везде выживем, потому что никакой работой не гнушаемся. Они ни хрена не умеют кроме своего дела. Их любая беда, что тростинку ломает. Не празднуй этих придурков, докажи, что ты не хуже! - советовали ей.
- Главное, добейся росписи и регистрации ребенка на фамилию мужика. Тогда они обязаны будут прописать малыша, а вместе с ним и тебя. Иного хода нет. Вот тогда ты задышишь на равных, и грозить перестанут. Ну, а пока не вылупайся, не спорь, добейся своего тихо, а уж потом обоим покажешь зубы.
- Свекруха вряд ли согласится прописать. Она даже не разговаривает со мной. Я к ней подойду что-нибудь спросить, она отворачивается, уходит, делает вид, что не заметила. Кольке пожаловалась, он и вовсе оттолкнул, обругал и не велел на мамашку вязгать, пообещал за такое зубы в задницу всадить.
- Придется проучить его, чтоб не грозил.
- Это как? - спросила Катька.
- Молча! Каталкой по башке!
- Да ты что? Меня тут же в окно выкинут. Ни свекруха, ни мужик того не потерпят! - испугалась Катька даже предложения.
- А когда тебя мужик по морде щелкает, это можно?
- Он в своем доме. Я там покуда никто.
- Это пока! Потом свое с лихвой возьмешь,- успокаивали бабы.
Катька терпеливо молчала и ждала. Ее живот рос с каждым днем. Бабу мучили изжога, тошнота, но дома никто не обращал внимания на Катькины недомогания. Однажды она пошла в ванную и услышала, о чем говорили на кухне Колька и Евдокия:
- Другая на ее месте уже давно ушла бы в деревню. А эта, как клещ вцепилась в нас. О деревне и не вспоминает,- фыркала Евдокия.
- Как от нее избавиться ума не приложу,- сетовал Колька.
- А ты не общайся.
- Так я уже и так, даже спим врозь! Не разговариваем неделями. Она все равно не уходит никуда. Вот навязалась чума! - злился мужик.
- Да уж, цепкая стерва попалась! Вчера подошла ко мне, хотела свою зарплату отдать. Я отвернулась, отошла от нее, другая поняла б, а эта снова пристала, мол, возьмите на продукты. Ответила, что не нуждаюсь ни в ней, ни в ее деньгах. Только тогда отстала. Ушла в свою комнату, морду руками закрыла. Может, предложи ты ей уехать в деревню. Пообещай алименты, помощь ребенку. Только пусть уйдет. Не могу видеть и простить хамку.
- Мам! Я делаю все возможное, чтоб от нее избавиться. Но не получается. А вышвырнуть без причины нельзя. Милиция вернет, сама знаешь. Бить не могу, она беременная. Тут же под статью попаду, а стерва сразу всего добьется. Вот и жду повод, чтоб мог ее вышвырнуть,- признался Колька.
- Что станем делать, когда ребенка принесет? Меня ужас берет заранее!
- Мам! Ведь он наш, с ним уже не выставишь за дверь. Нас никто не поймет. Придется смириться. Я не хочу, чтоб люди пальцем на нас показывали и судачили по всему городу. Придется привыкать. Как-то живут другие. Поверь, у них тоже не все гладко.
- Ладно! У нее до родов еще четыре месяца. Чего заранее переживать? За это время всякое может случиться...
- Ты о чем? - насторожился Колька.
- Оступиться может, упасть, или на нервной почве выкидыш получится,- выдала потайную мечту Евдокия.
- Мамка! Как далеко ты зашла в ненависти! Родному внуку желаешь смерти! Вот такого не ожидал!
- Ну и задыхайся с нею в вонючих пеленках и горшках, в криках и визгах. Добро бы от нормальной женщины родился, здесь же от кого? Разве Катька человек? Сущее быдло! Дура! Корова деревенская! Ее в лопухах на свет произвели, там она и сдохнет!
- Сама ты говно и старая вонючая кляча! - выскочила из ванной Катька. Ее трясло. Родная бабка пожелала смерти еще не родившемуся ребенку:
- Сволочи! Уроды! Рахиты проклятые! Да разве вы люди? Вас самих убить нужно! Как земля носит эдаких негодяев? - орала во все горло.
- Чтоб ты сама сдохла, гнилая кадушка! - сжала кулаки и подскочила к Евдокии, но Колька вовремя перехватил, вытолкал из кухни, надавал пощечин, отматерил бабу и пинками загнал в спальню. Сказал, едва сдерживая ярость:
- Еще раз отворишь пасть, тут же увезу в деревню навсегда! Помни, ты здесь никто и ничто! Подстилка! Сама на меня повисла! Никогда не станешь женой! И к матери чтоб близко не подходила, ноги вырву, стерве!
Катька ревела навзрыд. Ей было обидно, за ненависть, какою окружили домашние.
- Не верь! Если не распишитесь и не зарегистрируешь ребенка на Колькину фамилию, не будет платить алименты и помогать, а вся деревня назовет дитя нагулянным и выблядком. Попробуй, докажи обратное? На всю жизнь дитенка несчастным оставишь. Простит ли такое? Ради его будущего терпи! Уже немного осталось! - уговаривали Катьку бабы на работе.
- Девки! Не только рожать, жить неохота! Что ждет малышонка, когда его, еще не увидевшего свет, уже хоронят. О себе и не говорю! Душа от горя заходится. Может лучше вернуться в деревню, пока не свихнулась?
- Не дури! Рожай! Когда дите появится, все изменится. Нужно дождаться любой ценой! - уговаривали женщины.
А дома становилось невыносимо. Колька приводил вечерами друзей. Они сидели допоздна, пили, курили, спорили громко. Катьке нечем было дышать. Она не могла отдохнуть. Евдокия уходила к подруге, Катьке некуда и нельзя было отлучиться. Она обслуживала компанию Кольки. Так он велел. Баба, устав после работы, едва волочила ноги, а мужик покрикивал:
- Где ты там застряла? Неси пиво и закусь! Вытряхни из пепельниц! Слышь, корова стельная? Иль заснула на ходу, кляча водовозная, иль заблудилась ненароком? А ну, шевелись, лярва!
Компания хохотала, завидуя Кольке, что тот вот так безнаказанно изгаляется над бабой, и она молчит.
Но однажды не выдержала, попросила:
- Ребята! Я устала! Ведь работаю, скоро мне рожать, сами видите, дайте отдохнуть. Я уже с ног валюсь, пощадите! Или вы совести не имеете? Ведь у вас тоже есть семьи. Идите во двор.
- Заглохни, мандавошка! Саму во двор вышвырну! - подскочил Колька. И обозвав дурой, толкнул в спальню.
Катька, выплакавшись, уснула на койке. А когда гости ушли, в спальню пришел Колька. Он растолкал бабу и заорал на нее:
- Что себе позволяешь, рахитка? Кто позволил позорить перед друзьями? Не по душе здесь, отваливай в деревню. Никто силой не держит. Чего возникла? Кто звал? Плохо живется, шмаляй обратно. Совсем звезданулась, перед всем двором испозорила, сука криворылая! Пугало!
- Коль, мне рожать скоро! Чего орешь, куда гонишь? За что своего ребенка ненавидишь? В глаза его не видел, а уж сколько раз обидел. Ну скажи, за что?
- Заткнись, грязная лохань! Я тебе за мамку никогда не прощу. И дитем не прикрывайся хитрожопая кикимора! Еще раз пасть отворишь при мужиках рыло на жопу сверну! - глянул зло.
- Попробуй хоть пальцем тронуть, живо на вас обоих управу найду! - осмелела Катька. Колька резко остановился, оглянулся на бабу, прищурился и предупредил:
- Уже грозишь, паскуда? Гляди, этого тебе не забуду и никогда не прощу!
- Коля, родной, за что возненавидел? Почему ко мне хуже, чем к собаке? Ту хоть иногда гладят. Меня все время ругаете и пинаете! Терпеть больше сил нет Хоть бы пощадил кто!
- Тебя пожалей, мигом голову откусишь.
- Коль, а ты относись по-доброму. Я ж тоже человек. Посмотришь, все иначе будет, все наладится. Ведь я люблю тебя!
- Иди в жопу со своей любовью. Только что высказалась, разве теперь поверю?
- А ты попробуй, котик мой! - потянулась к мужику. Но тот, заматерившись, выскочил из спальни как ошпаренный.
Они уже давно не спали в одной постели, никуда не ходили вместе, почти не оставались наедине. Колька редко разговаривал с Катькой. Но как-то она напомнила, что уже пора купить ребенку кроватку, матрац и одеялки, пеленки и клеенки.
- Ты роди! Чего загодя суетишься. Без тебя помню и знаю! - оборвал Катьку. Ты вытащила деньги:
- Вот это возьми. Траты будут большие.
- Не надо твоих. Сами справимся,- отказался от денег. И добавил:
- Не приведись девку родишь! Не признаю, мне двухстволка не нужна. Поедете с ней в деревню жить. Навсегда!
- Да разве это по заказу бывает? Уж кого Бог даст! - испугалась баба.
Катька решила не уходить в дородовой отпуск. Боялась остаться в доме одна на целых два месяца и вздумала работать до последнего дня. Ее никто не отговаривал. Женщины без лишних объяснений все поняли. И Катька работала. Она не сразу поняла, что у нее начались схватки. Лишь когда отошли воды, заорала испугано:
- Девки! Караул! Рожаю!
Ее тут же потащили в дежурную машину. Усадили поудобнее рядом с водителем, тот заспешил к роддому, вздрагивая при каждом стоне и крике бабы.
Катя едва успела лечь на стол, как показалась голова ребенка.
- Во, шустряга, как спешит! Не успела даже осмотреть, запись сделать, а этот уже наружу лезет! Зовите Евдокию Петровну! Пусть глянет, кого на свет произведет невестка!
- Уже все! Выскочил! Мальчишка родился! Глянь! Бабкина копия, капля в каплю! Ее портрет! Вот это подарок! - смеялись врачи, медсестры. Кто-то побежал за Евдокией, но та наотрез отказалась глянуть внука, сославшись на занятость.
- Чего это она? Внука первенца не приветила, ведь не всякий день рождаются они.
- Еще насмотрится, куда денется? В палату прибежит, когда освободится! Все же бабкой стала!
- Надо Николаю сообщить, поздравить, папашей стал! Вот кто примчится тут же,- переговаривались врачи.
А вскоре в палату Катьке принесли полную сумку фруктов. В ней записка:
- Это тебе от нас, Катюшка! От всего комбината! Держись, крепись, ты теперь мамка! Поздравляем и радуемся вместе с тобой! Дай Бог здоровья тебе и сыну! Обнимаем: твои девчата!
Катька плакала и смеялась от радости. Хоть эти не забыли, помнили и поздравили. А еще через час ей принесли еще сумку фруктов и сладостей. Сказали, что муж просил передать, все спрашивал о сыне, о ней. Просил, чтоб ни о чем не тревожилась, что подготовится к их возвращенью домой, пусть не беспокоится...
Катьке сразу стало тепло на душе. Все же не отмахнулся, не отказался от них с сыном. Вон сколько накупил. Одно обидело, даже короткой записки не черкнул человек. А свекруха ушла с работы, даже не заглянув в палату Кати.
- Ничего! Мальчонка тебя обломает. Как не кривляйся, не выламывайся, от внука никуда не денешься.
Когда Кате принесли сына на кормление, баба глазам не поверила. Мальчонка был копией свекрови.
- Мама родная! Как же так получилось? Ни от меня, ни от Кольки нет ничего! Сущая Евдокия! Ну зачем? - сетовала баба сокрушенно, а сын улыбался чистой, светлой улыбкой, будто радовался потрясающему сходству с бабкой.
- Я решил назвать сына Дмитрием! Как ты на это смотришь? Слыхал, что он на мамку мою похож. А значит, счастливым будет! Береги его и себя! - получила на следующий день записку от Кольки.
Катька уже и не ждала свекровь. Поняла по своему, что та не рада внуку и ее видеть не хочет, не может простить. Но... под вечер третьего дня в палату вошла Евдокия. Поздоровалась с родихами, ставшими матерями, поговорила, пошутила со всеми и подошла к Катьке:
- Как себя чувствуешь?
- Хорошо,- ответила несмело.
- С койки часто не вскакивай, температура держится нехорошая. Низкая. Отдыхай и ешь побольше. Старайся выспаться. Не бегай поминутно к Диме.
За ним хорошо смотрят. А вот сама застудишься. В коридоре сквозняки, остерегайся их, чтоб не получить мастит.
- Вы Диму видели? - спросила Евдокию робко.
- Конечно! Хороший малыш. Любит поспать, а значит, крепким вырастет.
- Надо моим в деревню сообщить, что у них внук от меня появился. Может, позвоните или дадите телеграмму,- попросила краснея.
- Нет, не стану сообщать. Зачем? Твоя мать еще вчера приехала. Ей Коля позвонил. Теперь она у нас. Ждет, когда вас выпишут. Просила тебе домашнее передать, гуся поджарила, сметаны трехлитровую банку приволокла, сала копченого целый ящик, ведро яиц да масла столько же. Еще мед, варенье, пироги, всего не перечислить. На грузовике доставили. Короче, не только в квартире и на балконе, в подвале места не осталось. Там не только на семью, на половину города хватит еды. А мать еще тревожится, хватит ли? Смешная! Я уже сказала ей, этого, что привезли, давать тебе еще рано. С ребенком надо считаться, чтоб у него желудок не расстроился. Рановато ему такое переваривать. Понос измучает...
Катька слушала свекровь, замирая от радости. Ей показалось, что наконец наступило это долгожданное примирение...
Забирать ее с Димкой из роддома приехали мать и Колька. Свекровь опять сказалась слишком занятой и даже не вышла.