- Просто приезжай. Угол восьмой, Трейкот-Стрит.
- Но какой…
Договорить не успеваю. Бет бросает трубку, а я недоуменно хмурю брови. Что же на этот раз произошло? Прыгаю за руль, вставляю ключи и решительно смотрю на Хэйдана, который недоуменно хлопает ресницами и мнет в ладонях колени, словно уже боится.
- Все в порядке, - бросаю я, заводя пикап, - не волнуйся, Хэрри.
Мы приезжаем на Трейкот-Стрит через пятнадцать минут. Я резко выжимаю тормоз, откидываюсь на сидении и щурю глаза, увидев огромное скопление полицейских машин и машин скорой помощи. Люди носятся вокруг небольшого коттеджа, тонущего в зелено-бардовых листьях винограда, а небо оглушают раскаты сирен и шум голосов.
Что здесь случилось?
Мы с братом одновременно выбираемся из машины. Собираюсь набрать Бетани, но с удивлением замечаю девушку на противоположной стороне улицы. Она стоит в зеленом пальто, перепрыгивает с ноги на ногу и морщит красный нос от холода. Вид у нее робкий.
- Эй, - я помахиваю Пэмроу рукой и тащу за собой Хэйдана, - Бет.
- Мэтт, - она подается вперед, прижав ладонь к губам, - вы приехали.
- Что тут творится?
- Это ужасно. Мой отец… ему позвонили с утра, а я позвонила тебе, как узнала.
- Что узнала? - Мы замираем перед девушкой, и Хэйдан неуклюже поджимает губы. На какое-то мгновение их взгляды встречаются, и ребята отключаются, наверно, невольно в голове прокрутив воспоминания о последней встрече, о последних словах. Бет ведь даже до полуночи у нас сидела, болтая с Хэйданом о новом мире, о сверхъестественных тварях, ведьмах и прочей чуши. Хэрри поддержал ее, когда ей нужен был друг. Но теперь это уже не кажется реальностью.
Теперь это далеко. И они далеко друг от друга, пусть стоят всего лишь в нескольких сантиметрах.
- Привет, - шепчет девушка, смущенно улыбнувшись.
- Привет, - отвечает Хэйдан сиплым голосом.
Я гляжу на ребят скептически. Да, возможно, я бы позволил им и дальше стоять, как истуканы, размышляя о вечном. Но по воздуху в очередной раз проносится визг сирены, и я непроизвольно вспоминаю о том, зачем мы сюда приехали.
- Бет, - делаю шаг к девушке, - что тут происходит? Почему нагрянула полиция?
- Директор Барнетт.
- Что с ним?
- Он мертв.
- Что?
- Его убили, Мэтт. - Сбивчиво, хрипит Пэмроу. - Перерезали горло, прижгли раны и подвесили к потолку распятым, словно Иисуса.
- Не может быть, - я растерянно округляю глаза, - ты серьезно?
- Да. Отец… он ничего не хотел мне говорить, но я подслушала разговор.
- Какой еще разговор?
- Какая разница? - Выплевывает Бетани, резко вздернув подбородок. - Черт, Мэтт, я не идиотка, ты не идиот. Мы прекрасно понимаем, кто это сделал!
- Что? - Весь воздух выкатывается из меня. Я чувствую, как Хэйдан неожиданно мне на плечо кладет руку, я удивлен тому, что он это сделал, но еще больше я удивлен словам, что слетают с языка Пэмроу. - Что ты имеешь в виду?
- Там, на стене, кровью, Мэтт, именно кровью написано: Смерть не приходит одна.
- И что это, черт возьми, значит?
- Это значит, что она вернулась.
- Кто?
- Ари. Она здесь. И она приехала мстить.
- Ари убила директора Барнетта? Ты рехнулась? - Я стремительно отступаю назад и покачиваю головой, будто бы ненормальный. - Чушь.
- Мэтт, пожалуйста, очнись! - Жалобно стонет Бетани, прижав пальцы к дрожащему подбородку. - Кто еще мог это сделать, кто еще мог подобное написать?
- В этом городе полно психов.
- Психов, но не убийц.
- Ты не можешь знать точно, - я цепляюсь за последнюю соломинку, я хочу верить, я хочу надеяться, - доказательств нет, это лишь догадки.
- Они пытали ее, помнишь? - Шепотом спрашивает Бетани и глядит на меня пустым, прозрачным взглядом. - Мой отец и Барнетт подловили ее у школы, схватили, похитили…
- Ари бы не стала.
- Ари - нет. Но Ариадна Монфор…
- Ты никогда не видела Ариадну Монфор и понятия не имеешь, на что она способна, и что ей нужно, поэтому прекрати обвинять ее просто так. Не надо.
- Просто так? - Вопрошает девушка, округлив темные глаза. - Да там мужик весит к потолку подвешенный, обескровленный, изуродованный, будто над ним издевались сразу несколько маниакальных кретинов.
- Сначала этот мужик ослепил ее, кинул в машину и привез в подвал к фанатикам. И только потом его привязали к потолку и обескровили.
- Ого, защищаешь ее?
- Понимает, - неожиданно говорит Хэрри, на что Бетани округляет глаза еще шире.
- Понимает? Звучит не менее жутко. Однако, Мэтт, это лишь дает Ари мотив. Она не просто так выбрала Барнетта жертвой, и я знаю, чувствую, следующий - мой отец.
Я выдыхаю. Тяжело и протяжно. Прохожусь ладонями по лицу, осматриваю людей и мигающие лампы на машинах, а затем прижимаю пальцами глаза. Ариадна здесь. Я идиот, которому хочется верить, будто все это чушь, будто все это неправда.
Я поддаюсь эмоциям и потому проигрываю.
- Ладно, я должен позвонить.
Собираюсь отойти, как вдруг Бетани хватает меня за руку. Я оборачиваюсь, она мне в глаза смотрит довольно жалостливо, сочувствующе, а это злит и бьет еще сильнее.
- Что?
- Мне жаль.
- Да брось, Бетани. С чего вдруг тебе жаль? Ты ведь совсем не знала Ари.
- Не говори так.
- Но это правда. Вы были знакомы от силы пару недель, а общались пару дней.
- Это не значит, что мне наплевать на происходящее, ясно? - Девушка обижено губы надувает, а я по привычке закатываю глаза. - Что? Почему ты мне не веришь? Неужели ты думаешь, что я не успела привязаться к Блэк?
- Да, я именно так и думаю.
- Но почему? Почему ты…
- Потому что у меня даже в мыслях не укладывается, что это совершила Ари. Я себе этого представить не могу, и я не верю, не верю до сих пор. А ты поверила. Вот и все.
Я покачиваю головой и ухожу, чтобы позвонить Монфор. Думаю, им нужно узнать о том, что случилось. И я почти уверен, что информация им по душе не придется, пусть она и означает, что Ариадна здесь, в Астерии, дома.
Мне отвечает Мэри-Линетт бодрым голосом:
- Монфор у телефона.
- Здравствуйте. Это я… Мэтт. - Сжимаю пальцами переносицу. - Говорить можете?
- Конечно. Что-то случилось?
- Ари вернулась.
Несколько секунд женщина хранит молчание, и я слышу только тяжелое дыхание и шуршащие помехи. Однако затем Монфор спрашивает:
- Ты уверен?
- Я уже давно ни в чем не уверен.
- Где она?
- Сейчас я нахожусь на Трейкот-Стрит. Возле дома директора Барнетта. Он мертв.
- Директор? - Не понимая, восклицает женщина. - Директор умер?
- Его убили, но, знаете, скорее всего… - Я запинаюсь и беглым взглядом осматриваю людей, мельтешащих перед глазами. Слова никак не срываются с языка. Это же дикость, у меня горло сдавливает от одной только мысли, что Ари подвесила Барнетта к потолку. - Я думаю, что, скорее всего… скорее всего, это сделала Ари. Ари его убила.
Жду, что сейчас Мэри-Линетт бросит трубку или же скажет, что я спятил, но она не принимается спорить. Она вздыхает, зовет Норин, а потом рабочим тоном интересуется:
- Нам стоит приехать?
Я удивлен подобной реакции и недоуменно вскидываю брови.
Неужели все вокруг, так или иначе, уже не верят в добрую сторону Ари?
- Знаете, нет. Я думаю, вам не стоит светиться. Но вы должны были узнать.
- Верно. Разузнай поподробнее, что к чему, а затем к нам возвращайся.
- Хорошо.
- Справишься?
- Без проблем.
Мэри-Линетт бросает трубку, а я застываю в нерешительности. Кажется, только мне до сих пор не верится, что Ариадна способна на убийство. Наверняка, и Барнетта убила не она, а Меган фон Страттен или ее приспешники. Сама Ари внутри невероятно добрая. Она не сумела бы перейти черту, я уверен. И меня она не собиралась убивать. Нечто сильное и дьявольское засело в ее голове и руководит ее поступками. Но Ариадна борется, она будет бороться. Я точно знаю.
Я возвращаюсь к Бет и Хэрри. Они до сих пор стоят напротив полицейских машин и молчат, проглатывая слова, которые непременно должны сойти с языка, но так и остаются лишь несказанными мыслями. Брат поднимает подбородок, когда я оказываюсь рядом.
- Ты… - Он сглатывает и пробует снова. - Ты сказал?
- Да. Я предупредил их, но они не приедут.
- Почему? - Щурится Бетани. - Они ведь так долго ее искали.
- Но Ари здесь нет, - взмахнув руками, напоминаю я. - И, приехав, они лишь многих людей заставят задуматься о том, что они здесь забыли. Это подозрительно.
- Ладно. Но что тогда дальше?
- Нужно пробраться в дом, посмотреть, какая там обстановка.
- Серьезно? - Бет нервно усмехается, сплетая на груди руки, и кивает. - Дерзай.
- Думаешь, это нереально?
- Думаю, это глупо. Тебе нужны снимки? Договорились, они будут. Нужны зацепки? Я расскажу обо всем, что узнаю, но пробираться на место преступления, смотреть на труп, не чересчур ли это, Мэтт?
- Мне просто кажется, что…
- …что ты заигрался. Очнись, никто из нас способностями не обладает. - Девушка на меня смотрит почти осуждающе, ее карие глаза светятся недоверием и страхом.
- Я ни во что не играю.
- Да ладно. И часто ты пробираешься в чужие дома? Часто видишь мертвяков?
- Я должен все осмотреть, Бетани, - сквозь стиснутые зубы, чеканю я, - это поможет.
- Поможет нажить душевные травмы? Там кровища повсюду! Еще раз повторяю, там мертвый человек, Мэтт! - Девушка импульсивно встряхивает головой и, срываясь с места, бросает, - утихомирь пыл. По-моему, ты сходишь с ума.
Я собираюсь пойти за ней, но неожиданно меня за руку перехватывает Хэйдан. В это невероятно трудно поверить, поэтому я намертво примерзаю к асфальту и оборачиваюсь.
Его пальцы так сильно стискивают мое запястье, что мне становится больно. Но я не жалуюсь, даже не думаю жаловаться. Хэрри нерешительно размыкает кисть, облизывает и поджимает губы, а затем шепчет:
- Пусть идет. Не трогай ее. Она напугана.
- Ладно. - Не своим голосом обещаю я, откатываясь назад. - Как скажешь.
- Ей страшно… - еще раз повторяет он, неестественно резко разминая плечи, а потом поправляет оправу очков неуклюжим движением, и я оцепенело наблюдаю за братом, а он продолжает переминаться с ноги на ногу и повторять, - ей просто страшно, она испугана.
Теперь и мне не по себе. Я в очередной раз киваю, но Хэйдан не прекращает бурчать себе под нос нечто тихое и неразборчивое. У меня желудок скручивается в тугой узел.
В конце концов, я подхожу к Хэрри и неуверенно похлопываю его по плечу, на что в его глазах проносится искреннее недоумение и странная благодарность, будто я вызволил его из транса, из клетки. Брат сглатывает, кивая мне, а я спрашиваю:
- Ты как? Пойдем?
- Да-да, идем. Да.
Мы сходим с места, но я непроизвольно гляжу себе за спину и изучаю красно-синие огни, мерцающие на крышах полицейских машин, я наивно надеюсь увидеть рыжее пятно, увидеть ее макушку. Но я ничего не вижу.
Ари здесь нет.
Когда мы приезжаем к Монфор, солнце лениво заползает за горизонт. Тети Ариадны ждут нас на кухне, Норин как всегда приготовила нечто вкусное, и я довольно улыбаюсь.
- Что? - Интересуется она, когда я придвигаю к себе мясной рулет. Женщина стоит в толстом свитере, что кажется полной чепухой, а еще на ней грязный фартук. Никогда бы я не сказал, что передо мной стоит ведьма, по праздникам борющаяся с Дьяволом.
- Я давно не ел нормальную еду. Долорес готовит паршиво.
- Ты не зовешь ее мамой, - подмечает Мэри-Линетт, нарезая яблоки себе в миску. Не знаю, кажется ли мне, но, по-моему, на яблоках у нее какой-то пунктик. - Почему?
- Потому что она не моя мама.
- И ее это не обижает?
- Нет.
Хэрри хмыкает, что не ускользает ни от моего взгляда, ни от взгляда сестер Монфор, но никто больше к этой теме не возвращается, собственно и я ничего больше рассказывать не собираюсь. Не думаю, что вышла бы душевная беседа.
- Итак, Ариадна в Астерии, - прожевывая, отрезает Норин и выпрямляет спину. - Ты и подумать не мог, что вы встретитесь так скоро, верно?
- Никто об этом не знал.
- Неужели она выполнила все поручения Люцифера? - Недоумевает Мэри-Линетт.
- Какие поручения?
- А ты думал, Дьявол просто так переманил Ариадну на свою сторону? Она явно ему для чего-то была нужна. Возможно, загвоздка в ее даре.
- И все же, - встревает старшая Монфор, отпивая горячий напиток, - Мэтт, ты точно понимаешь, с чем тебе придется столкнуться? Может, стоит поговорить об этом.
- О чем?
- Об Ари.
Откладываю вилку и протяжно выдыхаю, так как уже ужасно устал от нравоучений.
- Мы уже все сто раз обсуждали.
- Да, но теперь Ариадна здесь, и, возможно, ты не до конца осознаешь, с чем имеешь дело.
Я просто хочу, чтобы ты помнил - Ари больше нет. Пока что нет. Она убила вашего директора, и она продолжит убивать тех, кто причинил ей когда-то боль.
- Ари не могла сделать этого. Я имею в виду, она не могла убить Барнетта.
- Могла.
- Вы говорите так, будто вам абсолютно наплевать на нее.
- Я отдам жизнь за Ари! - Вспыляет Норин Монфор. - И хочу вернуть ее не меньше твоего, мальчик, но ты наивен. То, с чем нам предстоит столкнуться не просто Ари, это ее темная сторона. И она способна на все. Запомни это и будь готов к тому, что эта сторона захочет тебя убить.
- Посмотрим. - Я вновь возвращаюсь к еде и дергаю уголками губ. Мне почему-то не терпится опровергнуть слова этой женщины. Я верю, что как только я увижу Ари вживую, я смогу поговорить с ней, смогу достучаться до нее. Она всегда была невероятно упрямой, но между нами была связь. Может быть, и сейчас эта связь спасет нам жизнь.
На следующее утро в школе творится что-то жуткое. Ученики бегают по коридорам, вопят с блестящими глазами о смерти Барнетта и наслаждаются новыми сплетнями, что на мой вкус - отвратно. Я терпеть не могу тех, кто постоянно болтает о вещах, их отнюдь не касающихся, но жители Астерии вечно славились слишком длинными языками. Уроки так и не начинаются, расписание снимают с информационной доски. Всех зазывают в зал, где учителя собираются сказать прощальную речь о прекрасном человеке - нашем директоре.
Признаться, меня раздражает, что нас насильно заставляют идти на собрание. Да, все это больше походит на дешевый спектакль; подростки, рвущиеся на первые ряды, хотят не помянуть человека, а узнать подробней о том, сколько крови размазалось по деревянному покрытию, и как глубоко ему воткнули нож в глотку. Дикость.
Мы с Хэрри садимся почти в самом конце. Он выглядит уставшим, постоянно робко очки поправляет и на руки свои пялится, словно пытается там увидеть что-то особенное. Я слышал, как он опять кричал среди ночи, правда, когда я подорвался, он уже успокоился и принялся спать дальше. О себе я не могу сказать того же. Уснуть мне больше не удалось, я застыл с открытыми глазами и думал о том, что ему приснилось.
Наверно, опять Ариадна горела заживо.
От мыслей о том, как огонь овивает ее кожу, ее рыжие волосы меня передергивает.
- Привет, - шепчет Бетани, садясь рядом.
- Привет, - взмахиваю рукой и вновь впяливаю взгляд вперед, на сцену, где толпятся учителя у микрофона. Пусть еще подерутся за то, кто скажет сопливую речь первым.
- Как вы?
- Порядок. А ты?
- Да. Все нормально. - Она поправляет черные волосы и вдруг усмехается.
- Что?
- Джил. Посмотри. - Девушка кивает в сторону Джиллианны, притаившейся где-то в углу актового зала, и растягивает губы в горькой улыбке. - Она от тебя глаз не отводит.
- Замечательно, - сухо выдыхаю я и тут же виновато встряхиваю головой. - То есть я хотел сказать, что это паршиво. Я с ней не разговаривал почти неделю.
- Может, стоит? Иначе она съест тебя взглядом. А вроде такая паинька.
- Паиньки не могут есть взглядом?
- Упаси Боже, - усмехается Бетани, - это же грех, Мэтт!
Я почему-то тоже улыбаюсь и шепчу:
- Это точно. Слушай, что насчет преступления? Есть фотографии, зацепки?
- Давай поговорим после собрания. Это, ну… - Бетани горбится и поджимает губы. Я недоуменно хмурюсь. - Лучше все наедине обсудить. Не здесь.
- Да, конечно.
Девушка кивает, а я слышу, как кто-то неуклюже тарабанит пальцами по микрофону, проверяя звук, и оборачиваюсь. Это заместитель директора - худощавая и фитильная дура, которая постоянно сидела в приемной и разговаривала с кем-то из родных по телефону.
- Здравствуйте! - Смущенно говорит она, сжав перед собой руки. - Я очень рада, что у нас есть возможность собраться вместе и почтить память замечательного человека.
Я закатываю глаза и сжимаю пальцами переносицу. Она сказала всего фразу, а я уже сгораю от желания убраться отсюда как можно дальше.
Я никогда не разделял весь этот бред про то, что нужно взяться за руки и поделиться эмоциями на публике. Для меня эмоции - это то, что внутри; то, чего не видно. Когда тебе больно, когда тебе действительно жаль, ты обычно не находишь слов, чтобы объяснить то, что творится в груди. А когда тебе хочется просто поговорить - произносятся речи или же проповеди, как в церкви; желание людей собраться вместе, чтобы прочитать молитву - для меня всегда было высшей категорией глупости. Ну, потому что, во-первых, еще ни разу в моей жизни Бог не ответил на чьи-либо молитвы, не появился в церкви и не погладил отца Джил по голове за то, как он красиво, а главное, монотонно каждое воскресенье читает эту несусветную чушь про грех и покаяние. А, во-вторых, проявление эмоций обычно равно проявлению слабости. Мы поддаемся радости или злости. Мы проигрываем разуму, и мы должны выставлять на публику свои промахи? Просчеты? Зачем? Глупость.
Однако я хожу в церковь. Ради отца. Все нормальные люди разочаровываются в том, что есть Бог и что есть вера, когда умирает близкий человек. А мой отец подался в святую святых.
Там он встретил Долорес. И она научила его паре идиотских молитв, что, по всей видимости, поразило его до глубины души и вынудило второй раз жениться.
Если в церковь я хожу из-за папы, то, что я забыл здесь - вопрос хороший.
Прикрываю глаза и слышу, как Хэйдан устало выдыхает, скорее всего, тоже безумно мечтающий очутиться где угодно, только не в актовом зале. Я собираюсь вытащить свои конспекты по испанскому языку, чтобы сделать несколько упражнений, как вдруг слышу знакомый голос.
- Я хотела бы сказать несколько слов.
Бетани мертвой хваткой впивается в мою руку. По залу пролетает волна шепотов и вздохов.
Я приподнимаю подбородок и застываю.
Не может быть.