- Если вы имеете в виду праздник, то я все слышала. Идите и не беспокойтесь обо мне. Желаю вам хорошо провести время.
Наступившая пауза заставила Элму забыть о первом правиле стирки - рассортировать одежду на белую и красящуюся, она бросала в машину все подряд без разбору, и единственным ее желанием сейчас было, чтобы Крейтон поскорее ушел.
- Я готовлю рыбный пирог, - раздалось в ответ.
- Желаю счастья вам обоим, - проговорила она, бессмысленно перебирая оставшиеся вещи.
Ну почему до него не доходит, что его вид для меня невыносим? - стучало у нее в висках. Почему не уберется ко всем чертям! Но то, что она произнесла вслух, прозвучало вполне учтиво:
- Если вы заняты, я вас не задерживаю.
Он ничего не ответил, однако его присутствие у нее за спиной все так же вызывало дрожь в теле. Наконец, не в силах больше вынести напряжения, которое он вызывал в ней, Элма обернулась и выпалила ему прямо в лицо:
- Чего вы хотите? Свести меня с ума? Если собираетесь что-то сказать, валяйте! Если вам просто необходимо послоняться без дела в хозяйственной комнате, только скажите, и духа моего через минуту здесь не будет.
Он по-прежнему молча стоял в двух шагах от нее, но их будто разделяла колючая проволока под током. Его можно было видеть, но дотронуться нельзя, если дороги жизнь и здравый рассудок.
- У меня и в мыслях не было слоняться по дому без дела. Я только пришел узнать, не испечете ли вы хлеб для сегодняшнего праздника. Мы обычно готовим угощение в складчину - каждый приносит то, что может. - Помедлив, Крейтон грустно добавил: - Вам вовсе не обязательно торчать весь вечер около меня. Там будет полно молодых парней, которые с удовольствием составят вам компанию.
На какое-то мгновение глаза Крейтона перестали излучать беспросветную тоску - или Элме только показалось? Она внимательно всматривалась в его лицо и не находила даже отдаленного намека на страстное желание, которое ожидала увидеть. Но было ли это новое выражение ей приятнее старого?
- Элма? - мягко окликнул он.
- Ах, да… Конечно, испеку. Я сделаю свой любимый хлеб грубого помола, - заявила она решительно. - К какому часу он должен быть готов?
- Начало праздника в час дня. Идти тут недалеко - доберемся за несколько минут. - Он замолк, как будто обдумывая что-то. - Я однажды пробовал хлеб грубого помола. Буханки из него тяжеловаты - как вы считаете, сами дотащим или придется воспользоваться автокаром?
Эта попытка внести расслабляющую нотку в их беседу удивила Элму. Она внимательно посмотрела на Крейтона и, хотя подавила улыбку, чуть было не возникшую на лице, все же почувствовала себя лучше. Как ему удалось одной-единственной шуткой рассеять напряжение, возникшее между ними и ощущаемое чуть ли не физически? Покачав головой, она протестующе воскликнула:
- Вы меня когда-нибудь добьете своим юмором!
В глазах его мелькнуло тщательно скрываемое удовлетворение.
- Поосторожней. Ваши медоточивые речи заставят меня потерять голову.
С притворным гневом, она парировала:
- Хороший удар под коленку быстро вернет голову на место.
На сей раз лицо Крейтона потемнело. Уже уходя, он бросил через плечо:
- Я мужчина, Элма, но не мазохист.
В час дня Элма вынула из печи свежие, источающие пар и восхитительный аромат буханки. Спустя несколько минут ее собственный вклад в общий стол был аккуратно завернут в бумагу и уложен в корзинку, а сама она присоединилась к остальным, ожидавшим ее у выхода на веранду.
Хозяин дома в одной руке держал свой рыбный пирог, а другой придерживал дверь. Как только Адел и Бен вырвались на волю, их быстро след простыл. День выдался хмурым, что вполне соответствовало настроению Элмы. И они с Крейтоном в гнетущем молчании направились к берегу. Прошло минут десять, и глаз стал различать впереди пробивающиеся сквозь туманную мглу мерцающие огоньки.
- Из чего тут жгут костры? На острове практически нет деревьев.
- Деревянные предметы, прибитые к берегу. Ненужные картонные коробки. Любой мусор, который горит. - Он замолчал ненадолго, и единственным звуком, который могло запечатлеть ухо, был шорох травы под их ногами. - Рассказывают, - продолжал Крейтон, - что когда-то за каждым деревом на острове можно было обнаружить прекрасную женщину. И любой из аборигенов-мужчин хвастал тем, что срубил все деревья, поскольку ни одна красавица его не удовлетворила… Местная шутка, - помолчав, пояснил он.
- Почему же вы не пошутили, заявив, что это вы срубили последнее дерево? В том, что вы рассказали, нет ничего смешного.
Он пожал плечами.
- Вероятно, оттого что я не разыскиваю красавиц.
Она тихонько вздохнула, потрясенная, хотя и не понимая, чем именно. Чего же она хотела услышать? Какую-то бессмысленную чушь? Что-то вроде: "Зачем мне искать красавиц за деревьями, когда рядом со мной ты, моя любимая?" Видимо, она совсем теряет рассудок. Этот мужчина ею совершенно не интересуется, ясно как Божий день. Может, он был бы не прочь, чтобы она согрела его одинокую постель, но вряд ли задумывается о чем-то большем. Элма передернула плечами и отвернулась.
- А что бы вы хотели услышать от меня? - поинтересовался Крейтон. - Что вы сами красавица? Вам просто необходимо слышать это постоянно?
Ее пальцы только сильнее сжали ручку корзинки, а глаза невидяще устремились вперед. Он и вправду считает ее красивой?
- На этом острове ловят рыбу, Элма, а не дешевые комплименты.
- Я… я никогда в жизни не занималась ловлей комплиментов, - защищаясь, произнесла она слабым голосом, потрясенная, что именно так это могло выглядеть со стороны. И еще более тем, что все сказанное им было правдой. Но помимо разочарования, его слова несли одновременно и удовлетворение. Крейтон Кеннет сказал, что она красавица. От этих слов хотелось свернуться калачиком и тихо умереть от счастья или взмыть в воздух птицей. Однако все, что она смогла сделать, это проглотить комок в горле и выдохнуть: - Если вы помните, не я затеяла этот разговор.
- Любой, кто спрашивает, откуда мы берем дерево для костров, выслушивает эту шутку. Это как условный рефлекс.
Элма подняла глаза и обнаружила, что он внимательно ее разглядывает. Потупив взор, она произнесла через силу:
- Сожалею, что спросила.
Остаток пути они провели в молчании. А когда приблизились к берегу, шум праздника заполнил слух, лишь усугубив плохое настроение Элмы. Но когда они подошли к первому костру, молодая женщина постаралась изобразить на лице улыбку и выглядеть так же приветливо, как и темноглазые и темноволосые аборигены, которых представлял ей Крейтон. Он и сам, казалось, излучал добродушие и удовлетворение, хотя правда не укрылась от глаз Элмы: в глубине души Крейтон был печален и чувствовал себя не в своей тарелке.
Праздник проходил в традиционных забегах в мешках, различных играх, соревнованиях по волейболу. А еды было принесено столько, что впору было кормить экипаж астронавтов весь долгий путь к Плутону и обратно.
К девяти вечера Элма чувствовала себя как выброшенный на берег кит: ей пришлось перепробовать все - от сырокопченого палтуса с диким сельдереем на гарнир до бесконечных сортов жареных, отварных и тушеных кушаний, приготовленных островитянами. Среди ее открытий были особым образом печенные оладьи с вареньем из морошки. Тяжело дыша, она пожалела, что с такой охотой набросилась на еду. Однако после пира предполагалась еще и праздничная программа, и в конце концов молодая женщина должна была признать, что давно так славно не веселилась.
Устроившись в удобном плетеном кресле, она вместе с остальными взрослыми наблюдала за детьми, большинство из которых учились в школе в Анкоридже, а сейчас приехали к родителям на каникулы. Вырвавшись на волю, молодежь лихо отплясывала под какофонию, издаваемую той самой местной группой, которую Бен назвал "Ржавчина". Судя по выражению лиц танцующих - хотя, на взгляд Элмы и других взрослых, танцами это можно было назвать с натяжкой, - музыка приводила их в восторг. От грохота, производимого пятеркой длинноволосых музыкантов, Элме захотелось зажать уши.
- Как вы думаете, о чем они поют? - стараясь перекричать вой электроинструментов, поинтересовалась Люси.
Элма покачала головой.
- Думаю, нам будет лучше как можно дольше оставаться в неведении.
Женщины засмеялись, продолжая наблюдать, как дети прыгают и корчатся на песке. Элму поразила та природная грация, с которой извивалась ее сестричка, будто телом ее овладела какая-то древняя богиня плодородия. Ее движения, разумеется, не дотягивали даже до самой невинной стадии эротики, но… Элма все равно была заинтригована. Она пыталась представить себе, решилась бы она в возрасте Адел на столь откровенные телодвижения под звуки рок-музыки. Мысль об этом заставила ее громко рассмеяться.
- Что вас так развеселило?
Подняв глаза, Элма увидела Крейтона, стоявшего рядом с ее креслом. Согнав с лица улыбку, она пожала плечами.
- Нет, ничего. Просто смотрю на детей - как быстро с них слезает шелуха миллионов лет эволюции.
Последние слова ей пришлось прокричать, потому что музыканты взяли последний аккорд уже на пределе возможностей человеческого уха.
- Ух! - воскликнула с облегчением Люси. - Теперь, когда их место займет группа Рона, и нам, старикам, будет чем развлечься. - Она взяла на руки сына и послала Крейтону одну из своих ослепительных улыбок. - Рада, что ты снова с нами, Крей. - Взглянув на свою соседку с еле скрытым намеком, она добавила: - Желаю приятно потанцевать.
Крейтон улыбнулся ей и сел в освободившееся кресло.
- Вам здесь нравится? - спросил он в минуту затишья, пока парни из "Ржавчины" покидали импровизированную сцену, а на смену им поднимались другие музыканты, явно старше, но не менее заросшие.
Элма кивнула.
- Прекрасные люди здесь, на островах.
- Кажется, и вы им приглянулись.
Не зная, как ей отнестись к этой фразе, и, главное, тону, каким она была произнесена, Элма сделала вид, что ее внимание всецело занято приготовлениями на сцене. В тот момент как раз заканчивал устанавливать свое оборудование барабанщик, которому на вид можно было дать лет тридцать с небольшим. Какая муха укусила Крейтона? Не могло же его огорчить то, что все холостяки на острове в этот вечер буквально не отходили от Элмы ни на шаг? Или ее победа в одном из шутливых забегов "в три ноги", которую она разделила с обаятельным молодым человеком по имени Эд Маркелофф? Скорее всего, это ее досужие домыслы: станет такой красавец, как Крей, испытывать проблемы с женщинами!.. Однако что-то в его взгляде показалось ей странным, непривычным.
- Скоро начнут жарить палтуса, - заметил Крей, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу.
- Как? - переспросила она чуть ли не с ужасом. - Опять еда?
Кажется, ее реакция изумила его.
- Мы ведь отмечаем наступление лета и надеемся на хороший улов. Гулянье продлится до утра.
С открытым ртом Элма уставилась на него, не в силах произнести ни слова.
- Здесь, на островах, уж если празднуют, так на всю катушку.
- Это видно, - со вздохом произнесла Элма.
Со сцены донеслись первые звуки музыки. И она напрягла слух, пытаясь схватить мелодию, но безуспешно. А когда присутствующие начали хором подпевать музыкантам, то молодая женщина с удивлением обнаружила, что они поют на незнакомом языке. Барабанщик стоя отбивал ритм на допотопного вида барабане, а песня вызывала у местной публики взрывы смеха.
- Эта эскимосская песня о тех давних временах, когда рыба хорошо клевала, - шепотом пояснил ей на ухо Крейтон.
Чувствуя себя неловко в такой опасной близости от него, Элма слегка отодвинулась и сказала:
- Очень мило.
- Конечно, - кивнул он. - Особенно если вы узнаете, что, когда моя матушка, будучи ребенком, в разговоре переходила с английского на родной язык, ее заставляли есть мыло. Но даже сейчас с друзьями она часто общается на эскимосском. Прекрасно, когда видишь вновь возрождающуюся культуру, которая одно время совсем было сошла на нет.
- А вы тоже говорите по-эскимосски? - с искренним интересом спросила Элма.
- Конечно. - Крейтон прокашлялся и произнес что-то на незнакомом языке, а затем одарил Элму улыбкой, от которой кровь забурлила в ее жилах.
- Что же вы сказали? - спросила она, не совсем уверенная, что желала бы услышать правду.
- Я сказал, что акции Эй-ти-ти подскочили на три десятых пункта.
Элма смерила его задумчивым взглядом.
- Сомневаюсь, что именно это.
- Согласен, мой эскимосский немного запущен. А что, если я просто пригласил вас на танец?
- Я… не… - Она не находила слов. Глаза Крейтона горели столь нестерпимым блеском, что Элма потеряла всякую способность протестовать и решила как можно быстрее исчезнуть, пока он не сжал ее в своих объятиях.
Очевидно, ее приготовления к побегу не укрылись от зоркого взгляда Крейтона, потому что он, упреждая возможные действия, галантно взял ее за руку и увлек в центр импровизированной танцплощадки. В это время эскимосское песнопение закончилось, и музыканты заиграли нечто весьма близкое к "Каравану" Бенни Гудмана.
Сердце женщины заполняли противоречивые чувства - следствие иррациональных страхов и холодного расчета. В последний раз, когда Крейтон обнимал ее, все закончилось поцелуем, от которого она чуть не потеряла голову, и неожиданным уходом партнера. Но сейчас, стоило только Крейтону посильнее прижать ее к себе, напоминание о тогдашней боли и разочаровании отхлынуло. Слыша его учащенное дыхание, Элма не могла себя заставить посмотреть мужчине в глаза, вместо этого она уткнулась взором в его могучую грудь, мускулистые очертания которой не в силах была скрыть даже мягкая красная фланель рубашки, и постаралась успокоиться. В конце концов, они всего лишь танцевали!
Огонь от костров приносил тепло, и Элма сняла парку. Под ней был надет свободный свитер, который теперь казался необыкновенно тонким под мужской рукой, обнимающей молодую женщину за талию. Их тела почти соприкасались, и мужчина неожиданно прошептал ей на ухо:
- Если вправду, то я тогда произнес вот что: "Туман спадает, и сегодня ночью будут видны звезды".
Удивленная его фразой, Элма огляделась и убедилась, что так оно и есть. Туман почти рассеялся, и еще до того, как танец закончился, небо стало непроглядно темным, сплошь усеянным серебряными блестками. Заключенная в объятия, Элма почувствовала новый приступ дрожи - и вовсе не потому, что легкий свитер пропускал холод. Скорее ее пугало, что в такую дивную звездную ночь у нее уже не будет сил противостоять его ухаживаниям. Оставалось только надеяться, что музыкальная группа, состоявшая из зрелых мужчин, не запоет какой-нибудь проникновенной баллады, пока она будет находиться в руках Крейтона. В противном случае шансов отвергнуть мужчину, в глазах которого разгорался медленный и неотвратимый огонь желания, у молодой женщины не оставалось.
9
- Элма, - послышался у нее над ухом его шепот.
Она попыталась что-то произнести в ответ, но с ее губ слетел только еще один вздох.
- Знаете, вы прекрасны.
В ее мозгу словно взорвалась бомба.
- Ч-что вы сказали? - пролепетала она, уставясь широко открытыми глазами в лицо Крейтону.
В его глазах она увидела нежность, и судорога сжала ей горло, не дав произнести больше ни слова. Внезапно Элма поняла, что они отдалились от основной группы танцующих и теперь находились одни, окруженные тьмой. Казалось, весь мир остался где-то далеко-далеко, а приглушенные звуки музыки почти не нарушали их уединения. По коже Элмы пробежал холодок, когда молодая женщина догадалась, что сейчас последует. Нет! - истошно вопил здравый смысл, он не сделает этого! Не дыша, она завороженно смотрела на Крейтона, не сделав ни единой попытки высвободиться. Он был фантомом, призраком, который вот-вот растворится в ночи, оставив ее один на один с глупыми фантазиями. Между тем Крейтон продолжал удерживать ее рядом одним пронзительным взглядом. Хотя и его не требовалось - в душе Элмы росло непреодолимое желание быть все ближе и ближе к нему, так близко, как она не была еще ни с одним мужчиной.
Глаза Крейтона сверкнули огнем, смысл которого был ясен без слов, и у Элмы перехватило дыхание. Ток неудержимого желания пронесся по ее телу, и одним безумным движением она обвила руками его шею. Вся дрожа и лишь надеясь, что она правильно угадала его состояние и на сей раз не будет грубо отвергнута, Элма приоткрыла пылавшие жаром губы, жаждущие поцелуя.
По лицу мужчины прошла тень, отразившая борьбу чувств. Затем, пробормотав сквозь зубы короткое проклятие, он резко прижал женщину к себе и впился губами в ее полураскрытые губы. Резкость поцелуя почти лишила ее возможности дышать, однако она продолжала что есть силы сжимать его шею руками, принимая и его агрессивную страсть, и его нежность.
Пораженная его ответной реакцией на свой порыв, Элма млела от удовольствия, и пальцы ее ласкали мягкие волосы на его затылке. Ничего не соображая, она могла только отдаваться блаженству, которое вызывали в ней чувственные прикосновения мужских губ, его сильные руки, охватившие ее стан. Все остальное не имело значения.
Но скоро, очень скоро наваждение исчезло. Со сдавленным стоном Крейтон оторвал свои губы от ее губ.
- Нет… - прошептала женщина, почувствовав, что не в силах добровольно отказаться от подобного наслаждения.
Но он уже мягко отстранился и держал Элму на расстоянии вытянутых рук, не давая приблизиться.
- Элма, не надо. Мы не должны…
Почувствовав себя совершенно потерянной, она вгляделась в лицо мужчины. В его глазах читались дикая, ничем не сдерживаемая страсть и в то же время горе потери, отчаяние, заставившие глаза Элмы наполниться слезами. До нее наконец дошла причина его страданий - чувство вины, которое не покидало Крейтона, и в порыве сочувствия она нежно погладила его по щеке, приговаривая:
- Пожалуйста, не думай, что этим ты предаешь память жены. Я понимаю твои чувства, тебе кажется, что ты виноват, но это вполне естественно после того, как…
- Я понимаю, ты хочешь мне помочь, - прервал он ее, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, - но ты ошибаешься. Я вовсе не думаю, что чем-то оскорбляю память Мелли. - Его губы скривились в горькой усмешке. - Если бы все было так просто.
- Прости… - начала она, обескураженная загадочной фразой. Глаза Крейтона сузились: всего секунду назад он сжимал ее в объятиях, а сейчас смотрел как на врага.
Ее сердце охватила беспросветная тоска, ибо именно сейчас она обнаружила, что означали все те любовные песни, которые уже не первый день звучали у нее в голове: она уже стала женщиной Крейтона, телом и душой, с того самого момента, как ее зажег его поцелуй. Трагическая ирония состояла в том, что ее избранник совершенно очевидно сожалел о случившемся.
- Скажи, - взмолилась она, - в чем я виновата?
- Ни в чем, - отрезал он. - Вина только моя. С самого начала и до конца. - И, сменив тон, произнес значительно мягче: - Прости мою слабость. Больше это не повторится.