Это платье было из блестящего атласа, выкроенное по моде двадцатых годов. Даже если Рашель суждено прожить тысячу жизней, у нее все равно не будет случая надеть эти платья, они не про ее честь и пришли из другой жизни, которая ей недоступна. Но как раз поэтому Рашель захотелось их купить. Ее пальцы нежно касались дорогой ткани, а глаза были полны мечтаний.
- Возьмите оба за десять фунтов. Сейчас такие никто не покупает. Конечно, если подождать... то когда-нибудь... Боюсь, мне не дожить до тех времен. Покупайте.
Когда Рашель полезла в кошелек, она уже знала, что покупает не вышедшие из моды платья, а стиль жизни, мечту, свою мечту.
Из магазина она вышла, как в тумане, постепенно сменившемся раздражением! Надо же было потратить двадцать фунтов!.. Несколько месяцев работы... Она развернулась на ходу. Надо отнести вещи обратно, объяснить, что они ей не по средствам... Но, поворачиваясь, она увидела, как женщина вешает табличку "закрыто". Поздно. Покупка сделана. Нельзя только показывать платья другим девушкам, а то ее засмеют.
Несчастная Рашель сама не помнила, как добралась до отеля и сунула чемодан под кровать, не вынимая из него свернутых платьев.
Сегодня Тим ждет ее ответа. Почему бы не поехать, подумала она устало. Что ей терять?
В тот день, когда отец Тима возвратился после медового месяца, церковные колокола звонили вовсю, приветствуя молодоженов. С тех пор церковные колокола в Марчингтонской деревне звонили четырежды, каждый раз отмечая рождение ребенка в семье виконта и его жены, но особенно гордо и радостно звонили они в тот день, когда родился мальчик.
Дорога в Марчингтон шла через деревню, мимо деревенской церкви, потом сворачивала, и тут деревья расходились, и глазам открывался вид на Марчингтонский замок.
Рашель в первый раз увидела его осенью, когда он поднимался из тумана, окруженный густо посаженными деревьями, словно сверкающая красная роза - рубин в зелено-желтой короне.
Тим подъехал к отелю сразу после ланча в своей длинной машине с поднятым из-за мелкого осеннего дождя верхом. Запах настоящей кожи кружил голову Рашель. Она отлично видела, как он изумился, когда она вышла к нему в юбке в складку и джемпере, из-под которого высовывался воротничок скромной блузки. Ей пришлось купить соответствующие колготки и пару осенних туфель. Рассыпанные по плечам волосы, отсутствие всякой краски на лице, если не считать губной помады, произвели на него впечатление. Рашель в этот день ничем не отличалась от студенток, которым так искренне завидовала, и в ее улыбке, когда Тим усаживал ее в машину, была незнакомая ему уверенность в себе.
Пока они ехали в Дорсет, Тим несколько раз взглядывал на нее, не веря в происшедшую с ней перемену. Сегодня она была одета совсем как его сестра, что не соответствовало ее социальному статусу. В первый раз ему пришло в голову, не соврала ли она, заявив, что едва ли не в младенчестве осталась сиротой. Сомнения грызли его, не давая ни минуты покоя и нарушая все его отлично выстроенные планы. Чем ближе они подъезжали к Марчингтону, тем сильнее они были. Остальные члены клуба должны были приехать на другое утро. Он сам так решил. Тим дрожал и мечтал о наркотике, от которого воздерживался целую неделю, зная, что ему потребуется чистая голова. А теперь его охватил страх. Ему нужен был Симон... Симон, который как будто никогда не знает сомнений и не сворачивает с пути.
Рашель чувствовала, что что-то не так, однако Тим молчал, и она не смела ни о чем его спросить.
И вот, как чудо, им открылся Марчингтон. От восторга у нее перехватило дыхание и слезы подступили к глазам. Тим тихо проговорил:
- У нас тут есть призрак, так что не пугайся, если ночью услышишь его шаги.
Она недоверчиво поглядела на него.
Ворота оказались открытыми, и они проехали под орлами, которые, раскинув крылья, держали в клюве каменную ленточку со словами: "Мы выживем благодаря себе". Этот символ годился в любой ситуации. И ему следовали все поколения Уилдингов.
Дом поразил Рашель если не заброшенностью, то пустотой. Где же все? Ведь Тим обещал познакомить ее со своей семьей. Рашель отлично помнила, как он несколько свысока говорил о сестрах, которые жили тут вместе с его родителями и дедушкой.
Она вопросительно посмотрела на Тима.
- Похоже, никого нет... Странно! - Он остановил машину и вышел из нее. - Ничего, скоро все тут будут. Пойдем со мной.
Рашель нерешительно последовала за ним Двойные двери открылись в довольно просторный и темный коридор, и Рашель остановилась на пороге, искоса поглядывая на машину.
- Мой чемодан...
- Не беспокойся. Горничная о нем позаботится.
Горничная! Ее ровня... Рашель испугалась не на шутку.
- Пошли! Покажу тебе Марчингтон, пока моих нет.
Тим взял ее за руку и потащил по очень большим и почти не меблированным комнатам, в которых Рашель чувствовала холодный запах старины и тлена. Она понимала, что он почему-то потерял покой и очень напряжен, но, подумав, отнесла это на счет того, что он нервничает в преддверии появления родителей и процедуры знакомства.
Они оказались в узком коридоре с каменным полом, в котором было холодно и сыро. В конце него Рашель заметила дверь, но когда они приблизились к ней, она наотрез отказалась идти дальше. Не желая ни о чем слышать, она не двигалась с места, и Тим, все еще не отпускавший ее руку, повернулся к ней с хмурым видом.
- В чем дело? Я всего лишь собирался показать тебе семейную часовню. Ты не представляешь, какая она знаменитая. - Он открыл дверь, не обращая внимания на ее протесты. - Наш священник был убит возле алтаря на глазах у всех, - беззаботно продолжал он, таща ее за собой, словно не замечая, как она дрожит от страха. - Видишь, пятно на полу. Считается, это его кровь...
Рашель не могла пошевелиться. Она застыла, вся во власти поднимающегося откуда-то изнутри страха. Если бы ее спросили, Рашель не могла бы объяснить, что конкретно ее пугало, но твердо знала, что, переступив порог небольшой чистенькой комнаты с алтарем, крестом и витражами, изображавшими страдания Христа на кресте, она войдет в контакт с чем-то немыслимо злым и опасным, что перевернет всю ее жизнь.
Много-много раз Рашель слышала, как бабушка говорила ей о видении, но только однажды ей удалось почти вплотную подойти к нему. Зато теперь, глядя на алтарь, она видела его не совсем таким, каким он был на самом деле, да и в комнате как будто сгустился мрак, несмотря на яркое солнце за окнами. Вокруг алтаря в ее видении стояли бесформенные фигуры... Мужчины в балахонах... А на алтаре лежало тело... Тело женщины...
Страх, ужас завладели Рашель. Она задрожала, и не просто задрожала, а почти забилась в конвульсиях... В первый раз после смерти бабушки она учуяла смертный холод и отступила назад, не смея отвести глаз от алтаря, не смея повернуться к нему спиной, не смея бежать, чтобы ее чудовищное видение не обернулась правдой. Тим оглянулся от алтаря.
- Что ты?
Он помрачнел, даже разозлился. Рашель отлично это видела, но ничто, никакая сила на земле не могла заставить ее войти в комнату с алтарем. Здесь жило зло, и даже воздух был пропитан им. Рашель вспомнила цыганский жест, отгоняющий злую силу, и вышла в коридор.
- Рашель...
- Нет!.. Нет! Я не могу!
Тим был в восторге. Его раздражение мгновенно улетучилось, когда он заглянул ей в глаза. Наверно, она что-то учуяла... Может быть, увидела... Черт, она отлично подходит для его целей!.. Просто создана для них. Он чувствовал, как в нем прибавляется сил. Даже голова закружилась в предвкушении неземного могущества.
- Глупая девочка, тут нечего бояться!
У него переменился голос, стал низким, глуховатым и торжествующим, словно ее страх доставлял ему удовольствие.
Не надо было приезжать сюда, поняла Рашель. Здесь все чужое и опасное... Она чувствовала, что тут ей грозит беда. Запах зла и разложения исходил от этого места... От Тима тоже. В первый раз она увидела его таким, каким должна была увидеть сразу.
Слабый и опасный, он привез Рашель сюда ради каких-то целей, которые ей недоступны, но которые опасны для ее жизни. Она ощутила такой страх, какого не знала никогда прежде. Все здесь грозило ей злом, и ощущение опасности давило.
На обратном пути по узкому коридору она чувствовала, что задыхается, и когда они наконец выбрались в другой коридор с несколькими дверями, Рашель обнаружила, что, несмотря на могильный холод, засевший у нее в сердце, вся она покрылась потом.
Снаружи послышался шум мотора. Тим нахмурился и подошел к окну. Слишком рано для остальных. Они должны приехать утром. Кто посмел нарушить его уединение?
Выглянув во двор, Тим сразу понял, что приехал его дед, и его охватила ярость. Что старику понадобилось в Марчингтоне? Он же в Шотландии. И Тим сжал кулаки.
Лорд Марчингтон никогда не обманывался красотой и обаянием своего внука. Очень давно, когда он еще был маленьким мальчиком, ему пришлось столкнуться в саду со старухой, которая без устали ходила взад и вперед, разговаривая сама с собой. Маленький Адам подошел к ней, чтобы спросить, кто она и что делает в саду его матери, но вдруг ощутил такое исходящее от нее зло, что подался назад. Она бросилась за ним, да так быстро, словно не была древней старухой, и мальчик испугался. Хотя он был довольно высоким и сильным для своих шести лет, потребовалось вмешательство няни и гувернантки, чтобы разжать пальцы старухи, сомкнувшиеся у него на шее.
Позднее отец постарался как можно спокойнее объяснить ему, что старуха - его старшая сестра, и, пока он не родился, тешила себя мыслями о том, как ее сын в один прекрасный день станет владельцем титула и земель. Она была единственной дочерью своего отца, и наследников-мужчин в семье не было. Когда же ей исполнилось двадцать лет и она уже стала женой и матерью, вопреки всякому здравому смыслу, у ее родителей появился сын и наследник. Муж сразу сообразил, что их сын не получит титул, и бросил ее. От шока в голове у нее помутилось, по крайней мере, так сказал Адаму отец, и прошло несколько лет, прежде чем он сообразил, что совсем не горе из-за потери мужа привело ее в такое состояние, а неистребимая ненависть к брату.
Иногда, заглядывая в глаза своего внука, лорд Марчингтон видел в них ту же ненависть и ту же зависть, которыми когда-то горели глаза старухи. В титулованных семьях, в которых поколение за поколением кузены женились на кузинах, душевные недуги не были редкостью... Однако сумасшествие и страсть к убийству не объяснишь очаровательной эксцентричностью богачей. Непростительно молчать о такой опасности, ведь могут пострадать люди.
Не в первый раз лорд Марчингтон забеспокоился о своем внуке и наследнике.
Ему позвонил один из его старых друзей из Оксфорда и предупредил, что Тим замечен в употреблении наркотиков, из-за чего, собственно, старик и нагрянул из Шотландии. Пока он не увидел машину Тима, ему и в голову не приходило, что внук может приехать на уик-энд домой, но это не обрадовало его, наоборот, внушило еще большие опасения.
- В чем дело? - спросила Рашель, увидев тень раздражения на лице Тима.
- Приехал дед.
Он проговорил это спокойно, словно не усматривал в этом ничего особенного, но Рашель почувствовала, как в нем поднимается ненависть.
- Поехали, - приказал он. - Возвращаемся в Оксфорд.
В это мгновение Рашель окончательно поняла, что в Марчингтон он привез ее вовсе не для знакомства с членами своей семьи. Снова она почувствовала холодок, повеявший на нее в часовне, увидела белое тело на алтаре и ощутила присутствие смерти.
Лорд Марчингтон удивился при виде девушки. Тим никогда не привозил своих любовников, ни девушек, ни юношей, в Марчингтон. Граф не был дураком... Он отлично знал о бисексуальности своего внука... Однако рассчитывал, что в один прекрасный день ему придется жениться и произвести на свет сына и наследника, поэтому не очень волновался на этот счет. Его беспокоило только одно - внук мог обесчестить имя Марчингтонов.
Мрачно выслушав Тима, который заявил, что они как раз собрались уезжать, лорд Марчингтон счел себя не вправе задавать ему вопросы в присутствии застенчивой девочки. Он не ожидал встретить внука в Марчингтоне и решил не менять свои планы, коли уж сам собрался приехать в Оксфорд и там разговаривать с ним.
То, что он должен сказать Тиму, может подождать... По крайней мере, несколько часов ничего не изменят. Учтиво распрощавшись с Рашель, он улыбнулся ей, но внука не обмануло его внешнее радушие.
В сердце Тима рядом с ненавистью к деду всегда жили страх и обида. Знаменитый силач своего времени, герой войны, человек великого ума и очарования, его дед был таким, каким Тим стать не мог. Но когда-нибудь он умрет, когда-нибудь его заменит он, Тим, и дед ничего не может поделать. В этом была сила Тима, его власть над дедом, и если бы дед не появился так не вовремя, то эта сила удесятерилась бы всего через несколько часов. А теперь Марчингтон не годится для черной мессы, но и отменять ее нет времени.
Всю дорогу до Оксфорда Тим лелеял свою ненависть, а Рашель, сидя рядом с ним, мечтала оказаться подальше от него. Сегодня она узнала о юноше нечто такое, что испугало ее, и больше она с ним не встретится.
Тим в высшей степени бесцеремонно высадил ее возле отеля. Ему не терпелось отыскать Симона и рассказать ему о том, что случилось, ведь надо было изменить план действий, но, главное, ему нужно было подпитать себя исходившей от Симона силой.
О Рашели он забыл под наплывом куда более сильного чувства - ненависти к деду. Но ведь не всегда ему придется делать не то, что хочет. Когда-нибудь... Когда-нибудь... Ненависть билась в его груди, как пойманный в клетку зверь.
Глава восьмая
Тим перехватил Симона, когда тот собирался уйти из дома, и в приступе ярости сразу же рассказал о случившемся. Поскольку у Симона не было ничего назначено на вечер, он предложил Тиму прогуляться.
Симон давно знал о ненависти Тима к деду, потому что издавна взял себе за правило быть внимательным слушателем... Несмотря на сказанное Тимом, Симон был уверен, что в один прекрасный день станет мужем его сестры.
Когда Тим злился, как, например, сейчас, то мог совершить что-нибудь опрометчивое, но сестры Тима обожали и сделали бы для него все. Если бы только можно было поднажать... Эта мысль и многие другие теснились в голове Симона, пока он выслушивал излияния своего приятеля. Имя Рашель соскальзывало с его языка не реже, чем имя деда. Он не забыл о ее непонятном нежелании войти в часовню, и ненависть к деду каким-то чудовищным образом переплелась с ненавистью к восставшей против него Рашель.
Отчасти Симон радовался, что все случилось так. Ему не нравилось желание Тима провести черную мессу в Марчингтоне, однако он искренне выражал свое согласие с тем, что Рашель следует наказать.
- Мы должны принести ее в жертву, - едва не кричал Тим, поворачиваясь и хватаясь за отвороты его пиджака. Они как раз переходили узкий мостик над быстрой речкой. - Должны!.. Для меня это единственный способ получить власть!
Тим впал в ярость, и от этого его монологи все больше напоминали бред сумасшедшего. Симону нелегко было слушать его... Ему совсем не нравилась идея жертвоприношения и льющейся на пол крови, но едва он пробовал остановить Тима, как тот еще больше зверел.
- Хватит, Тим...
Симон попытался высвободиться из рук Тима, в ужасе думая о том, что кто-нибудь может оказаться рядом и услышать его. Физически он был сильнее Тима и легко оттолкнул его в сторону невысокого каменного парапета.
И тут он увидел, как падает камень, а потом, будто в замедленной съемке, как падает Тим и ударяется головой об опору моста.
Прыгая следом, он уже знал, что Тим мертв, но все же вытащил его на берег, разрываемый горем и страхом. Потом кто-то окликнул его, когда он стоял на коленях возле тела Тима.
Подбежал незнакомый студент.
- Он упал... Он упал с моста....
Потом он долго повторял эти слова, пока они не начали жечь его мозг, - полицейским, несчастным родителям Тима, декану... Он так часто повторял их, что сам поверил в собственную невиновность, и его ненависть обратилась против человека, которого он считал причиной смерти Тима и разрушителем его собственных планов на будущее. Во всем он обвинял Рашель, словно в момент смерти сумасшествие Тима перешло к Симону и стало его собственным.
Смерть Тима была признана случайной, но Симон знал, что это неправда. Его убила Рашель, которую следует наказать за это. Но один он ничего не мог. Нужна была помощь. И он вспомнил, как Тим уверял его, будто она подходит для жертвоприношения... Девственница... И у него созрел новый план.
Сначала ему надо было подобрать помощников. Два новичка... Да... Да...
Оба отказались и еще долго отказывались, пока Симон не объяснил им, как ему легко добиться, чтобы их с позором вышвырнули из Оксфорда. В конце концов, разве он много просит? В общем-то, ничего особенного... Похитить девушку и привести ее в его комнату. Это все.
Выхода у них не было... И они согласились. Ричард Хауэлл подумал о работе в банке, которую дядя обещал ему, но только на определенных условиях. Алекс Барнетт вспомнил о жертвах, принесенных его родителями, и надеждах, которые они возлагали на него.
Симон решил, что задуманное им должно произойти в день похорон Тима... Пусть это будет его собственным прощанием с другом.
Рашель слышала о смерти Тима и, не забыв о своем потрясении, внутренним цыганским чутьем решила, что это было неизбежно. Она сама не знала, почему так решила... Это было такое же инстинктивное провидение, как в часовне в Марчингтоне, нечто за пределами логики и здравого смысла.
Потрясение, испытанное ею, когда она почти соприкоснулась со всем тем злом, что скопилось в часовне, и тем злом, что исходило от самого Тима, убило ее нарождавшееся чувство к нему. Однако оно не убило в ней страстного желания, рожденного одновременно с пониманием, что она не та девушка, которую Тим может пригласить в дом и представить родителям в качестве своей невесты, страстного желания как-нибудь найти путь ко всем тем вещам, в которых жизнь до тех пор отказывала ей. Уважение, материальная обеспеченность, статус, образование. Она должна все это иметь... А если повезет, то и больше.
Не удивительно, что о смерти Тима писали центральные газеты. В Оксфорде стали поговаривать о наркотиках и их разрушительном влиянии на студентов.
Похороны были многолюдными. Одетый во все черное, Симон неподвижно стоял в глубине марчингтонской деревенской церкви. Раза два Дебора Уилдинг оборачивалась, чтобы посмотреть на него. Она не сомневалась в том, что он был лучшим другом Тима, но он пугал ее. У нее было странное чувство, будто он виновен в смерти ее брата, но так как доказательств никаких не нашли, то Дебора не осмеливалась поделиться своими мыслями с кем бы то ни было.