Тут он увидел Джулию. Кажется, за последнее время морщинки у нее вокруг глаз стали глубже. Он знал, как она страдает оттого, что не в силах забеременеть. Если бы он мог что-нибудь сделать... Оказывается, усыновить ребенка тоже не просто... Социальный работник ничего не обещает... А пока бесконечные вопросы... вопросы... не надоело им лезть в их личную жизнь... Алекс с ужасом подумал, что будет с Джулией, если им откажут. Она такая слабенькая... И приступы депрессии стали чаще... Сколько ночей она уже проплакала, лежа рядом с ним и думая, будто он не знает.
Джулия увидела, как Алекс отвернулся, заметив ее, и помертвела от привычного уже страха. Теперь он часто отворачивается от нее... почему бы и нет? Какой мужчина не отвернется от женщины, не способной родить ему ребенка, от женщины, убившей ребенка, которого он дал ей? Снова на нее накатила черная волна отчаяния.
Может быть, Алекс нашел себе другую женщину, которая способна рожать детей? В конце концов, он - привлекательный мужчина... очень привлекательный, богатый, добрый. Что ей делать, если она его потеряет?
Боже, пожалуйста, мысленно кричала она, разве недостаточно я страдала? Разве не сполна заплатила за свой грех?
Конечно же, виноват аборт, та чистая безболезненная операция, которая лишила ее не только одного ребенка, но и надежды иметь других детей, потому что доктор, несмотря на всю свою видимую опытность, совершил ошибку... из-за которой она теперь не может забеременеть. Однако об этом знали только она и ее врач. Она едва не впала в истерику, когда он сказал ей правду, и тотчас согласился, что нет нужды ставить в известность Алекса, который принял объяснения Джулии, не задавая вопросов.
Он очень терпелив с нею... А вдруг его терпению пришел конец? Что, если...
Она замедлила шаги. Ей не хотелось видеть Алекса и читать в его глазах подтверждение своих страхов.
Когда она вошла в дом, Алекс замер в ожидании. Потом он услышал, как она поднимается по лестнице, и подумал, что надо пойти к ней. Но не смог... Слишком много неприятностей обрушилось на него за последнее время. Вот если бы он получил заказ... Если бы Майлс Френч позвонил и сказал, что все идет по плану...
Глава одиннадцатая
Ричард Хауэлл покинул Оксфорд тогда же, когда и Алекс. Его тоже ждала работа, но он не был наследником в семейном бизнесе. Эта роль предназначалась его кузену Моррису.
Летние каникулы он провел в банке, подменяя уходивших в отпуск сотрудников и набираясь, по словам дяди Давида, необходимого опыта. Ричарду это было глубоко противно, потому что на нижнем уровне не было ничего, кроме ежедневной рутины и бесконечной череды клиентов. Он хотел большего... Он заслуживал большего. И он повторял это себе с горьким сарказмом особенно часто после того, как получил высшие баллы.
Давид Хауэлл удивился, зато не удивился Рувим Вейсс.
- Я тебе говорил, чтобы ты приглядывал за ним! Будь осторожен, не то он уведет банк из-под носа Морриса.
Моррис был работягой, хорошим мальчиком, но в уме уступал своему старшему кузену, и мужчины отлично это понимали.
- Чепуха, - словно через силу, проговорил Давид. - Они же братья... Выросли вместе.
- Каин и Авель тоже были братьями, - с усмешкой напомнил ему Рувим Вейсс, и Давид вспомнил о горькой обиде своего собственного брата.
Он в задумчивости поглядел на племянника.
Моррис не учился в Оксфорде... и в другом университете тоже. Только самому себе Давид мог признаться, что у сына мозги работают хуже, чем у его кузена. Бывали минуты, когда Ричард напоминал ему его собственного отца, проницательного посредника, которому банк был обязан своим современным положением.
Может быть, отослать куда-нибудь Ричарда, словно делая ему подарок в честь окончания университета?.. Недели через две Моррис приступал к работе в банке. Давид сам собирался учить его, чтобы он был достоин занять главенствующее место. Но, похоже, Моррис подпал под влияние своего старшего и более умного кузена, а это не годится. Члены правления не должны видеть, что их председатель боится человека, который хоть и носит фамилию Хауэллов, но никогда не станет более чем менеджером.
Давид Хауэлл задумался не на шутку. Наверное, и в самом деле лучше всего на какое-то время отослать Ричарда... но куда?
Надо решаться.
А утром ему позвонил знакомый банкир из Нью-Йорка и сообщил, что он со всем семейством едет в Лондон. Давид хорошо знал Дана Либермана. Много лет они вели общие дела, и Давид останавливался у Либерманов, когда приезжал в Нью-Йорк.
Они с Даном уже говорили о том, что неплохо бы поженить Морриса и Джессику, дочь Дана. Отличный получился бы союз... Банк Либермана, хоть и не имел статуса, равного статусу банка Хауэллов, был тем не менее хорошо известен, и контрольный пакет акций держала семья Либерманов. Сын Дана должен был наследовать отцу, но отец Дана незадолго до смерти основал трастовые фонды для обоих внуков, и это значило, что Джессике Либерман в один прекрасный день предстояло стать очень состоятельной женщиной.
Давид позвонил жене и сообщил, что пригласил Либерманов провести у них в Виндзоре уик-энд.
Виндзорский дом с прилегавшими к нему землями был недавним приобретением семейства. Когда жена предложила купить его, Давид поначалу уперся, но за прошедшие два года, что они владели им, банк Хауэллов приобрел несколько очень важных клиентов, благодаря тем знакомствам, что Давиду удалось завязать в Виндзоре, где имела собственность королев-ская семья. Давиду показалось, что на Дана Либермана произвело впечатление название городка.
Для банкира Анна Хауэлл была идеальной женой. Отличная хозяйка, она умела устроить дом так, что он имел элегантный вид и был хлебосольным одновременно. К тому же у нее был спокойный характер, и она не позволяла себе сердиться. А уж о ее воспитанности и тактичности и говорить не приходилось. Ни разу в жизни она не встряла в разговор, который вел муж, даже если затянувшаяся беседа грозила нарушить плавное течение обеда.
Едва положив трубку, она принялась хлопотать.
Моррис вошел в гостиную, как раз когда она составляла списки и делала подсчеты. Он играл в теннис с сыном одного из их соседей, и Анна поморщила нос, уловив запах пота.
- Что ты делаешь? - спросил Моррис.
- Твой отец пригласил на уик-энд Либерманов. Они приезжают на этой неделе в Лондон. Помнишь их? У них дочь...
- Еврейская царевна из Америки, - с усмешкой перебил ее Моррис. - Ну, конечно же, помню.
Анна улыбнулась. Возможно, у Морриса нет знаний и устремленности его кузена, но у него есть кое-что другое... гораздо более важное, на ее вкус. Моррис был нежен и ласков. Не меньше его отца она сожалела, что он смотрит снизу вверх на старшего кузена, но совсем по другой причине. Ричард не нравился ей, потому что был похож на своего деда и ее свекра.
Анна отлично знала, почему отец Давида добивался их свадьбы... не потому что она ему понравилась, а потому что она была богатой еврейкой. На этот счету нее не было иллюзий. Давид женился бы на ней, будь она даже последней уродиной, и возненавидел бы ее всеми силами своей души, потому что этого брака хотел его отец.
Неважно, насколько нелогичны были ее страхи, но она боялась, что ее Моррис, ее бесценный Моррис может быть запуган своим кузеном так, как его отец был запуган своим отцом. Значение имело лишь то, что Давид никогда не был любимым сыном, любимым и лелеемым сыном, и ему приходилось отступать перед своим братом... даже когда этот брат доказывал, что он недостоин отцовской любви и отцовского уважения. Анна знала, как знали все, что ее свекор, будь у него власть изменить порядок вещей, предпочел бы Иакова со всеми его недостатками своему старшему сыну и наследнику.
- Не надо так, - ласково упрекнула она сына. - У них хорошая дочка.
Моррис поморщился.
- Испорчена до ужаса, и тебе это известно.
- Ладно, ладно, не будем об этом... Просто приезжай в этот уик-энд домой.
- Если надо, то надо. Но тебе не удастся так легко справиться с Ричардом.
Это была еще одна заноза в материнском сердце. Ричард все еще продолжал жить с ними в одном доме, намного дольше, по ее мнению, чем ему следовало бы. А виновата еврейская традиция, которая требует, чтобы вся семья жила в одном месте. Давид постоянно напоминал ей об этом, но оба знали, что Ричард не уезжает, потому что не может сам поддерживать тот уровень жизни, который ему предоставлен в доме дяди. А пока он живет с ними, он старается опередить Морриса во всем, что бы они ни делали - в плавании, в теннисе, даже в танцах.
В отличие от Морриса, Ричард молча выслушал дядино сообщение о приезде Либерманов. Обычно он вместе с дядей отправлялся в Виндзор на уик-энд... небольшое жалованье, которое Ричард получал в банке, не позволяло ему обзавестись машиной... по крайней мере, такой машиной, в которой ему не стыдно было бы показаться. И он предпочитал путешествовать в дядином "роллсе", нежели мучиться в подержанном автомобиле, который мог бы купить сам.
Так же молча он выслушал распоряжение дяди насчет того, что ему надо ехать в Хитроу и встречать там семейство Либерманов. Когда он наклонил голову, подтверждая свое согласие, Давид сказал себе, что ему померещился яростный блеск в голубых глазах, доставшихся Ричарду от матери. Случалось, что Ричард внушал ему неприятные чувства и ему казалось, будто в душе тот постоянно что-то подсчитывает и ждет-ждет... В точности, как предостерегал его дядя Анны.
Ричард встретил Либерманов. Он ре виделся с ними прежде, поэтому поздоровался с пожилой четой, выказывая им ровно столько почтительности, сколько считал необходимым для их удовольствия.
Даниэла Либермана-младшего с ними не было. Он учился в Гарварде и предпочел провести каникулы с друзьями, как сообщила Митци Либерман в ответ на его вежливый вопрос.
Митци Либерман нравился Ричард. Она одарила его кокетливой улыбкой, вызвав неудовольствие Джессики. Неужели ее мать никогда не смирится с тем, что она уже немолода и нечего смешить людей?
Стоило только поглядеть на Ричарда Хауэлла, чтобы понять - этот мужчина не испытывает недостатка в женщинах. Наверное, он смеется в душе над ее матерью. Джессика мысленно поморщилась от этой мысли.
"Еврейская принцесса из Америки", Джессика Либерман едва ли с самого рождения помнила о своем трастовом фонде и миллионах, которые она унаследует, достигнув тридцати лет, и, наверное, от этого держалась с таким высокомерием, что была крайне непопулярна в своей престижной школе для девочек, где гораздо больше почиталось Происхождение, нежели богатство. Джессика вообще вела себя так, что вряд ли могла пользоваться особой любовью окружающих, а ее богатство лишь усиливало неприязнь к ней, потому что было такой же естественной частью ее, как голубые глаза.
Когда-нибудь ей придется выйти замуж. Это она понимала, однако считала, что сие событие относится к далекому будущему. Ее мать как раз занималась тем, что готовила появление дочери в нью-йоркском обществе, и Джессике пришлось лететь с родителями в Лондон.
Ничего более скучного она и представить не могла, однако общественный статус требовал от Джессики Либерман держать свои чувства и мысли при себе. Лишь искусство вызывало у нее искреннее волнение, и она решила, что, как только исполнит свой долг перед семьей, тотчас убежит в знаменитые лондонские галереи. Одно время она мечтала всерьез заняться живописью, однако собственная бесталанность приводила ее в ярость, и она отказалась от кисти. Всю свою жизнь она стремилась к совершенству. Это относилось не только к окружающим ее вещам и людям, но и к ней самой. Если она не может быть лучшей из лучших, то не стоит и стараться.
Джессика сидела на заднем сиденье рядом с матерью. Багажа было столько, что для него едва хватило места, но мать Джессики искренне считала, будто все самое лучшее есть только в Нью-Йорке, поэтому не умела путешествовать налегке.
Они уже бывали в гостях у Хауэллов, но виндзорский дом еще не видели, поэтому Ричард, ведя машину, заодно отвечал на вопросы Дана Либермана.
Время от времени он поглядывал в зеркало на Джессику Либерман, в которой сразу признал блеск, свойственный, по-видимому, всем богатым американкам. Одевалась она дорого, но не по последней моде, так как Митци Либерман не одобряла "моду". Зубы у нее, которые все восемнадцать лет были доверены лишь лучшим дантистам Нью-Йорка, сверкали белизной на фоне круглых оливковых щек, когда она открывала рот, чтобы что-нибудь сказать. Темные густые волосы вились от природы. И хотя она не вышла ростом, все, что нужно иметь женщине, у нее было в полном порядке, так что она вполне могла бы сойти за антитезу модному типу высоких тощих девиц с прямыми волосами. И все-таки блондинки приятнее, думал Ричард, отводя взгляд от зеркала.
Либерманы, естественно, пришли в восторг от дома в Виндзоре. Анна Хауэлл внимательно приглядывалась, как обставлены дома у знакомых ее мужа нееврейского происхождения, и, когда дело дошло до виндзорского дома, она была во всеоружии. Результат превзошел все ожидания.
Давид был доволен стараниями жены и подарил ей бриллиантовое колье на очередную годовщину свадьбы.
Митци Либерман сам дом понравился, но внутри она предпочитала нью-йоркский стиль с его почти беспредельными пространствами. Одну комнату она в точности скопировала с "Лайфстайл", если не считать пары золотых конских голов, поддерживавших журнальный столик из стекла, и золотистых портьер от потолка до пола.
Окончательно она устроила свой дом, когда Джессика заканчивала учебу. Странная все-таки Джессика, в который раз подумала Митци. Никакого интереса к молодым людям, к замужеству. Ни слова не сказала, когда увидела отделанный дом, а в него столько труда вложено. Это раздражало Митци Либерман, и иногда она удивлялась, как могло получиться, что Джессика ее дочь...
А Джессика, насладившись рассматриванием нескольких акварелей, которые Анна отыскала в антикварном магазине наградила мать выразительным взглядом. Ничто на свете не в силах убедить Митци, что от ее нью-йоркского дома так и несет дурным вкусом. Самой ей противно даже смотреть на него. Зато здесь она чувствует себя лучше... намного комфортнее, словно это "ее" дом и "ее" сад.
Моррис пришел, когда его мать начала разливать чай. Ричард разносил чашки, и кузены обменялись понимающими взглядами, когда явился сам Давид.
Джессика уже встречалась с Моррисом и считала его скучным, однако она знала, что отец прочит его ей в мужья.
После обеда Давид решил, что настало время хотя бы намеком посвятить Морриса в свои планы.
- Джессика не знакома с молодыми людьми в Англии, Моррис, - сказал он сыну, когда Анна увела гостей в сад. - Я хочу, чтобы ты сопровождал ее, пока она тут.
Ричард сразу понял, о чем идет речь, и в нем взыграла ревность, которая не покидала его никогда, но которую он умело держал в узде. Опять этот Моррис. Мало того, что он наследник, так ему еще прочат невесту, которая будет побогаче него самого.
У Ричарда были правильные взгляды на жизнь. Он не сомневался, что, если бы его отец женился, как надо, его собственная жизнь была бы совсем другой. Он ненавидел свою английскость и ничего так не желал, как забыть о нееврейской крови, данной ему матерью. А теперь еще Моррис женится на Джессике Либерман и возьмет ее вместе с ее трастовым фондом.
Он заметил, что Либерманы возвращаются в дом, и отправился открывать двери.
Позднее, когда дядя обвинил Ричарда в том, что он старался привлечь к себе внимание Джессики, он отрицал это.
И говорил правду. Он даже не думал, что все зайдет так далеко. Однако Джессика не желала замуж... и этого ему пока было достаточно.
Несмотря на годы, проведенные в Вассаре, Джессика оставалась девственницей. Слишком она была высокомерна и замкнута, чтобы вызывать желание у юношей, с которыми время от времени встречалась. Ее поведение отпугивало их, тем более что вполне хватало более приветливых девушек, и никому не приходило в голову тратить время на Джессику Либерман.
Да и сама Джессика старательно обходила стороной всех тех мужчин, которые оказывали ей внимание, прекрасно зная, что у них на уме одно и то же... женитьба. А она жаждала независимости, права самой распоряжаться своей жизнью и своим трастовым фондом. Не будучи дурой, Джессика отлично понимала, почему за ней ухаживают.
Однако даже разумные женщины иногда становятся жертвами своих гормонов. Джессика пришла в ужас, когда поняла, что ее смущает Ричард Хауэлл и ей это нравится. Она уже и не мечтала, что такое может с ней быть.
Ему хотелось затащить ее в свою постель и спать с нею, целовать и ласкать ее тело дюйм за дюймом, как нашептывал он ей на ухо в саду. И Джессике тоже этого хотелось. Она жаждала короткого и бурного романа, который должен закончиться с приходом осени, однако Ричард, стоило ему добиться ее внимания, возмечтал совсем о другом и, едва он понял, что надо Джессике, как переменил тактику.
Он довольно долго продержал ее в состоянии напряженного ожидания, поэтому, едва он предложил свидание у нее в отеле, как она мгновенно согласилась. Ее родители должны были отсутствовать вечером... они обедали с Хауэлл сами... нечто вроде прощального "спасибо" за гостеприимство.
Ричард знал, что обед закончится гораздо раньше, чем рассчитывали Джессика и чета Либерманов, потому что он заранее подкупил одного из сотрудников и попросил его включить сигнальную систему примерно на середине обеда. Естественно, полицейские вызвали его дядю.
И Либерманы вернулись в отель как раз вовремя, чтобы услышать глухие крики Джессики, которая не могла их сдержать в порыве восторга, пока Ричард усердно исполнял данное ей обещание.
Им пришлось связать себя узами брака. Ричард играл свою роль великолепно, мастерски изображая виноватого влюбленного, который не отказывается от своей дамы сердца и готов идти с ней под венец.
Джессика сражалась с яростью запертой в клетку птицы, но это ни к чему не привело. Ей придется выйти замуж... неужели она сама не понимает, возмущалась миссис Либерман.
Венчались они в Лондоне. Свадьба была устроена по полной программе, вот только щеки невесты были белыми под цвет ее платья, а губы кривились в горькой усмешке. Теперь она понимала, зачем понадобилась Ричарду, и ей оставалось только изумляться, как она могла быть такой идиоткой, что позволила ему разыграть с ней спектакль и довести ее до невменяемого состояния.
Дан Либерман возмущался глупостью дочери, ведь она по праву могла стать женой наследника, а не его кузена. Давид пришел в ярость, но ничего не сказал, лишь заметил Моррису, что кузен увел у него из-под носа богатую невесту.
- Мне все равно, папа, - защищался Моррис. - Если Ричард ее любит... Мы ведь с ней почти незнакомы...
Давид был не в силах объяснить Моррису, что Ричарду плевать на девицу и его интересует лишь ее трастовый фонд,
Все было бы не так плохо, когда бы Дан Либерман предложил своему зятю поехать с ним в Нью-Йорк, но он этого не сделал, твердо заявив, что место Ричарда с Хауэллсами.