– Кто это здесь сказал, что у вас нет конунга? – Уперев руки в бока, она окинула взглядом притихших мужчин. – Ты, Римберт? Ты очень сильно ошибаешься! Всякому случается изведать неудачи, но от этого мой отец не перестал быть потомком Годфреда Грозного и самого Фрейра. Правы те, кто говорит, что благословение Фрейра, Фрейи и Ньёрда было передано моему предку вместе с Кольцом Фрейи. – Она бросила Торберну признательный взгляд. – И мы докажем, что владеем им по праву! Вы боитесь, что Кнут сын Горма двинет дружину на Хейдабьор? И хотите откупиться, предательски выслав к нему меня, мою бабку и вдову моего дяди? – Она вонзила гневный взгляд в подвижное лицо Рольфа, который сейчас ухмылялся с таким видом, что, дескать, я же пошутил. – Так знайте: даже женщины из рода конунга отважнее некоторых мужчин! Мы сами отправимся к Кнуту сыну Горма. И если нам удастся убедить его не трогать Хейдабьор и вернуться в свою землю, вам больше не придется сомневаться, что только мы по праву называемся конунгами Южного Йотланда!
– Вы хотите сами к нему поехать? – спросил Оттар, лысеющий, морщинистый человек с мешками под глазами, казавшийся старше из-за пристрастия к пиву и дорогому привозному вину. – В Слиасторп?
– Конечно, – надменно отозвалась Гунхильда. – Это наш дом, в конце концов! Мы не побоимся туда вернуться!
– А королева Асфрид знает… Она тоже готова на это?
– Пригласите ее сюда, чтобы узнать ее мнение. Вам следовало сделать это с самого начала, а не обсуждать замыслы продать нас у нас за спиной!
Гунхильда метнула еще один уничижительный взгляд на Рольфа, который покаянно ерошил темные, подстриженные по франкскому обычаю волосы у себя на затылке, но это вовсе не означало, что он на самом деле о чем-то жалеет. У этого человека не было совести, и все прекрасно об этом знали.
– Я приведу ее, и вы сами услышите наше решение, – бросила Гунхильда и вышла, направляясь в женский покой.
Ее трясло от волнения и возбуждения, но она знала, что все сделала правильно. Мысль о том, чтобы поехать в Слиасторп, и правда принадлежала бабушке, старой королеве Асфрид, и благодаря подслушанному разговору Гунхильда убедилась, что мудрая мать ее отца, как всегда, была совершенно права! Ее замысел лишь предвосхищал развитие событий, а теперь, похоже, стал единственным способом спасти их свободу, честь, а особенно – вик Хейдабьор и власть Инглингов над Южным Йотландом.
Именно королева Асфрид принадлежала к прямым потомкам Годфреда Грозного, основателя и первого покровителя вика, открытого торгово-ремесленного поселения возле фьорда Сле, на юге полуострова Йотланд. Около полувека назад из-за моря явился Олав Старый – это прозвище обычно закрепляется за основателем рода, – происходивший из шведских Инглингов. Победив в бою сперва Одинкара конунга, отца Асфрид, а затем и ее брата Аскара, он отдал дочь конунга в жены своему сыну Кнуту и с тех пор Инглинги считались наследниками Годфреда и владельцами Южного Йотланда. В прежние времена у данов и ютов имелось по десятку самостоятельных конунгов, но в последнее время положение изменилось. Кнютлинги, примерно в то же время пришедшие из Норвегии и захватившие Северный Йотланд, постепенно, в течение нескольких поколений, прибрали к рукам среднюю часть страны и почти все датские острова, и уж конечно, давно стремились вытеснить Инглингов из Хейдабьора. Этот вик являлся богатейшим во всех Северных Странах, и обладание им приносило немалые выгоды. Конечно, потомки Олава Старого не собирались сдаваться без борьбы. Дед Гунхильды, Кнут сын Олава, и его брат Сигурд пали от руки Хёрдакнута из рода Кнютлингов. Борьба между двумя королевскими родами за обладание богатой областью шла с переменным успехом. Гунхильда выросла среди событий этой войны, несколько лет ей пришлось прожить в Баварии, у родичей матери, пока мужчины выдерживали жестокие схватки. У деда Кнута было трое сыновей: Сильфраскалли, Сигтрюгг и Олав. Самый старший погиб еще почти подростком, второй успел жениться на знатной женщине по имени Одиндис и обзавестись тремя детьми. Олав же, младший сын Кнута, раздобыл в жены Гильду, дочь баварского герцога Арнульфа. Это случилось тогда, когда под давлением сильного короля саксов Кнут конунг был вынужден признать себя его вассалом и даже крестился. Гунхильда была их единственным ребенком.
Теперь от мужчин семьи оставалось только двое: Олав и его племянник Эймунд, сын Сигтрюгга. И три женщины: старая королева Асфрид, Одиндис, вдова Сигтрюгга, и Гунхильда. Северные Кнютлинги, их главные враги, в последние годы воевали на море, несколько лет назад после упорного сопротивления захватили Съялланд, обширный остров, с которого, как говорило предание, пошли все конунги данов. Инглингов они пока не тревожили – до тех пор пока Олав не в добрый час повстречался на йольском пиру с Кнутом сыном Горма.
С этого дня удача отвернулась от Олава, похоже, окончательно. Надо думать, асам не понравилось, что он затеял драку на пиру в их честь. После злосчастной потасовки дружина Олава попала в засаду, и поездка по стране превратилась в позорное бегство.
Никто из тех, к кому Олав обращался за поддержкой, ввязываться в ссору двух конунгов не пожелал. Хотя многие потом в этом раскаялись – Кнут со своей дружиной шел вдоль Ратного пути, сухопутной дороге, пересекавшей весь полуостров Йотланд с севера на юг, и грабил усадьбы, которые не могли оказать сопротивление.
С врагом на хвосте, будто заяц от собак, Олав спешно вернулся к фьорду Сле и стал собирать войско. Кое-кто из хёвдингов дал ему дружину, кто-то отказался, возмущаясь, что по собственной глупости Олав ввязался в ненужную войну, на которую у него нет сил. На спешно собранном тинге вик Хейдабьор отказался собирать ополчение, и Олав был вынужден принять бой прямо перед собственной усадьбой Слиасторп. Хорошо еще, его мать, королева Асфрид, успела уехать в Хейдабьор и увезти внучку, вдову-невестку, челядь, скотину и самое ценное из имущества. Со всем этим они расположились в усадьбе Торберна Сильного и стали ждать исхода боя.
Ничего хорошего они не дождались. Олав потерпел поражение и был вынужден с племянником и остатками разбитой дружины бежать на двух кораблях. Ветер в тот день был западный, и люди склонялись к мнению, что направился он в Швецию, чтобы там просить помощи у своего дальнего родича Бьёрна конунга. А может, и в вендский Рёрик, где его племянница жила замужем за князем Мистивоем. Мать, невестка и единственная дочь Олава остались в Хейдабьоре, не зная, как и все его жители, что с ними будет дальше. Кнут сын Горма со своей дружиной занял брошенный Слиасторп и третий день жил там, собираясь, по всей видимости, отпраздновать День Фрейи – начало весны*. В Хейдабьоре не стихали споры, пойдет ли он после этого на вик с целью его грабить или повернет назад, к себе домой. А хёвдинги совещались, как им обезопасить себя…
– И это должно случиться с нами накануне праздника Фрейи! – причитала еще вчера тетка Одиндис. – Хоть бы она сама сошла из своих небесных палат и уговорила Кнута не ходить сюда!
– Не стоит рассчитывать на ее помощь, – вздохнула старая королева Асфрид. – Это в прежние времена боги часто являлись людям и даже принимали участие в сражениях. Но теперь им служат все хуже, почитают все меньше, и все больше людей предают их и поклоняются Кристусу – неудивительно, что боги покинули нас и предоставили нам самим заботиться о себе. Я думаю, не пойти ли мне в Слиасторп и не поговорить ли с Кнутом – в праздник пробуждения богини он не обидит старую женщину, тем более что мы в родстве…
– Было бы лучше, если бы к нему пришла сама Фрейя!
– Так она и придет! – Гунхильда, осененная неожиданной мыслью, даже вскочила со скамьи. – Фрейя каждый год приходит в этот день. Так она может прийти в Слиасторп и выскажет Кнуту сыну Горма свою волю!
– С чего ты взяла? – Бабушка и тетка в изумлении воззрились на нее.
– Она тебе сама сказала? – невесело усмехнулась Одиндис.
– Не так чтобы она мне сама сказала… а может, и сама! – От воодушевления Гунхильда раскраснелась и говорила все увереннее. – Кто-то же внушил мне эту мысль, почему же не сама Фрейя? Я пойду за нее!
– Ты сошла с ума! – ахнула тетка. – Хочешь сама отдаться в руки Кнута?
– А может, и не так плохо придумано, – вдруг поддержала внучку королева Асфрид. – Идти все равно надо: если мы не пойдем навстречу Кнуту, он сам завтра-послезавтра явится сюда. А если мы решимся, то, может, и выиграем – боги любят смелых, тех, кто без страха идет навстречу судьбе! Конечно, лучше бы мне самой с ним повидаться, но Кнут совсем молод и охотнее побеседует с юной красоткой, а не с такой старухой, как я.
– Зато нам с тобой не пришлось бы опасаться за свою честь! – возразила Одиндис. – На нас с тобой молодой парень не польстится даже после месяца в море, а Кнут ведь шел сюда по Ратному пути!
– В День Фрейи он не посмеет оскорбить ту, что говорит от имени богини! Ну, Оди, разве наша девочка недостаточно хороша, чтобы Фрейя приняла ее облик?
– Фрейю мне не пришлось видеть, но для смертных очей наша Хильда достаточно хороша! – хмыкнула Одиндис. – Может, вы и правы: лучше пойти навстречу опасности и погибнуть с честью, чем трусливо дожидаться, пока тебя вытащат из дома, как лису из норы за хвост.
Надежду внушало одно обстоятельство: жена Горма конунга и мать Кнута, королева Тюра, состояла в дальнем родстве с Асфрид, точнее, Асфрид приходилась двоюродной сестрой ее матери. Благодаря этому Асфрид имела право попросить Тюру о помощи и отдаться под ее покровительство, пока их мужчины разберутся между собой с помощью оружия. В случае удачи они могли бы обезопасить и себя, и вик. А медлить не следовало: ведь Кнут сын Горма и впрямь мог двинуть дружину на Хейдабьор, привлеченный богатством торговых людей.
Но все же замысел был весьма рискованным, и едва ли бы женщины Инглингов решились на это, если бы не выяснилось, что хёвдинги вика обсуждают нечто подобное. И у Гунхильды не оставалось иного выхода, как попробовать на этот вечер стать богиней.
***
Ее рыжие волосы вымыли и тщательно расчесали, так что они пушистым облаком окружали голову и укутывали рослую фигуру ниже пояса. Тетка Одиндис достала из сундука франкское платье из миклагардского шелка, которое надевала двадцать пять лет назад на свою свадьбу – темно-красное, затканное желтыми львами и вышитое золотой нитью. Дорогие украшения Асфрид и Гильды, покойной матери Гунхильды, украсили грудь, запястья и пальцы девушки. Самой тяжелой была золотая гривна из трех узорных обручей – была она так велика и драгоценна, что любой легко поверил бы, что это и есть Брисингамен, священное ожерелье Фрейи, дающее ей власть над жизнью и смертью. Даже сама Гунхильда трепетала – а может, у нее просто дрожали ноги под тяжестью плотного шелка и груды золота.
– Очень похоже! – Расправив бусы на ее груди, бабушка Асфрид отошла на пару шагов. – Унн, посвети еще! Да не тычь в нее факелом, подпалишь волосы! Да, и правда, вылитая Фрейя! – с удовлетворением добавила она, будто сама каждый день встречалась с Невестой Ванов где-нибудь у источника. – Кроме жителей Асгарда, всякий поверит. Ты так хороша, что сомневаться будет просто глупо. Пусть-ка эти христиане выставят против тебя такую же красотку! Их женщины считают за честь быть тощими, бледными, будто сушеная рыба. Не волнуйся, все будет хорошо. Я тебе обещаю. И… и это тоже возьми.
Асфрид потянула внучке небольшой мешочек. Багряный шелк с золотыми нитями ярко сверкнул в свете огня.
– О, ты думаешь, можно? – Гунхильда, зная, что там внутри, даже попятилась слегка.
– Не стоит рисковать, отдавая северянам сразу и нашу девушку, и наше главное сокровище! – заволновалась Одиндис.
– Я думаю, тебе стоит его взять. – Асфрид кивнула и осторожно развернула старинный златотканый шелк. – Надень под рукав, там его не будет видно. Тебе это поможет, а я уж лучше рискну Кольцом Фрейи, чем тобой!
Среди пламенеющей ткани блеснуло золото, заалели красные самоцветы, будто пылающие угли. Это было то самое Кольцо Фрейи, древнее сокровище, оно же "кольцо клятв" – священный предмет, на котором давались обеты, который конунги надевали на руку, когда приносили жертвы или разбирали судебные дела. Такие "кольца клятв" есть во многих местах, и служить ими может что угодно – браслет, перстень, гривна, просто согнутый в кольцо железный прут. Главное, предмет должен иметь вид кольца и быть посвященным богам. В некоторых местах кольца клятв хранятся в святилищах, иной раз ими владеют конунги – они же верховные жрецы в своих владениях. Но нигде и никогда не было кольца клятв дороже и прекраснее, чем то, которым владели йотландские Инглинги, потомки Годфреда Грозного и Олава Старого. Он не был просто полосой золота: между двумя ободками располагался сложный сквозной узор в виде ветвей, листьев и цветов, сплетенный из золотой проволоки. В чашечки цветов были вставлены красные самоцветы; когда на них падал свет, в глубине каждого загоралась искра. Люди верили, что эта вещь была изготовлена самими богами или подземными жителями-свартальвами, ибо руки простых смертных подобную красоту сотворить неспособны.
Кольцо Фрейи клятв всегда хранилось у старшей женщины в роду потомков Годфреда Грозного, благодаря чему она носила титул Госпожа Кольца*. Сейчас это была старая королева Асфрид. Гунхильде случалось прикоснуться к нему всего раз в году – когда она надевала его в обрядах Дня Фрейи, и каждый раз ее при этом пробирала дрожь благоговения. Браслет был очень легким, почти невесомым – и в то же время Гунхильда ясно чувствовала, как вместе с ним на нее нисходит особая сила. Так было и сейчас: вдруг стало жарко, будто в жилы влился божественный огонь, мешаясь с кровью; не отрываясь, она смотрела на переплетение ветвей и листьев из золотой проволоки, и ей вдруг показалось, что сама она – дерево в листьях и цветах, растущее корнями из нижнего мира, а кроной уходящее в бесконечную высь… Наверное, таким деревом чувствует себя весной сама Фрейя, несущая жизненную силу из божественных пределов каждой земной травинке.
Когда она вышла из женского покоя в грид, ждавшие там хёвдинги разразились восторженными восклицаниями. Янтарно-рыжие волосы Гунхильды золотились в свете очага, на щеках от волнения горел яркий румянец. На ней была белая нижняя сорочка, собранная в частые складки, багряное с золотом платье, голубой хенгерок с золотыми наплечными застежками, красный кафтан с отделкой из шелковых шнуров, ожерелья в пять рядов – бусины из золота и серебра, из разноцветного стекла, из хрусталя и сердолика, с золотыми подвесками слепили взор.
– Пора! – решила королева Асфрид. – Унн, поди узнай, лошадь оседлали? Пусть подают к двери. Богута, давай плащ.
Рабыня-вендка кинулась к сундуку и притащила широкий плащ из синей фризской шерсти, подбитый лучшими бобровыми шкурками. По краям его блестела золоченая тесьма, и сама бабушка Асфрид принесла круглую застежку – размером с женскую ладонь, из чистого золота, с цветной эмалью и четырьмя гладко отшлифованными самоцветами – двумя лиловыми, одним зеленым и одним белым, прозрачным. Олав конунг привез из набега на какой-то франкский монастырь несколько досок, служивших прежде обложками богослужебных книг. Книги данам были без надобности, а из украшений, содранных с обложек, конунгов домашний кузнец, тоже венд, изготовил несколько прекрасных подвесок к ожерельям и застежек для плащей.
Служанки помогли Гунхильде сесть на лошадь, оправили плащ и волосы, и вот она выехала со двора в холодный туман зимнего вечера. Пошел снег – крупные влажные хлопья белыми звездами усеяли ее синий плащ и рыжие волосы. Если она теперь войдет в теплый дом, это растает, она будет вся мокрая. "Ну да ничего!" – Гунхильда усмехнулась. По пути из небесных палат Асгарда к устью реки Сле богине пришлось одолеть долгий путь, ничего удивительного, если она немного промокла. А если спросят, почему она не приехала в повозке, запряженной кошками, она ответит, что кошки отказались везти по такой грязи!
Путь Гунхильды лежал через хорошо знакомые места – наследственные владения ее семьи. Многие поколения сменились с тех пор, как возле озера, в верховьях реки Сле, впадающей в Восточное море, образовался вик Хейдабьор. Его положение было чрезвычайно удобно для торговли, позволяя купцам двигаться по судоходной реке вместо того, чтобы в морских проливах Скаггерак и Каттегат подвергать свою жизнь и товары опасностям от морских бурь и разбойников-викингов. Через волок между реками Сле и Трене из Восточного моря можно было попасть в Северное. В удобной гавани постоянно теснилось множество кораблей из всех Северных Стран, от вендов или франков. Вдоль ручья тянулись улицы, где жили ремесленники – резчики по кости и рогу, плавильщики железа из добываемой в Швеции болотной руды, стеклоделы, золотых и серебряных дел мастера, гончары, ткачи. Торговые люди в основном приезжали весной, вследствие чего население вика летом было в два-три раза больше, чем зимой и достигало нескольких тысяч человек! Но и зимой здесь жили даны, венды, саксы, фризы, иной раз и франки. Торговали всем: рабами, мехами, посудой, солью, вином, тканями, украшениями. По мере распространения Христовой веры, предписывающей посты, все увеличивалась торговля соленой и сушеной рыбой.
Каждый год Гунхильда с нетерпением ждала Дня Фрейи – первого дня весны. В домах проводилась большая уборка: мели полы, чистили углы в жилых постройках и стойлах скота, заменяли подстилки, драили котлы, проверяли кладовки, чтобы избавиться от испорченных припасов. Пекли свежий хлеб, сбивали масло, чтобы принести его в жертву богине, свежим молоком обрызгивали дверные косяки, постели, стены дома.
Уже пять лет дочь Олава представляла Фрейю в обрядах этого дня – с тех пор как ее старшая двоюродная сестра Тордис, дочь Сигтрюгга и Одиндис, была выдана замуж за одного из вендских князей и с тех пор звалась княгиней Громославой. Красиво одетая, Гунхильда выходила из дома, ведя за собой наилучшую в усадьбе корову и неся в другой руке котел. В сопровождении домочадцев и многочисленных гостей она обходила ближние угодья, а женщины пели славу Невесте Ванов. В доме для нее устраивали постель из соломы, покрытую отбеленным льняным полотном, сбрызнутую молоком, и сотни людей приходили поклониться юной богине на ее соломенно-молочном ложе, поднести ей подарки и получить благословение.
Но в этот раз ей предстояло отправиться в облике Фрейи в свой собственный дом, где расположился враг. Вот и родная усадьба – трудно было представить, что хозяева здесь теперь чужие люди! Вот ворота в бревенчатой ограде, вон темнеют крыши домов. Ворота стояли не запертыми – ведь челядь находилась с хозяйками в Хейдабьоре, а хирдманы Кнута не позаботились их запереть. Подобную беспечность на чужой враждебной земле Гунхильда могла объяснить только волей помогающих ей богов. Соскочив с лошади, она сама привязала ее и приблизилась к двери хозяйского дома.
В это время дверь распахнулась и на пороге показался крупный мужчина с длинным хвостом плохо расчесанных рыжих волос и красным лицом, еще более раскрасневшимся на пиру. Почти столкнувшись с ней, полупьяный хирдман оторопел и с изумленным возгласом подался назад, освобождая дорогу. Все получилось отлично: многие из гостей в доме обернулись на его голос и увидели, как здоровяк Рыжий Орм пятится, пошатываясь, будто его толкает невидимая сила, а вслед за ним входит рослая статная девушка в роскошной одежде. Тающие снежинки блестели на ее синем плаще и волосах, отчего она напоминала диковинный зимний цветок в каплях росы – не иначе, упавший из рук самой богини.