- Досадую! Если б у меня была хоть щепочка дара, я б сразу разглядел, из какой ты ветви.
- Велика ли разница, когда ты это разглядел?
- Велика! В целых два года каторги! Знал бы, сразу тебя в Зеленя потащил, еще когда с лапулей встретил.
- Так бы я и пошел! У меня был уговор с Малинкой, да и вообще…
- На любое "и вообще" у меня имеется вот это, - айр поднес к моему носу здоровенный кулачище.
- Да что ты в самом деле, Корешок? - красота и покой Зеленей пробудили во мне неискоренимое благодушие, и я не понимал раздражения друга. - Случившегося не исправить. Выкинь из головы, что за радость переживать галеру заново?
Я не привык жалеть о прошлом, может, потому, что в самом мрачном событии находилось нечто, непременно приводившее впоследствии к чему-то хорошему. Не провинился б перед Ягодкой, никогда не срослось бы у меня с Малинкой. А галера… Галера была всего лишь платой за кусочек счастья, бывшего, и, надеюсь, будущего. Да и с Корешком я бы вряд ли так сдружился, не потолкай мы два года бок о бок галерное весло. Хотя это мне ценно, а у него, небось, среди айров друзей навалом…
- Пойдем, - проворчал Корень, вставая. - Я должен как можно быстрее предъявить тебя кому-нибудь из творящих, иначе набегут воины, а встречу с ними я предпочел бы оттянуть до разговора с отцом.
Не, пожалуй друзей у него немного. Уж больно физиономия не радостная, да и кто пойдет из края волшебной красоты, от толпы друзей скитаться в непонятные людские земли?.. Ладно, Перец, разберемся. За этим ты сюда и пришел, разве нет?
* * *
Мы побрели вниз по склону, у подножия которого обнаружилась тропка, поманила за собой и тут же вильнула за очередной холм. Я все собирался спросить, далеко ли до жилища творящего, и никак не мог заставить язык двигаться (непохоже на меня, м-да-а). Кругом было так хорошо и спокойно, что оторваться от созерцания не получалось.
Склоны холмов покрывала пушистая шкура луговых трав и цветов. Ветра не было, теплый ароматный воздух полнился пением жаворонка и едва различимым жужжанием пчел. Солнце время от времени скрывали пухлые белые облачка, и по холмам бесшумно пробегала тень. После выжженных солнцем окраин Гранитного Брега эти места казались садами Небесной Хозяйки.
Неожиданно на склоне появился человек… тьфу, айр, будто вырос из травы или соткался из воздуха (может, так оно и было). Корень тут же остановился, я последовал его примеру. Мужчина неспеша подошел к нам. Высокий, плечистый, по человеческим меркам лет за тридцать, правая бровь алая, как у Корешка, на щеке какой-то листок… Картинка, как у древлян? Нет, листок шевелится, прорастает стеблем, на котором наливается зеленый бутон, раскрывается алыми лепестками, в середине мелькает черный зрачок… Мак.
Незнакомый айр перехватил мой чересчур пристальный взгляд, вскинул брови в удивлении и что-то спросил у Корня, тот ответил, потом соизволил объяснить мне.
- Это один из стражей, творящий. Сейчас он попытается пробудить в тебе память крови, чтоб ты смог понимать наш язык и говорить на нем. Ради твоей лапули, не дергайся, Перчик, и не поднимай ветер.
От волнения перехватило горло, и я просто кивнул. Не поднимай ветер! Легко сказать. Если б это от меня зависело… Постарался успокоиться, и прямо взглянул в лицо творящего. Мак со щеки уже исчез, выглядел мужик сосредоточенным и несколько настороженным. Интересно, что еще ему Корешок поведал? Вообще-то говорили они недолго, но кто его знает, этот айров язык… Может, чтобы заклеймить опасным сумасшедшим, достаточно пары звуков?
Творящий тем временем подступил вплотную, вгляделся в лицо и положил пальцы обеих рук мне на виски. Поначалу прикосновение было приятно-прохладным, но спустя пару вдохов появилось отчетливое жжение и ощущение, будто под пальцами айра бегают муравьи. Или пытаются прорасти внутрь головы крохотные корешки. Глаза сами собой закрылись, и я очутился… нет, не в степи - в лесной чащобе, такой густой, что, казалось, лежишь на дне озера, и солнечный свет, проходя сквозь толщу воды, превращается в зеленый сумрак. Чаща напоминала пограничный лес, ибо тоже была живой. Пожалуй, гораздо более живой: все ветви и веточки находились в непрерывном движении, на глазах росли, вытягивались, сплетались, выпускали новые листья, побеги, бутоны, раскрывающиеся чудными цветами, на месте которых появлялись плоды, созревали, падали на землю, прорастая новыми деревьями и травами. Я перестал ощущать тело, плоть, казалось, вросла в волшебное сплетение, растворилась в нем, стала одним из побегов на дереве, в сосуды хлынули общие соки, заменяющие растениям кровь, проникли в самые тонкие жилочки, достигли кончиков пальцев, напитали каждый волосок, прогнали туман из головы, и лес наполнился словами, мыслями, разговорами…
- …Вроде бы тимьян, хотя картинка блеклая, за щетиной толком и не разберешь… - донесся приглушенный голос, выделявшийся в общем гуле таинственной чащи. - Где ты на него набрел? В Бреге?
- Какое там! - это уже был Корень. - За морем, на севере Морены. Он был с девчонкой, с которой не расплелся до сих пор, так что…
- Да что ж тебе Малинка все покоя не дает? Айрам до нее не должно быть никакого дела! - древесная веточка в моем лице обрела голос, и чаща тут же исчезла, ее сменили две удивленные физиономии - стража-творящего и Корня.
- Быстро он… - начал было айров колдун, потом сообразил, что я все понимаю и исправился. - Быстро ты впитал язык… Тимьян?..
- Да, думаю, что Тимьян, раз и ты меня так зовешь.
- Он не помнит ни детства, ни отца… - встрял Корень.
- А мать помнит? - резко прервал творящий.
- Нет, не помню! Ни мать, ни родину, ни собственное имя. Если б я все помнил и умел пользоваться даром, навряд ли сюда пожаловал бы. Меня давно ждут в другом месте.
- Откуда ты знаешь, что обладаешь даром, если не умеешь им пользоваться? - поинтересовался страж.
- Потому что когда мне грозит смертельная опасность, начинают происходить странные вещи, - я постарался взять себя в руки и отвечать спокойно.
- Угрожать тебе, конечно, не буду, - неожиданно улыбнулся айр. - Попробуй угадать мое имя.
- Мак?
- Верно. Почему ты так решил?
- Увидел у тебя на щеке распускающийся цветок. У меня что, тоже?.. - запоздало потрогал собственное лицо.
- Да, - кивнул страж. - Ты и вправду обладаешь даром. Только творящим дано видеть образ позели.
- Погоди-ка, я ничего не замечал у Корня… - взглянул на друга, и обнаружил на его щеке здоровенный темно-зеленый лопух и кисть белых крестообразных цветочков.
- В людских землях у Хрена работает защита: ни алая бровь, ни позель не видны никому. Морок с брови пропадает в пограничном лесу, а с позели я только что снял чары.
- Я сам ему все объясню, Мак, - поспешно произнес друг, отлично разглядевший, что я борюсь со смехом. - Спасибо, что пробудил в нем память крови. Мы можем идти?
- Ступайте. Я сообщу Рогозу, что границу пересекли свои. Он очень ждет твоего возвращения, так что поспеши, Хрен. Да и Клевер захочет, не откладывая, увидеть неизвестного отпрыска Зеленой ветви.
- Конечно, Мак. Мы не собираемся мешкать, - кивнул Корешок.
Я еле успел поблагодарить творящего, потому как друг весьма настойчиво подталкивал в бок, прогоняя вперед по тропе.
Отойдя на приличное расстояние, я решил-таки прояснить возникший вопрос.
- Друг мой Корень, так ты на самом деле прозываешься Хреном?
- Да! - рявкнул мужик, глядя в сторону (и правильно, рожа у меня сейчас глумливая). - У нас так называют только растение и очень уважают приправу из его корней!
Сдерживать смех получалось с трудом.
- А ты, когда к людям ушел, сначала настоящим именем назывался? - Корень зло засопел, и я понял, что угадал. - Да ладно, не огорчайся, - хлопнул друга по плечу. Я когда себе кличку выбирал, думал сначала Хреном назваться, но потом решил, что нескромно как-то.
- Лапуле не растрепли.
- Думаешь, вам еще выпадет встретиться?
- Это только Зели-творящей ведомо, - буркнул айр.
- Лады, не скажу. А знаешь, говорят, у пижинцев есть какой-то свой хрен, жгучий - страсть, глаза вытекают. Васаби называется. Может, тебе так прозываться, если снова к людям уйти надумаешь? Звучит красиво и поймет не всякий.
- Перец, я тя щас пристукну, - для острастки замахнулся, но я от ударов с детства привык уворачиваться.
Я попытался было выяснить у Корня (Хреном его величать, понятное дело, не стал) про защиту, не дававшую видеть картинку на щеке, но услышал в ответ:
- Это тебя никаким боком не касается. Спроси что другое, может, отвечу.
- Что за позель Мак поминал?
- Позель - растение, оберегающее айра, - на удивление охотно пустился в объяснения друг. - Так Зель-творящая являет свое благословение, поэтому и имя дается в честь хранительницы.
- А ты видишь картинки на лицах?
- Нет, на это способны только творящие. Я, как и любой другой, лишенный дара, смогу увидеть позель моих детей, когда мать впервые приложит их к груди.
- Сурово у вас, - мой клятый язык вновь обрел ненужную прыть. - Травку не увидишь, и сразу поймешь, что ты тут не при чем.
- Зря стараешься, Перчик, - на удивление спокойно ответил айр. - Наши женщины не обманывают мужчин. Смотреть на явление позели новорожденного будет настоящий отец.
Мне оставалось только порадоваться за нашего брата-мужика, что я и сделал, правда, Корень почему-то не слишком разделял мое воодушевление.
Прошло не так уж много времени, и, миновав очередную лощину, мы оказались на склоне, сбегавшем в неглубокую котловину, на дне которой виднелось селение. Я насчитал пятнадцать непривычных круглых домов с крышами, в центре выпирающими шляпкой гриба. Строения располагались по спирали, завивавшейся вокруг обширного пустого пространства с каким-то высоким столбом посередине. Каждое жилище было окружено кольцом не то деревьев, не то высоких кустов. На одном из склонов паслось стадо, кажется, коровье, где-то среди домов драл горло молодой петушок, пробующий голос, тявкали собаки. По звукам поселение айров ничем не отличалось от человечьего, и я ощутил разочарование. Видно, в глубине души рассчитывал, что нелюди ездят на драконах, а вместо скотины у них волки или еще какие твари, пострашнее, навроде тех же касов.
- Поддуванчики, - Корень кивнул на селение.
- Это у вас одуванчики так называют?
- Одуванчики и в Зеленях одуванчики, - хмыкнул айр. - Будто в людских землях нелепых названий нет? Я как-то проходил местечко под названием Дериушки.
- Нормальное название. Ушки - это такие грибы, они по осени на древесных стволах вырастают. Наверное, там в окрестных лесах их много было. Вкусные, между прочим, особенно если в молоке сварить, с овсяной мукой да жареным лучком… - я невольно сглотнул слюну, а мой желудок, в пограничном лесу расставшийся с остатками съеденного на завтрак черствого хлеба с совсем уж закаменевшим сыром, заурчал громко и требовательно.
- Потерпи, скоро будем у Мятлика, здешнего творящего, он нас накормит, - подбодрил Корень.
До первого круглого дома, вернее, до окружавшего его кольца деревьев было рукой подать, когда нас нагнал синебровый айр средних лет с холщовой торбой через плечо. Оттуда свисали длинные кроличьи уши, видно, мужик ходил проверять силки. Одет он был в штаны и рубаху, пошитые по фигуре, в отличие от свободных одежд гранитобрежцев. Ноги босы, на голове надвинутая на лоб шапка. Житель Поддуванчиков с любопытством взглянул на нас.
- Приветствую, скитальцы. Добро пожаловать домой.
- Спасибо, - коротко кивнул Корень.
- Здравствуй, Копытень, - мой язык успешно продолжал жить своей жизнью. На щеке незнакомца распустился темно-зеленый лист, очертанием схожий с отпечатком лошадиного копыта, и я, не задумываясь, назвал прохожего по имени.
Любопытство во взгляде айра сменилось почтением, он стащил с головы шапку и пробормотал:
- Ласкового солнца и теплого дождя, творящий.
Я хотел поблагодарить (вежливость айров оказалась заразительной, да и жизнь давненько приучила не быть грубым без веской причины), но слова застряли в горле, пришлось отделаться кивком. На лбу Копытня красовались какие-то странные выросты, кажется, костяные, очень напоминающие крепенькие витые рожки в ладонь высотой. Прям сказочный козлоног, даром что без копыт.
Мужик заметил мой взгляд, поспешно натянул шапку, скрывая рога, и, пробормотав что-то насчет жены, которая давно заждалась, быстро ушел вперед.
- Корешок, что это с ним? - спросил у друга, когда Копытень отошел достаточно далеко. - Болеет?
- Ты про рога? Это бывает. Недооценил свои силы, - пожал плечами Корень. - Видно, недавно обзавелся, смущается.
- Погоди-погоди, что значит недооценил силы?
- Перчик, у людей тоже есть выражение "наставить рога". Ты, небось, не одной бабенке в этом поспособствовал, так что не изображай невинность.
- Хочешь сказать, этому Копытню изменила жена?
- Ага.
- Но ты же говорил, ваши женщины не обманывают мужчин. И при чем тут недооцененные силы? Такое с каждым может случиться.
- У людей - да, но не у нас. Наши женщины не изменяют мужьям из похоти, от скуки или из мести, это все людские страсти. И об обмане речи нет. Какой обман, если у тебя на лбу тут же рога вырастают?
- М-да, и впрямь обманом не пахнет… А из-за чего изменяют ваши женщины? Старая любовь проходит и рождается новая, еще более прекрасная?
- Наши изменяют, если муж перестает выполнять свои обязанности, нарушая тем самым заповеди Зель-творящей, - Корень не обратил внимания на мой язвительный тон и говорил совершенно серьезно. - Когда мужчина и женщина вступают в союз, каждый из них клянется исполнять свое предназначение: жена - обихаживать мужа и детей, вести хозяйство. Муж - заботиться обо всех женах и детях в равной степени, не обделяя их ни лаской, ни пищей, ничем иным.
- Обо всех женах? - перебил я. - У айров по нескольку жен?
- Это каждый решает сам. Чувствуешь достаточно сил, чтобы стать мужем для нескольких женщин, никто не станет чинить тебе препятствий. Но у моего отца всю жизнь была одна жена, моя мать, да и мне такой уклад больше по нраву, так что здесь я людей одобряю. Рогатых, кстати, гораздо больше среди многоженцев. Я ж говорю, переоценивают себя. У моего дедули были рога. Сестры обожали вешать на них веночки из маргариток, старику нравилось…
- А разве жена не нарушает клятвы, наставляя мужу рога, да еще такие… зримые?
- Женщины не идут на крайние меры без причины и всегда стремятся сначала вразумить словом. Не уделяешь внимания жене, не кормишь детей, не прислушиваешься к просьбам - получишь рога. Большинство после этого берется за ум.
- Жесткое внушение… - внезапно меня посетила страшная мысль. - А у полукровок рога могут вырасти? - я с содроганием представил, как Малинка украшает меня веночками.
Друг наконец отвел душу, ржал долго, со вкусом.
- Рога, друг мой Перчик, вырастают только у мужей, любовники-сожители могут спокойно утирать пот со лба. А чтобы стать мужем, нужно пройти айров брачный обряд, который никогда не совершают над чистокровными людьми. Это я на тот случай предупреждаю, если у вас с лапулей все настолько далеко зашло. Эх, даже обидно! Уж она-то точно наставила б тебе рога, причем безо всякой веской причины.
У меня настолько отлегло от сердца, что я не стал отвечать на злобствования Корешка.
Беседуя на столь волнительную тему, мы незаметно миновали почти всю спираль домов и очутились на площади, посередине которой возвышался тот самый высоченный столб, виденный со склона. При ближайшем рассмотрении он производил еще более внушительное впечатление, напоминая ствол огромного древа, широкий в основании, суживающийся кверху, весь изукрашенный редкостно искусной раскрашенной резьбой, изображающей разные растения. Внизу, где фигуры были крупнее всего, я различил алые гроздья рябины, лиловые кисти вереска, стройные стебли тростника, жестяное кружево остролиста, наливные яблочки в пене бело-розового весеннего цветения, нежные облачка травы-полевицы. Выше сплеталось неисчислимое разнообразие трав, деревьев, листьев, цветов и плодов - ландыш и хмель, кувшинка и желуди, свечи каштана в ладонях пятипалых листьев и тугие узелки орехов лещины, ирисы и розмарин, шиповник и паслен, живокость, полынь, подорожник, фиалки, пуховки ивы и шишки сосны…
Я задирал голову все выше, стараясь рассмотреть подробнее, угадать каждый образ, каждую травинку и листок.
- Сейчас на спину завалишься, - пробурчал Корень, легонько толкая меня между лопаток. - Вот погоди, попадешь к Клеверу в Озёрища, там самый высокий ствол в Зеленях, и впрямь есть на что посмотреть.
- Ты как-то говорил про творящего, который возводил ствол в твоем селении, - вспомнил я, отрываясь от созерцания волшебной резьбы. - Вот такой ствол?
- Ага. Наш, пожалуй, повыше будет, - айр окинул вздымающуюся посередине площади махину критическим взглядом. - Рослый Лес не чета Поддуванчикам.
- И творящий один справился? - недоумевал я.
- Кто бы говорил, Перчик. Сам-то, хоть и с головой не все в порядке, море до самого дна взбаламутил, здоровенную галеру разломал, оседлал волну и гнал ее аж до самого Гранитного Брега, - Коршек принялся в очередной раз нудно перечислять мои подвиги. - Касов…
- Стоп, хватит. Я хочу поесть в свое удовольствие у здешнего творящего.
- Поешь-поешь. Вон он топает, то ли почуял тебя, то ли просто решил узнать, что за чудак на ствол пялится, будто саму Зель-творящую на верхушке узрел.
От первого в спирали дома через площадь спешил старичок, невысокий, крепенький, очень бодрый. Одет он был в просторный небеленого холста балахон почти до земли, расшитый все теми же травами да цветами. Правая бровь лиловая, в цвет вереска, волосы совсем седые, белоснежные. Я в очередной раз подивился, насколько удачно сочетаются у айров цвет брови и волос. Глаза творящего из Поддуванчиков (кажется, Корень называл его Мятликом. Да, точно, вон, на гладко выбритой щеке проявились изящные метелочки этой травки) тоже оказались в тон: зеленовато-голубые, яркие, никакой старческой выцветшей мути.
- Добро пожаловать домой, Хрен! - жизнерадостно воскликнул старичок. - Здравствуй, Тимьян. Вижу, родина отца тебе по нраву.