- Позовите ко мне детей, - приказала она сумрачно вошедшей горничной.
Веки у Агнии припухли и покраснели от слез.
- Слушаю, - говорит она, сморкаясь.
А, все это - дешевые комедии! Порядочная прислуга, верная своей барыне, умеет на деле доказать преданность, а не только на словах. И, наконец, что она, вообще, теряет с уходом Агнии? Решительно каждая горничная, если она с головой, сможет завести те же необходимые связи среди прислуги в больнице и в домах. Для этого нужно только время и небольшой опыт. Правда, у Агнии все налажено, но зато она заелась, слишком забрала силу. Пора, давно пора освежить место горничной.
И вдруг Варвара Михайловна ясно почувствовала, что вопрос об увольнении Агнии решен.
Лина Матвеевна осторожно вводит детей. Они идут на цыпочках, смешно выворачивая пятки, и, с грустно-любопытным видом вытянув шейки, смотрят на мать. Они станут точно так же заглядывать ей в лицо, когда она будет лежать в гробу.
Повернувшись слегка на бок, она жадно смотрит в их испуганные личики. Какое все-таки безумное счастье иметь детей!
- О чем ты плачешь, мама?
- У мамы немножко болит голова.
Они обступают ее постель и гладят ей руки, грудь, плечи и целуют лицо влажными губами. Они целуют искренне и добросовестно, стараясь попасть губами прямо в губы, потому что они еще не научились лгать поцелуями.
- Теперь возьмите их, Лина Матвеевна. Идите, детки, играйте. Спасибо, что вы любите вашу бедную мамочку. А Лина Матвеевна пускай останется здесь. Она мне нужна.
- Зачем?
- Так надо, дорогие. Она к вам сейчас придет.
- Что ты хочешь ей сказать?
Они смешно считают себя нераздельными от нее.
- Нет, нет, идите же.
Нехотя они уходят. Их губы обидчиво надуты и головы упрямо опущены.
Давно ли их начали таким образом прогонять? Все так странно перевернулось за эти дни на свете. Сначала появилась новая тетя Раиса, потом вдруг ни с того ни с сего заболела мамочка, не выходит из спальни да еще вздумала запираться для чего-то наедине с Линой Матвеевной. И с кем же? С какой-то Линой Матвеевной!
Остановившись за плохо притворенной дверью, они внимательно подслушивают мало понятный разговор:
- Я вас попрошу, дорогая, достать из верхнего ящика в комоде темно-красную коробочку, - сказала Варвара Михайловна. - Там браслет… Не из очень, правда, дорогих, но довольно миленький. Впрочем, ведь вы у меня и служите совсем недавно…
Лина Матвеевна стоит, неловко пряча назади толстые, красные руки, несмело выставив колено и угрюмо опустив голову. Она тяжело соображает; впрочем, уши ее краснеют.
- Мне не надо, - говорит она, наконец. - Мерси.
- Что такое означает, моя милая, "не надо"? Нехорошо ломаться, когда вам дарят от чистого сердца. Вам, бедной девушке, дарят настоящий дорогой браслет, а вы говорите: не надо. Для вас это целое счастье. Чтобы иметь возможность самостоятельно купить такую вещицу, вы должны работать чуть ли не целый год.
Глупенькая девушка кривит губы и начинает передергивать локтями. Она боится, не скрыто ли здесь какого-нибудь подвоха.
- Что же вы думаете, что я стану из-за вашего браслета лучше вам служить? Я и так стараюсь.
Она несмело взглядывает из-под насупленных бровей.
- Я не говорю, что вы служите плохо. Я вами вполне довольна. Но… вы видите? Я лежу пластом, бедные детки брошены, отец вечно в разъездах или занят… Ах, отец…
Она открывает футляр и протягивает девушке браслет-змейку. Целых пять лет она носила его до замужества сама. С ним связано много неприятных воспоминаний. Но все же она глядит на него с сожалением и отдает девушке, подавив легкий вздох. Тем более, он был уже два раза в починке. Она объясняет, как его надо отпирать и запирать. Приходится только вот в этом месте сильно нажать ногтем, а то он совершенно как новый.
- Если бы ваша предшественница не была так неблагодарна, она уже к Пасхе носила бы на руке эту вещицу. Как видите, я давно решилась подарить этот браслет, и если его получаете сейчас вы, то просто потому, что вам везет.
- Благодарю вас, - говорит Лина Матвеевна, и взгляд ее колючих, зеленоватых глаз тупо смягчается.
Наконец-то. Усмехнувшись, Варвара Михайловна устало откидывает голову на подушки и старательно вытирает платочком губы. Тяжелая, мучительная слюна тянется сегодня весь день, выворачивая внутренности.
- Мы говорим: отец! Мужчина, моя милая, почти никогда не ведет себя так, как подобает отцу. Вы, девушки, стремитесь замуж, совсем не отдавая себе отчета в том, что такое брак и семейная жизнь. Это проклятье. Уверяю вас.
Она просит передать себе полосканье и тщательно прополаскивает рот, чтобы хотя на момент избавиться от неприятного горького вкуса.
- О, природа возмутительно несправедлива к женщине. За что, - спрошу я вас, - за что, за какой-то миг, впрочем, довольно сомнительного удовольствия, в котором принимаем участие мы наравне, женщина потом должна расплачиваться в одиночку? А в это время супруг, почувствовав свободу, ожидает только подходящего момента… А, все это в высшей степени противно! Поправьте мне, милая моя, подушки… Я жду от вас помощи.
Она внимательно скашивает на девушку глаза. Та говорит еле внятно:
- Что ж… я рада для вас.
Она думает, что, чем тише скажет, тем менее у нее будет нравственной ответственности. Варвара Михайловна улыбается.
- Вы рады? Ах, нет, я боюсь, что вы не будете рады. Вы скажете, что это ниже вашего достоинства, и тому подобный вздор. У вас, милая, все-таки еще достаточно претензий. Вы мне этого не говорите. Да, да!
Каждый раз, когда доходит до этого пункта, Варвара Михайловна все еще не может настолько привыкнуть, чтобы не испытывать неприятного стеснения. Хотя ведь, в сущности, это все равно неизбежно.
- Я должна знать обо всем, что делается у меня в доме. Или, лучше сказать, обо всех. Вы понимаете меня?
Лина Матвеевна молчит, почему-то ожидая продолжения. Не дождавшись, она еще ниже потупляет взгляд.
- Может быть, это для вас немного тяжело и неудобно? Но ведь я же вас не держу. Полученный от меня подарок вас не обязывает ни к чему. Вы можете его преспокойно спрятать в карман и попросить у меня расчета. Мне нужна верная и преданная душа. И такая девушка может всегда на меня рассчитывать. Мне необходим именно такой человек. Вы же понимаете, что я не могу положиться в этом отношении на прислугу, которая получает чаевые деньги от приходящих. Этими чаевыми деньгами можно сделать решительно все…
Понизив голос, она прибавляет:
- Если, конечно, действовать беззастенчиво и умело… Вы понимаете меня?
Но у этой дурочки в глазах только испуг. Кривя полупрезрительно губы, она усмехается и нерешительно вертит в руках футляр с браслетом.
- Это очень трудно, - говорит она и, немного подумав, заканчивает. - Ведь я сижу всегда в детской.
- Прежде всего, это смешно, моя милая. Не могу же я вас учить. При желании, вы всегда можете прекрасно сообразить все сами. Но поверьте, что это вам сейчас кажется таким странным только потому, что вы еще девушка. Уверяю вас!
Ей хочется смеяться вслух.
- Жизнь раскрывает нам глаза на многое и заставляет делать вещи, от которых мы бы раньше с ужасом отшатнулись. Но когда вы будете замужем, вы будете так же несчастны, как… Ах, да не все ли вам равно? Конечно, я от души желаю вам счастья, но этого не бывает.
И вдруг дрогнувшим голосом, совершенно неожиданно для себя, она прибавляет:
- Вы не знаете. Ведь он изменяет мне.
В страхе от того, что сказала это в первый раз в жизни вслух, притом совершенно посторонней девушке, она начинает рыдать.
- Это ужасно. Вас удивляет это? А, моя милая, поживете, еще не то узнаете. Вам будут изменять, а вы волосы будете на себе рвать от отчаяния. Вы не будете спать ночей в невыносимых муках, потому что вы будете… любить.
Девушка с неожиданно проснувшимся живым удивлением слушает ее. Потом к удивлению примешивается испуг. О, это только на первых порах! Какая, в сущности, мерзость, что приходится прибегать к подобным услугам.
- Вы только мне должны сообщать обо всем особенном. Вы же, разумеется, понимаете, что я не заставлю вас подглядывать? Разве я могу вам рекомендовать подобную пошлость? Но живущие в доме знают и видят часто гораздо более, чем хозяева. Увы, это так. Почему вы с таким испугом смотрите на меня? Уверяю вас, что я нисколько не сумасшедшая. Я нахожусь в полном, здравом рассудке и твердой памяти. Но я знаю жизнь, а вы только еще начинаете ей учиться.
Она нарочно ободряюще улыбнулась девушке. Потом взглянула на часы-браслет. Уже восемь. Сейчас Васючок отправится в свою вечернюю экскурсию. И вдруг ей представляется с полнейшей несомненностью, что он находится в стачке с Агнией и оба они самым наглым образом обманывают ее.
Приподнявшись с усилием на подушках, она говорит:
- Когда уедет Василий Николаевич, я прошу вас через десять минут придти ко мне. Я дам вам поручение позвонить по телефону. Я могу вас уверить, что жизнь - это только проклятье. Может быть, вы думаете, что ею управляет Бог? О, наверное, нет!
Девушка слушает ее, неуверенно переворачивая в пальцах футляр. Ей страшно, что больная хозяйка, с желтым лицом и гневно горящими глазами, то плачет, то смеется. Через несколько минут она бесшумно взбегает в кабинет к Василию Николаевичу, вся серая, круглая, маленькая, и, глядя на него испуганно-остановившимися глазами, докладывает:
- Варваре Михайловне дурно.
XIX
Придя в себя, Варвара Михайловна говорит слабым голосом мужу:
- Я хочу, чтобы телефон перенесли в эту комнату. Прикажи немедленно же приехать монтеру.
Он с испугом смотрит на нее. Она продолжает:
- Да, да, ты угадал: я сошла с ума или близка к этому. У меня нелепые фантазии. Я не знаю границ в сумасбродстве…
Она с болезненной живостью улыбнулась губами.
- Не правда ли, именно такие мысли и слова приходят тебе сейчас на ум?
Стараясь выбирать слова и удерживая руки, чтобы они не тряслись, он говорит:
- Я, конечно, плохо понимаю те мотивы, которые тобой сейчас руководят… Но я знаю, что ты больна и нуждаешься, прежде всего, в спокойствии. Если от этого тебе будет спокойнее, то я, конечно, распоряжусь тотчас же… Но только не будут ли тебя беспокоить телефонные звонки?
- Напротив, мне в моем заключении будет только веселее.
- И потом, не совсем удобно как-то держать телефонный аппарат в спальне.
- Возможно, что для иных целей это и неудобно, но для меня лично так гораздо удобнее.
Она холодно-вызывающе смотрит на него. Не хочет ли он сказать еще какую-нибудь глупость?
- Я бы позволил себе все-таки, исключительно в твоих же интересах, возразить…
Она прерывает его хохотом.
- Варюша, что это, наконец, значит? Ты собираешься третировать меня?
Она с интересом наблюдает его красное, трясущееся лицо. Что он может сделать? Может быть, он сейчас пригрозит ей, что разойдется с нею навсегда ввиду ее невыносимого характера, что он бросит дом, детей и уедет жить куда-нибудь в другое место?
- Это… это, наконец, Бог знает что такое! - говорит он тихо, очевидно, по медицинским соображениям боясь обеспокоить ее криком и, быстро вскочив со стула, выбегает вон. На ходу у него от бешенства соскакивает пенсне. Варвара Михайловна нажимает кнопку.
- Позовите Лину Матвеевну.
Когда девушка приходит, она ей приказывает:
- Позвоните в контору телефонного общества и велите придти монтеру перенести телефонный аппарат из передней в эту комнату. И прошу вас, милая, раз навсегда, если вы хотите служить у меня, не делать ежеминутно таких круглых, удивленных глаз. Вы поняли?
Потупив глаза, девушка улыбнулась спокойно и нагло.
- Поняла.
Когда она ушла, Варвару Михайловну охватил ужас. Может быть, это в самом деле уже сумасшествие? Она постаралась отдать себе спокойно отчет в своем положении. Нет, больная женщина может полагаться только на себя. Это - аксиома. Выбывая из строя, она всегда теряет лишний шанс. У больного мужчины есть друзья. Мужчины в известных случаях жизни всегда покрывают и поддерживают друг друга. У них безмолвная организация, круговая порука. У женщины - вокруг только враги.
Но, хотя и больная, простертая пластом, она не считала себя слабою и побежденною. Надо только быть последовательною, выдерживать в чистоте свой принцип. Сумасшествие не в том, чтобы проводить свои принципы до логического конца. Напротив, это доказывает только ясность ума и твердость воли. Разве Васючок сделался вдруг оттого стойче и честнее, что она слегла в постель? И почему она вдруг, почему-то сейчас, должна сделаться доверчивее к нему и ко всем?
Не должна ли она, наоборот, только увеличить свою бдительность? Конечно, жаль, что мужчины таковы, но почему она должна от этого расстраиваться? Кто живет в ладу со своим мыслями и чувствами, тот может быть спокоен. А остальное только вопрос формы.
…Когда через день в обычное время ее навестила Раиса, Варвара Михайловна была занята тем, что делала указания монтеру. Ей хотелось, чтобы она могла лично сама легко дотянуться до аппарата.
- Не правда ли, вы в первый раз устанавливаете телефонный аппарат в спальне? - нарочно спросила она его при Раисе.
Тот серьезно посмотрел на нее, потом улыбнулся, видя, что от него ожидают улыбки.
- Как сказать? Бывает, что ставим и в спальне. Как говорится, у всякого барона - своя фантазия.
Он улыбнулся еще раз, желая ей объяснить этим, что на свете достаточное количество всяких лиц, для которых не писаны законы здравого смысла.
- Я тоже думаю, - сказала Варвара Михайловна ему в тон и прибавила, обращаясь уже к Раисе: - А чтобы звонок громко не трещал, я напихала в него марли и ваты. Теперь ты можешь быть уверена, когда позвонишь, что всегда услышишь прежде всего мой голос… Или, быть может, это тебя не устраивает?
Она погрозила ей пальцем.
- Знаю, знаю!
Раиса Андреевна смотрела на нее, не зная, надо ли улыбаться или обидеться.
- Ведь ты ухаживаешь за моим мужем, не правда ли?
Подумав, она решила улыбнуться, но улыбка у нее вышла жалкой.
- Ну конечно же, - сказала она. - А разве это для тебя новость?
- О, теперь, конечно, нет, после того, как я видела, что вас предупреждает о моем приближении Агния.
- Нет, серьезно?
Но Варвара Михайловна тихо смеялась.
- Только почему она делает это так неконспиративно? "Барыня идет"… Ты могла бы дать ей какой-нибудь другой пароль… Например: "А вы сегодня, кажется, без калош?" Вот это я понимаю.
- Что это значит? - спросила Раиса Андреевна серьезно.
- Ах, это шутка! Надеюсь, ты понимаешь! О, если бы я, действительно, заподозрила с твоей стороны какие-нибудь шашни! Ты ведь знаешь: я могу быть беспощадна. Но оставим это. Я очень прошу тебя, когда ты уйдешь, позвонить мне откуда-нибудь по телефону. Мне хочется попробовать звонок.
- Я могу уйти, если это нужно, сейчас.
- Ну вот, с какой же стати? Тем более у Васючка прием еще не кончился.
Варвара Михайловна видит, как лицо Раисы постепенно розовеет, под глазами, несмотря на пудру.
- Вавочка, я умоляю тебя оставить эти шутки.
Глаза ее, мигнув, показали влагу. Удивительно это у нее скоро!
- Ну, хорошо. Я сама тебе скажу, когда надо будет уходить. Ты мне это разрешаешь?
Теперь Раиса была бледная, скорее даже желтая. О, конечно, она поняла все и, вероятно, станет заходить реже. Но что это? Кажется, входит Васючок? Отчего сегодня так рано?
Он осматривает стоящий возле нее на столике телефонный аппарат и шутит, обращаясь к Раисе:
- А ведь недурно она устроилась?
Монтер заявляет, что все готово, и хочет уходить. Поднимается с места и Раиса.
- Мне пора.
- Да? Отчего ты никогда не хочешь посидеть с Васючком? Васюнчик, почему ты за нею не поухаживаешь? Ведь с разрешения жены можно.
Они целуются. Потом Васючок идет ее провожать. Варвара Михайловна дает звонок Агнии.
В дверях Раиса поворачивает на одно мгновение лицо. Она силится улыбнуться, но у нее в глазах страх, тот самый, странный страх, который у нее мелькнул, когда она ей сказала, что беременна.
Откинувшись на подушки, она стала ждать возвращения Агнии. И вдруг подумала определенно и твердо, что Раиса больше к ней не придет. А что она знала, в том не ошибалась никогда.
Прошло уже минуты две, а Агния не шла Варвара Михайловна позвонила опять. Потом еще и еще. Наконец, тревожно поднялась с постели. Вот как! Так, значит, эта дрянь Агния уже начала сводить с нею свои счеты? Какая ошибка была ее оставить, сказав, что ни в чем ей не верит. Какая ошибка!
Спустив ноги с постели, она нашаривает туфли. Время от времени она все-таки еще должна, цепляясь за стены, с риском упасть от слабости, совершать свои путешествия.
Отворилась дверь и вошла Лина Матвеевна.
XX
- Она слишком нервна эти дни, и мне лучше у вас не бывать, - говорила Раиса Андреевна Петровскому. - Да?
Она шла впереди и быстро оглядывалась. Лицо ее было расстроенное. Он понимал, что, вероятно, у нее с Варюшей вышел неприятный разговор. Отчасти он теперь догадывался, с какой целью Варюша ввела Раису Андреевну в дом. Было мучительно противно. Он шел за нею, стыдясь и ежась. Ему казалось, что она презирает его.
В отдалении прозвучал характерный звонок. Два нажима. Это означает:
- Проводить.
Раиса Андреевна остановилась и повернулась к нему лицом.
- Я все-таки хочу услышать от вас, Василий Николаевич, надо ли мне бывать. Я, кажется, Вавочку сильно раздражаю своими визитами.
Он не знал, как ей ответить.
- Почему бы так?
Но тон его голоса означал:
- Да, тебе лучше больше не ходить.
И вдруг ему представилось так ясно, что вот за этой милой, интересной, воспитанной женщиной сейчас затворится дверь, и это уже будет навсегда. Она мелькнула в его жизни, так близко от него только затем, чтобы потом серость и однообразие дней в обществе навязчивой, бестактной женщины казались еще более заметными. Стало страшно. Хотелось что-то сказать, чтобы как-то удержать ее. Но в отдалении прозвонил вторичный звонок Варюши. Это отрезвляло. Впрочем, на мгновение мелькнула еще одна мысль. Собственно, о ней даже нельзя было сказать, что она мелькнула, потому что она последние дни была всегда. Он гнал ее и прятался от нее, но она продолжала назойливо всплывать:
- А что, если бы Варюша вдруг умерла?
Стыдясь, он сказал, чтобы наказать себя за дурные мысли:
- Что ж, пожалуй, вам, в таком случае, лучше временно не видеться с Варюшей.
"Временно" означало: никогда. И тотчас стало неуютно и одиноко от сказанных слов. Он поднял голову. Когда и в чем его может упрекнуть Варюша? Он всегда ведет себя по отношению к ней как джентльмен.