Ирина непонимающе смотрела на Анатолия, который во второй раз задал вопрос: "Ты идешь на дискотеку?" Неопределенно помотав головой, не до конца поняв смысл его вопроса, она машинально взяла ключ от номера и пошла к себе. Ее догнала Августа:
- Ира! Как же так? Для чего мы с Катей уговаривали тебя купить эти желтые бриджи, которые так смачно обтягивают твои прелести?
- Что-то не хочется. Голова болит. Мне нельзя пить красное вино.
- Ну и квашня же ты! Прости, конечно… Ладно, пойду переоденусь. Надо опробовать новое ожерелье. Ох, и развернусь я сейчас! Кстати, ты обратила внимание? На остановке Хафиз промелькнул. И чего он там околачивался? Явно, не просто так. Ну, пока!
Ирина осталась одна. До сих пор уединение было для нее той благодатной почвой, на которой буйно цвели розы и лилии ее грез. Она жила ими, даже искусственно вызывала их в своем воображении. На мир она смотрела глазами души. Оттого, наверное, ее настоящие, живые глаза "фиалкового цвета" были слегка затуманенными, с оттенком грусти и легкой рассеянности. Эльвира частенько посмеивалась, мол, "наша мечтательница никогда не выйдет из мглы воздушных замков и песчаных дворцов".
Ей не на бухгалтера надо было учиться, а на психолога. Все-то она видит насквозь, эта Эльвира. Позвонить, что ли, ей? А то расстались как-то нехорошо.
Ирина набрала на мобильнике номер Эльвиры.
- Алло! Неужели в далекой Турции еще помнят обо мне? - раздался невозмутимый голос Эльвиры.
- Эля! Ты на меня сердишься?
- Еще как! Не сплю ночами, реву потихоньку в подушку.
- Ты, как всегда, в своем репертуаре.
- Ладно, Ируха, не горюй. Все забыто, быльем поросло. Как хоть ты отдыхаешь, расскажи!
- Плохо.
- Опсики! Дожди, что ли, у вас там?
- Нет, солнце в зените. Жара. Я о другом.
- Что случилось? - уже другим тоном спросила верная подруга.
- Анатолий, кажется, влюбился.
- В кого?
- В молодого менеджера.
- Ни хрена себе! Он что, поголубел у тебя от Избытка ультрафиолета?
- Нет, ты не поняла. Менеджер - молодая девушка с золотым загаром и точеной фигурой.
- Это кто ж ее так обточил? Такие вот Анатолии? В сезон-то у нее их несколько получается.
- Кончай трепаться, Элька. Мне не до того.
- Да я так, к слову. Слушай, а как у вас там с мужиками-то? Напряженка?
- Нет, почему же? Полно.
- Ну так давай, действуй!
- Как легко ты это говоришь. Будто не знаешь меня.
- Ира, тебе просто надо влюбиться. Пусть без взаимности. Поняла? Ходи себе и люби потихоньку. Можешь даже в любви признаться. Разрешаю. Это тебе сейчас на пользу. Как сильнодействующее лекарство. Лекарство от любви. Хотя, что я несу? Наоборот. Любовь - лекарство от ревности, от всех твоих несчастий. Плати ему той же монетой. Любовью за любовь. О как! Слыхала, какую формулу я вывела?
- Эту формулу давно вывела Вероника Тушнова. В стихах.
- Ну-ка, ну-ка?
Ирина приглушила голос:
Нельзя за любовь - любое,
нельзя, чтобы то, что всем.
За любовь платят любовью
или не платят совсем.
- Н-у, это немного не то, что я имела в виду. Вернее, совсем не то. Тушнова о любви с большой буквы "Л" говорит, о той, что на всю жизнь. Не каждого она посещает, вот в чем штука. Ладно, Ирунь, где наша не пропадала? Может, именно тебе суждено такую любовь испытать? Ну, пока! Звони, если что.
На нее оглядывались. Мужчины с одобрением и восхищением, женщины удивленно, а кое-кто с ехидной ухмылкой.
Ирина шла в новых желтых брючках, соблазнительно обтягивающих бедра и открывающих ее красивые, успевшие загореть икры. Ярко-лиловый топик подчеркивал цвет глаз, а нитка искусственных аметистов завершала все это великолепие. Ирина чувствовала себя как на эшафоте, но шла с поднятой головой и даже улыбалась.
- Ирочка, вас не узнать, - поспешил с первым комплиментом Николай Андреевич.
- Видели бы вы, каких трудов нам стоило с Катериной заставить эту мадам влезть в эти брюки, - проворчала Августа, ковыряя вилкой творожную запеканку.
- По-моему, чересчур вызывающе, - проворчал, в свою очередь, Анатолий. - Я имею в виду эти расцветки: канареечный и синий.
- Фу, Анатолий! Что за домострой? По-вашему, жена во все черное должна рядиться? - возмутилась Августа.
- А кто сказал про черное? Мало, что ли, других цветов? Белый, например.
- Белый? - загадочно улыбнулась Августа. - Что ж. Можно и белый.
Дальше завтрак продолжался в полной тишине. Катя с Петей не проронили ни слова. Видно, юная жена закаляла свой характер.
Августа с Ириной встали из-за стола первыми и, даже не поинтересовавшись у остальных об их планах после завтрака, пошли прогуляться по бульвару.
- Ты знаешь, Ира, я ведь не такая, какой кажусь, - вдруг сказала Августа, когда они прошли довольно большое расстояние от "Зеленого мыса". - Давай присядем на эту скамейку?
Они сели на небольшую, рассчитанную на двоих скамью, уютно расположенную в тени раскидистого граба.
- Я это почувствовала, - просто сказала Ирина.
- Да? - живо отозвалась Августа. - Интересно. А я полагала, что хорошо маскируюсь. Эдакая отчаянная сорвиголова, которая на старости лет заигрывает с мальчишками и ведет себя нелепо. Неплохая роль для женщины моего возраста и положения. Уж пусть лучше надо мной посмеиваются, чем презрительно жалеют.
- Ты о своем муже?
- О ком же еще! - вздохнула Августа. - Эту тактику я выбрала не сразу. Поначалу я так же страдала, как и ты. А потом подумала: за что я должна страдать? Его не переделать. Остается лишь развод, чтобы покончить со всем этим недоразумением, название которому - наш брак. Но мне уже сорок. Куда я пойду? И потом, я привыкла к определенному комфорту, который сама себе вряд ли обеспечу.
- А ты любила его?
- Мужа? Естественно. Когда он ухаживал за мной, у меня были еще претенденты в женихи. Но в тот пубертатный период надо мной довлела физиология. В мужчинах я ценила стать. А Николай был этаким Бандерасом с плечами, мощной шеей и властными руками. Этим и взял. А потом поняла, что жестоко ошиблась. И не только из-за его кобелиной сущности. Это еще можно понять и даже простить…
- Да? Ты так считаешь?
- Тебе это кажется невозможным? - грустно улыбнулась Августа.
- Не знаю…
- Это оттого, что ты впервые столкнулась с такой ситуацией.
- Тогда что невозможно простить?
- Собственную глупость. Ведь я вскоре после нашего знакомства поняла шестым чувством, что он недалек, что мне будет с ним неинтересно, скучно, омерзительно. Но меня как будто вели на заклание. Я принесла в жертву свою молодость, ум, неординарные способности, жизнь в конце концов. Вдвое умнее его, я смотрела на мир его глазами. Он подавлял меня своей силой, энергией, безапелляционностью суждений. С моими мозгами и развитием я была вынуждена поддакивать его банальным и просто идиотским высказываниям.
- Во имя чего? - перебила ее Ирина.
- Во имя чего? - переспросила Августа и задумалась. - Наверное, во имя сохранения брака, а также видимости семейного благополучия. Я до смерти боялась злорадных насмешек и фальшивого сочувствия со стороны подруг и родни.
- Скажи… А вот то, что ты называешь физиологией, прошло? В этом смысле ты его больше не любишь?
- Вопрос, по-моему, риторический. Ты взгляни на него. Это же Гаргантюа какой-то, а не мужик. Бездонная бочка, не способная переварить все то, что проглатывает. От прежнего "Бандераса" остался лишь плотоядный взгляд.
Они помолчали, глядя на искрящуюся, ослепительную гладь моря.
- Выходит, что ты по глупости сгубила свою жизнь? - спросила Ирина, думая о чем-то своем.
- Как-то литературно звучит - "сгубила", - усмехнулась Августа. - Если присмотреться к окружающим нас семейным парам, я не беру в расчет молодоженов, то и пятой части не наберется по-настоящему счастливых. Уверена, что большинство женщин не устраивает их судьба. Причем не по мелочам, а принципиально. Но попробуй назвать их жизнь загубленной. Тут же найдут сотню аргументов в пользу своего брака. Так уж мы устроены. Любим жаловаться, но до определенного предела. Кстати, ты сама разобралась со своими чувствами? Ты прости меня за откровенность, но первое впечатление о тебе было не очень лестным. Нет, как женщина ты супер! Внешние данные превосходные. Но полностью отсутствует кокетство. Помню, как в первый день пришли на пляж. Другая бы обязательно продемонстрировала фигуру, а ты? Бухнулась на песок, стащила с себя шорты, как детсадовский карапуз, скомкав, неуклюже, и сразу носом в книгу, как будто только за этим и летела за тридевять земель. Я бы на месте твоего Анатолия тут же убежала под чужой зонт. А он еще столько терпел. Ладно, не обижайся. Но иногда нам надо со стороны на себя посмотреть. Очень полезное занятие.
- Ничего не поделаешь - не умею я кокетничать. Ведь это природой дается. А мне не дано. Представь, как я начну искусственно жеманничать. Курам на смех!
- О! Женское кокетство это и наука, и искусство, и Божий дар одновременно. Кому, спрашивается, нужно пустое, вульгарное кривляние? Порой оно просто нестерпимо в некоторых дамочках. Но если женщина умная, она не позволит себе ничего подобного. Впрочем, это и есть высший пилотаж, когда женщина бравирует отсутствием кокетства. Так что здесь ты права.
- Твоя проницательность не знает границ, - рассмеялась Ирина.
- Смейся, смейся! Он именно это и распознал в тебе - естественную грацию и безыскусность. Плюс твое роскошное тело и глаза цвета моря в погожий день.
- С ума сойти, как поэтично! Но о ком идет речь, об Анатолии?
- Дурак он, твой Анатолий! Он еще будет кусать локти, ну и поделом! Я о Сергее говорю. Неужели тебе еще неясно, что он влюблен в тебя по самое не могу?
Ирина вдруг покраснела, прикусила губу, отвернулась. Августа молча потрепала ее по руке, затем встала и кивком головы позвала за собой, в обратный путь.
На пляже, куда пришли Августа с Ириной, играли в жмурки. Анатолий с синей косынкой на глазах, растопырив руки, топтался как медведь, пытаясь найти Лину. Она стояла в общем кругу и вместе со всеми двигалась по часовой стрелке. Остальные кричали Анатолию: "холодно", "теплее" или "горячо", и он шарахался из стороны в сторону, хватаясь за головы, руки и плечи играющих, но Лину поймать никак не мог. Игроки хохотали, визжали, кричали - шум стоял на весь пляж. Ирина с Августой переглянулись, а потом отошли от толпы подальше, разделись и направились к воде.
Морская вода обладает многими чудесными свойствами. На Ирину она действовала успокаивающе. Качаясь на медленных волнах, она уносилась в мир своих грез. Кто она в этой огромной стихии, малая песчинка, капля в море?
Слушая то нарастающий, то затихающий звук прибоя, она думала о смысле своей жизни и жизни вообще. Неужели мы рождаемся на этот свет лишь для того, чтобы страдать, тосковать, сожалеть? Мы тратим время на обиды, ссоры, сплетни, пустой вздор, месть, амбиции, а на любовь почти ничего не оставляем.
- Ирина-а-а! - надрываясь, кричала Августа.
"Это меня?" - встрепенулась Ирина и перевернулась со спины на живот. Она посмотрела в ту сторону, откуда доносились крики, но ничего не увидела. Она вертела головой во все стороны, но кругом была одна вода. Волны, еще недавно такие тихие и ласковые, стали беспокойными, даже грозными. Они захлестывали ее и закрывали обзор. Оставалось лишь плыть туда, откуда слышались уже неясные крики. Ирина испугалась, но в панику не ударилась. Она понимала, что паника сделает ее слабой и тогда…
И все же страх победил. Он сжимал горло, мешал дышать. Ирина барахталась на месте, беспорядочно перебирая ногами и делая круговые движения руками. Она жмурилась от соленой воды, заливающей лицо, открывала рот, чтобы сделать вдох, но и рот заливала вода. Она начала задыхаться, кашель душил и отнимал последние силы. Вдруг почти рядом раздался крик: "Ирина!"
Она отозвалась, но вместо слов у нее получился птичий клекот. Она снова сделала попытку крикнуть и закашлялась. Неожиданно ее подхватили чьи-то руки.
- Ира, ты только отталкивайся ногами и все. Я помогу тебе, - раздался голос Сергея. - Толкайся ногами! Только ногами. Сильнее. Вот так!
Она изо всех сил забарабанила ногами и - о чудо! - поплыла! Сергей правой рукой греб, а левой поддерживал Ирину за талию, подталкивая ее вперед.
- Ты не стучи, а отталкивайся, слышишь? - крикнул Сергей.
- Угу.
- Вот так. Молодец! Еще!
К ним уже плыли Леша, Анатолий, Петя и даже Августа. Сергея сменил Леша. Вскоре подплыл запыхавшийся Анатолий и подхватил Ирину с другой стороны. У нее иссякли последние силы. Анатолий вынес ее, обмякшую, тяжелую, бледную, на берег и, пройдя десять шагов, рухнул вместе с ней на песок.
Весь следующий день она пролежала в постели. Катя с Августой ухаживали за ней по очереди, а к вечеру она встала, но в ресторан не пошла. Анатолий принес на подносе салат, жареную рыбу и булочку с чаем и не отставал от нее, то уговаривая, то заставляя съесть еще кусочек, пока она все не съела.
- Ну что ты сидишь? - пожалела она его. - Иди, отдыхай. Августа сказала, что сегодня какие-то артисты приехали. Будет весело.
- Может, вместе пойдем? - неуверенно спросил он.
- Нет, у меня голова еще кружится. Я лучше почитаю. А ты иди. Только рубашку переодень.
Она смотрела, как он переодевался, торопливо, не попадая в рукава, в глубине души еще на что-то надеясь. Но он ушел, даже не оглянулся.
Оставшись одна, она вышла на террасу, села в кресло и набрала номер Алениного мобильника.
- Доча! Здравствуй, моя хорошая!
- Мама? Ты откуда?
- Из Турции.
- Правда? А слышно очень хорошо, как будто ты рядом говоришь.
- Ну и прекрасно. Как ты живешь, доченька?
- Нормально. Сегодня мы с бабушкой окучивали картошку.
- Какая ты у меня молодец!
- Я целых пять рядков прошла. А знаешь, какие они длиннющие? От павленковского забора до крыжовника целый километр!
- А где бабушка?
- Она печет мне оладушки. А я навожу порядок в ее шкатулке. Тут всякой муры полно, половину сейчас выброшу.
- Аленушка, только сначала с бабушкой посоветуйся, ладно? Вдруг какая-нибудь вещь ей дорога, как память. Поняла?
- Угу. Мама, ты это…
- Что, доченька?
- Ты там сильно не бегай по магазинам, ладно? Не надо мне никакого беби-долла.
- Это почему?
- Бабушка говорит, что тебе надо отдыхать, а заботы старят. Я не хочу, чтобы ты рано состарилась.
- Солнышко мое родное, - голос Ирины дрогнул. - Я уже купила тебе кое-что…
- А что? - звонко выкрикнула Алена. - Платье?
- И платье, и юбочку очень симпатичную, и еще… Но это сюрприз.
- Классно! Ура! Что? - спросила она кого-то. - Это мама. Сейчас… Мам, с тобой бабушка хочет поговорить.
- Ира? Это ты? - раздался немного встревоженный голос Полины Юрьевны.
- Я, мама. Как у вас дела? Не болеете?
- Да что нам сделается? Как у вас там? Мне какой-то сон приснился…
- Какой?
- Не буду говорить. Да ну его! Ерунда на старости лет стала сниться. Ты там далеко не заплывай. Поняла? Это тебе не наше озеро, чтобы всякие заплывы делать. С Толей вместе купайся, одна в море не заходи.
- Ладно, мамуль. Не зайду. У папы рука зажила?
- Я облепиховым маслом его вылечила. Мазала, мазала, рана и затянулась.
- Ну ладно, передавай ему привет. Аленку далеко не отпускай. Я потом еще позвоню. Не скучайте. Пока!
Ирина откинулась в кресле, прикрыла глаза, задумалась. Как жить дальше? Августа говорит, что Сергей влюблен в нее. Но он еще мальчик. Зачем она ему? Что у них общего? Кроме секса, ей нечего дать ему. Разве что разбитое сердце и страх остаться одной? А еще неясные, тягучие, как резина, и древние, как египетские сфинксы, мысли? Нет в ней резвости Лины, юной бесшабашности Кати, кокетства и энергии Августы. Какое-то аморфное, с кучей комплексов, неуклюжее существо. Именно от таких сбегают мужья.
Ирина почувствовала, что расплачется, горько, навзрыд. Она встала и пошла в комнату, к тумбочке Анатолия, в которой хранилась бутылка коньяка. "Для поднятия тонуса", - объяснял Анатолий, выпивая по пятьдесят граммов перед дискотекой. Может, и ей поднять тонус? А то он зашкаливает ниже нулевой отметки. Ирина налила в стакан коньяку, морщась от отвращения, выпила. Затем схватила лежащее на столе яблоко, откусила большой кусок, пожевала, перевела дыхание. Надо куда-нибудь идти. Все равно куда, только не сидеть в этой комнате.
Она переоделась, расчесала волосы, капнула на запястья духами и вышла на свежий воздух. За столиками у бассейна сидело несколько человек. Но основная масса была на концерте, поэтому стояла необычная для этого времени тишина. Ирина нерешительно направилась по дорожке, ведущей к соседнему зданию.
Поколебавшись самую малость, она вошла в холл гостиницы. Портье за стойкой, молодой турок с серьгой в ухе, с улыбкой спросил, что желает дама?
- Позовите, пожалуйста, Сергея…
Она замялась, так как не знала фамилии парня.
- Сиргей? - снова улыбнулся турок.
- Да. Он вчера спас меня. Я тонула в море, а он спас.
- А-а. Панимай, панимай. Вы можно прахадит. Туда. Номер четыре. Он в номер. Прахадит, пожалиста!
Ирина поблагодарила и пошла в небольшой коридорчик, куда показал портье. Она остановилась перед дверью с цифрой четыре и, глубоко вздохнув, постучала.
- Входите! - раздался голос Сергея.
Ирина робко вошла в номер, закрыла за собой дверь, хрипло произнесла:
- Здравствуйте.
Сергей вышел к ней в одних шортах, без майки и босиком.
- Ирина?
Оба стояли смущенные, не зная, как вести себя в этой ситуации.
- Сережа, я пришла, чтобы поблагодарить, - первой произнесла Ирина. - Если бы не ты…
- Пустяки! - неловко отмахнулся он.
- Какие же это пустяки? Ведь ты спас мне жизнь, - теперь уже уверенно заговорила Ирина. - Я только что говорила с дочкой и мамой. Представь, что было бы с ними, если бы…
- Да. Я понимаю. Что же мы стоим здесь, у дверей? Проходи в комнату. Садись. Вот сюда. Я сейчас.
Он умчался в ванную и вскоре вышел оттуда в джинсах и белой рубашке. От него шел аромат какого-то парфюма, свежего, как морской бриз.
- Может, пойдем к морю, прогуляемся? - предложил он.
- Пойдем, - легко ответила Ирина и встала.
Они молча шли по пляжу, увязая в песке, пока не догадались снять обувь. Ирина шла чуть впереди, держа босоножки в обеих руках, а Сергей шагал следом, неотрывно глядя на ее серебристые в свете луны волосы. "Пусть это будет, - думала Ирина. - Пусть. Только не по моей инициативе. Он мужчина, ему и карты в руки". А вслух попросила:
- Расскажи о себе, Сережа!
- Надеюсь, это не для статьи в газете под заголовком "Так поступают герои"? - усмехнулся Сергей.
- Нет, это для меня.
Он кашлянул, видимо, от неожиданно прямого и откровенного ее ответа, а потом, волнуясь, как на экзамене, начал говорить:
- Рассказывать особенно нечего. Мне двадцать семь. Окончил технический вуз. Работаю старшим менеджером в компании, торгующей металлопрокатом. Занимаюсь клиентами. Ну вот, собственно, и все. Да! Холост. Детей не имею…
- А связей, порочащих твою репутацию?