- Я скучаю по ней, - говорю я. - Я не знаю, как жить без нее. Во мне дыра, которую ничем не заполнить.
А помимо дыры есть кое-что еще. Что-то настолько мерзкое, что я отказываюсь это видеть. Я устала. Я не хочу больше чувствовать. Ни боли. Ни утраты. Ни ошибок. Только черное и красное. Смерть, молчание, похоть, сила. Только тогда мне спокойно.
- Понимаю.
Я поднимаю голову и смотрю на него. В его глазах таятся тени. Я знаю эти тени. Он действительно понимает.
- Тогда почему ты заставляешь меня?
- Потому что если ты не найдешь, чем заполнить эту дыру, Мак, найдет кто-нибудь другой. И если кто-нибудь другой ее заполнит, он завладеет тобой. Навечно. И ты никогда не вернешься.
- Ты странный человек.
- Вот как? - Он слабо улыбается. - Я уже человек? Я больше не зверь?
Только так я и называла его раньше: мой любовник, мой зверь.
Но теперь я нашла еще одно слово - "человек". Я смотрю на него. Его лицо словно мерцает и изменяется, и в какой-то миг кажется мне жутко знакомым, словно я знала его когда-то прежде, не здесь. Я касаюсь его, медленно провожу пальцами по высокомерным и прекрасным чертам. Он поворачивается к моей ладони, целует ее. Я вижу за ним какие-то очертания. Книги, и полки, и шкафы с безделушками.
Я ахаю.
Его руки сжимают мою талию, причиняя боль.
- Что? Что ты видела?
- Тебя. Книги. Много книг. Ты… я… знаю тебя. Ты… - Я замолкаю.
Вывеска, скрипящая на ветру. Янтарный свет канделябров. Камин. Дождь. Бесконечный дождь. Звенит колокольчик. Мне нравится этот звук.
Я трясу головой. Нет такого места, нет такого времени. Я еще сильнее трясу головой.
Он удивляет меня. Он не произносит слов, которых я не хочу слышать. Не кричит на меня, не называет Мак и не настаивает, чтобы я продолжала.
И даже, когда я открываю рот, чтобы снова заговорить, он целует меня. Крепко.
И затыкает мой рот своим языком.
Он целует меня до тех пор, пока я не забываю, как говорить и даже как дышать, до тех пор, пока мне не становится все равно, смогу ли я вообще дышать. До тех пор пока я не забываю, что он на миг показался мне не зверем, а человеком. До тех пор пока картинки, которые так беспокоят меня, не разлетаются пеплом от жара нашего желания.
Он относит меня на кровать и бросает на нее. Я чувствую злость в его теле, но не понимаю, почему он злится.
Я вытягиваюсь в струнку на гладком шелке, наслаждаясь его чудными прикосновениями и точно зная, что сейчас будет. Что он собирается со мной сделать. Что он заставит меня почувствовать.
Он глядит на меня.
- То, как ты на меня смотришь… Черт. Я понимаю, почему они это делают.
- Что делают? Кто?
- Фейри. Превращают женщину в при-йа.
Мне не нравятся эти слова. Они меня пугают. Я - похоть. Он - мой мир. Я так ему и говорю.
Он смеется, и его глаза сияют, как ночное небо в россыпи мириад звезд.
- Кто я, Мак? - Он накрывает меня своим мощным гибким телом, переплетает пальцы с моими, заводит мои руки мне за голову.
- Ты мой мир.
- И чего ты от меня хочешь? Произнеси мое имя.
- Я хочу почувствовать тебя внутри, Иерихон. Сейчас.
У нас дикий секс, словно мы наказываем друг друга. Я чувствую, как что-то изменяется. Во мне. В нем. В этой комнате. Мне это не нравится. Я пытаюсь остановить это своим телом, вернуть все, как было. Я не смотрю на эту комнату, в которой мы существуем. Я не позволяю себе задумываться о том, что за этими стенами. Я здесь, и он здесь, большую часть времени, и этого достаточно.
Позже, когда я парю, словно воздушный шарик, в том чудесном сумеречном месте, из которого мы отправляемся в страну снов, я слышу, как он делает глубокий вдох, будто собираясь что-то сказать.
И выдыхает.
Ругается.
Снова делает вдох, но опять ничего не говорит.
Он ворчит и бьет кулаком подушку. Его раздирают противоречия, этого странного человека, он хочет говорить и одновременно не хочет этого.
Наконец он напряженно произносит:
- Что ты надела на школьный выпускной, Мак?
- Розовое платье, - бормочу я. - Тиффани купила такое же. Она испортила мне праздник. Но у меня были туфли от Бетси Джонсон. А у нее от Стюарта Витзмана. Мои туфли были лучше.
Я смеюсь. Этот звук издает кто-то другой, кого я не знаю. Молодой и беззаботный. Женщина, которая не знает боли, никогда ее не знала.
Он касается моего лица.
Что-то в его прикосновении изменилось. Он словно прощается со мной, в панике осознаю я. Но в сумерках моего сознания на горизонте уже показывается луна снов.
- Не бросай меня. - Я бью кулаками по простыне.
- Не брошу, Мак.
Я знаю, что уже сплю, потому что только во сне может существовать та глупость, которую он произнес:
- Это ты оставишь меня, девочка-радуга.
5
Мы снова танцуем под "Tubthumping". Он заставляет меня танцевать по комнате и напевать: "Меня сбили с ног, но я поднимаюсь снова. Тебе ни за что не удержать меня на коленях".
Он танцует со мной. Мы выкрикиваем слова песни. От вида этого мужчины, большого, сексуального, мощного - и, насколько знала какая-то часть меня, невероятно опасного и совершенно непредсказуемого, - танцующего и кричащего о том, что никто не собьет его с ног, во мне что-то сломалось.
Внезапно я засмеялась и никак не могла остановиться. Я смеялась так сильно, что с трудом могла вздохнуть.
- Никогда не думала, что ты можешь танцевать. Или веселиться, если уж на то пошло.
Он застыл.
- Мисс Лейн? - медленно произнес он.
- А? Кто она?
Он внимательно смотрит на меня.
- Кто я?
Я тоже смотрю на него, чувствуя опасность. Мне это не нравится. Я хочу танцевать и говорю ему об этом, но он выключает музыку.
- Что произошло на Хэллоуин, мисс Лейн? - спрашивает он, и у меня появляется странное чувство, словно он уже давно задает мне этот вопрос снова и снова, а я забываю об этом. Отказываюсь даже слышать его. И, возможно, точно так же отказывалась услышать десятки других вопросов.
Почему он называет меня новым именем? Я не она. Он повторяет вопрос. Хэллоуин. От этого слова у меня по спине бегут мурашки. Что-то темное пытается вынырнуть из моей памяти, выбраться на поверхность, которую я пыталась сохранить неподвижной и спокойной, для этого мне и был нужен секс, секс, секс. Внезапно я понимаю, что больше не смеюсь, что мое тело дрожит, а кости словно становятся мягче. Я падаю на колени.
Обхватываю голову руками и трясу ею.
Нет, нет, нет. Я не хочу знать!
Видения атаковали меня: толпа, кричащая, беспорядочная. Темные улицы, мокрые от дождя. Тени, хищно и жадно движущиеся в темноте. Красная "феррари". Разбитые стекла. Пожары. Люди, которых ведут, гонят в ад.
Место с книгами и огнями досталось врагу. Оно много значило для меня, это место. Я многое потеряла, но это место у меня оставалось.
Отвратительная еда. Оружие, в котором я нуждалась и которого боялась. Беснующаяся толпа. Люди, топчущие друг друга. Горящий город. Башня. Темнота и страх. И, наконец, рассвет.
Святая вода выплескивается, шипит на стали.
Церковь.
Я замыкаюсь. Закрываю щитом свои сердце и разум. Я не пойду туда. Нет/не было/не будет церкви в моем существовании.
Я смотрю на него.
Я знаю его. Я не доверяю ему. Или я не доверяю себе?
- Ты мой любовник, - говорю я.
Он вздыхает и трет подбородок.
- Мак, нам нужно выйти из этой комнаты. Там, снаружи, плохо. Прошло уже столько времени. Мне нужно, чтобы ты вернулась.
- Я же здесь.
- Что случилось в… - он резко замолкает, его ноздри раздуваются, на скулах ходят желваки, - …церкви?
Кажется, он хочет услышать о том, что произошло, не больше, чем я хочу об этом говорить. Но если наши желания совпадают, зачем же он настаивает?
- Я не знаю этого слова, - холодно говорю я.
- Церковь, Мак. Невидимые принцы. Помнишь?
- Я не знаю этих слов.
- Они изнасиловали тебя.
- Я не знаю этого слова! - Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в кожу.
- Они отняли твою волю. Отняли твою силу. Заставили почувствовать себя беспомощной. Потерянной. Одинокой. Мертвой внутри.
- Ты должен был быть там!
Я рычу, но не знаю почему. Я никогда не была в церкви. Меня трясет крупной дрожью. Я чувствую себя так, словно вот-вот взорвусь.
Он падает передо мной на колени, хватает меня за плечи.
- Я знаю, что должен! - рычит он в ответ. - Сколько долбаных раз я, по-твоему, вспоминал эту ночь?
Я бью его кулаками. Колочу изо всех сил.
- Тогда почему тебя там не было? - кричу я.
Он не сопротивляется.
- Это сложно объяснить.
- "Сложно объяснить" на самом деле означает "я облажался и ищу оправданий"! - ору я.
- Хорошо. Я облажался! - орет он мне в ответ. - Но я застрял в долбаной Шотландии, потому что ты попросила меня помочь этим проклятым МакКелтарам!
- А, вот и нашлось оправдание! - Я смотрю на него, злясь и чувствуя, что меня предали, но не понимаю почему.
- Откуда мне было знать? Я что, кажусь всеведущим?
- Да!
- Ну так это неправда! Ты должна была быть в аббатстве. Или вернуться в Ашфорд. Я пытался отправить тебя домой. Пытался взять с собой в Шотландию. Но ты никогда не делала того, что я тебе говорил. И где, на хрен, мотался твой маленький принц Фейри? Почему он не спас тебя?
- Я не знаю таких слов - Фейри, принц.
Слова обжигают мой язык. Я ненавижу их.
- Знаешь, знаешь. В'лейн. Помнишь В'лейна? Он был там, Мак? Он был в церкви? Был? - Он трясет меня. - Отвечай мне!
Я ничего не говорю, и он повторяет тем странным многоголосым тоном, которым иногда говорит:
- В'ЛЕЙН БЫЛ ТАМ, КОГДА ТЕБЯ НАСИЛОВАЛИ?
В'лейн тоже меня подвел. Он был нужен мне, но не пришел.
Я качаю головой.
Хватка на моих плечах немного ослабевает.
- Ты можешь это сделать, Мак. Я здесь. Сейчас ты в безопасности. Ты можешь вспомнить. Они больше не причинят тебе вреда.
О нет, еще как причинят. Я не буду вспоминать и не выйду из этой комнаты.
Здесь есть вещи, которые удержат монстров вдали от меня. И мне нужны эти вещи. Прямо сейчас. Его тело. Его страсть. Чтобы стереть все это. Я толкаю его на пол, сходя с ума от желания. Он жестко отвечает. Мы буквально взрываемся, тянем друг друга за волосы, целуемся, сталкиваемся. Перекатываемся по полу. Я хочу быть сверху, но он переворачивает меня, распинает. Лижет, пробует, доводит до оргазма снова и снова, а потом несет на кровать, накрывает своим телом. Когда он толкается внутри, я со всей силой своей злости толкаюсь навстречу, проникаю в него той магией, что живет в моей голове, потому что меня чертовски бесит то, что он заставляет меня думать и вспоминать. Теперь моя очередь копаться в его мозгу, и…
…мы в его теле, оба, и мы убиваем без остановки, и наш член напрягается. Никогда раньше нам не было так хорошо от убийств. Плохо тоже не было, но теперь это стало просто восхитительным. Теперь это сила, похоть, жизнь. Дети мертвы, женщины уже остыли, мужчины умирают. Хрустят кости, плещет кровь…
Он знает, что я там. Он выталкивает меня с такой яростью, что моя магия исчезает. Я восхищаюсь его силой. Она возбуждает меня.
Наш секс примитивен.
Я выбиваюсь из сил и засыпаю. Я больше не знаю, кто я.
Я думала, что я животное.
Больше я в этом не уверена.
Сложно сказать, что заставляет разум вдруг сложить части головоломки в единое целое.
Я решила, что человеческий дух достоин самой высокой оценки. Как и тело, он стремится вернуться к здоровому состоянию.
Как клетки борются с инфекцией и стараются победить болезнь, так и у нашей души есть особая способность к восстановлению. Дух чувствует причиненный ему вред и знает, когда вред может стать необратимым. Если нанесенная рана слишком велика, наш дух закрывает ее своеобразным коконом, так же как тело оборачивает кистой инфицированный участок и таким образом получает время, чтобы набраться сил для выздоровления. Для некоторых людей это время так никогда и не наступает. Некоторые так и остаются навеки сломленными. Вы видите их на улицах, с тележками для мусора. Видите их в барах, где они постоянные клиенты.
Моим коконом была эта комната.
После того как Бэрронс ушел - позже я поняла, что он часто уходил, пока я спала, - я заснула.
Некоторые считают сны другим миром. Мы не знаем, так ли это, потому что во сне нет физической реальности, которую мы могли бы опознать. Сон существует в другом измерении, которого человечество еще не открыло и к которому не испытывает доверия.
Мне снилась моя прошлая жизнь.
Мы с Алиной играли, смеялись, бегали, держась за руки, гонялись за бабочками с сачком, но не ловили их, потому что кто же хочет поймать бабочку сетью? Они слишком хрупкие, слишком чувствительные. Вы не хотите сломать им крылья. Они как сестры, как любовь. С такими драгоценными вещами нужна постоянная бдительность и осторожность. А я уснула на посту. Я не была бдительной. Не слышала скрытых ноток в ее голосе. Я была слишком ленива и беспечна в своем счастливом розовом мирке. Мобильный телефон утонул в бассейне… По поверхности пошла рябь. И все изменилось навсегда.
Я - горе.
Мне снятся родители, но они мне не родные. Мы с Алиной появились на свет в другой семье, но я не помню ее и впервые задумываюсь о том, что воспоминания о ней у меня могли отнять.
Меня предали.
Мне снятся Дублин, и первый Фейри, которого я увидела, и старая злобная женщина, Ровена, которая посоветовала мне отправляться умирать в другое место, если я не могу защитить свою кровь. Она оставила меня одну, не предложив помощи.
Я - злость. Я этого не заслужила.
Мне снятся Бэрронс и В'лейн, и похоть перемежается с подозрительностью, противоречивые эмоции превращаются в яд.
Мне снится Гроссмейстер, убийца моей сестры, и я становлюсь местью. Но я больше не горяча. Я холодная месть, смертельный лед.
Мне снится книга-чудовище, и она зовет меня по имени и считает меня себе подобной.
Я не такая.
Мне снится логово Мэллиса. Я ем плоть бессмертных созданий и изменяюсь.
Мне снятся Кристиан, и Дэни, и аббатство ши-видящих. О'Даффи, Джайн, Фиона и О'Баннион, Охотники и монстры, наводнившие улицы. Затем сны становятся темнее и быстрее, они сыплются на меня, как удары боксера-профессионала, сердце и мозг принимают их на себя.
Дублин погружается в темноту! Дикая охота! Запах специй и секса!
Я в церкви, вокруг меня принцы Невидимых, они вскрывают мою сущность и разбрасывают по улице то, что ее составляло. Остается только оболочка женщины, мешок кожи с костями, и, ужас, Господи, как ужасно смотреть на себя со стороны, когда все, что ты знаешь о себе, вырывается и уничтожается и ты теряешь контроль не только над телом, но и над собственным разумом, тебя насилуют в самом глубоком и жестоком смысле этого слова, но…
Это как вспышка.
В той опустошенной женщине есть место, которого они не могут коснуться. Во мне оказалось больше, чем я думала. Нечто, что у меня не может отнять никто и ничто.
Им не удастся сломить меня. Я не сдамся. Я сильная. Я ни за что не исчезну до тех пор, пока не получу то, за чем пришла.
Я могла потеряться на время, но я никуда не исчезала.
Кто ты, мать твою?
С судорожным вздохом я резко сажусь на кровати, мои глаза распахиваются - я словно оживаю после того, как умерла и меня положили в гроб.
Я Мак.
И я вернулась.
Часть вторая
"Один из профессоров, преподававших мне психологию в колледже, утверждал, что все наши поступки имеют одну-единственную цель - секс.
Профессор аргументировано доказывал, что это примитивный неизменный биологический императив (и что, от этого идиотизм человеческой расы становится меньше?). Он говорил, что все, начиная с одежды, которую человек надевает утром, еды, которую покупает в магазине днем, и развлечений, которых ищет вечером, подчинено единственной цели - найти себе пару и заняться сексом.
Я подумала, что он придурок, подняла наманикюренную руку и вслух выразила свое несогласие. Он предложил опровергнуть его теорию.
Мак 1.0 не смогла этого сделать.
Но Мак 4.0 это под силу.
Да, многое в нашей жизни вертится вокруг секса. Но нужно подняться и посмотреть на человеческую расу с высоты птичьего полета, чтобы увидеть полную картину. А я в свои девятнадцать была на это не способна. Я была красоткой, влюбленной в розовый цвет и перламутр.
Я вздрогнула. Ну и какого партнера я надеялась этим привлечь? (И не ждите, что я буду анализировать пристрастие Мак 4.0 к черному и крови. Я это просто понимаю и принимаю.) Так что же нам покажет полная картина нашего стремления к сексу?
Мы не пытаемся что-то приобрести. Мы хотим кое-что почувствовать. Почувствовать себя живыми. Полными энергии, яркими, эмоциональными. Добро. Зло. Удовольствие. Боль. Мы хотим всего и сразу.
Для людей, жизнь которых довольно однообразна, секса достаточно, чтобы это испытать.
Но те из нас, кто живет на полную мощь, чувствуют себя по-настоящему живыми, когда вскидывают над головой кулак, оттопыривают средний палец и с холодной усмешкой машут получившейся фигурой у Смерти перед носом".
Из дневника Мак
6
Я была зла как черт.
Причин было так много, что я даже не знала, с чего начать их список.
Хождение по комнате меня злило. Еще больше злило сидение на сбитых простынях из алого шелка, которые пахли так, словно кто-то устроил на них сексуальный марафон.
И этим "кем-то" была я.
При мысли об этом я злилась еще больше.
Стоит вам подумать, что жизнь отвратительна, как она тут же становится еще хуже. Ха, Мак не пришлось выбирать, стоит ли заняться с кем-то сексом. Прощайте, свидания, флирт и романтика. Меня затрахали до безумия, а потом, когда ниже падать было уже некуда, трахали, пока я не пришла в себя. И я ни за что и никогда не признаюсь в этом человеку, который наверняка будет горд и счастлив, зная, что одной лишь силой своей сексуальности вытащил меня из той бездумной пропасти, в которую меня, кричащую и сопротивляющуюся, затащили несколько Темных Фейри, убивающих сексом.
Насколько я знала Иерихона Бэрронса, он пребывал в уверенности, что его член - самая огромная, могучая, идеальная и важная вещь под солнцем нашего мира.
Это - я моргнула - я сама говорила ему раз или два.
Ну… может, несколько раз.
Я зарычала и натянула простыню, прикрывая грудь. Животное, которым я была до сих пор, не исчезло. Эта тварь все еще жила во мне, и я знала, что она останется навечно. Я была довольна. Мне нравилась ее дикая суть. Розовой Мак не помешает определенная доля дикости. Снаружи меня ждет совершенно дикий мир.
Я хладнокровно радовалась тому, что жива, радовалась, что у меня есть будущее, несмотря на то, какой ценой я этого добилась. И я кипела от злости на всех, кого встретила, и на все, что со мной случилось после того, как я оставила Ашфорд, штат Джорджия.