Люба вздрогнула.
– Вы уверены, что я… что у меня родится ребенок?
– Куда он денется! – бодро заверил доктор. – Вероятно, придется делать кесарево сечение. Но вы не переживайте, операция эта отработана, все будет хорошо!
– А вы можете сказать, когда он родится?
Доктор заглянул в выписные бумаги, приподняв очки на лоб.
– Срок четыре-пять недель, беременность длится сорок недель, значит, где тут у нас календарь?
– Спасибо большое, я сама подсчитаю, – поблагодарила Люба, положила на колени документы и выехала в коридор.
Когда она с помощью Каллипигова оказалась на крыльце, там ее уже поджидали родители и Николай.
Все сели в машину Николая и поехали в дом, огороженный металлической оградой.
Там вовсю шел ремонт.
Хотя Николай уже рассказывал Любе, что через два дня после ее встречи с Путиным к дому подъезжала комиссия, а еще через пару дней прибыла бригада рабочих, Люба не ожидала, что здание за это время так преобразится. Внутри еще шли работы, но крыша уже была покрыта вишневой черепицей, в окна вставлены стеклопакеты, а наружные стены оштукатурены и выкрашены в приятный для Любиных глаз цвет: кофе "три в одном".
Внутри солидно занимались делами ее друзья: Анжела и Кристина, повязавшись платками, отмывали побелку, горбатый Федя ворочал с рабочими козлы и доски, лишь Паша бездельничал, плясал вприсядку, с придыханием подсчитывая количество лихих коленец.
После обеда, который приготовила на всю ораву Надежда Клавдиевна, Люба объехала оба этажа и с восторгом обнаружила, что на лестницах проложены металлические уголки для колясок, дверные проемы – широкие, порогов нет вообще. В правом крыле дома Люба нашла выложенную свежим кирпичом шахту для лифта.
– Откроем в доме музыкальную школу для инвалидов, студию звукозаписи для людей с ограниченными возможностями или театральную студию для даунов вроде Кристины, – мечтала Люба.
Любины дни шли по установленному распорядку: утром она вместе со всеми занималась ремонтом, после обеда ехала на уроки к Сталине Ильясовне, затем в студию и вечером – в ночной клуб.
В свободную минуту Люба воспитывала Васю, учила его, как вести себя на приеме в Кремле.
– Деньги не просить, "рахмат" не говорить, – звонко отзывался Вася на вопрос Любы "Повтори, чего нельзя делать в Кремле?" и вырывался из ее рук.
24 июня в девять тридцать прибыл черный правительственный лимузин. Первым в машину сел Николай. Вася, наряженный в новенький смокинг фабрики "Салют" (особый восторг у Васи вызывали атласные отвороты и галстук-бабочка), забрался внутрь без шалостей и веселых призывов подать рубль. Последней водитель разместил Любу.
На Любе был костюм салатового цвета, на руке сверкали путинские часы, на плече висела сумочка цвета топленого молока, на тощих ногах переливались колготки, новенькие туфли утюгами сидели на ступнях.
– Красавица моя! – утерла слезы Надежда Клавдиевна и тайком перекрестила отъезжающую машину.
Как во сне въехала Люба в Кремль и с помощью крепких молодых мужчин, везущих ее коляску, оказалась в Георгиевском зале, на ковровой дорожке.
– Когда на дорожку вступит Владимир Владимирович, езжайте ему навстречу, чтобы встретиться посередине, – предупредили Любу.
– А если не на середине? – заволновалась Люба.
– Уж постарайтесь. Не волнуйтесь! При встрече вы можете приветствовать президента легким наклоном головы.
Но когда Путин пошел навстречу Любе со своей обычной слегка смущенной улыбкой, она вдруг перестала дрожать и обрела наконец-то некоторую ясность мыслей.
– Здравствуйте, Любовь Геннадьевна, очень рад вас видеть.
– Здравствуйте, Владимир Владимирович! – сказала Люба.
– Как себя чувствуете?
– Отлично!
– Тогда сначала – небольшая экскурсия по Кремлевскому дворцу. Думаю, вам будет интересно.
– Путин, дай денежку! – весело сказал Вася, выставив двупалую руку. – Рахмат!
Люба сделала зверские глаза.
– Я так понимаю, это тот самый Василий, способный к пению? – засмеялся Путин и пожал протянутую клешню. – А тебя, Василий, уже в музыкальную школу-интернат записали, ты об этом знаешь?
– Не пойду я в интернат, там бить будут.
– Кто тебя там бить будет?
– Воспитатель.
– Это ты брось! В этой школе педагоги детей не бьют.
– А ты откуда знаешь? – упорствовал Вася.
– Я тебе обещаю: бить не будут, – заверил президент. – А если кто тронет, мне сообщи, я лично приду разберусь.
– Ну ладно, может, и пойду в ваш интернат. А велосипед купишь?
– Вася! – вскрикнула Люба.
А Николай незаметно дал ему тычка в бок.
– Купишь велосипед – честное слово, пойду в школу, – принялся шантажировать Вася.
– Придется купить, – пообещал Путин. – Но если обманешь, велосипед назад заберу, сам кататься буду.
– Не обману, – весело пообещал Вася.
– Заметано! – предупредил Путин. – Тогда на экскурсию?
– Георгиевский зал – самый большой зал Кремля, – принялась рассказывать экскурсовод, – назван так в честь святого Георгия Победоносца, покровителя русского войска.
Люба затаив дыхание глядела на огромные золотые люстры, сияющие канделябры, высокие торжественные своды, узорчатый паркет. В Грановитой палате внимательно выслушала рассказ экскурсовода о житиях святых, глядевших на нее с росписей потолка и стен. Радостно засмеялась, увидев в Зеленой гостиной камин. Но экскурсовод сказала, что фуршеты в Зеленой гостиной не проводятся.
– Пора угощать, Любовь Геннадьевна, – сказал Путин, услышав про фуршет.
После "бокала шампанского", во время которого Любе пришлось отпить глоток вина, Люба и Путин направились в Представительский кабинет.
Когда Люба с Путиным вошли в кабинет, оказалось, что он на треть заполнен телекамерами и фотокорреспондентами.
– На награждении вас орденом Мужества будет присутствовать пресса, – сообщил Любе кто-то из сотрудников.
Награждение было очень торжественным!
– Такие люди, как вы, Любовь Геннадьевна, – это гордость России, – сказал Путин в микрофон. – Счастья вам, здоровья. Спасибо вам огромное, что, рискуя жизнью, спасли меня от пули. – И вручил Любе орден и букет цветов.
По невидимой команде пресса покинула кабинет, но вошли другие люди, которых Люба видела раньше по телевизору.
– Любовь Геннадьевна, присаживайтесь к столу, цветы вы можете пока отдать мне, – сообщил очередной помощник.
Люба поехала к столу, неловко скользя по покрытому лаком наборному паркету.
Когда все расселись за большим столом, Путин стал представлять Любе собеседников.
– Любовь Геннадьевна, мне сообщили, что вы певица, к тому же боретесь за права инвалидов, поэтому я попросил прийти соответствующих министров.
– Добрый день, Любовь Геннадьевна, – поздоровались министры.
– Вот вы-то мне и нужны! – обрадовалась Люба. – Почему у вас в перечне профессий, разрешенных для инвалидов, все сапожники да закройщики? Каменный век! – обратилась она к министру труда.
– Это не ко мне, – радостно сообщил тот. – Это к министрам образования и соцобеспечения.
– При чем здесь соцобеспечение? Я не пенсию прошу и не разовую помощь. Я прошу работу. Для инвалида труд – единственная возможность не чувствовать себя ущербным. Поймите, мы такие же люди, как и вы! С такими же желаниями!
– В общем-то, думаю, можно расширить перечень профессий, – сообщил министр образования.
– Будем считать, что работой россияне с ограниченными возможностями в ближайшее время будут обеспечены, – подвел итог дискуссии Путин, – давайте о вас конкретно поговорим. Какие у вас планы?
– Планы у меня творческие.
– Ну-ну? – заинтересовался министр культуры.
– Хочу поставить большое шоу из собственных песен с участием инвалидов. Песни уже записаны на студии звукозаписи, есть макеты рекламы. Но нужен сценарий, режиссер, зал. Я собираюсь все это организовать на те деньги, которые вы мне, Владимир Владимирович, передали. Правда, не знаю, с чего начать.
– Любовь Геннадьевна, боюсь вас огорчить, – прервал Любу Путин, – но на те деньги вы сможете разве только для детсада номер подготовить.
– Да что вы? – расстроилась Люба.
– Министерство культуры, конечно, не останется в стороне, – заверил министр культуры. – А если в бюджет будущего года отдельной строкой заложить творчество инвалидов…
– Видите, Любовь Геннадьевна, и бюджет сейчас скорректируем, – ухмыльнулся Путин. – Поможем Любови Геннадьевне с ее шоу? Часть средств я выделю из своего резервного фонда.
– Надо помочь, – согласились министры. – Не каждый день у нас такие отчаянные таланты объявляются.
Завтрак в Малом банкетном зале Люба помнила уже смутно. В памяти остались лишь тяжелые занавеси на окнах и сервиз с позолотой, позолоченными были и ножки хрустальных бокалов, шеренгами стоявших возле Любиных тарелок.
* * *
…Занавес раскрылся, и на пологий спуск выехала Любина коляска. Цветы на свадебном платье Любы, джинсы и розово-белые кроссовки излучали сияние.
– Христос-младенец в сад пришел, – в полной тишине раздался хрустальный Любин голос, и пространство зала заполнилось лазерными бутонами: голубыми, белыми и розовыми.
Зрители запрокинули голову, многие подняли руки, пытаясь дотронуться до цветов.
– И много роз нашел он в нем, – прозвенело над залом, и вступил оркестр.
Люба медленно съезжала по спуску, который вдруг стал прозрачным, открывшим бегущую под ним воду. С колосников посыпались, кружась в воздухе, бордовые лепестки.
Сверху опустилось огромное зеркало, встало под углом к залу, но отражался в нем не зал, а луг цветущей лаванды. Люба подъехала к зеркалу, приложила к нему руки, зеркало медленно повернулось вокруг оси, увозя Любу. Когда оно повернулось на сто восемьдесят градусов, на другой его стороне тоже оказался луг, из которого вышел безрукий Паша с крыльями за спиной. Паша встал на краю дорожки, ведущей в зал, посмотрел вверх, медленно поднял обрубки рук, крылья раскрылись, сияя в лучах голубого света.
Когда затихли последние аккорды и смолк чистый голос Любы, зал еще несколько секунд молчал, словно у всех зрителей разом встал комок в горле.
А потом Любу подхватил смерч аплодисментов и криков.
Она наконец-то осмелилась посмотреть в зал. Он оказался черным, как выстланный бархатом ящик фокусника, видны были лишь несколько первых рядов.
Люба нашла взглядом Путина с супругой, маму и папу, Колю с женой Оксаной.
Посмотрела на Николая.
Он незаметно потряс раскрытой ладонью, давая знать, что любит свою невесту без памяти и ждет не дождется, когда они поженятся.
Люба смотрела на Николая ничего не выражающим взглядом.
Заиграл оркестр.
Песня была о странствующем рыцаре, который выпил ядовитой стоячей воды и забыл о своей любимой.
– Вы так изменились за один оборот земли, – страдальчески выводила Люба.
А Кристина-даун спускалась вдоль бегущей вниз реки и все никак не могла дойти до Феди, опившегося воды стоячей.
После окончания программы на сцену по очереди выходили высокопоставленные гости, вручали Любе корзины цветов и говорили, обращаясь к креслу, в котором сидел Путин, о том, что родилась новая звезда, и рождение это является знаковым для России, поскольку демократия и Стабфонд дали возможность раскрыться талантам россиян с ограниченными возможностями, и, несомненно, это только первый шаг, и…
И Коля смотрел на Любу влюбленными глазами. А на него смотрела законная жена Оксана. Красивая. И вовсе не крашеная, а натуральная брюнетка. И нос у нее – не чета Любиной кнопке: прямой, с легкой благородной горбинкой. И у них наверняка есть дети. И Люба теперь знает, что скажет Коле. Скажет прямо сегодня, сейчас.
Люба съехала со сцены и подъехала к Николаю.
– Добрый вечер, – сказала она. – Спасибо, что пришли.
– Нам с мужем очень понравилось, – воскликнула Оксана. – Представляете, я даже плакала.
– У вас красивая жена, – сказала Люба Николаю.
Он смотрел на Любу, не опуская глаз.
– До свидания, – попрощалась Люба.
Когда зал опустел, Николай пришел за кулисы и, отыскав Любу, схватил коляску за поручень.
"А ну, отцепись, – возмутилась коляска. – Чего пристал? Сказано тебе: до свидания!"
– Мы давно уже не живем вместе, практически чужие люди, – довольно убедительно сказал Николай.
– Напрасно, – сказала Люба. – По-моему, твоя жена – неплохая женщина. Как ты мог? Впрочем, уже не важно…
– Кто бы говорил, – зло бросил Николай. – У самой рыльце в пушку. За дурака меня держала? Спала с Путиным, а теперь святую изображаешь?
– Я? С Путиным? – Люба засмеялась. – Коля, ты не заболел?
– Забеременела от другого мужика, да еще меня в чем-то упрекаешь?
– Ты… ты знаешь, что я жду ребенка? – растерялась Люба.
– Значит, правда? Не соврал Каллипигов?
– Он не от Путина. Это твой ребенок…
– Я тебя любил, я тебе все простил, хотел с чужим ребенком взять, а ты сцены устраиваешь?
– Коля, я тебя очень люблю, – с трудом сказала Люба. – Если бы мне сказали: выбирай – ты будешь ходить или останешься с Николаем, еще вчера я бы выбрала второе. Но сегодня… Пожалуйста, не приезжай ко мне больше. Ты не волнуйся, ребенка я воспитаю хорошо, в уважении к отцу. Иди, Николай, жена тебя, наверное, заждалась.
– Любушка, – возбужденно закричали вбежавшие за кулисы Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. – Пушкин тебя ищет, банкет назначен.
– Мне пить нельзя, – сказала Люба. – Я жду ребенка.
– Любушка, доченька, радость-то какая, – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И толкнула Геннадия Павловича: – Дед, обними зятя! Коля, поздравляю!
– А Коля здесь ни при чем, – глядя в лицо Николаю, произнесла Люба. – Ну ладно, мама, поехали. Где банкет?
Глава 15
ЛИКВИДАТОР
– И чего ты, Любушка, надумала дома рожать? – подперев щеку, покачала головой Надежда Клавдиевна. – В Москве такие врачи заслуженные.
– Хотелось побывать дома, посмотреть на озеро…
– Да ведь оно в снегу все.
– Не важно… Так хотелось проснуться в своей комнате от того, что бузина в палисаднике заскрипела от ветра… Мне столько раз в Москве снилось, как огонь гудит в титане. Так хотелось налить чаю из нашего зеленого чайника…
– Облупился уж весь, надо новый купить.
– К тому же рядом с вами мне как-то спокойнее.
– Понятное дело. – Надежда Клавдиевна выдержала паузу и просяще произнесла: – Любушка, может, все-таки вернешься к Коле? Так уж он тебя любит!
– Мама, сколько можно? Я тебе сто раз объясняла, что решила его не связывать. Он еще встретит здоровую женщину. Зачем ему всю жизнь мучиться со мной?
Надежда Клавдиевна со вздохом пошла на кухню.
"Колясочка, тебе сегодня никто подозрительный не встретился?" – прошептала Люба.
"Подозрительный?" – заволновалась коляска.
"Мне показалось, когда мы гуляли на земляном валу…"
"Что? Кто?" – заохала коляска.
"Там Каллипигов стоял. Около камней… Меня увидел и сразу спиной повернулся!"
"Каллипигов?! – вскрикнула коляска. – Ликвидировать нас с тобой прибыл".
"А может, показалось?"
Нет, не показался Любе Каллипигов. Он прибыл в родной город вместе с Любой. Его джип неотступно следовал за Любиной машиной. Каллипигов не собирался ликвидировать ни Любовь, ни коляску. Но его план, составленный верной супругой и соратником Зинаидой Петровной, был не менее зловещим.
– Каллипигов, я знаю, как поднять твой престиж в глазах объекта, – сообщила Зинаида Петровна после того, как супругу было поставлено на вид за ненадлежащую организацию охраны первого лица государства, повлекшую за собой ранение посторонней россиянки. – Ты должен забрать у Зефировой ребенка, и мы сами его воспитаем! Оформим опекунство, а лучше даже – усыновим. Представляешь, каким будет расположение Путина к нашей семье, когда он узнает, что мы растим его дитя?
– А Зефирова?
– Зефировой сообщат, что ребенок умер. Негуманно было бы оставить беззащитного младенца на растерзание банде инвалидов. Я думаю, Путин тоже понимает, какое, с позволения сказать, воспитание может дать его наследнику безногая мерзавка, работающая в ночных клубах. Ты узнаешь, где собирается рожать Зефирова, проведешь работу с главврачом и заберешь маленького Путина. Все понял?
– Зинаида, ты – гений!
Вот почему Каллипигов стоял теперь у запорошенных январским снегом камней, на берегу заснеженного озера.
– Любушка, ты меня не слушаешь, что ли? – позвала Надежда Клавдиевна.
Люба протянула руку за зеленым эмалированным чайником. И вдруг почувствовала, как внутри ее что-то лопнуло и на стуле, на котором она сидела, стало горячо.
– Вода какая-то откуда-то, – сказала Люба, поглядев на стул, а затем на чайник.
Ребенок в утробе яростно заворочался. Живот резало ножом.
– Мама, вызывай скорую, – клацая зубами, сказала Люба.
– Батюшки! – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И побежала в прихожую – звонить по телефону. – Скорая? Это Зефирова Надежда. Валентина, ты, что ли? Привет, дорогая! Любушка моя рожать надумала. Воды уж отошли. Как – машина на выезде? Далеко? В Поляково уехала? Дак это она когда вернется-то? А нам что делать? Ладно, Валентина, спасибо. Отец! Геннадий! Да оторвись же ты от телевизора! Заводи мотоцикл!
Золовка Валентина нажала на рычажки телефона и, спешно вытащив из кармана бумажку, набрала номер.
– У родственницы вашей, Любы Зефировой, отошли воды, – сообщила она в трубку. – Сейчас в родильное прибудет.
– Спасибо вам огромное! – ответил голос Каллипигова. – Очень хотелось поддержать Любовь в такой час, оказаться рядом в нужную минуту.
– Мама, я боюсь на мотоцикле, – заволновалась Люба. – Еще растрясет, или перевернемся по льду.
– Да уж, – нервно согласилась Надежда Клавдиевна. – Поехали пешком. Давайте одеваться, может, по дороге машину поймаем. Гена, неси Любе мои валенки.
В приемном покое Любе опять показалось, что человек, стоявший к ней спиной, рассматривая список рожениц, похож на Калли пигова.
Она вцепилась в поручни коляски во время очередной судорожной схватки и вновь взглянула в угол.
Возле списков никого не было.
Люба покорно приняла душ, сидя под ним в коляске, полежала на утке, дожидаясь действия очистительного, и только въехала в предродовое отделение и положила на кровать с клеенчатым матрацем чистое белье, как потянуло внизу живота. Тянуло все сильнее, настойчивее, туже… Совсем нестерпимо!