Возможно ли жить рядом, когда ОН – презирает, а ОНА – терпит его презрение? Когда ОН – изменяет, а ОНА – ночами ждет его в пустой постели и прощает противный запах чужих духов, которыми пахнет его рубашка? Когда ОН – берет всегда то, что хочет, не давая ей ничего, а ОНА – отдает ему себя без остатка, не требуя ничего взамен? Что может связывать двух людей такое долгое время?.. Не любовь?.. – одержимость… Не презрение!.. – зависимость… ОНА уже не сможет уйти, а ОН уже никогда ее не отпустит…
Владимирова Екатерина
"И телом, и душой"
Это история о том, что порой люди теряют то, что имеют, легко поддаваясь окружающим их соблазнам, и о том, что терпение любящих людей не бывает бесконечным…
О том, что понять и простить порой бывает так сложно, а переступить через себя и сказать заветное "Люблю" вместо "Жалею" - еще сложнее...
О том, что забыть прошлое и начать жить настоящим бывает так больно и так страшно, что проще жить былыми обидами и сожалениями... Продолжая совершать самую главную ошибку в жизни – ту, которая способна разрушить все...
И о том, что иногда судьба может не дать второго шанса и оставит ни с чем...
Возможно ли жить рядом, когда ОН – презирает, а ОНА – терпит его презрение?
Когда ОН – изменяет, а ОНА – ночами ждет его в пустой постели и прощает противный запах чужих духов, которыми пахнет его рубашка?
Когда ОН – берет всегда то, что хочет, не давая ей ничего, а ОНА – отдает ему себя без остатка, не требуя ничего взамен?
Что может связывать двух людей такое долгое время?..
Не любовь?.. – одержимость…
Не презрение!.. – зависимость…
ОНА уже не сможет уйти, а ОН уже никогда ее не отпустит…
"Я любовь узнаю по боли…"
Марина Цветаева
"Кто сказал, что любить легко?.."
Вероника Тушнова
Пролог
Холодным было это утро. А она никогда не любила холод. У нее постоянно мерзли ноги.
И за это он называл ее лягушкой.
Она не обижалась. Прощала ему это.
Как всегда прощала все.
И сегодня застывшие на стеклах разнообразными узорами капли дождя впивались в сердце сотнями, тысячами острых иголочек, пронзая, казалось, каждую частичку ее существа. Бередили раны, оставляя новые порезы и зарубцовывая ее вновь. Жадно и мучительно выпивая до дна всю ее, не оставляя ни капли на то, чтобы выжить в агонии собственного безумия.
Сегодня было особенно холодно.
Она сидела в кресле, поджав под себя ноги, и невидящим взглядом смотрела на печку, в которой со звучным хрустом потрескивали дрова.
Руки тоже замерзли и к тому же дрожали, поэтому она спрятала их в длинные рукава шерстяной кофты.
Она закрыла глаза. Ресницы мгновенно задрожали, по щеке скатилась одинокая слезинка и коснулась губ. Она слизала ее языком и тихо всхлипнула.
Страшно… Больно… Одиноко…
Как же ей теперь жить со всей этой болью?! С одиночеством?! Со страхами и сомнениями?!
Как теперь жить… без него?!
Она уткнулась головой в подушку, зажатую между локтей, спрятала щеки, по которым покатились соленые капли ее боли и отчаяния, в широких рукавах огромного свитера. И заплакала, не сдерживая слез. Никто не увидит ее слез. Никто не услышит громких стонов ее горечи и криков безумия.
Она сама все решила.
А теперь не знала, как с этим жить.
Она сжалась в комочек, поджала под себя ноги сильнее и, откинув голову на подлокотники кресла, тяжело вздохнула. Сердце словно бы разрывалось на части. А из легких будто бы выкачали весь кислород.
Хотелось не сдерживаться больше, не мучить себя. Закричать. Громко. Надрывно. Резко. Заявить миру о всей своей боли. Но она не могла… Она научилась скрывать боль.
И к тому же… кто мог подумать, что будет ТАК больно?!
Она приоткрыла глаза и невидящим взглядом уставилась в потолок.
Она сама все решила. И никто уже не мог ей помочь.
Он никогда не хотел детей. Он не любил детей. Не умел с ними обращаться. Когда видел чужого малыша, обязательно отворачивался в сторону, словно не замечая его.
А она хотела. Желала ребенка. Просто жаждала держать своего малыша на руках и убаюкивать его, петь ему колыбельные и шептать на ушко какие-то сладкие слова, целовать его перед сном, касаясь губами мягкой нежной кожи и зажимать маленькую ладошку пальцами.
Она отчаянно хотела от него детей.
Слезы вновь коснулись уголков ее губ, оставляя во рту противный солоноватый привкус.
Теперь уже поздно о чем-либо думать. Слишком поздно.
Она тяжело вздохнула и покосилась на дверь ванной комнаты.
Почти полчаса прошло. А она так и не зашла туда.
Боялась. Очень боялась. Того, что там увидит. Или не увидит…
Страшно.
Холодно.
Она обхватила себя руками, передернув плечами.
Заставила себя приподняться, встать на ноги. Дрожа и обхватывая себя руками, она прошла в ванную комнату и закрыла дверь на ключ. Прислонилась к стене, боясь подходить к полке, на которой лежало сейчас блюдо ее жизни. Но все же сделала шаг вперед, осторожный и размеренный.
Руки дрожали, когда она холодными пальцами подхватила белую полосочку.
Закрыла глаза, словно собираясь с силами, широко распахнула их.
Мир вспыхнул миллионами разноцветных огней… и тут же погас.
Он никогда не хотел детей.
А она отчаянно в них нуждалась .
1 глава
"Я, словно бабочка к огню Стремилась так неодолимо, В любовь, волшебную страну, Где назовут меня любимой. .."
Марина Цветаева
Лена часто приходила сюда. Уединенный уголок старого городского парка, словно спрятанный от посторонних глаз заросшими кустами орешника и малины, утешал и успокаивал в отличие от неугомонной суеты и толкотни большого города. Нелюдимый, пустой, заброшенный.
Такой же, как и она, - брошенный когда-то.
Наверное, кроме этого места, не было на свете другого такого, где она чувствовала бы себя спокойно. Где она могла бы отдохнуть душой. Забыть про обиды и боль, таившиеся в сердце. Засевшие туда занозой много лет назад и теперь отчаянно гноящиеся, бередящие старые раны, вызывающие новую боль, которая разрывала на части еще сильнее, чем прежде.
Потянувшись за пакетом, Лена достала из него горсть золотистых зерен и рассыпала на асфальте рядом с собой.
Голуби радостно загукали, потревоженные звуком посыпавшегося угощения, и, легко взмахивая крыльями, опустились около ее ног, чтобы полакомиться кормом.
Лена мимолетно улыбнулась, наблюдая за тем, как сизый голубь с пушистым брюшком, отгораживая от захваченных им зерен своих друзей, припасает их для белой важной голубицы с "кружевным" хвостиком.
Она любила приходить сюда и из-за них тоже. И радовалась, как ребенок, когда они подлетали к ней, садились около ног и с радостью хватали приготовленное для них лакомство.
Она откинулась на спинку лавочки и тяжело вздохнула.
Максим не любил приходить сюда .
Она уже и забыла, когда они в последний раз просто так гуляли где-нибудь, так давно это было.
Просто гуляли. Не для того, чтобы на публике Макс смог показать, "какая у него замечательная жена", а для того, чтобы просто побыть вместе. Пройтись по старой аллее, шурша золотистой и багряной листвой, запутавшейся в ногах. Держась за руки, как влюбленные друг в друга подростки. Смотреть друг другу в глаза и улыбаться, замечая косые, словно бы смущенные, взгляды своей второй половинки. И кормить вместе голубей. Сыпать им корм и следить за тем, как они стайкой слетаются у ног, завидев угощение. И смеяться. Искренне, а не натянуто, словно лишь для того, чтобы не обидеть собеседника. Смеяться над мелочами. Хотя бы над тем, как этот пузатый голубок заботливо подкармливает свою голубицу, защищая ее от нападок своих друзей.
Лена уже забыла, что значит – искренне смеяться. Она помнила у себя на лице лишь натянутую гримасу вместо улыбки и огоньки боли и обиды, а не блеск радости.
Когда они с Максом просто так гуляли по парку? Было ли такое вообще?..
В груди что-то дрогнуло, отзываясь новой болью в висках.
Было. Много лет назад. Девять лет назад.
Очень многое изменилось с тех пор, как они поженились. С тех пор, как они встретились!
Лена опустила голову, невольно наблюдая за тем, как голуби, доедая зерна, начинают разлетаться в разные стороны.
И они тоже бросают ее. Они всегда улетали. Как и он .
И так же, как и он, они всегда возвращались. Потому что она давала им новое лакомство каждый раз. Не давала бы – она бы их больше и не видела.
А вот почему возвращался Максим, она сказать затруднялась. Почему он до сих пор оставался с ней, тоже было для нее загадкой. Он мог покончить с их браком еще девять лет назад. Когда он свершился. Он мог бы все прекратить, мог бы открыть доступ к кислороду, который она невольно ему перекрыла. И который он невольно перекрыл ей. Он мог бы уйти, бросить ее. Прекратить этот фарс. Освободиться от обязательств. Но не сделал этого.
На это была лишь одна причина. И Лену она не обнадеживала.
Он просто не хотел перемен. Он ненавидел перемены. Они приносили неприятности, он это прекрасно знал. Помнил. И он их боялся, наверное. Боялся, что они так же, как и девять лет назад, испортят ему жизнь.
А потому просто терпел ее присутствие рядом с собой.
И она терпела. Потому что знала, что жить без него уже не сможет.
А он бы смог. Она это знала. Он смог бы! Просто не хотел. Ему было УДОБНО быть с ней.
А она не могла иначе.
Почувствовав горячую слезу, пробежавшую струйкой по щеке, Лена смахнула ее пальцами и втянула в себя воздух.
Она плачет?.. Боже, да она плачет.
Девушка горько усмехнулась.
Вновь плачет, скрывая свои слезы за натянутыми улыбками. Сколько фальши, сколько лжи!
Она привыкла прятать боль, скрывать ее ото всех. Потому что показывать ее было некому. У нее никого не было. Только Максим... Но и его у Лены, по сути, не было.
Сегодня утром она обнаружила, что потеряла обручальное кольцо. И побоялась сказать ему об этом. Она прекрасно знала, что он скажет. И от этого чувствовала себя еще более ненужной ему.
"Я куплю тебе новое!".
Но разве это она хотела бы от него услышать?! Хотя бы слово, единственное слово утешения или сожаления?! Ведь он прекрасно знал, КАК она ко всему этому относится! И как дорого ей все, что связывает ее с ним! Но он не скажет слов утешения. Потому что полагает, что ей они не нужны.
Свое же обручальное кольцо он носил постоянно. А мог бы не носить. Ведь никогда не считал их брак настоящим. Но он носил золотой ободок с выгравированным на внутренней стороне именем – ее именем! - словно оковами связывающий его с ней.
Носил, словно специально напоминая ей о том, почемуему пришлось его надеть.
Он никогда не скрывал, как относится ко всему, что они пережили. И она понимала его. Ей даже не приходилось просить объяснений, она все прекрасно понимала и сама. Он никогда ничего от нее не скрывал. У него бы и не получилось. Она давно научилась читать по его глазам.
И ей было больно каждый раз, когда он напоминал ей том, что было.
Ей было больно, но она терпела. Скрывала боль. Потому что любила. Любила его, как сумасшедшая, так отчаянно, так сильно, так безгранично и неистово, так безнадежно. Так безумно и безудержно, что могла простить ему все. И прощала. Каждый раз прощала. Вновь и вновь.
И он всегда возвращался к ней. Всегда.
А она ждала. И он, знал, что она ждет.
Это был замкнутый круг.
Они девять лет ходили по замкнутому кругу, не находя выхода... которого не было.
Лена часто задышала, приоткрыв рот, вдыхая теплый воздух бабьего лета. Ощущая носом запах осенней листвы и аромат малины, щекочущий ноздри своей сладостью и пряностью.
Голуби уже почти все разлетелись с надеждой на то, что скоро получат новое лакомство.
Лена убрала пакет в сумку, торопливо справляясь с молнией.
В кармане завибрировал телефон. Она вздрогнула, посмотрела на дисплей. Максим.
Он всегда звонил, когда ей было плохо. Всегда, словно чувствуя, что что-то не так. Словно проверял ее.
- Да? – проговорила она тихо, стараясь, чтобы дрожащий голос звучал спокойно и размеренно.
- Где ты?
Вот так, без предисловий, слов приветствия! В этом был весь Максим. Она уже привыкла. За девять лет.
- В парке, - тихо ответила она. – Кормлю голубей.
Молчание и тяжелое дыхание в трубку, чтобы она слышала его, чтобы чувствовала, что он недоволен.
- Ты мог бы тоже присоединиться, - тихо предложила Лена, мгновенно пожалев о своих словах.
Тихий едкий смешок стал ей ответом.
- Нет уж, избавь меня от этого! – сказал он почти грубо, а потом, почти без паузы выпалил: – Сегодня в семь ужин у родителей, ты не забыла?
Разве она могла об этом забыть?! Она никогда не забывала о том, что касалось его.
А вот он не мог похвастаться тем же.
- Я помню, - прошептала Лена и закрыла глаза. – Помню…
- Ты хорошо себя чувствуешь? – раздраженно спросил Максим. – У тебя голос словно бы нездоровый!
Лена сглотнула. Все-то ты чувствуешь! Не чувствуешь только, как мне больно он твоего равнодушия!
- Со мной все в порядке.
- Точно?
Пришлось солгать еще раз.
- Точно.
Молчание, долгое и мучительное. Разрывающее тишину старого парка своей звонкой тишиной.
Он ей не поверил.
- Хорошо, - растягивая слова, проговорил мужчина. – Значит, в семь? Ты помнишь?!
- Я помню, Максим.
- Отлично, - раздраженно бросил муж. - До вечера!
- До вечера, - натянуто повторила она и отключилась.
Позже, чем это сделал он, и она успела услышать лишь глухое равнодушное молчание телефона.
До вечера…
Лена еще некоторое время просто смотрела на зажатый в руке телефон, а потом положила его в сумку.
Максим умел подавлять ее, всегда и во всем. Да она всегда сама себя подавляла. Стараясь ему угодить.
Поэтому и сейчас быстро закинула сумку на плечо.
Почему она не может остановить себя от того, чтобы каждый раз ему подчиняться, когда он требует подчинения?! Нет, он никогда не подавлял ее физически, никогда такого не было. Но порой он говорил таким голосом и смотрел в глаза таким взглядом, подавляющим ее волю, способную, казалось бы, к ничтожным попыткам сопротивления. И она сдавалась. Мгновенно перегорала, как спичка.
Он привык к тому, что она всегда делает то, что он говорит.
А она привыкла к тому, что всегда пытается ему угодить.
Лена привстала с лавочки и, засунув руки в карманы бежевого плаща, направилась к выходу из парка медленными, но уверенными шагами.
Максим, Максим, Максим… За что ты так со мной? Ведь я тебя так сильно люблю!
Девушка опустила голову, упираясь взглядом в носки своих темных полусапожек, и улыбнулась, слушая восхитительное шуршание сухих листьев под ногами.
Она любила это место. Особенно осенью.
А Максим его почти ненавидел. И у него на это были причины. Как, впрочем, были они и у нее.
Зачем она предложила мужу приехать сюда? Ведь знала же, что он разозлится. Он никогда не любил парки. А этот - особенно. О многом он ему напоминал. О том, о чем Максим вспоминать не хотел. Но о чем постоянно напоминал ей. Он не забыл. Да такое и не забывается! И до сих пор не простил ее.
И она чувствовала свою вину.
Если бы не Лена, тогда девять лет назад… Если бы так не получилось…
- Мамочка! Мамочка! Посмотри на меня!
Лена вздрогнула, напряглась. Но не подняла головы, не остановилась, сдержалась.
Послышались детские голоса… Веселый смех… Лай собаки… Снова смех…
Лена сжала руки в карманах плаща, но не обернулась. А так хотелось!
Она стиснула зубы и ускорила шаг.
Было слишком больно.
Может быть, именно поэтому она и приходила на старую лавочку в заброшенной части парка, скрытую от всеобщего взгляда? И от собственного взгляда, способного увидеть нечто запретное, - тоже.
Потому что было слишком больно. До сих пор – больно.
Но она постоянно приходила сюда, не могла неприходить. С этим местом было связано слишком много.
Однажды Максим уже просил ее больше не посещать этот парк, не терзать себя, забыть то, что было. И он действительно просил, а не назидательно уговаривал. Но она не подчинилась. И он сдался. Больше слова ей не сказал, но... Лена видела неудовольствие на его красивом лице и раздраженный блеск в синих глазах, когда она говорила, что вновь приходила сюда. Или слышала стальные нотки в голосе… Как сегодня…
И он по-прежнему продолжал ее контролировать. Опасался?.. Совершенно напрасно.
В сумке вновь завибрировал телефон.
Нащупывая его пальцами, но, не глядя на дисплей, Лена уже знала, кто звонит. Максим.
- Да?
- Ты все еще там?!
Лена сжалась. Вновь вместо приветствия требовательные вопросы.
- Уже ухожу.
- Я говорил тебе, что ты должна быть дома в пять? – мгновенно сменил он тему.
- Нет, не говорил…
- Ну, так говорю сейчас! – отрезал он. – Приезжай, я тоже скоро буду.
- Хорошо…
И он отключился. Она так и не успела сказать ему что-нибудь еще.
Обида застыла в горле соленым комком слез, но Лена не позволила ей вырваться из груди.
Сглотнув и поджав губы, она положила телефон назад в сумку.
Так было всегда. Он звонил, оставляя за собой последнее слово, а она потом молча глотала слезы от невозможности что-либо ему ответить.
Лена знала, что он звонил лишь с одной целью. Убедиться в том, что она ушла.
Преданная, безвольная, ждущая и безумно любящая его. Слабая в своей безграничной любви женщина.
Он всегда контролировал каждый ее шаг. Уже девять лет подряд, изо дня в день.
И она позволяла ему это делать.
Тяжело вздохнув, Лена свернула к выходу и быстрыми шагами направилась к остановке.
Максим тяжело выдохнул и уставился на телефон, с силой зажатый в руке. Глаза потемнели, а губы сжались так, что на скулах заходили желваки.
Он. Опять. Это. Сделал. Позвонил ей!
Не для того, чтобы напомнить об ужине у родителей - это была лишь отговорка, и он это понимал. Лена никогда ни о чем не забывала. А для того, чтобы проверить, чем сейчас занимается жена. Хотя и без этого прекрасно знал, что она сейчас в том самомпарке кормит голубей. Но ему нужно было убедиться. Услышать ее голос, подтверждающий это. А потом еще раз услышать его, чтобы узнать, что она уходит.