Как-то вечером она пробралась в кухню начальной школы и высыпала в кастрюлю с тушеными бобами, приготовленными для угощения родительского комитета, две банки муравьев, которых мы собирали всем миром. Школу закрыли на три дня для дезинфекции.
Джейк вытащила из Библии проповедника воскресную проповедь и подложила вместо нее "Геттисбергское обращение" Линкольна. День выдался неимоверно жаркий, кондиционеров в церкви не было, и все, включая проповедника, клевали носом, так что он заметил подмену, только дойдя до середины проповеди. Он посмотрел на Джейк, Ноубла и меня и сказал: "Как говорил наш великий покойный президент Авраам Линкольн..." - и прочел речь до конца.
После службы проповедник взял меня за правую руку, а Джейк за левую и сказал, что искренне надеется, что мы каждый день истово молимся, чтобы не пойти путем зла, который приведет нас в геенну огненную.
Говоря это, он сжимал наши руки так сильно, что я заскулил от боли и едва не взмолился о пощаде, но потом взглянул на Джейк. В уголках ее глаз блестели слезы, но я точно знал, что даже если ей раздробят все кости в руке, она не попросит пощады. Конечно, при таких обстоятельствах я тоже не мог молить о милосердии.
Я начал в общих очертаниях набрасывать истории о моих родственниках, и меня посетила, кажется, сразу тысяча идей. Я начал развивать сюжет, конфликт между добром и злом. В прежних книгах я изображал своих родных если не злыми, то уж, во всяком случае, недостойными людьми, и смотрел на них сверху вниз. Но в новом наброске я показывал их героизм. Я опускал истории о том, как они посвящали жизни страданию и завидовали каждому, кому хватало предприимчивости, чтобы действительно что-то сделать. Я стал думать о них как о людях ленивых, но симпатичных. А каждый писатель знает: что чувствует автор, то чувствует и читатель.
Я делал то, что хорошо умею, - я описывал подлинные события. Я написал о представителях младшего поколения, которые поехали учиться и вернулись заносчивыми всезнайками, которые решились "облагородить" семью и переделать ее в какой-то стандартный идеал. Я изобразил свою семью в борьбе за привычный образ жизни, который быстро исчезает.
Набрасывая идеи, я пришел к мысли, что Джейк должна вырасти в Ванессу. Как дерзкая, неуправляемая, бесстрашная девочка вырастает в дерзкую, неуправляемую, бесстрашную женщину? Я должен это показать.
Я придумал для Джейк-Ванессы мужа по имени Борден из богатой семьи янки. Джейк пытается соответствовать его идеалам респектабельности.
Я подумал, что Джейк должна происходить из нищей семьи - этим объясняется се преданность предприимчивому мужу и стремление "подчистить" собственное семейство.
Я внес кое-какие изменения в свое генеалогическое древо, чтобы Джейк и мой герой были не кровными родственникам. Он вдовец в глубокой депрессии - уж это я точно смогу описать, - возвращается домой тем же летом, что и Джейк. Она хочет убрать трейлеры и на пожертвования семьи мужа выстроить маленькие аккуратные домики, перед которыми не будут валяться собачьи какашки. Она не знает, что родные мужа согласны оплачивать счета на строительство только для того, чтобы потом в своем элитном клубе в Коннектикуте похвастаться, как осчастливили неотесанных нищих южан, и представить женитьбу своего сына на одной из этих "несчастных" как акт человеколюбия.
Конечно, Джейк и мой герой сцепляются, но в конце концов влюбляются друг в друга и вместе уезжают в закат.
Сюжет не самое главное в этом романе. Главное - герои, какими они были и какими стали.
Записывая истории из детства, я размышлял о том, как вставить их в основной сюжет.
Я много думал о том, какое место в сюжете отвести отцу, - так и не придумал. В конце концов я написал о нем отдельно.
- Рассказ! - объявил я вслух.
И написал еще несколько отдельных историй о других родственниках. В итоге у меня получилось восемь рассказов, которые вполне тянули на сборник - нечто, что я всегда мечтал написать.
В дверь постучали. Я не на шутку рассердился. Ну как можно работать, когда тебя дергают каждые полтора часа?!
- Войдите! - злобно завопил я и сделал такое лицо, чтобы вошедший сразу же пожалел о своем вторжении.
В кабинет вошли Ноубл и отец. Вид у обоих был крайне серьезный.
Я хотел сказать: дайте мне чековую книжку, и я все подпишу, только оставьте меня в покое.
Ноубл, кажется, прочел мои мысли.
- Дело не в деньгах.
Они с Тудлсом уселись на диван вплотную друг к дружке, и я понял, что разговор пойдет о чем-то важном.
- Слушайте, это не может подождать до ужина?
- Ты не спускаешься к ужину уже два дня. - Ноубл прищурился.
- А-а. Э-э... А какой сегодня день?
- Среда.
Так. Я пришел в кабинет в понедельник около шести утра, а сейчас среда - я выглянул в окно, - часа три дня. Спал ли я в эти дни? Ел ли? Судя по подносу с грязной посудой у двери, ел, и весьма плотно.
Ну, раз среда, значит, я могу позволить себе перерыв. Небольшой.
- Так что случилось?
Тудлс и Ноубл переглянулись. Рассказывать выпало Ноублу.
- Ты не говорил нам, что Джеки сумасшедшая.
Я подавил зевоту.
- Она скорее необычная, нежели сумасшедшая. Она...
- Сумасшедшая! - заявил мой отец. - Мне уже доводилось видеть психов.
- А что случилось? - спросил я.
- Ты знаешь мужика, к которому бегает твоя женщина? - осведомился Ноубл.
- Джеки не моя женщина. Она... Ай, ладно, не важно. Да, она встречается с Расселом Данном. Она мне про него рассказывала.
- Он не настоящий, - сказал Ноубл. - Его вообще нет.
Зевоту как рукой сняло.
- Рассказывай, - потребовал я.
- Сегодня за ленчем - который ты пропускаешь уже три дня - Джеки сказала, что хочет нас кое с кем познакомить. Он придет к ней в студию в два часа. Мол, не могли бы мы зайти?
Я перевел взгляд на отца. Он согласно кивнул.
- Мы с Тудлсом решили не злить Джеки, потому что она всем здесь заправляет, и пришли к ней в домик аж на пять минут раньше.
Тудлс снова кивнул.
- Мы разглядывали фотографии, и тут Джеки вдруг подняла голову и объявила: "А вот и он". Мы повернулись посмотреть.
Ноубл замолчал.
- И?.. - спросил я.
- Там никого не было.
- Ничего не понимаю. Может, она... - Но разумного объяснения я придумать не мог.
- Теперь ты рассказывай, - предложил Ноубл Тудлсу.
И тут я узнал, что у моего отца гигантский талант к подражанию. Он встал с дивана, упер руки в боки, повторяя излюбленный жест Джеки, и провозгласил:
- Я занята. Я очень-очень занята.
Он оглядел комнату в поисках грязи и паутины и воображаемой метелочкой смахнул пыль. Я засмеялся, и папа вошел в раж. Тут началось настоящее представление. Он остановился у одной из невидимых паутинок, оглядел ее с разных ракурсов и начал "фотографировать".
Он бесподобно изобразил Джеки. Я надрывался от смеха. Мой отец повторял одно-единственное слово: "занята". И оно в точности описывало Джеки.
В разгаре веселья я бросил взгляд на Ноубла. Тот сидел с каменным лицом и даже не смотрел на Тудлса. В конце концов папа прекратил "убираться" и "фотографировать" и взглянул на дверь.
- О, а вот и он! - объявил он весьма похожим на Джеки голосом.
Он открыл воображаемую дверь и представил Рассела Данна Ноублу и Тудлсу. Тудлс изобразил, в свою очередь, себя и Ноубла: как они искали гостя Джеки, но не видели его, хоть убей.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать смеяться. Удивительно, какой хороший актер мой отец!
Джеки представила Ноубла и Тудлса человеку, которого там не было. Она разговаривала со всеми троими, однако Ноубл и Тудлс не отвечали на вопросы человека-невидимки, и Джеки рассердилась.
Тудлс изобразил Джеки в гневе, потом отступил на шаг и показал пантомимой собственное замешательство. Он показал, как Ноубл стал хлопать себя по ушам и сказал, что сегодня утром, когда он принимал душ, ему в уши залилась вода и он теперь ничего не слышит. После этого он обнял Тудлса за плечи и пояснил, что тот страшно стесняется незнакомых людей, и потому молчит.
Тудлс изобразил, как Джеки расслабилась и разулыбалась и принялась кричать "глухому" Ноублу, что Расселу нравится жилетка Тудлса и он спрашивает, есть ли у него жук-носорог. Тудлс с выпученными глазами продемонстрировал рогатого жука.
Потом Джеки выслушала невидимку и заорала, что Расселу пора идти. Не будет ли Ноубл так любезен отодвинуться от двери, чтобы Рассел смог пройти? Тудлс показал, как Ноубл шагнул к двери, загородил выход и стал упрашивать Джеки познакомить Рассела с Фордом.
- Пойдем? - спросила Джеки и уставилась в пустоту в ожидании ответа. - К сожалению, - Джеки повернулась к Ноублу, - сейчас у Рассела нет времени, чтобы знакомиться с Фордом. Так что, Ноубл... - Она жестом велела ему отойти.
Тудлс продемонстрировал, как они с Ноублом затаили дыхание в ожидании, что дверь откроется сама по себе. Но дверь не открылась. Джеки сказала:
- Ой, она иногда заедает.
И открыла дверь сама, а потом вышла в сад, пропустив Рассела вперед.
Тудлс и Ноубл застряли в двери: каждый пытался протиснуться первым. Тудлс ущипнул Ноубла, тот ойкнул и ослабил напор, и Тудлс прорвался первым.
Папа изобразил, к моему потрясению и немалому отвращению, Джеки, которая обнималась и целовалась с невидимкой. Поцелуй был с языком.
После поцелуя папа и Ноубл уставились на меня, словно я понимаю, что происходит и сейчас все им объясню. Я с детства помню этот взгляд. Каждый раз, когда из внешнего мира в наш что-то просачивалось, Ньюкомбы ждали, что я все объясню. Мне в руки попадали все документы и рецепты от врача - я должен был их читать и переводить на английский.
Конечно, я знал, что этот "воображаемый" друг Джеки не имеет никакого отношения к ее сумасшествию. Хотя это существенно упростило бы дело. Несколько миллиграммов какого-нибудь лекарства - и все в порядке. Никаких больше свиданий в саду, и все вернулось бы на круги своя.
Я взглянул на Тудлса и Ноубла. Они снова уселись на диван и жались друг к дружке и смотрели на меня, как первоклассники на учителя, который вот-вот объяснит им, почему небо рушится на землю.
- Ну, понимаете... - забормотал я. "Ты ж мастер слова, - напомнил я себе. - Вот и смастери что-нибудь из этих слов". - Джеки... Она... Ну, я думаю, может... Я хочу сказать, что мы можем считать Джеки... э-э...
Хвала небесам, в этот момент дверь моего кабинета распахнулась. На пороге стояла Тесса с выпученными глазами.
- У Джеки эпилептический припадок! - объявила она.
Я вскочил, Ноубл и папа тоже.
- Нужна ложка! - воскликнул Ноубл.
- Очнись, ты в двадцать первом веке! - рявкнул я и помчался вниз следом за Тессой. Тудлс и Ноубл не отставали.
Джеки сидела на стуле в холле, спрятав лицо в ладони, и горько плакала. Ясно. Очередное видение. Хотел бы я знать, сколько у нас времени.
Я встал перед ней на колени, взял за запястья и отнял ее руки от лица. Выглядела она ужасно. На этот раз она увидела что-то по-настоящему страшное.
Я поднял ее на руки - фунтов двадцать весу, не больше, - отнес в гостиную и опустил на диван. Ноубл, Тудлс и Тесса едва не наступали мне на пятки. Я сел на кушетку перед Джеки, эти трое выстроились у меня за спиной.
- Что и где? - спросил я.
Джеки закрыла лицо руками и снова заплакала.
- Вот это и случилось, - с трудом выговорила она. - Как и сказал Рассел. - Она взглянула на меня полными ужаса глазами. - Я увидела зло в чьих-то мыслях.
Я взял ее за руки:
- Успокойся и расскажи мне все.
Она пару раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и посмотрела мне за спину. К этому времени голова Тудлса покоилась у меня на левом плече, Тессы - у него на плече, а Ноубла - у меня на правом плече. В общем и целом я, должно быть, являл собой четырехглавого монстра.
Я пошевелил плечами, и на секунду они отпрянули, но вернулись быстро, как мухи на арбуз. Единственное, что мне оставалось, - это убедить Джеки, что все в порядке и можно говорить при них.
- Ребекка Кутшоу задумала спалить город. - По щекам Джеки струились слезы. - Я видела ее мысли. Это кошмар. Ее переполняет злоба. С такой злобой я никогда прежде не сталкивалась. Она хочет уехать, уехать из Коул-Крик, но не может. Ты что-нибудь понимаешь?
- Ничегошеньки. Но я много чего не понимаю в этом городе.
Тесса отодвинулась от Тудлса и громко вздохнула. Вздох скуки. Думаю, когда выяснилось, что у Джеки не настоящий припадок, она потеряла к ситуации всякий интерес.
- Нас не выпускает дьявол, - проговорила она.
Мы все посмотрели на нее.
- Что ты имеешь в виду? - спросил я, как мог, небрежно.
Тесса пожала плечами: мол, как это все скучно.
- Папе приходится навешать нас здесь, потому что мама из тех людей, которые не могут отойти от Коул-Крик дальше чем на пятьдесят миль. После ее смерти то же случится и со мной, поэтому мне надо уехать раньше, чем она умрет, и никогда больше не возвращаться.
Все четверо взрослых моргали и хватали воздух ртом, как пресловутая рыба. Думаю, каждый хотел засыпать Тессу вопросами, но ни один из них не слетал с губ. Через несколько секунд до меня дошло, что самое важное сейчас - видение Джеки. Я посмотрел на нее: слезы высохли. Она сидела с разинутым ртом и таращилась на Тессу.
- Сколько у нас времени? - спросил я.
Джеки не сразу вспомнила, о чем я говорю.
- Не знаю. Там была ночь.
- Времени для чего? - Ноубл отвернулся от Тессы и посмотрел на меня. Если я хорошо знаю своего кузена, он сейчас думает о замене масла в своем грузовике. Ньюкомбы не любят "паранормальщины", как они называют все таинственное. Все они суеверны, как в Средневековье.
- До того, как некая дама устроит в городе пожар, - раздраженно ответил я. - Лучше думать об этом, чем о дьяволе.
Джеки снова закрыла лицо руками.
- Я видела сущую катастрофу. Люди гибли, потому что не могли покинуть город. Форд, - она схватила меня за руки, - пожарные машины не могли проехать в Коул-Крик. Что-то их не пускало.
Тесса подошла к маленькому стеклянному шкафчику у дверей и принялась рассматривать фарфоровых птичек.
- Это потому что дьявол ненавидит наш город и хочет, чтобы он погиб, - заметила она.
Меня посетила мысль, не найти ли компакт с песнями Пэтси Клайн и не послушать ли "Безумие". Потом я подумал, что надо совершить набег на холодильник, запастись едой на шесть дней и забаррикадироваться в кабинете. Что на меня нашло, неужели я и вправду хотел писать книгу о таинственных явлениях? Если б я не искал способ связаться с Пэт, я не заинтересовался бы историей Джеки, и тогда...
Джеки смотрела на меня так, словно все, кроме нас двоих, посходили с ума. Мне трудно было смотреть ей в глаза: я понимал, что рано или поздно мне придется рассказать ей, что Рассела Данна не существует. И я всей душой надеялся, что проблема только в том, что Джеки страдает параноидальной шизофренией или раздвоением личности.
Может, дело в том, что мой отец некогда, как говорил Ноубл, повредился умом, но он не видел глубины проблемы. Он встал с кушетки, присел рядом с Джеки, обнял ее за плечи одной рукой и сказал:
- Когда в следующий раз увидишь его, попроси, чтобы он разрешил им спастись.
Джеки отстранилась и в недоумении уставилась на моего отца:
- Кого попросить?
- Дьявола, - ответил папа. - Когда ты в следующий раз увидишь дьявола, попроси, чтобы он разрешил людям покинуть город.
Джеки обвела нас взглядом. Кажется, она только сейчас заметила, как мы на нее смотрим.
- А с чего вы взяли, что я вижу дьявола? - спросила Джеки спокойным тоном, однако глаза ее метали молнии.
По ее голосу все взрослые, даже мой отец, поняли, что Джеки на грани истерики, поэтому промолчали.
- Тот мужчина, с которым ты разговариваешь, - сказала Тесса. - В студии. Тот, которого нет. Ты его видишь, а другие - нет. Это дьявол.
- Рассел? - недоверчиво спросила Джеки. - Вы считаете, что Рассел Данн... дьявол?
Мы все озадаченно посмотрели на Тессу. Кажется, она тоже видела - точнее, как раз-таки не видела - несуществующего друга Джеки. Я посмотрел на Джеки: ее лицо наливалось красным. Один раз я наблюдал ее в ярости - в день ее несостоявшейся свадьбы, - и мне вовсе не хотелось увидеть это еще раз.
Я усмехнулся и пожал плечами:
- Это просто одна из гипотез.
Честно говоря, я рассчитывал, что она засмеется. Но она не засмеялась - она вскочила и вскинула руки:
- Все! Я сваливаю!
Джеки поспешно вышла из комнаты. Я услышал, как звякнули ключи, которые она взяла со столика в прихожей. Несколько секунд спустя завелся мотор моей машины. Я не пытался остановить Джеки, потому что она воплощала в жизнь мое собственное желание. Проблема в том, что я не настолько свободен, как она. У меня есть родные, которых надо содержать, и дом, от которого надо избавиться. Я не могу просто встать и уйти.
По правде говоря, я хотел, чтобы она уехала. Я не думал, что мне или моим родным что-то угрожает, но Джеки определенно в опасности, я давно это чувствовал. И не важно, откуда эта опасность исходит: от убийцы или от человека, которого не существует в материальной форме, или же просто ее рассудок на грани краха. Я не знал. Но я уверен был в одном: ей лучше будет убраться отсюда. Прямо сейчас. Без всяких промедлений.
После того как Джеки сбежала, мы не очень-то много разговаривали. Мне не хотелось возвращаться в кабинет. Я пошел в библиотеку, взял книгу и уставился в нее невидящим взором. Ноубл вышел на улицу, поднял капот моего пикапа и стал там копаться. Тудлс и Тесса пошли в сад. Я не видел, чтобы они разговаривали. В глазах отца отражался страх. И только Тесса вела себя как ни в чем не бывало. Но она - может быть? - всю жизнь прожила бок о бок с дьяволом...
Не прошло и часа с отъезда Джеки, как зазвонил мой мобильный. Джеки сказала, что у нее кончился бензин. Аккурат в пятидесяти милях от Коул-Крик у нее кончился бензин.
Но ведь я накануне вечером залил полный бак!
Глава 18
Джеки
Мы с Фордом возвращались в Коул-Крик на пикапе. В молчании. При сложившихся обстоятельствах молчание - это лучшее, что мне оставалось. Я прекрасно знала, что Форд и Ноубл хотели меня надуть. Они явились на пикапе, с канистрой бензина, но я не настолько тупая, чтобы не понять, что канистра пуста. Они сунули ее в пикап только для видимости, чтобы успокоить меня. Они прекрасно понимали, что им не придется заправлять машину с почти полным баком бензина.
Когда я пересела в пикап, Форд включил радио. Он никогда прежде этого не делал - видно, его писательский мозг переполнен информацией и ничего другого он слышать не в состоянии, - и я поняла, что он пытается меня отвлечь. Ну разумеется! Едва я выключила радио, как услышала, что моя машина завелась.