- Это не значит, что я не сделаю карьеры, - защищаясь, ощетинилась Анна. - Просто за то, чем я хочу заниматься, очень мало платят. Я собираюсь работать с недоразвитыми детьми. Мой основной предмет - аномальное развитие психики. Знаешь, мой младший брат Дэвид родился с сильным повреждением мозга. И находится в клинике.
- Извини.
- Это совершенно убило маму. Теперь она вряд ли когда-нибудь оправится. Она хотела оставить Дэвида дома… но не было никакой возможности. Ему требовалось постоянное внимание. Отец убедил маму, что следует думать о каждом из нас. Но порой мне кажется, она сожалеет о своем решении.
- А ты?
- Бог свидетель, нет! Состояние Дэвида ужасное. А я хочу работать с детьми, у которых есть… надежда. Ты не считаешь меня бесчувственной? Ведь надо же иметь точку, с которой начинать.
Мадди согласно кивнула.
- Так как насчет нашего дела? - продолжала Анна. - Будем жить вместе?..
- Ну что ж… Если ты уверена, что я тебе нужна.
- Вполне уверена, - обрадовалась девушка. - Мне даже кажется, что мы станем подругами. И размер у нас почти одинаковый. Так что можешь брать мои тряпки. Мама шлет мне посылки каждый месяц.
Мадди снова улыбнулась:
- Комната больших размеров и новый гардероб… я не внакладе.
Той осенью Мадди ощущала себя счастливой и испытывала особенные чувства. Они с Анной не только стали подругами - сделались совершенно неразлучными. И расставались лишь тогда, когда Мадди уходила к Брейди, а Анна отлучалась на свои долгие выходные в Принстон.
Анна была именно такой девушкой, какую Мадди воображала в детстве: искушенной, красивой, умной. Сама Мадди тоже была неглупой. А после того как Анна, наигравшись в Пигмалиона, обучила ее секретам косметики, тоже стала красивой. Что же до искушенности, решила девушка, то и это придет, если подольше покрутиться рядом с новой подругой.
Ближе узнавая Анну, Мадди поняла, что ее внешняя искушенность - не что иное, как защитная скорлупа. Анна была необыкновенно привязана к семье и боготворила своего симпатичного отца Уатта Макнила. Она держала на столе в серебряной рамке фотографию, на которой стояла рядом с отцом, и по нескольку раз в неделю подолгу говорила с ним по телефону.
Мадди же, когда разговор заходил о ней самой, становилась уклончивой. Рядом с Анной она старалась казаться умнее и находчивее. Но теперь очень стеснялась своего прошлого. Анна постоянно говорила, кем были такие-то и такие-то люди - об их происхождении. И Мадди была вынуждена признать, что у нее самой не было породы, как у Анны и у ее друзей. Неизвестно, где бы она вообще оказалась, не появись в ее жизни Джейн Латем. Уж явно бы не делила комнату в университетском общежитии с богатенькой Анной Макнил. Поэтому она говорила о прошлом как можно меньше.
В ту осень отношения Мадди с Брейди развивались вполне гладко. Насколько девушка могла судить, великий бабник оставался ей верен. Получив друг о друге первые впечатления, они сделались друзьями и любовниками.
И все шло отлично, пока Анна не пригласила подругу провести Рождество в Нью-Йорке со своими родными. Мадди пришла в восторг. Девушка никогда не бывала в Нью-Йорке, хотя твердо знала - это именно тот город, где она хотела бы жить после окончания школы. И все-таки Мадди немного терзалась: еще раньше она обещала Брейди провести праздник с ним.
Но ей нестерпимо было думать, что придется отклонить приглашение подруги и не лететь в Нью-Йорк на частном реактивном "Гольфстриме" Макнила. Когда она сообщила об этом Брейди, он, как и следовало ожидать, вышел из себя. Предполагая, что они проведут Рождество вместе, Брейди снял роскошный дом в Аспене.
- Брейди, - робко попыталась объяснить девушка, - ты должен понять. Мне действительно очень жаль. Но это такая потрясающая возможность.
- Понять! - вспылил он. - Да пошла ты! Я думал, мы проведем Рождество вместе. Спланировал все путешествие. Для тебя это ничего не значит?
- Значит. Я же сказала, что мне очень жаль. - Мадди подошла и обняла его за шею, но он мрачно отвернулся. - Я полагала, что определенно мы еще ничего не решили. Ты заключил, что на Рождество мы будем вместе, только потому, что я сказала, что у меня нет своих планов. Давай поедем в Аспен на каникулы. Ну, Брейди, пожалуйста, не злись… Ты говорил, что тебя зовут родные. Съезди к ним. Какое счастье иметь свою семью!
Задетый, Брейди повернулся на месте и заглянул ей в лицо.
- Ты своеобразный человек. Какой - не знаю: разное лезет в голову. - Он пристально посмотрел на нее. - Я тебя по-настоящему любил. И даже собирался сделать предложение.
- Брейди, я тебя очень ценю. Но ты делаешь из мухи слона. Это же только Рождество.
- Иди ты… свихнутая.
- Паразит ты, Брейди! Почему же я свихнутая? Потому что хочу поехать в Нью-Йорк на Рождество? Первый раз в жизни у меня такая возможность… повидать этот город!
- Ты сама не понимаешь, что говоришь! Как можно любить меня и вести себя подобным образом? Все эти месяцы я терпеливо учил тебя делать украшения и не услышал ни слова благодарности. Ты только берешь, Мадди, но ничего не даешь. Вот в чем суть. Я не желаю тебя видеть, когда ты вернешься. В этом нет никакого смысла.
- Ох, Брейди…
- Убирайся отсюда к черту! Мне надо работать.
Ювелир отвернулся и принялся вставлять неограненный аметист в лапки серебряного кольца. Мадди не нашлась что добавить. Брейди разозлился, но он перегорит. Она привезет ему из Нью-Йорка хороший подарок. Через несколько недель он остынет, и все наладится. Девушка была в этом уверена.
По дороге в общежитие Мадди снова прокрутила в голове их ссору и в свою очередь разозлилась на Брейди. Он заблуждался на ее счет. Как он мог заявить, что она берет, но ничего не дает? Как посмел сказать такое человек, который переспал с сотнями женщин?
Потом она вспомнила последние месяцы, проведенные с Брейди. Он учил ее технике изготовления украшений и терпеливо рассказывал о драгоценных камнях. Давал читать книги. Два-три раза в неделю приглашал поужинать в ресторан или готовил дома. Проверял перед зачетами. Он вел себя совсем не так, как человек, против которого ее предостерегали. Напротив, Брейди Гарднер вкладывал в нее всю душу.
Так, может быть, он прав и она настоящая эгоистка? А после смерти Джейн неосознанно избегает любви? Мадди где-то прочитала, что во всякой связи чувство одного больше, чем чувство другого. Если так, то Брейди любил ее больше.
Сможет ли она когда-нибудь забыть о себе и всецело кому-нибудь отдаться?
Девушка не сомневалась. Но теперь это ее мало интересовало. Она готовилась впервые увидеть Нью-Йорк.
И все ее мысли были только об этом.
Глава 4
Гостиная в несуразной двухэтажной квартире Макнилов на Парк-авеню в семидесятых годах была выкрашена в желтый цвет. Так посоветовал Элизабет Макнил оформитель англичанин О'Харра, который по совместительству занимался лечением колористикой. Он считал, что желтый цвет мог стимулировать беседу. Превосходный выбор, учитывая тот факт, что Макнилы отличались чрезвычайным гостеприимством и часто принимали компании друзей - от бизнесменов до людей искусства, но всех из манхэттенского света. Двадцать четыре стула в стиле эпохи регентства напоминали об обстановке отеля "Шератон" и были обиты китайской парчой с растительным рисунком. Они окружали три стола черного дерева. Над каждым висели русские люстры из горного хрусталя, которые имитировали свет свечей. Противоположную стену загораживала состоящая из восьми секций китайская ширма времен династии Минь. Фарфор меняли в зависимости от того, каких принимали гостей, и от настроения вечеринки, но он всегда был от "Тиффани". Серебро и хрусталь - ирландское наследие семейства Макнил.
Мадди не могла поверить, что сидит с Макнилами за центральным столом и взирает на Анну сквозь букеты таких диковинных цветов, каких она не видела даже на картинках. И уж конечно, никогда не слышала названий. Все вокруг окутывал дух нереальности. Но после первого дня, когда Мадди нервничала и была настороже, она постепенно оттаяла: семья вела себя с ней просто - ее считали новой лучшей подругой Анны и обращались соответствующим образом.
Мадди бросала незаметные взгляды в окна на беснующуюся снежную вьюгу в ярком мареве городских фонарей. Само совершенство. Идеальнее, чем она могла себе представить.
- Посмотрите! - воскликнула Анна так, словно это она заказала снег. - Я вам говорила, что будет белое Рождество! В честь Мадди!
- Значит, надо выпить за Анну, - объявил ее младший брат Хэдли. - За главного метеоролога нашей семьи.
- Мадди, у нас сегодня особое блюдо. - Анна демонстративно проигнорировала предложение брата. - Жареный фазан. Его папа где-то подстрелил.
- Никогда не пробовала фазанов, - призналась гостья.
- Ничего на вкус, - заверил ее Хэдли. - Похожи на цыплят.
- Так обо всем говорят - даже о гремучих змеях.
Хэдли кивнул:
- В наши дни на цыплят не похожи только цыплята. Их уж слишком пичкают всякой химией.
- Пожалуйста, дорогой, не надо об этом, - вмешалась Элизабет Макнил. - По крайней мере не за столом.
- Но где же, как не здесь, и обсуждать такие вещи? - не согласился сын. - Как нас медленно убивают тем, что попадает в наш организм. Нейдер ест одни мускусные дыни. Только у них такая толстая кожа, что не пропускает ядохимикатов.
Хэдли учился на первом курсе Йельского университета и прошлым летом начал добровольно работать на Ральфа Нейдера. И хотя не стал членом "десанта Нейдера" и ни разу не встречался с его основателем, был твердо намерен посвятить себя спасению окружающей среды.
- Да, да, Хэдли, мы все это знаем. - Уатт Макнил стремился предотвратить очередную тираду сына против разрушения экологии большим бизнесом. - Но сейчас я хочу побеседовать с нашей гостьей.
Он повернулся к Мадди. Девушка не представляла, что чей-то отец мог быть таким симпатичным и моложавым. В Пайн-Ридже все отцы сильно раздались в талии и выглядели старше своих лет. "В чем причина: жизнь в Манхэттене или богатство?" - размышляла она.
- Элизабет мне говорила, что вы, Мадлен, хотите стать ювелиром-дизайнером? - С тех пор как она сюда приехала, все Макнилы, кроме Анны, настаивали на том, чтобы обращаться к ней именно так. "Очень красивое имя, - заметила мать подруги. - Давайте пользоваться им".
- Да! Зашла в "Тиффани", "Картье" и "Гарри Уинстон" и будто почувствовала удар молнии. Теперь я точно знаю, что хочу стать ювелиром-дизайнером.
- Браво! - воскликнула Элизабет Макнил. Она тоже выглядела неправдоподобно моложаво - с такими же рыжими, как у дочери, волосами, коротко постриженными и ухоженными. Ее кожа отливала фарфоровой белизной, лицо не носило следов косметики, кроме губной помады и туши для ресниц. - Я полностью поддерживаю. А когда вы станете знаменитостью, не забудьте предоставить нам все возможные скидки.
- Договорились, - рассмеялась Мадди. - Еще раз спасибо за то, что показали мне эти магазины. Сегодня был один из самых замечательных дней в моей жизни. Пятая авеню гораздо красивее, чем я представляла. А елка в Рокфеллер-центре и под ней фигуристы на льду! Я видела открытки, но не думала, что это так потрясающе!
- Мне понравилось вас сопровождать, - заметила Элизабет. - Анне за годы все это наскучило. Наверное, это от того, что она выросла в городе. - Женщина зажгла и раскурила сигарету. - Сама я родилась в небольшом городке в штате Огайо. И Манхэттен будет повергать меня в трепет до смертного часа.
- Да, именно это я ощущаю… трепет. Энергия… прелесть Манхэттена невыразимы.
- Рад слышать, что вы не разочарованы, - проговорил Уатт Макнил, в то время как дворецкий убирал посуду после первого блюда. - Нынешний Нью-Йорк стал таким неприятно суетливым.
- Мне понравился.
- Это хорошо. - Уатт Макнил помолчал. - Мадлен… Анна о вас рассказывала очень немного. Вы выросли в Колорадо?
Мадди ощутила внезапную панику. Она кое-что сочинила для Анны… Никаких деталей. Безупречное положение подруги заставило ощутить себя занюханной провинциалкой. Но она, в конце концов, сирота - некому опровергнуть то, что она напридумывала.
- Мой отец был… инструктором по лыжному спорту… Потрясающий спортсмен. Он стал бы олимпийским чемпионом, если бы не сломал ногу… - В голове было пусто. Она потянулась за стаканом воды, поднесла к губам и сделала несколько глотков.
- Мадлен, - забеспокоилась Элизабет, - с вами все в порядке?
- Просто… извините, закружилась голова. - Ее щеки пылали, засосало под ложечкой. Она открылась перед Брейди. Однако выложить правду Макнилам казалось немыслимым.
Но родители Анны обращались с ней с такой теплотой и великодушием. Разве могла она им солгать? Внутренний голос подсказывал ей, что именно здесь ее место - среди полировки и мрамора Манхэттена, с такими людьми, как Макнилы, а не с Брейди в маленьком магазинчике с мастерской в задней комнате в Колорадо. Ложь - нечто очень серьезное, с чем придется жить долго. Она страшилась сказать правду, но не могла и солгать. Мадди раскрыла рот, еще не представляя, что сорвется с ее губ, и в этот миг услышала голос Элизабет Макнил, а не свой:
- Бедняга, она вся дрожит. - Мать Анны подошла и, обняв за плечи, помогла ей подняться из-за стола. - Надеюсь, это не простуда, а просто усталость. Хэдли, дорогой, попроси Люсил подать наверх чашку чаю. Пойдемте, Мадлен, я уложу вас в кровать.
Благодарная Мадди с радостью позволила себя опекать. Ей было стыдно обманывать людей, от которых она не видела ничего, кроме доброты. Но вместе с тем испытала небывалое облегчение, словно в камере смертников в последнюю минуту получила помилование от губернатора. И на этот раз была свободна.
* * *
Всю следующую неделю, включая само Рождество, Мадди провалялась в постели с перемежающимися приступами жара и озноба, то есть с самой натуральной простудой. Макнилы оказывали ей всяческие знаки внимания: заглядывали поболтать, читали, приносили книги, снабжали сначала чаем с тостами, а потом, когда к ней вернулись силы, - всякой вкуснятиной с кухни. Мадлен нравилось ощущать себя членом семьи и испытывать неподдельное чувство приобщения.
В канун Нового года Мадди совершенно пришла в себя. И на праздник друг Анны Рэнди Фергюсон пригласил для нее своего соседа по комнате в Принстоне Уина Берджесса. Анна объяснила, что у Уина была подружка, но на каникулы куда-то уехала. Мадди это не волновало. Она уже влюбилась в Нью-Йорк и другого любовного приключения сейчас не хотела.
Все четверо - Анна с Рэнди и Мадди с Уином - начали веселиться на танцевальном вечере в "Плазе", который устраивала старая приятельница Анны. Там они встретили Новый год, но потом им надоело танцевать и они отправились в модный клуб "Виллидж-Вангард" послушать джаз. К тому времени они прикончили четыре бутылки шампанского.
Другие, казалось, привыкли пить так много, но только не Мадди. Легкость в ее голове сменилась туманом, и ей захотелось домой в постель. Но было еще не поздно, к тому же Уин Берджесс положил на нее глаз. В "Плазе" он страстно ее поцеловал и предпринял вторую попытку во время долгой поездки в такси. И теперь, в прокуренном "Вангарде", его рука скользнула под столом по ее бедру. Мадди оттолкнула руку, но почувствовала ее снова. Однако Уин не стремился установить с ней контакт никоим другим способом, кроме физического.
Мадди нисколько не нравился Уин. Она бы предпочла встретить Новый год одна с книгой и сейчас то и дело украдкой посматривала на часы - сколько еще времени предстояло терпеть.
- Уин, - проговорила она, в очередной раз отводя его руку, - ты когда-нибудь поймешь мой намек?
- Так сегодня же Новый год. - Он обнял ее за плечи. - Такая обстановка. Я думал, западные девушки держат себя раскрепощенно. - Уин усмехнулся. - Ты мне правда нравишься.
- Нет, не нравлюсь. У нас нет ничего общего. За весь вечер ты не удосужился сказать и трех фраз.
- Да разве можно разговаривать в этом шуме? Потолкуем попозже, крошка… когда останемся одни. А сейчас надо поддерживать компанию. Эй, официант, пришли-ка нам бутылочку хорошей выпивки.
За время праздников Мадди, хотя ей нравилась Анна и вся семья Макнил, с Рэнди и другими приятелями подруги сойтись не могла. Пожалуй, вся их изысканность состояла лишь в том, что они богато одевались и ходили в определенные рестораны и дискотеки. К тому же все были словно бы родными. Она чувствовала себя чужой среди них. Нью-йоркские друзья Анны знали друг друга всю жизнь. То и дело вспоминали общие приключения и подготовительные школы, названия которых Мадди ни разу не слышала. Надо отдать должное Анне, она постоянно пыталась вовлечь подругу в разговор, но Рэнди хотел, чтобы Анна обращала внимание только на него. Да и пили они слишком много.
После очередного бокала шампанского язык Мадди начал заплетаться, и ей с трудом давалась даже самая простейшая фраза. Кружилась голова, и девушка понимала, что долго она не выдержит. Как же другие могут так пить, удивлялась она. Они держались бесподобно. Анна и Рэнди переплели руки и глядели друг другу в глаза. Рука Уина то и дело лезла под ее короткую юбку с блестками, и приходилось держать свою наготове, чтобы отбивать его атаки.
Мадди оглянулась на другие столики: все прекрасно проводили время. А она встречала в Нью-Йорке Новый год с подонком, который так и норовил облапать. Девушка с грустью вспомнила о Брейди. Как замечательно было бы с ним в Аспене вдвоем. Разница между Нью-Йорком и Колорадо составляла два часа. Если поспешить домой, то можно успеть позвонить и поздравить его с Новым годом.
- Слушай, - обратилась она к Уину, стараясь четче выговаривать слова. - Надеюсь, что не испорчу вечер. Но я чувствую себя неважно. Мне надо домой.
- А я хочу остаться на выступление следующей группы, - возразил Уин и, вынув из ведерка со льдом бутылку шампанского, налил ей в бокал. - Вот, выпей еще.
- Правда не могу… Я пойду, а ты останься. Я доберусь до дома сама.
- Ну нет, - заморгал он. - Я с тобой. - И швырнул на стол стодолларовую купюру. - Это за меня. Должно хватить. Мы с Мадди уходим.
- Да? - Анна подняла глаза. - Ты хорошо себя чувствуешь?
- Не беспокойся. Просто устала, - ответила подруга.
На Америка-авеню им в лица ударил ледяной ветер.
- Ну правда, - повторила Мадди. - Возвращайся. Мне ужасно хочется в постель.
- Звучит заманчиво, - отозвался Уин. Он обнял девушку, а другой рукой тщетно махал проезжавшему мимо закончившему работу такси.
- Одной, Уин, - уточнила Мадди, но он если и слышал, то не обратил никакого внимания на ее слова.