Итог оказался печальным: на левой щеке мальчика была одна сквозная рана, одна глубокая, от клыков, и две неглубоких. На правой – две царапины, клыки только скользнули по коже.
Аргентум, испуганный не меньше Мишки, прятался где-то в огороде.
Валентина плакала рядом с фельдшером, не в силах взять себя в руки. Виталий, бледный, помогал держать малыша.
Странно, но мальчик не плакал. Однако не был больше похож на волчонка. А даже если и на волчонка, то не злобного, а жалкого.
– Молодец, терпишь, парень, – сказал Мишке прапорщик. Тот косо взглянул на него, даже не попытавшись в ответ что-то сказать. Да и Петр Иванович сам ему сказал:
– Пока молчи. Потом поболтаем. И что-нибудь вкусное съедим.
При этих словах Мишка еще раз глянул на Бойко.
В этот момент фельдшерица, средних лет полная дама, видимо, сделала ему очень больно – она исследовала зондом сквозную дырку, на предмет необходимости наложения швов.
И тут стало понятно, что Мишка, несмотря на свой неестественный жизненный опыт, обычный маленький мальчик.
– Мне больно, не надо! – заплакал он. – Тетя, не надо!
– Еще чуть-чуть, миленький, – извинилась она. Но Мишка стал ерзать в руках Виталия, мешая фельдшерице, и Бойко пришел на помощь.
Вот в этих руках не поерзать.
Левой – предварительно посадив мальчика на колени – он прихватил мальчишку за туловище. Правой аккуратно взял за лоб и, чуть приподняв его голову, затылком прижал к своей груди.
– Потерпи, малыш, – неожиданно нежно сказал он. – Все будет классно! Ты хочешь покататься на машине?
Несмотря на остроту момента, Мишка попытался кивнуть в знак согласия.
– Вот и покатаемся, – пообещал Бойко. – Я тебе порулить дам.
– В больницу он покатается, – в ответ объявила фельдшерица. – Антистолбнячку я сделала, раны обработала. Но детей в таких случаях дома не оставляем. Так что в Городок поедет. – И, уже обращаясь к Рожковым, спросила. – Справка о прививке от бешенства у вас есть?
– Да, – тихо ответил Виталий. – Каждый год прививаем.
Он уже отошел немного от первого шока, Валентине же, наоборот, становилось хуже. Если сначала она собиралась ехать с малышом в больницу, то теперь это представлялось маловероятным. Разве что вторым больным в "Скорой помощи".
Фельдшерица померила ей давление. Сделала пару уколов. Вроде стало получше.
Малыш был готов к поездке, тихо сидел, подбинтованый. В больницу не хотел категорически. Почему-то его смертельно пугало это слово. Петру еле удавалось его успокаивать.
А тем временем гостья пришла.
Мария, Мишкина мама.
Громко забарабанила в дверь:
– Что с сыном моим сделали, сволочи?
Мишка сразу сжался и почему-то схватился за руку Петра Ивановича.
Все, кроме оставшейся лежать Валентины, вышли на улицу, к санитарному УАЗу.
– Ну, что, кто с мальцом поедет? – спросила фельдшерица. – Документы возьмите, свои, ребенка, и собачьи. Паспорт с маркой по прививке от бешенства – теперь в собачий документ вклеивали этикетку от введенной вакцины. Там же была подпись врача и личная печать.
Тут к ним опять подскочила не до конца протрезвевшая Мария.
– Что они с тобой сделали? – громко закричала она, впрочем, не пытаясь взять мальчика, которого нес Бойко, на руки. – Я вас всех, твари, засужу! На что я его лечить буду?
– Мы все оплатим, – неловко вступился Виталий. – Все лечение оплатим.
– А я на что жить буду? – не унималась та.
– И вам заплатим, – покорно кивнул головой тот.
– Сейчас давай! – угрожающе махнула рукой женщина.
Виталий полез в карман пиджака за бумажником.
Но тут, неожиданно даже для себя самой, взорвалась Неонила.
– А вам-то за что? – спросила она. – Без ребенка меньше на станции насобираете?
– Не твое дело, – начала было та. – Мой Мишка, что хочу, то и делаю.
– Не все, что хочешь, – уже не могла остановиться тихая Нила. – За такое родительских прав лишают. Ты ж его не кормишь даже!
– Отстань, – махнула рукой Мария. – Себе роди, и сама воспитывай. – Она уже оценила противника, как неопасного.
И опять здорово ошиблась.
– Не давайте ей денег, – жестко сказала Неонила Виталию. – Она больше собаки виновата. Не за что ей деньги давать.
Виталий в замешательстве остановился. Умом он понимал, что если поддаться нажиму, то его будут шантажировать постоянно. Но понятия не имел, что со всем этим делать. Да и чувство вины пригибало.
– Попробуй не дай! – озлобилась пьяница. – Да я вас всех засужу! Все попродаете, суки! – и она протянула руки к ребенку. Так же, как протянула бы к любой другой своей вещи.
И получила по рукам. Причем, пребольно.
Петр Иванович смотрел во все глаза, ничего не понимая. Они, что, все библиотекарши такие?
– Исчезни, тварь, – тихо сказала Неонила. – Исчезни, или прибью.
Мария, осознав ошибку и ощутив реальную опасность, тихо ретировалась. Правда, поорала еще им вслед, но уже за забором.
– Я поеду с ребенком, – сказала Нила фельдшерице.
– Ты уверена? – спросил Бойко, как бы продолжая ранее начатый разговор.
– Я еду.
– Хорошо. Я за вами.
Он передал Мишку Ниле, та не очень ловко взяла его на руки. Но Мишка сам ей помог, обвил ручонкой Нилину шею. Виталий, поблагодарив, неуверенной походкой пошел в дом, к жене.
– Поехали, – сказала Нила фельдшерице, залезая с Мишкой в УАЗик. Потом обернулась и крикнула уже отходившему Петру Ивановичу:
– Позвони Белле, пожалуйста. У нее телефон адвокатессы. Она знает. Пусть найдет и передаст тебе.
– Хорошо, – уже ничему не удивляясь, согласился Бойко.
Фельдшерица закрыла за Нилой с ребенком дверь, сама залезла на сиденье рядом с водителем, и "буханка", завывая двигателем, потихоньку поползла по щербатой деревенской улочке.
Глава 8
Городок. Адвокаты и местные жители. Узел затягивается.
Постепенно визиты в Городок стали рутиной.
Конечно, не ежедневные.
У удачливых адвокатов потому так и много дел в одновременном ведении, что ведутся юридические процедуры, как правило, неспешно. И, понятное дело, не из‑за адвокатов.
По серьезному преступлению полтора-два года в СИЗО до суда – обычное дело. Сейчас, правда, ограничили полуторами. Если осудят – отсиженное идет в зачет. Вероятность же оправдания в российских судах крайне низка. И в таком случае оправданный столь счастлив, что, как правило, уже не протестует из‑за потерянного куска жизни. Главное, чтоб тюрьма не повторилась – власть очень не любит признавать свои ошибки.
Тем не менее, до "белых мух" Ольга, одна или с Олегом, не раз съездили в Городок.
Много чего сделали.
Например, в магазине "Хозтовары", по адресу ул. Ленина 22, купили пять метров веревки. Ровно такой, какой был удушен бывший начальник полиции Городка. И какую нашли в багажнике автомобиля Николая Клюева.
Здесь линия защиты была очевидна: эта веревка могла быть в багажнике у доброй тысячи горожан.
Так, подозреваемый в убийстве Клюев с ее помощью завязывал мешки с мусором. На клюевской даче мусорного контейнера не было, его складывали в мешок и вывозили на помойку в багажниках машин. А это значит, что еще у сотни дачевладельцев в их эконом-поселке, в багажниках была та же самая веревка – хозмаг-то в этом районе был единственный.
Олег не поленился записать показания хозяйки магазина: веревки у поставщика было закуплено много, из соображений дешевизны опта. А покупателей, конечно, если не тысячи, то уж сотни точно.
На основании этого Багров обратился с официальным ходатайством к следователю Маслакову В. А. Он просил, с учетом сложности идентификации принадлежности веревки конкретным гражданам, провести порографическую экспертизу. То есть, попытаться определить на конкретном куске веревки, найденном на месте преступления, некие элементы, а конкретно – выделения кожи рук, присущие лишь подозреваемым.
Ходатайство было официально отклонено. Неофициально было объяснено, что "ваша порНографическая экспертиза – просто трата государственных денег".
По всей видимости капитан юстиции Маслаков В. А. пока не видел судебных перспектив у данного дела. А если проще – следствие пребывало в полной уверенности, что рак скоро добьет Клюева, и суда в связи с этим просто не будет.
Такая позиция была весьма удобна для адвокатов. Следователи делали ошибку за ошибкой. Обычный суд мог и не обратить на них особого внимания.
Но здесь было убийство, и было полное отрицание вины будущим подсудимым. А стало быть, ничто не мешало суду стать судом присяжных. С присяжными же, несмотря на все проблемы данного вида судебного разбирательства, гораздо сложнее "проштемпелевать" халтурно слепленное дело.
Ольга тем временем активно встречалась с адвокатами и родителями оговоривших Клюева парней. Лишь с двумя не удалось найти общего языка. С остальными же вполне получилось. Шеметова рассуждала так: понятно, зачем брать на себя малое, чтобы не отвечать за большое. Но зачем вообще что-то брать на себя, да еще оговаривать другого, если суд скорее всего оправдает их подзащитного? Тогда уже придется отвечать и за оговор.
Ведь кем были все эти запуганные "оговорщики"? Мелкой околоуголовной сошкой. Оговорили из страха. Теперь из страха же отказывались от сказанного. В активе Ольги Викторовны были уже три отказа от ранее данных показаний против ее подзащитного.
И вот тут-то Багров с Ольгой поняли, что ее тринадцатое дело, на самом деле, мягко говоря, необычное.
Конечно, адвокаты не часто бывают закадычными друзьями прокуроров. Но, как правило, взаимное уважение присутствует. И процессуальные противники весьма редко становятся врагами по жизни.
У каждого – своя работа. Если переходить на высокий штиль – то именно совместная работа каждого делает жизнь социума справедливой и безопасной. Для точности – вставим словечко "более". Более справедливой и более безопасной.
Математику это понять очень просто, достаточно рассмотреть задачу "в лимитах", то есть – крайних значениях.
Останься в судах одни адвокаты – и мир захлебнется в безнаказанной преступности. Изгони адвокатов из зала суда – и мир захлебнется в беззаконии и самодурстве.
Короче, судья, прокурор и адвокат – не враги, а участники ОБЩЕГО во всех смыслах процесса обретения справедливости.
Здесь же все было гораздо печальнее.
Например, за осень дважды прокалывали колеса шеметовской машинке. Их латали быстро, однако подобный подход уже на данном этапе рисовал весьма мрачные перспективы в будущем.
Олег Всеволодович попытался снизить накал противостояния, зайдя еще раз на беседу к Слепневу.
Тот был вполне любезен, но его видение устройства мира не изменилось. Либо вы с нами, либо вы против нас.
Причем, судя по дыркам в шинах, представитель правопорядка никоим образом не стеснялся правопорядок нарушать.
Впрочем, испорченные колеса быстро стали мелочью.
Вчера полицейские задержали жену Николая Клюева Жанну. За попытки создать помехи следствию.
Это был уже открытый произвол.
Оформив соглашение на ее защиту, Ольга встретилась в ИВС с Жанной.
Та была в весьма боевом настроении и не нуждалась в какой-либо психологической поддержке.
– Крысами решили меня напугать, козлы! – сообщила она.
– И в самом деле были крысы? – вот Ольгу крысами напугать было бы легко.
– Откуда там крысы? – зло усмехнулась Клюева. – Они там с холоду передохнут.
Оказалось, ее посадили в одиночную камеру, где температура была близкой к уличной.
На допросы ни разу не вызывали. Да, наверное, и не вызовут. Знакомый мент шепнул Жанне, что больше двух суток держать не будут. Ясно же, что задержание производилось не в интересах установления истины, а как средство давления на мужа.
– Скажите Коле, у меня все отлично. Пусть не волнуется. Будем стоять жестко, пока наших не выпустят.
– Я тоже так думаю, – подтвердила Шеметова, стараясь выдавить из сознания мысль о саркоме. Как поведет себя злая опухоль, и как с ней бороться – этого адвокатесса уж точно не знала. – У вас еще какие-то просьбы или пожелания есть? – Ольга уже поняла, что ее профессиональная помощь Клюевой вряд ли понадобится. А в психологической новая доверительница изначально не нуждалась.
– Есть, – сказала Жанна, зло сверкнув глазами. – Маринку спрячьте. Она крыс боится.
– Марина уже уехала, – успокоила ее Шеметова. Эта же мысль – о робкой и впечатлительной жене второго брата – пришла к ней сразу, как только узнала о задержании Жанны. – В Новосибирск, к маме. До нашего звонка.
– Ну и слава Богу, – сама закончила беседу супруга Николая. – Передайте мужу, у меня все отлично. В бою не подведу.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась адвокатесса и с уважением пожала Жаннину крепкую ладонь.
После ИВС Ольга встречалась с Косицыным. Снова на "конспиративной" автозаправке.
Тот был гораздо веселее, чем при прошлой встрече.
– Разворошили вы муравейник, – уважительно сказал он девушке.
– Стараемся, – с удовольствием приняла похвалу адвокатесса.
– Коньячку будете? – спросил он.
– Нет. Мне потом за руль.
– Понятно. Лихо вы троих перевербовали. Плюс мой, в запасе, с красным перцем. На суде хорошо прозвучит, присяжные такое любят.
– Да уж, сделаем максимально драматично.
– Только все равно у вас ничего не выйдет.
– Почему это? – в момент возбудилась Шеметова.
– Потому что сила солому ломит, – уже без улыбки сообщил бывший прокурор.
– Делай, что должно. И будь, что будет, – поговоркой же ответила Ольга. – Может, еще какой подарочек нам принесете? Вклад, так сказать, в обогрев космоса.
– Да берите, у меня много, – ухмыльнулся тот. – Вот адресок, – он подтолкнул к Шеметовой сложенную бумажку. – Только никаких ссылок на меня.
– Есть, сэр, – Ольга вцепилась в бумажку, мгновенно отправив ее в свою сумочку.
– А полковника убил майор. Больше некому, – смачно закончил рандеву Косицын.
– Есть доказательства? – заинтересовалась адвокатесса. Эту версию она слышала в Городке уже неоднократно. Именно у Слепнева были в тот вечер и мотив, и возможность.
– Нет доказательств. И не будет, – мрачно подытожил Михаил Петрович. – Просто противно прокурору, хоть и бывшему, хоть и спившемуся, на все на это наблюдать.
– Да вы, Михаил Петрович, просто рыцарь на белом коне, – искренне сказала Шеметова.
Старый юрист не смог сдержать довольную улыбку.
– Было б таких, как вы, хоть двадцать процентов – Слепневы бы не взяли город, – закончила, поднимаясь, Ольга.
– Это точно, – вздохнул Косицин.
А она уже поехала по выданному бывшим прокурором адресу.
Точнее, пошла – уж больно ее желтая машинка была заметной.
По дороге пару раз оглянулась.
Нет, похоже, до наружного наблюдения пока не дошло. Хотя, если процесс пойдет такими темпами, то скоро надо будет заказывать личную охрану.
В облезлой салатовой трехэтажке поднялась на второй этаж. Она и внутри была облезлой. Зато со всех сторон была окружена деревьями, в два раза выше дома.
Позвонила.
Открыл интеллигентного вида человек.
– Я пришла поговорить про…
– Проходите, – перебил ее мужчина, торопливо закрывая за гостьей дверь.
"Тоже боится", – подумала Шеметова. С другой стороны, если б сильно боялся, не напрашивался бы на встречу. Вряд ли Косицын дал бы его адрес без предварительной договоренности.
Мужчине было на вид лет пятьдесят, щуплого телосложения, в однотонном сером свитерке, джинсах и с аккуратно зачесанными назад седыми длинными волосами.
Комнатка небольшая, но чистая. Даже уют какой-то заметен. Правда, наведенный, скорее всего, не очень умелыми мужскими руками.
– Садитесь, пожалуйста, – на круглом столе уже было накрыто для чая: две чашки с блюдцами, заварник с торчащим из носика ситечком, кобальтовая гжельская посудина с печеньем. – Может, вы голодны? Я сделаю бутерброды.
– Нет, спасибо большое, – отказалась Ольга. Конечно, она была голодна. Но времени катастрофически не хватало, а предстояла еще большая работа. – Так что вы хотели мне рассказать?
– Сейчас, – сказал мужчина, отходя, как выяснилось, за горячим чайником. Он по старинке согревался на газовой плите. – Меня Леонид зовут. Богданов. Я виолончелист. Бывший.
– Вот здорово! – некстати обрадовалась Шеметова.
– Что здорово? Что – бывший? – невесело улыбнулся Леонид.
– Нет, что вы, – смутилась адвокатесса. – Просто у меня подруга, тоже виолончелистка. – Ольга названа ансамбль, в котором играла – и теперь снова играет – их несгибаемая Маринка Томская.
– Так я их знаю, – тоже обрадовался хозяин. – Серьезные музыканты. А что, у виолончелистки тоже была травма?
– Еще какая! – адвокатесса вкратце описала всю героическую историю ее возвращения в музыку.
– Сколько ж ей это стоило, – задумчиво сказал Леонид.
– Вы про мужество или про деньги? – переспросила Шеметова.
– Про деньги, – усмехнулся тот. – У меня похожая история. И мужества бы хватило на сто операций. А вот денег, к сожалению, нет.
– Вы тоже попали в ДТП?
– Нет. Я оказался не в то время, не в том месте. Попал на глаза.
– То есть? – похоже, Ольга начала что-то понимать.
– На глаза товарищу Слепневу. Он тогда еще был капитаном. Очень активно стоял на страже законности.
– А каким образом виолончелист пересекся с капитаном полиции? – пошла напролом адвокатесса. "Здесь явно пахнет вкусным", – подумала она и сама же смутилась. Вкусный для адвоката факт, похоже, сломал жизнь сидевшего напротив нее человека.
Так оно и оказалось.
– Поверите, я в жизни своей никогда не совершал ничего противоправного, – после паузы начал свой рассказ Леонид.
– Вам – поверю, – легко согласилась Ольга.
– А тут затмение как будто нашло, – музыкант сделал паузу.
– Ну не банк же ограбили, – помогла ему Шеметова.
– Нет, конечно. Не банк. Я тогда еще курил. И вот вышел из электрички, шел по перрону. Искал глазами урну. Не нашел. Черт дернул бросить пачку прямо на перрон.
– Дело нехорошее, – согласилась адвокатесса. – Но на преступление века не тянет.
– Вдруг почувствовал страшную боль в правой руке. Потерял сознание. Очнулся в милицейской машине. В отделении подписал протокол и пошел в больницу. Переломы оказались со смещением. Короче, больше на виолончели я не играю, – на глазах Леонида выступили слезы, он отвернулся. Потом встал и вышел из комнаты.
Ольга сидела ошарашенная.
Господи, где мы живем?
Понятно, что профессионально катаясь по СИЗО и тюрьмам, она всякого насмотрелась. Но здесь уже был какой-то трэш.
Леонид вернулся.
– Вот такая история, – сказал он.
– И вы не предприняли никаких юридических действий? – спросила Шеметова.
– А какие действия я мог предпринять? – уже спокойно ответил бывший музыкант. – Сначала руку лечил. Потом работу искал – есть-то чего-то надо. Хорошо хоть, что одинокий.