– Вроде все правильно понимаете, – задумался майор. – А тоже ведете себя, как юноша романтический.
– Профессия у нас такая, – спокойно ответил Олег Всеволодович.
– Значит, вы все окончательно решили? Пока не покинули кабинет, можете передумать. Да и потом можете, только условия будут уже другие.
– Мы все окончательно решили, – подвел черту Багров.
– Хорошо, – согласился майор. – Пошло-поехало. Великая битва быка с тепловозом.
– Однажды теленок уже бодал дуб, – напомнил майору адвокат. – И дуб рухнул.
– Только не в нашем случае, – поднялся из‑за стола тот, давая понять, что аудиенция закончена.
– И в нашем – тоже, – Багров также встал, ожидая свой телефон. – Не берите на себя слишком много. Вы не бог.
– Это почему же? Здесь, в городе, я именно бог и есть.
– Не-а, – весело ответил адвокат. – Боги прослушки не боятся и телефоны в сейфы не прячут.
Он вышел из кабинета, спиной ощущая два глаза-ствола.
Конечно, Олег не хотел войны. Однако, жизнь порой ставит в такие ситуации, когда выбирать уже не приходится.
Глава 7
Снова Стожки. Библиотекарь Беляева и прапорщик Бойко. ЧП в деревенском доме
Она действительно не видела никакого будущего рядом с Бойко.
Не то что общего, но даже хотя бы частично совместного.
Конечно же, Неонила была очень благодарна бравому прапорщику. Страшно даже вспомнить, как она валялась на мокром дощатом мостике, зареванная и несчастная, искренне уверенная, что ее нога сломана безвозвратно, а жизнь закончена. В таком контексте появление Петра Ивановича не могло рассматриваться иначе как подарок судьбы. Да и дальше, весь ее так бездарно начавшийся отпуск, он сделал все, чтобы заслужить если не любовь, то большую благодарность.
Благодарность заслужил. Искреннюю.
И все же – не любовь.
Потому что Неонила – как-никак столичная интеллигентка в энном поколении. Пусть это качество уже лет сто не рассматривается в родной стране как достоинство, но истинным интеллигентам гримасы и ужимки текущей власти мало интересны. Им текущая власть параллельна в самом прямом смысле этого математического понятия. Эстетически не пересекаются. Интеллигенты самодостаточны. И если так можно сказать – самогорды.
Нет, нет, упаси бог, Неонила Беляева никогда не делила людей на белую и черную кость. А слова чернь или плебей вызывали у нее, как и всех представителей прослойки-недокласса, яростное негодование. Неонила Леонидовна готова была грудью встать на защиту человека из народа. Но, если честно, не готова была делить с ним свою единственную жизнь. Даже в таком варианте, когда больше делить было не с кем.
Бойко в этом плане отличался от нее разительно. Он-то как раз был готов немедленно разделить со спасенной библиотекаршей все то немногое, что у него было. Более того, в его от рождения неглупой, хоть и упертой, голове даже мыслей не возникало, что симпатичных друг другу людей могут разделять некие нефизические субстанции, типа "читал ли ты Кафку?".
Точнее, не так.
Дураком-то прапорщик точно не был. И сразу понял, что Кафку нужно-таки прочесть.
Единственная проблема – на момент столь ярко вспыхнувшей привязанности он не знал такой фамилии – Кафка. Просто нутром чуял, что для повышения его шансов субтильная, однако столь желанная, библиотекарша должна выдать прапорщику некие свои "военные тайны". Он же постоянно слышал их чириканье с пансионатской библиотекаршей, Беллой Эдуардовной, их мгновенный переброс неведомыми именами или событиями. Этакая связь на своем птичьем, секретном для окружающих, языке.
Вот прапорщик и решил язык тот изучить, понимая, что иначе до столь взволновавшей его женщины не добраться.
Выведав десяток заветных имен, Петр Иванович приступил к их освоению. Начал, разумеется, с главного. Неспешно, но обстоятельно прочитал избранное в двух небольших, грязно-желтого цвета, томах. Поразился прочитанному и от всего сердца пожалел автора. Википедия подтвердила его подозрения о тяжелой жизни бедного Франца Кафки. Ненавистная скучная работа плюс букет различных болезней, включая импотенцию – как говорится, спасибо, не надо. Наверное, оттого и книжки такие странные сочинял.
Нет, своим будущим детям он бы подобное чтение не посоветовал. Хотя, например, история превращения несчастного клерка в насекомое захватила даже обычно не склонного к рефлексии прапорщика. "Странно, но интересно", – сделал он вывод о прочитанном. И не преминул вставить пару фраз в разговор с Неонилой.
Далее были еще несколько славных имен, незнание коих совершенно очевидно лишало Петра Ивановича доступа к… не будем писать – телу, хотя это так и есть. Короче, Петр Иванович явно рос в культурном смысле.
Библиотекарь Беляева понимала, конечно, откуда растут у прапорщиков интеллектуальные ноги, но волей-неволей одобряла процесс приобщения. А как еще могла реагировать библиотекарь на читательскую активность?
Лишь единожды Бойко допустил ошибку. Зато – почти фатальную, сочтя вполне научной книгу о новом прочтении истории, в котором Иван Грозный и хан Батый были одним и тем же человеком. Заметив закипающий в глазах любимой гнев, быстро перевел все в шутку. Нет, прапорщик был однозначно умным и находчивым человеком.
А еще – однозначно влюбленным.
Итак, сначала Нила не отвергала тянущегося к знаниям прапорщика из соображений профессиональных: он же к знаниям тянулся, пусть и не только к ним.
Потом – из соображений бытовых.
Бойко, краснея и смущаясь, напросился к ней в гости.
Долго, держа спину прямо, пил чай. По ходу дела исправил сразу три ошибки. Заметив косой взгляд, перестал наливать горячий напиток из чашки в блюдце. Затем разом прикрыл многолетнюю привычку дуть на кипяток для его охлаждения. И наконец убрал оттопыренный от чашки мизинец.
Это было сложнее всего. Мизинец сам собою отрывался от миниатюрной фафоровой ручки вправо, равновесие, что ли, поддерживал. И лишь неимоверным усилием воли Петр Иванович его контролировал.
После чая с пирожными – их тоже принес Бойко – бывший прапорщик деловито прошелся по квартирке Неонилы. В итоге в туалете появился свет (до этого без малого год хозяйку выручал лишь фонарик в мобильном телефоне), в унитазе перестала постоянно течь тоненькая струйка воды, а дверь в спальню, наконец, начала закрываться, причем без скрипа. Последним преимуществом влюбленному прапорщику воспользоваться практически пока не удалось, но он, помня старика Суворова, четко знал, что любую крепость можно взять. Если не штурмом, то осадой. Главное, чтоб правила осады соблюдались неукоснительно.
Постепенно квартирка Нилы преобразилась.
Нет, она не стала больше или роскошнее. Просто все в ней теперь работало, причем без запредельных люфтов и неприятных звуков. Отодранное было привернуто или приклеено обратно, а разболтанное свинчено и отрегулировано.
Неонила, конечно, не слепая. И не из детского сада. Все видела, все понимала. И не сказать, чтоб ей было неприятно.
Однако даже слегка жалела бравого военного пенсионера. Несмотря на теперешнее знание Кафки, вряд ли ему что-либо светило. Как девушка – пусть и не юная, но – честная, пыталась намекнуть на это обстоятельство, но прапорщик делал вид, что не понимает столь тонких намеков.
Библиотекарша не настаивала.
Во-первых, боялась обидеть.
Во-вторых – он же своим присутствием не отгонял от нее других, более достойных кавалеров. Которых, к тому же, просто не было.
И, наконец, было еще в-третьих. Она незаметно сдружилась с Петром Ивановичем. Пусть не как Ромео с Джульетой. Скорее, как…
Вот с определением наметившейся дружбы было сложнее. Всплывали в памяти книжные примеры: Дон Кихот с Санчо Пансой, Д,Артаньян с Планше. Лезли в голову даже Робинзон с Пятницей, впрочем, последнюю аналогию она старалась от себя отгонять.
В общем, замуж конкретно за данного представителя мужского пола Неонила по-прежнему не хотела, а вот поехать отдохнуть к знакомым на дачу – к тем же Рожковым, в лесу побродить да в озере искупаться – библиотекарша была уже вполне готова.
Единственно – Бойко сначала предложил ей прогулку на природу вдвоем. На это она пойти не могла. Но и просидеть очередные выходные в такую чудесную погоду было обидно.
Короче, несмотря на позднюю осень, решили пойти погулять в Парк Горького, сильно изменившийся за последние годы. Даже не так: ставший из унылой площадки с деревьями территорией, в которой каждый мог найти себе развлечение по душе. Деревья при этом тоже никуда не исчезли.
В итоге все равно поехали к Рожковым, о чем – ниже.
Петр Иванович заехал за ней ровно в десять утра, как и договаривались. Неонила, будучи настоящей женщиной, была готова к выходу в 10.45. Соответственно, сорок пять минут Петр, не выказывая никакого неудовольствия, просидел на кухне, попивая чаек. Еще точнее, чаек он попивал треть указанного времени, за оставшееся успев починить отказавший утюг и заменить прокладку в допотопном кухонном кране.
– Зачем? – не поняла Нила. – Подумаешь, три капли в час.
– Не положено, – не оригинально объяснил прапорщик. – Тем более, у тебя водомер стоит индивидуальный. – Он, кстати, путался с "ты" и "вы", не зная, на чем уже можно остановиться. Нила принимала любой вариант, однако поводов к сближению не давала.
– А если б не индивидуальный? – подколола она. – Тоже не положено?
– Тоже, – подтвердил Бойко. – Вода – достояние человечества.
Когда он так вот, невзначай, впаривал ей какую-нибудь банальность, она слегка дергалась. Но, уловив однажды его незлую усмешку, сделала предположение, что в данном случае скорее проверяют ее стандарты юмора, чем используют свои стандарты общения.
День выдался солнечный, дождя не предвиделось, так что, пусть и с запозданием, но такая осенняя прогулка обещала быть приятной. В слякоть-то не погуляешь.
– Я готова, – наконец, объявила женщина.
В коридоре мельком оглядела себя в большое зеркало. А что, есть что показать мужчинам. Собственно, она и показывала, в рамках своего понимания приличий: стройные ноги, аккуратная фигурка, обтянутая платьем так, чтобы все, что надо, демонстрировалось, однако обвинений в легкомысленности (или, не дай бог, в несоответствии возрасту) не вызывало. То, что она одета правильно, подтвердил и пойманный ею взгляд Бойко.
Впрочем, все давно шло к тому, что одень она на себя мешок из-под картошки, прапорщик все равно будет приятно впечатлен.
"Эх, почему ты, Петр Иванович, не принц?" – привычно вздохнула Нила. И так же привычно отогнала от себя эти мысли: впереди были приятные четыре часа, зачем их омрачать вопросами, на которые нет ответа?
Она закрыла квартиру, легко и без усилий провернув ключ на два оборота. Об этом стоит упомянуть, потому что ранее закрывание двери было процессом творческим и не быстрым. Открывался замок всегда сразу, легко, а вот закрывался в прямом смысле слова со скрипом. Порой вообще не закрывался, тогда Нила звонила начальнице, что задерживается, и возвращалась плакать в подушку. Погоревав – не столько про ключ, сколько про жизнь – она снова шла к проклятой двери, и чертов ключ немедленно проворачивался.
Нила уже думала, что есть в этом нечто мистическое. Однако появившийся как-то в подобный момент прапорщик отобрал у нее ключ, рассмотрел его внимательно, достал из кармана всегда бывший при нем универсальный набор, выполненный в виде складного ножа, только с очень толстой ручкой и большим количеством начинок.
Начинки пошли в ход, от плоскогубцев до надфилей. В итоге мистика умерла – ключ работал безотказно: и на открытие, и на закрытие.
И хотя итог не мог не радовать, Неониле было чуть жалко несостоявшейся тайны.
Вот и теперь, закрыв дверь без усилий, она вновь испытала свое странное ощущение. Мельком глянула на Петра Ивановича – не заметил ли? А то Кафка в книжке – еще куда ни шло. Но вот Кафку в жизни бывший прапорщик вряд ли вынесет без потерь.
Но нет, он был занят, отвечал на звонок мобильного.
– Да, Виталь, слушаю.
Там пошел какой-то текст, не слышный Неониле. Однако она видела, как Бойко напрягся.
– Не очень, Виталь, – ответил тот. – Если только не архиважное. Мы тут на прогулку собрались. В парк Горького.
В следующую паузу Нила поняла, что неведомый ей Виталий все-таки говорил про архиважное. А потом, из реплик Бойко, и Виталия вычислила, и ситуация нарисовалась. Похоже – крайне неприятная ситуация.
– Мальчик укусил собаку? – переспросил Бойко. – Собака мальчика? Господи, за лицо!
Дальше опять пауза.
– Сейчас спрошу, – наконец, поникшим голосом сказал прапорщик и зажал микрофон ладонью.
– У Рожковых беда. Мишка, помнишь его? Волчонок из Стожков. Ел котлету у них. Аргентум подошел на запах. Мишка укусил его за нос, а тот в ответ цапнул в лицо. Валентина в истерике, Виталик тоже паникует. "Скорую" вызвали. Просят подъехать. Что делать?
Неонила оценила его вопрос.
Для прапорщика Бойко помощь друзьям, да еще в экстренной ситуации, была вопросом необсуждаемым. Но он шел гулять с любимой женщиной, и все его принципы дали трещину.
– Поедем вместе, – сказала Нила. Бойко сразу расслабился, и если б не ситуация с покусанным ребенком, наверное, вообще расцвел бы от счастья.
– Поехали, – сказал он.
Они спустились вниз, к машине Петра.
Автомобиль тоже достоин отдельного рассказа. Ездил бывший прапорщик на черной "Волге" ГАЗ-24. Тоже бывшей – раньше возила какую-то важную номенклатурную единицу. Потом лет двадцать гнила в разных гаражах, пока, наконец, не стала личной собственностью Петра Ивановича.
Он относился к ней точно не как к средству передвижения.
Впрочем, к "Волге" с почтением относятся, наверное, все, кто пожил в Советском Союзе. Прежде всего эта машина определяла статус владельца. Лучше и дороже автомобиля в СССР не было. По крайней мере, из продаваемых обычным гражданам.
А цена ее в ту пору равнялась – Петр Иванович сам видел в автомагазине в Южном порту, на крутящемся подиуме – 15 650 рублей. Для сравнения, первый оклад Петра Ивановича был 150 рублей. И это далеко не самый низкий оклад для молодого человека. Выпускники вузов получали от 90 до 120 рублей в месяц.
Так что большинству граждан оставалось лишь разглядывать красавицу в магазине. Испытывая, тем не менее, нескрываемый пиетет к этому топ-сегменту советского цивильного автопрома.
А поговорки какие бытовали!
Например, на "Волге" не ездили, а рассекали. И зачастую не на "Волге", а на "Волжанке". Так почему-то казалось круче.
Или другая, тоже широко распространенная идиома: "Волга" – живет долго!". В сравнении с "Москвичом", "Запорожцем" и недавно появившимися "Жигулями" (бывшим "Фиатом-124") – истинная правда. Мощный двигатель легко таскал толстый металл.
Злопыхатели, правда, указывали на то, что "Волгой" должен рулить не просто водитель, а механик-водитель. Все требовало чуть не ежедневного смазывания, подкручивания и проверок. Но в России никогда не было проблем с механиками-водителями. Зато смазанное, подкрученное и проверенное гарантированно доезжало даже до Берлина.
В общем, как только предложили Петру Ивановичу это чудо, так он сразу и согласился, тем более, что нынешняя цена авто на ходу была меньше, чем у хорошего велосипеда. И поскольку руки у прапорщика были приставлены как надо, то сегодня его "Волга" казалась скорее ухоженным дорогим ретро-автомобилем, чем недобитым осколком прежней роскоши.
Нила с удовольствием впорхнула в предупредительно раскрытую дверь, на удобное и широкое пассажирское место. Снаружи машина была черной, изнутри – шикарной черно-красной. Да и ездила очень прилично: быстро, ровно, легко держа курс. Про расход топлива Неонила не спрашивала: в доме повешенного не говорят о веревке.
По случаю выходного выбрались за город легко, уже обратный поток потихоньку начинался.
– Я все-таки не поняла. Мальчик действительно укусил собаку? – спросила Нила.
– Не удивлюсь, если так и было, – мрачно ответил Бойко, легкими движения руля удерживая машину на заданной траектории.
– Да, помню его глаза, – вздохнула женщина. – А ведь это ребенок. – И вдруг, не по теме:
– Бедная Белла!
Хотя – почему не по теме…
Прапорщик только вздохнул невесело.
– А у вас дети есть? – вдруг спросила, непонятно с чего, Неонила. Сам Бойко о своем прошлом никогда не рассказывал.
– Нет, – односложно ответил тот. Потом добавил:
– Женщина, которая мне очень нравилась, не поехала со мной. Развелась.
– Куда не поехала?
– На Севера́. В Мурма́нск, – прапорщик в обоих словах ударение делал на букву "а".
– А вам обязательно было ехать? – очень по-женски спросила библиотекарша.
– Мне – обязательно, я присягу давал, – непривычно жестко ответил Бойко. И, испугавшись собственной резкости, попытался объяснить:
– У нас с вами разные принципы.
– У кого? – не поняла собеседница.
– У мужчин и женщин. У нас главное – слово и дело.
– А у нас? – подумывая, не обидеться ли, спросила Неонила.
– А у вас – не знаю.
– Вот и поговорили, – усмехнулась Нила. Потом, решив все-таки не обижаться, высказала волновавшее:
– Отдать бы этого Мишку Белле. Было бы справедливо.
– Не положено, – опять проявил строптивость прапорщик.
– Почему не положено? – теперь уже Неонила рассердилась всерьез. Что он о себе думает, этот Бойко?
– По закону. При живой матери. Да и не справится она, – неохотно ответил тот.
– Почему не справится? – еще раз спросила Нила, хотя уже сама поняла, почему.
– У Беллы, кроме любви, ничего нет. А с волчатами одной любви мало.
– Что, еще плетка нужна?
– Если кого любишь, то плетка никогда не нужна, – снова спокойно не согласился Петр Иванович.
– А что же тогда? – допытывалась Нила. Ей действительно стало интересно.
– Понимание, за что берешься. И готовность к проблемам.
– А вы, значит, готовы к проблемам? – Ниле все это начало напоминать какие-то сексистские выпады.
– Нет, не готов, – неожиданно ответил Бойко. – Потому и не берусь.
Дискуссия затихла.
Под мощный гул движка Нила задремала, а проснулась оттого, что Петр Иванович выключил мотор.
Приехали.
Сразу увидели "Скорую", сельский вариант – серый УАЗ-буханка, с красным крестом.
Вышли из машины. Зашли в калитку.
Врач – точнее, как выяснилось, женщина-фельдшер – работал в домике.
Обрабатывал малышу лицо.
Все действительно оказалось серьезно. И именно так, как рассказал Виталий.
Голодный Мишка пришел, как всегда, поесть. Ему дали свежеподжаренную котлету. Аргентум не удержался, подошел поближе. Огромный ротвейлер, раза в три тяжелее ребенка, никак не ожидал, что его инстинктивное любопытство вызовет такое же инстинктивное нападение.
А дальше – собака есть собака. Какой бы она не была добродушной. В ответ на укус скорее всего последует укус.