Глава 7
К Москве подъезжали уже под дождем. Терпеливо ожидавшие своего часа сентябрьские тучи плотно обложили небо и сочились на землю мелкой, непрекращающейся изморосью.
Темка к концу пути заснул, примостившись у Сережи на коленях.
Виктор встретил нового родственника с показным радушием – Аня давно научилась разбираться в истинных проявлениях его чувств, но ей было все равно: главное, чтобы Сережа думал, что ему здесь рады.
Вещи Сережи занесли в приготовленную для него комнату – просторную, красиво обставленную, в ней пока не было кровати, только раскладной диван, мебельная стенка с книгами, телевизор, аудио– и видеоаппаратура.
– Располагайся, твою одежду разложим в гардеробной, сейчас умоемся с дороги и будем кушать.
Сережа отчужденно осматривался, осторожно трогал мебель и вещи, выдвинул пустые ящики массивного письменного стола.
– Пойдем, я покажу тебе квартиру, – предложила Аня.
Паренек сохранял при осмотре неприступный вид, но в ванной комнате юношеская любознательность взяла верх.
– Это джакузи? А как ее запустить?
– Вечером перед сном выкупаешься, я тебе все объясню и покажу.
Только сели обедать, позвонила Елизавета Михайловна:
– Анечка, приехали уже? Сейчас зайду, я как раз здесь поблизости.
Звонок в дверь раздался через десять минут. Елизавета Михайловна, запыхавшись, быстро говорила что-то в холле, целовала Анну, затем прошла в гостиную, затискала Темку, наконец угомонилась и заняла место за обеденным столом. Некоторое время она пыталась поддерживать общий разговор, бросая украдкой быстрые взгляды на Сережу, но вдруг прижала к глазам салфетку и вышла в другую комнату.
Аня поднялась вслед за ней:
– Витя, поухаживай за мальчиками, я на минутку. Сереженька, попробуй форель и вот этот салат. Не стесняйся, ешь как следует, подай Темке хороший пример.
Мать сидела в детской и утирала обильно струившиеся по щекам слезы. Аня подсела к ней и обняла за плечи.
– Как он похож на Семена, – проговорила Елизавета Михайловна. – Когда Сеня был молодым, у него было точно такое же лицо, я узнаю глаза, губы, манеру вскидывать голову, улыбку. Последний раз я видела твоего отца, когда ты вышла замуж, он все еще был красив, силен, энергичен… Знаешь, случаются в жизни события, которые потрясают до глубины души, их запоминаешь на всю жизнь, некоторые – счастливые, другие – убийственные, как наша последняя встреча. – Она схватила Аню за руку и судорожно сжала ее. – Невыносимо, когда человек, с которым вы прежде составляли одно целое, смотрит на тебя чужим взглядом – с этим невозможно смириться; я, глупая, втайне надеялась, что у него сохранилась хоть капля прежнего чувства ко мне…
– Сама виновата, – не оказала поддержки Аня. – О чем теперь сокрушаешься? Ты отняла у него дочь, как после этого он должен к тебе относиться?
Елизавета Михайловна со скорбно-смиренным видом закивала:
– Да, да, дожила я, спасибо, доченька, уважила. Всю жизнь на тебя положила, воспитала, вырастила, и вот благодарность. Теперь я плохая мать, а он прекрасный, незаслуженно обиженный отец, так получается?
– Для меня он прекрасный, самый лучший! Возмутительно, что мне приходится тебе что-то объяснять!
Мать печально посмотрела на Аню:
– Как он сейчас выглядит? Постарел, наверно. А эта женщина? Ты видела ее?
– Она умерла, уже давно. Сережа с десяти лет рос без матери. Папа инвалид, он воевал в Чечне, был ранен и потерял ногу. Больше не женился, сейчас остался вдвоем с Матвеем – приемным сыном, о котором я тебе говорила.
Елизавета Михайловна с болью выслушала скупую информацию, вся сжалась и закрыла лицо руками.
– У него хорошие отношения с Матвеем? – немного погодя спросила она.
– О да! Матвей чудесный, добрый, заботливый, родной сын так не заботился бы о своем отце! – с воодушевлением воскликнула Аня; вдохновение отразилось на ее лице. – Сережа его обожает – и есть за что: Матвей выходил папу после ранения и вырастил младшего брата. Смотрит за обоими как нянька, притом что служит в армии…
Елизавету Михайловну заметно покоробила горячая увлеченность, с какой Аня говорила о Матвее. Она воззрилась на дочь с подозрением:
– А ну-ка, посмотри мне в глаза. С чего бы такой восторг?.. Аня!.. Боже мой, мне все ясно, я узнаю этот горячечный блеск в глазах, это прерывистое дыхание, внутреннее свечение, о, я долго наблюдала похожие симптомы – точно так же светился твой отец. Ты влюбилась, влюбилась в сына этой женщины! – Она горько расхохоталась. – Этого следовало ожидать, ты – дочь своего отца, его кровь, его гены!
Аня оторопела: она не собиралась обсуждать свою любовь с матерью, хотя до сей поры делилась с ней малейшими переживаниями, как с самой близкой подругой, однако в данном случае угроза ее браку с Виктором повергла бы Елизавету Михайловну в шок. К тому же Аня еще не привыкла к тому новому, незнакомому, что поселилось в ней нежданно-негаданно, не привыкла к самой себе. Вновь обретенное чувство, похожее на чудо, было ее сокровенной тайной – оно грело ее изнутри и не желало грубого вторжения.
Мать, однако, не проявила деликатности:
– Приехали! Всего три месяца замужем, не обжилась еще и закрутила новый роман! Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не бросаться в любовные похождения очертя голову? Мужчины вроде Виктора на дороге не валяются. Девицы за такими охотятся стаями, идут на всякие хитрости, из кожи вон лезут, чтобы заполучить мужика с состоянием. Аня, прошу тебя, возьмись за ум. Вспомни, что я тебе говорила: любовь пройдет, итогом будет разбитое корыто…
С Елизаветой Михайловной случился приступ желчного красноречия, как и всякий раз, когда она говорила о любви. Аня не вникала в суть слов матери, до нее доходили лишь раздражительные интонации ее голоса. Любовь имеет крепкую броню – нет силы, способной смутить ее слух, рассеять радужную дымку перед глазами или заставить медленнее биться сердце.
Мать сделала паузу, набрала побольше воздуха, чтобы выпустить очередной залп беспощадных доводов и… замолчала: на губах дочери блуждала безмятежная улыбка.
Елизавета Михайловна покачала головой:
– Что толку тратить слова? Однажды я через все это прошла и проиграла… – Она медленно направилась к двери, на пороге обернулась: – Ты уверена, что мальчику будет у вас удобно? Может быть, лучше поселить его в усачевской квартире?
– Нет, что ты, мама! Кто там за ним будет смотреть?
– Я могу захаживать время от времени, сготовлю что-нибудь, приберу, а в другие дни ты будешь приходить.
– Нет, нет, его пока нельзя оставлять без присмотра. Опасный возраст, мало ли с кем он познакомится в школе, на улице. Страшно подумать: алкоголь, наркотики, хулиганы, распущенные девушки… – Аня взволновалась. Проблемы тинейджеров ее до сих пор не касались – Темка был еще маленьким, незачем забивать себе голову воображаемыми ужасами раньше времени, – но теперь, словно время совершило огромный незапрограммированный скачок, они предстали перед ней во всей своей пугающей полноте.
– Пойдем, мам, надо с ним поговорить, – заторопилась Аня, – надо выяснить, чем он увлекается, о чем мечтает, ведь я ничего о нем не знаю.
– Да, да, Анечка, учти: самое правильное – это спорт. Поменьше улицы, побольше занятости в спортзале; книги, компьютер, – все лучше, чем случайные связи.
Утром Аня отвезла Темку в детский сад и вернулась домой за Сережей.
– Ты готов? Съездим ко мне на работу, потом в школу, не забудь взять документы. Устроим твои дела и погуляем, если хочешь.
– Ань, ты папе звонила?
– Конечно, вчера, сразу как доехали. С Матвеем тоже разговаривала. Кстати, надо купить тебе хороший телефон.
– Папа не был расстроен?
– Напротив, он радовался за тебя, сказал, чтобы ты сфотографировался на фоне памятников архитектуры и привез фотографии.
Последние слова оказали на юношу благоприятное действие. Он повеселел, оживился и стал активно собираться на выход. Аня произвела строгую ревизию его рубашек, свитеров, джинсов, сделала зарубки в памяти, чем необходимо пополнить гардероб брата, но внешним видом его осталась довольна: Сережа был по-юношески угловат, но обладал небрежной диковатой грацией, одежда ловко сидела на его худощавой, длинноногой фигуре. Белая нежная кожа, темные волосы и сумрачный взгляд делали его, с точки зрения сестры, совершенно неотразимым. Она оглядела брата с чувством фамильной гордости, не отказала себе в удовольствии поправить воротник его рубашки и мягкие волнистые волосы.
В машине Сережа в основном молчал и смотрел по сторонам. Было пасмурно, но дождь временно прекратился. Машина плавно скользила в общем потоке автомобилей, иногда приходилось останавливаться и ждать, пока движение не возобновится. Сережа с любопытством разглядывал проезжающие мимо дорогие иномарки.
Застряли в очередном заторе, Аня повернула голову и увидела, что юноша несмело переглядывается с ухоженной блондинкой, восседающей за рулем соседнего в ряду "лексуса". Хозяйка машины зазывно и многообещающе улыбалась Сереже, отчего Аня немедленно пришла в ярость. Эта кукла соображает хотя бы, на кого глазенки таращит? Грымза великовозрастная – наверняка лет тридцать, не меньше.
– Сережа, обрати внимание, у меня здесь разные диски, выбери на свой вкус, послушаем что-нибудь, – искусно отвлекла она брата.
Испепеляюще, тяжело посмотрела поверх его склоненной головы на дамочку в "лексусе". Та понимающе ухмыльнулась и перевела взгляд на дорогу.
"Сука, – с холодной злостью подумала Аня, – по себе судит, шалава озабоченная".
Колонна машин двинулась вперед, миновали Театральный проезд, Охотный ряд, въехали на Моховую.
– Ань, остановимся здесь на обратном пути? – попросил Сережа, когда они проезжали мимо Манежной площади.
– Обязательно, это запланировано с самого начала.
В офисе Аня усадила Сережу в своем кабинете за компьютер:
– Можешь пока полазить по Интернету, если тебе интересно.
– Классно, а в чат можно войти, поболтаю с друзьями?
– Делай что хочешь. Я ненадолго.
Аня вышла к сотрудникам. Те окружили ее, забросали вопросами, она едва успевала отвечать. Подскочила Валя, подруги расцеловались.
– Аннушка, у нас завелись херувимы? Зашла в твой кабинет и обалдела.
– Это мой брат.
– Брат?! Шутишь! Такой молоденький? Ой, Ань, надо его на телевидение или в шоу-бизнес. На "Фабрику звезд", например. Голос есть? А нет, так там сделают. Слушай, с такой фактурой можно горы свернуть. Бред Питт отдыхает…
– Валь, а Валь, лучше ты меня послушай, поговорить надо, пошли на кухню.
Кухней называлось небольшое помещение, оборудованное холодильником, микроволновкой, столом и двумя стульями. Сотрудники по очереди подкреплялись на кухне в обеденные часы, в том случае если не выходили перекусить в одно из кафе поблизости.
– Выпьешь кофе? – предложила Валя.
– Да, и Сереже свари.
– Ой, а можно я сама ему отнесу? Посмотреть лишний раз на такое чудо. Ань, ты никогда не говорила, что у тебя есть брат. Откуда он взялся?
– Все узнаешь, подожди. Мне надо с тобой посоветоваться… Я в страшном смятении… Валь, я хочу уйти от Виктора.
Валя в изумлении шмякнулась на стул:
– Очумела, что ли? Ну ты, мать, даешь! Ты это серьезно?
– Вполне. Вчера вечером я не смогла лечь с ним в постель. Пришлось прикинуться уставшей и больной. Куда уж серьезнее!
– А что на самом деле? Раньше, насколько знаю, у тебя таких проблем не было.
– Раньше не было, а теперь есть, потому что я влюбилась. Понимаешь? Я люблю другого мужчину.
– И кто же это? – пробормотала огорошенная подруга.
Ане пришлось посвятить Валю в обстоятельства происшедших в ее жизни перемен.
– Летчик?! – ужаснулась Валя. – Да еще военный! Как же, отлично понимаю: романтика, небо, герой-пилот – мужик с крыльями. Только что там за этим романтическим ореолом? Государственная зарплата, гарнизоны – страшно представить! В каком он звании?
– Капитан, – мечтательно произнесла Аня.
– С ума сойти! Был бы еще генерал, или полковник на худой конец, тогда можно было бы как-то перебиться. У тебя теперь несовершеннолетний брат, Темка, еще будут дети, ты соображаешь, на что себя обрекаешь? Одной любовью сыт не будешь – известная истина. К тому же любовь хороша, пока ты от мужика на расстоянии, а поживи с ним годик-другой, и вся любовь улетучится. Я уже нахлебалась выше головы. Оба раза, вступая в брак, честно готовила себя к тому, что придется терпеть мужские недостатки, только потом такое всплывает, что впору удавиться. А им, извергам, хоть трава не расти, они ведь махровые эгоисты, делают только то, что им самим удобно. Твой летчик ради тебя бросит авиацию? Как бы не так! У настоящего мужика женщина не бывает на первом месте. Чего тебе с Виктором не хватает? Он тебя на руках носит, живешь себе, забот не знаешь.
– С Витей чего не хватает? Любви не хватает! Ты рассуждаешь точно как моя мать. А мне и нужен настоящий мужик. Мы постоянно пытаемся подогнать мужчин под свое мировоззрение, впихнуть в свой идеал, забываем, что они устроены на другой манер, не так, как мы, а потом кричим: козлы! сволочи! Да не козлы они и не сволочи, а просто такие, какими создал их Господь Бог. Я люблю их настоящих, не выдуманных – папу, Матвея, Сережу, Темку своего, а та безмозглая дура, которая посмеет вякнуть, что все мужчины сволочи, будет иметь дело со мной! Думаешь, мне легко? Только обжилась в новой квартире, столько нервов и сил затратила на ремонт, подборку мебели, всего оформления. Теперь придется все бросить, а главное: как объясниться с Витей? Оставаться с ним под одной крышей не могу, не важно, буду жить с Матвеем или нет, но наша встреча все во мне перевернула: нельзя, чудовищно совершать по отношению к самой себе насилие – любить одного, а спать с другим.
– Ты помешалась, – убежденно констатировала Валя. – Побыла где-то три дня и решила сломать себе жизнь. Не обессудь, но в этом есть что-то ненормальное. Ты совершенно не знаешь этого парня, может быть, он пьяница… гм… ну хорошо – летчик вряд ли окажется пьяницей… а вдруг он садист, да! Будет тебя дубасить что ни день, а? Может, он мужлан, грубиян, солдафон, в конце концов!
– Тьфу, Валя! – рассердилась Анна. – Где ты такое слово выискала? Матвей – офицер Российской армии. И папа мой офицер. Ты вслушайся, как это звучит. Я там мальчишек видела, сверстников Сережи, для них слово "офицер" – это честь, достоинство, высокий жизненный смысл. Они не толкутся, как наши, с бутылками пива в руках, не бросаются в секты, не становятся добычей экстремистских организаций, потому что у них есть цель. Они серьезно, без дураков готовятся к профессии военных летчиков, чтобы на деле защищать родину, а не бегать с железными прутьями по базарам. А еще я там познакомилась с подполковником Богдановым, он тоже летчик. Валька, говорю тебе, нам здесь такие мужики и не снились, как бог свят!
В разгар сего страстного монолога в дверь заглянул Леонид.
– Анечка, – жеманно протянул он в нос, – прибыл ваш поклонник, Огнивцев. Что ему передать? Кстати, молодой человек, с которым вы пришли, стоит сейчас возле вашей машины. Я наблюдал за ним, и у меня сложилось впечатление, что он плохо представляет, где находится.
Аня, а за ней и Валя кинулись на улицу, как два спринтера, если только спринтеры в состоянии бегать на высоченных каблуках. К счастью, Сережа никуда не ушел, но обнаружил у стены лежащего человека в полубессознательном состоянии, присел рядом, тряс его за плечо и задавал какие-то вопросы.
Аня промчалась мимо Огнивцева, упитанного мужчины лет еще довольно молодых, одетого с претензией на экстравагантность; в частности, на голове у него красовалась широкополая шляпа, весьма напоминавшая бессменный головной убор известного артиста; но что хорошо артисту, не совсем уместно в повседневной жизни, равно как и замысловато накрученный вокруг шеи шелковый, неоправданно яркий шарф.
Даже в том случае, если бы сердце Анны было абсолютно свободно, а известная графа в паспорте девственно чиста, мужчина, одетый подобным образом, изначально не имел бы у нее никаких шансов. Аня органически не выносила красующихся мужчин, была в этом смысле старомодна и пересматривать свои взгляды не собиралась.
Выяснилось, что Сереже надоело сидеть в душном помещении и он решил дожидаться сестру на свежем воздухе.
– Что ты делаешь, брось эту пьянь! – Аня потащила брата от лежащего человека, который что-то бессвязно бормотал. – Валя, позови охранников, надо убрать отсюда бомжа, куда только смотрят.
– Ань, этому парню плохо, надо его в больницу, – противился Сережа.
– Солнышко, если ты будешь заботиться обо всех пьяницах и бомжах в Москве, у тебя жизни не хватит.
Подошел обрадованный Огнивцев. Сережа, выросший в строгой атмосфере военного городка, созерцал его с крайним неодобрением. Тут, как на грех, танцующей походкой подкатился Леонид и ввязался в разговор, манерно растягивая слова и картинно жестикулируя.
Огнивцев воспользовался подвернувшимся случаем:
– Анна, не откажите в любезности, взгляните еще раз на мой участок, мне бы хотелось обсудить с вами некоторые дополнительные детали.
– Простите, сейчас не могу. Сегодняшний день я намерена посвятить брату, но с вами может поехать Леонид или любой из наших сотрудников.
– Это ваш брат? Очень рад, – протянул руку Огнивцев.
Сергей ответил на приветствие с очевидной неохотой. Столь же кислую мину он сохранил при знакомстве с Леонидом. Аня, обычно чувствительная к нарушениям этикета, на этот раз откровенно забавлялась нелюбезным поведением Сережи.
– Я готов пригласить к себе вашего брата, Валентину, Леонида и всех сотрудников фирмы, – настаивал Огнивцев. – Устройте сегодня выходной. Обещаю, что все вы отлично проведете время в моем доме. Заодно поговорим о деле.
Аня заколебалась: не в ее правилах было отказываться от выгодного заказа. Причуды богатых клиентов не раз доставляли немало хлопот, но приходилось лавировать, дабы не повредить репутации фирмы.
– Хочешь прокатиться за город? – спросила она Сережу.
– Что я там забыл? – хмуро отозвался тот. – Ты обещала мне Кремль показать… Поезжай, если надо, а я останусь.
– Видите, Артур (так звали Огнивцева), Сережа первый день в Москве, извините, договоримся на другой день. Звоните мне на мобильный.
Пришлось дать номер, черт бы побрал этого Огнивцева вместе с его участком!
День прошел благополучно: Аня с Сережей вволю нагулялись, израсходовали возможное количество кадров в фотоаппарате, пообедали в ресторане, успели сделать несколько существенных покупок для Сережи – ноутбук, хороший сотовый телефон, кожаную, выделанную под крокодила куртку на меху с волчьим воротником в расчете на скорые холода и еще кое-что из одежды. Только в школу не успели сходить, но Аня не торопилась: большого вреда не случится, если Сережа прогуляет несколько дней, гораздо важнее навести справки, выбрать приличную школу, пусть даже платную, зато будет гарантия, что брат не окажется в компании детей из неблагополучных семей.
Завалив багажник "мерседеса" покупками, они поехали домой.
– Тебе понравилась твоя комната? – спросила Аня в машине.
– Не знаю, вообще красиво, но мне как-то неуютно, – признался Сережа. – Надо, наверно, привыкнуть.