- Нет, в казино - это слишком серьезно. Вот скажите, вы когда-нибудь играли в игровых автоматах?
- Конечно, играла. Еще в одноруких бандитов, - не без смущения признаюсь я.
В черные дни нашей нищеты я позволяла себе бросать в автомат… немного, десять - пятнадцать монет под девизом: нет денег, и это не деньги. И что странно, иногда выигрывала.
Мой тогдашний муж Женя, увидев дома не предусмотренные нашим бюджетом вкусности типа сырокопченой колбасы, спрашивал:
- Опять играла?
- Совсем немножко бросила. Подумала: а вдруг?
Он хмурился и говорил:
- Я боюсь, что ты пристрастишься. Это якобы труднее излечивается, чем наркомания.
Сравнил! Наркотики и примитивный азарт. Я знала, когда нужно остановиться, и ни разу не проигрывала больше пятидесяти рублей.
А вот Катя к автоматам даже не подходила. Хотя не так давно мы были с ней на рынке и я попросила ее подождать рядом, пока я "побросаю монетки".
- Может, и ты попробуешь? - предложила я.
- Нет! - шарахнулась Катя. - Я не умею вовремя останавливаться. И не контролирую степень собственного азарта…
Тогда еще я не знала про наркотики, но теперь думаю, что и увлечение ими идет из одного: неумения вовремя останавливаться, невладения собственными эмоциями…
- Вы как любите играть: на банкноты или на пятачки? - продолжает допытываться Михаил Иванович.
- На пятачки! - признаюсь я. - Мне приятно слушать, как они звенят, падая в накопитель.
- Наш человек! - кивает Найденов.
Он что-то шепчет Вове. Тот кивает и, поднявшись из-за стола, направляется к выходу.
На столе уже стоят холодные закуски, так что мы вполне можем перекусить. Я сразу подвигаю к себе заливной язык. Салаты, как всегда, предпочитаю с горячими закусками.
- Горячее я попросил принести в темпе, - сообщает Анатолий Викентьевич, - а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
- Наскоро перекусить и заняться делами, - посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан…
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
- Разрешите? - поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
- Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
- И вы часто в командировках так развлекаетесь? - все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
- Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
- Но вам это не нравится?
- Почему?
Легкое пожатие плечами.
- Тогда расскажите анекдот!
- Почему - тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
- Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
- А это обязательно?
- Обязательно, - утверждаю я. - А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
- Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
- Почему?
- Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
- Вот это уже лучше! - фыркаю я. - А еще?
- Больше не помню, - честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
- Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
"Потому что раньше ты в них и не смотрела!" - подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться - надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
- У вас все время такой вид, - вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, - как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
- Правда? - удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
- Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
- Действительно, глупо, - соглашаюсь я, - постараюсь впредь следить за собой.
- Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
- Вряд ли, - бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
- Да и зачем вам чужое горе?
- Вот как, даже горе?
- Да это просто так говорят… Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
- Так ли уж хорошо - ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
- Не знаю, - сержусь я, - мне всегда казалось, что материальная свобода - мечта всякого нормального человека.
- А я всегда считал, что к женщинам это не относится. Они, наоборот, ищут того, кто согласится их обеспечивать. Зря, что ли, каждая мечтает не столько быть Золушкой, сколько найти принца. А принц - это жизнь в замке и казна к твоим услугам! Получаешь, можно сказать, вечный шопинг.
- Что-то не очень хорошего мнения вы о слабом поле. Мне, например, вовсе не нужен принц, да и шопинг я вполне сама себе обеспечиваю.
- Для нашего времени это редкость, - замечает он.
- Ну почему редкость? У меня есть подруга Катя, которая тоже с успехом обеспечивает себя и своего сына.
- Случайно, это не все та же Самойлова?
- Самойлова… Постойте, вы второй раз уверенно называете ее фамилию… Разве она - единственная Катя в городе?
В моей голове появляются и тут же начинают роиться подозрительные мысли. Почему вообще его начальник безопасности позвонил в мое агентство? Если на то пошло, никакой необходимости приглашать женщину-телохранителя у Найденова не было. Ерунда все это, будто ему нужно время для ответа, пока я стану мучиться с переводом. Ведь вначале он не имел понятия о том, знаю ли я английский язык. А когда узнал, что немного кумекаю, сразу придумал причину… Что же ему от меня нужно?
Я смотрю Михаилу Ивановичу в глаза, и, словно в ответ на мой взгляд, он пытается притянуть меня к себе. Хочет, чтобы я положила голову ему на плечо? Я ведь предупреждала, что девушки моего агентства не оказывают интимных услуг.
- У нас не принято предпринимать методы самозащиты против наших клиентов, - говорю я ему холодно.
С понтом я прямо такая недотрога.
Он сразу отпускает меня и даже нарочито далеко отступает в сторону.
- Намек понял!
И тут, на мое счастье, оканчивается музыка.
Правда, Михаил Иванович так прикалывается. Как будто он меня боится. Тут же он берет меня под руку, все же прижимая к себе, и ведет к столу.
- Спасибо!
Чуть ли не кланяется мне.
Отчего-то я уверена, что он не ответит на все мои "почему". По крайней мере сегодня.
Глава тринадцатая
Не успеваем мы усесться за стол, как возвращается телохранитель Вова с каким-то бумажным пакетом.
Найденов подзывает официанта и рассчитывается с ним. Потом командует:
- Пошли!
И мы все четверо идем к выходу.
- Что это у тебя в пакете? - спрашиваю я у Вовы шепотом.
- Подержи, - говорит он и сует мне этот странно тяжелый пакет, в котором что-то звякает. И посмеивается. - Да монетки это, монетки, для игры в автомате.
- А что, они прямо на месте не обменивают?
- Мало ли, очередь или у них нет достаточного количества, а шеф не любит ждать.
Куда я попала? Но это я говорю себе так, посмеиваясь. Мне нравятся такие неформальные отношения с клиентами, которые не отражаются на наших "производственных" отношениях.
Наверное, я все же подсела на эту азартную струну, потому что обрадовалась одному виду автомата и даже в груди заскреблось от предвкушения: сегодня я должна выиграть!
Конечно, глупо было бы кричать на весь свет: я хочу играть! Тем более что наш народ в своей массе борется против азартных игр. Российский, не испорченный играми люд получает всяческие осложнения от соприкосновения с этими капиталистическими игрушками. Рушатся семьи, проигрываются пенсии. Я знаю одну старушку, которая продает овощи со своего огорода недалеко от того места, где стоит один игральный автомат. Стоит ей набрать более-менее приличную сумму, как она тут же спешит в это злачное место. Она сама признавалась мне, что "бомбить" автомат нужно с суммой не менее двухсот рублей, а вообще, для верности, пятисот. И что дважды она выиграла по две тысячи рублей, а это две ее пенсии. Правда, сколько она при этом проиграла, не упоминалось.
Как-то я слышала интервью одного из столпов российского игрового бизнеса. Он так объяснял нездоровое отношение многих к автоматам:
- На Западе люди ходят играть, чтобы развлечься, а наши люди ходят как на работу, с непременным намерением выиграть. То есть заработать. А когда проигрывают, получают самый настоящий стресс. И начинают соревноваться с автоматом, словно он живой…
Понятно, почему наши женщины время от времени идут разбивать игровые автоматы, рискуя попасть в тюрьму за порчу частной собственности. Выходит, мы не умеем даже развлекаться и почти всякий досуг у нас на грани криминального…
Но это я, как всегда, опять залезла в философию.
Итак, Анатолий Викентьевич с Вовой уходят куда-то в глубь зала, получив предварительно от Найденова небольшую пачечку крупных купюр, а мы с Михаилом Ивановичем становимся к двум автоматам с прорезями для пятирублевых монет.
Он попросту берет из пакета, который так и остается у меня в руках, по полной горсти монет и распихивает их по карманам, как мальчишка. Я пристраиваю пакет сбоку, сажусь на высокий табурет и прошу официанта принести мне пепси-колу.
Игра началась!
Я всегда считала, что люди богатые, играя в автоматах, делают крупные ставки. То есть в прорези автоматов опускают крупные купюры, не меньше тысячи, и тем страннее мне наблюдать, как радуется выигрышу в пятьсот рублей человек, у которого на счету миллионы рублей.
Но кажется, удача ему изменяет, потому что радостные возгласы у соседнего автомата раздаются все реже, а потом Михаил Иванович разочарованно хлопает себя по карманам и протягивает ко мне руку, как за подаянием.
- Вы скоро проиграете наше имение, - нарочито серьезно замечаю я.
- Вы считаете, что я уже к имению подбираюсь? И что в таком случае посоветуете?
- Прекратить игру. Сегодня не ваш день.
- Что же мне делать?
- Становитесь рядом и болейте за меня.
Вообще-то я пошутила, но Найденов отчего-то слушается. И только он встает у меня за плечом, а я успеваю опустить одну монету, как начинает играть громкая бравурная мелодия и в приемник сыпятся монеты.
- Пять тысяч! - с придыханием говорит кто-то у меня за плечом. - Вот счастливая! А мне ни разу не удалось так выиграть.
Я оглядываюсь на говорящего. Вытянутое худощавое лицо и какие-то словно больные глаза. Молодой парень. То ли наркоман, то ли и в самом деле больной человек.
- Хотите, я поделюсь с вами выигрышем? - повинуясь какому-то импульсу, предлагаю я.
- Счастьем поделиться нельзя, - сухо отвечает он и поспешно отходит, как будто боится, что от следующего предложения, если оно последует, он не сможет отказаться.
Надо же, я никогда не думала, что счастье - это денежный выигрыш…
Найденов, посмеиваясь, помогает мне собрать монеты в пакет.
- А вы и в самом деле азартная.
- И в самом деле? То есть вы хотите сказать, что в вашем досье указан этот мой недостаток?
Он мнется, но потом кивает. Я опять начинаю злиться и, чтобы сбить себя с агрессивного настроя, успокаиваю его:
- Ничего, зато вам повезет в любви.
- А вам, значит, не повезет?
- И то и другое совместить трудно. Приходится выбирать. Давайте обменяем монеты на купюры и пропьем, - предлагаю я.
- Вы что же, больше не хотите играть?
- Я никогда не играю после крупного выигрыша. Это же не рулетка. В автоматах только один джекпот.
- Парни скорее всего только разошлись.
- А мы и не будем их отрывать от развлечений. Посидим попьем коктейли…
- И вы расскажете мне про свою систему игры! - подхватывает он.
Мы и в самом деле обмениваем выигрыш на купюры. Их оказывается семь штук тысячерублевых. Две тысячи осталось от нашего "банка".
Надо признать, что мы не слишком тратимся на развлечения. И это мне нравится. Потому что, начни Михаил Иванович совершать какие-нибудь особые материальные траты, я чувствовала бы себя неуютно. Мы все-таки не любовники, а всего лишь работник и работодатель.
- Вы разочарованы нашим досугом? - спрашивает Найденов, с любопытством изучая мое лицо: что он на нем прочел, хотела бы я знать!
- Ничуть. - Я тяну через соломинку вкусный коктейль, заказанный им.
Правда, я попыталась отдать ему весь выигрыш, но он взял только две тысячи, оставив мне пять.
- Это - гарантированно ваше.
Наверное, многие мужчины его бы не поняли. Сказали бы: что ты из себя строишь?! Не можешь не считаться с женщиной по мелочам? Пригласи ее, порази своей щедростью!
Может, это у него такой психологический ход, но мне бы не хотелось в этом копаться и что-то для себя раскладывать по полочкам: на эту, на ту. Все идет совершенно естественно. По крайней мере для меня. А я с некоторых пор вообще помешана на том, что считаю себя жадной до чужих денег, прижимистой, и благодарна Найденову за то, что он избавляет меня от чувства неловкости.
Завтра мне еще понадобится эта незамутненность восприятия окружающей меня действительности.
На мгновение у меня мелькает мысль: а что, если в его досье на меня имеется и это - комплекс продажности? Но потом я успокаиваюсь. Найденов и его источники информации просто не могут об этом знать!
- Так я жду, - напоминает Михаил Иванович. И уточняет: - Рассказа о вашей системе игры.
- Но разве вы не знаете, что для игральных автоматов нет никакой системы? Об этом все пишут.
- А вы как считаете?
Вот пристал! У меня такое чувство, что Найденов мысленно составил в отношении меня вопросник и теперь вроде ненавязчиво спрашивает меня то об одном, то о другом. Ну чего, в самом деле, я вредничаю? Неужели так трудно удовлетворить его любопытство.
- Хотите мою теорию испробовать на себе? Пожалуйста. Во-первых - и это главное! - надо уяснить, что ты вовсе не обязательно выиграешь.
- Как так? - удивляется он. - А разве тренеры не говорят своим спортсменам, что нужно настраивать себя только на победу?
- Говорят, и я говорила, но при этом всегда учила начинающих спортсменов: тот, кто не умеет достойно переживать поражения, победы не добьется. Разве что случайно. Кто-нибудь из более успешных спортсменов почему-либо выйдет из борьбы. Заболеет или что-нибудь сломает. Мне приходилось видеть, как пьедестал занимали далеко не лучшие спортсмены.
- Вот видите!
- Исключение лишь подтверждает правило… Во-вторых, игрок не должен на игре зацикливаться. Например, я иду к автомату не для того, чтобы поправить свое материальное положение, а именно поиграть, слегка пощекотать нервишки, и все… Впрочем, это я уже говорила. И в-третьих, выиграл - забирай выигрыш и уходи. Даже если это и не самый высокий выигрыш.
- Серьезная вы девушка. Значит, вы не одобряете принцип некоторых людей: все или ничего?
- Я вообще не одобряю категоричности. Разве что в отдельных моральных оценках того или иного вопроса. К примеру, в оценке подлости, предательства.
Он улыбнулся:
- Вы не смотрели фильм "Собака на сене"?
- Смотрела.
- Помните, там слуга Тристан поет своему хозяину некие куплеты? Дословно сейчас не вспомню, но он предлагал рецепт от любви, типа, если женщина пухленькая, мы скажем, скоро лопнет с жиру, а щедрую перекрестим в транжиру, ну и так далее.
- И что вы хотите этим сказать?
- То же самое: и оценка ведь может быть ошибочной как по части подлости, так и предательства. Вообще раз уж мы упомянули категоричность, то в делах сердечных ей тем более не место. Человеку свойственно ошибаться, не нами сказано.
- Наш с вами разговор получается безличным, оттого и неконкретным. Приведите пример.
Он задумывается. Я понимаю, пример у него готов, что-то из личного, но он не решается рассказать мне о нем. Как обычно рассказывают: один мой приятель…
Закончить диспут не успеваем. Мы сидим у самого края стойки на высоких барных стульях, где нас вскорости и находят остальные двое членов нашего коллектива.
- Ну как? - интересуется у них Найденов.
- Анатолий Викентьевич проигрался, а у меня навар - три штучки.
- Ванесса Михайловна всех опередила: у нее выигрыш - пять тысяч.
- Рублей? - интересуется Вова.
- А где ты видел долларовые автоматы?
- Таким образом, те, кому по части выигрыша не повезло, могут продолжать развлекаться - им в любви повезет, а я бы хотела вернуться в номер, - говорю я своим товарищам.
- Да и я, признаться, хотел бы в люлю, - поддерживает меня Михаил Иванович. - Ребята, вам деньжат подкинуть?
- Нет, зачем же, я иду с вами, - не соглашается Вова.
- Ага, а я пойду предаваться разврату в одиночку! - хмыкает начбез. - Примерный семьянин. Не играйте в демократию, шеф! Демократия развращает.
И мы все вчетвером возвращаемся в гостиницу.
Перед дверью моего номера Найденов пропускает вперед своих телохранителей, еще и подталкивает их: