- Следующая карта - это я, - сказала Тори перед тем, как ее открыть, и не удивилась, когда увидела все ту же темноволосую женщину. Она положила ее рядом с любовниками, потом открыла еще одну карту и положила по другую сторону от нее.
Это была карта Девона.
- Ну, что я говорил? - тихо произнес он. - Это наша судьба, мы должны любить друг друга.
Тори решила обратить все в шутку.
- В таком случае, доводов против такой судьбы должно быть просто астрономическое количество, - с напускной легкостью проговорила она, сметая карты со столика. - Хотя бы то, что все так совпало: два гадания, одно за другим, и оба так похожи. Даже намек на грозу. От всего этого становится жутко, не правда ли?
- Отчего же, если вы верите в судьбу и гадание?
Она положила карты в коробку и поставила на кофейный столик.
- Девон, мы живем в двадцатом веке. - Ее голос звучал взволнованно, более взволнованно, чем ей хотелось. - Гадание - это из области карнавальной чепухи. Вы и сами в него не верите.
- Вы так думаете?
Неожиданно он привлек ее к себе, и через тонкую ткань рубашки Тори услышала учащенный стук его сердца. Инстинктивно упершись ему в грудь, она почувствовала твердость мускулов, служивших оболочкой сердца. Но быстро пришла в себя, осознав, что происходит.
- Девон, - начала было она.
- Я верю, - заговорил он прерывистым шепотом, нежно проводя губами по ее подбородку, - верю в предсказания, моя дорогая, ненаглядная цыганка. Особенно если они подтверждают мои чувства, которые я испытываю с того самого дня, когда я увидел халат из шотландки и фиолетовое полотенце на голове, и эти необыкновенные глаза…
- Но вы… ты никогда этого не показывал, - вымолвила наконец Тори, чувствуя, как против ее воли голова отклоняется назад, предоставляя ему тем самым большую свободу действий. - Обманщик, бессовестный, вероломный…
- …И изголодавшийся мужчина, - закончил Девон фразу, сопровождая ее низким смехом, - жаждущий любви цыганки.
Тори понимала, что ей надо очень серьезно подумать о том, что происходит, но это оказалось просто невозможным. Она обдумает все позже. Да… когда будет слишком поздно думать, насмешливо прозвучал в ней голос рассудка, но она уже его не слышала.
Не отрывая своих губ и не выпуская ее из объятий, Девон нежно склонял ее назад, на кушетку. Теперь они лежали, тесно прижавшись друг к другу.
- Мне еще не приходилось целовать цыганку, - выдохнул он.
Тори не отрываясь смотрела на него широко открытыми глазами. Его необыкновенное лицо, освещенное золотистыми отсветами камина, наполовину оставалось в тени. Глаза Тори медленно закрылись, и пламя, ничего общего не имеющее с пламенем огня, охватило ее.
Он был нежен, не слишком решителен, потому что боялся напугать ее, если будет действовать чересчур напористо. Его губы осторожно ласкали ее, словно изучая, прислушиваясь к ее чувствам. Он провел языком по внутренней стороне ее губ, и от этой ласки кровь застучала у нее в висках. Ей совсем не хотелось сопротивляться, и, хотя внутренний голос насмешливо осуждал ее, она не могла сдерживать себя. Этот удивительный, такой переменчивый человек вновь одержал над ней победу, лишив ее душевного покоя своей мощной вспышкой желания. Ее пальцы пробежали по его груди, потом впились в его плечи - она чувствовала, что теряет голову.
Ее рот расцветал под его поцелуями, согревался, становился жарким и ненасытным. Запах его лесного одеколона смешался с ее чувствами, перенося Тори в заколдованные леса, где смеялись эльфы и плясали цыгане. Жар их таборных языческих костров горячо пробежал по ее венам, воспламенив чувства, раньше ей незнакомые. Теперь она поняла, почему Магда на портрете улыбалась с таким таинственным выражением лица, и поняла то, что было известно старой цыганке.
Никогда до этого она не испытывала ничего подобного.
Даже с… Она по-прежнему избегала думать о нем.
Когда Девон оторвался от ее губ и стал целовать обнаженную в вырезе свитера шею, Тори жадно вдохнула воздух, отчаянно стремясь выкинуть из головы еще не до конца осознанное ею. Ведь это абсурд, она едва знала этого человека…
Но его губы обжигали ее тело, словно пламя, пламя обладания, и она чувствовала, как его дрожь сливается с ее собственной. Бушевала гроза, прогремели очередные раскаты грома, когда его пальцы проскользнули под свитер, лаская нежную кожу ее живота, и его рука несла в себе огонь возбуждения.
Слишком быстро, думал Девон, все происходит слишком быстро, надо остановиться…
- Моя цыганочка…
Разрядка наступила сама собой и с неожиданной стороны. Тори вдруг рассмеялась:
- Девон…
- Да?
- Зачем ты носишь эту серьгу?
Он резко поднял голову, его рука выскользнула из-под ее свитера и он потрогал сережку в своем ухе, с которой нежно играли ее пальцы.
- А, черт, - пробормотал он то ли огорченно, то ли раздосадовано. - Я совсем о ней забыл!
Это была не обычная сережка, а золотое тонкое колечко, почти незаметное. Тори заметила его только тогда, когда случайно до него дотронулась.
- Я должна знать, зачем ты носишь серьгу, - серьезно произнесла она.
Девон вздохнул, затем печально улыбнулся.
- Это не какая-то моя прихоть, поверь. Меня приняли… как бы это объяснить… в почетные члены одного племени, и сережка - знак принадлежности к нему. Отказаться - значило бы нанести оскорбление. А потом я совсем забыл об этой штуковине.
- Какого племени? - Она с удивлением посмотрела на него. - Индейцев?
- Да, в общем. Это произошло в Южной Америке несколько месяцев тому назад.
Еще через какое-то время Тори сказала:
- Если ты сию же минуту не скажешь мне, чем занимаешься, я тебя просто убью, так и знай!
- Но это же очень скучно, - пытался он уклониться от ответа.
- Пожалуйста, Девон.
- Очень скучное занятие. И никакой в этом нет тайны.
- Девон, я жду!
- Ну, хорошо. Я археолог.
Тори внимательно посмотрела в лицо Девона, заметив в его выражении какое-то желание оправдаться, и загадка, которую представлял для нее этот человек, пополнилась еще одной деталью. Подумав немного, она произнесла:
- Я бы не сказала, что работать в пустыне, встречаться с шейхами и послами и быть почетным членом аборигенов можно назвать скучным занятием.
Он взглянул на нее - его глаза при этом вспыхнули ярко-зеленым светом в отблесках огня, - и напряжение, как ей показалось, оставило его.
- Ты и вправду так думаешь?
Он помедлил в нерешительности, а потом упрямо добавил:
- Это очень трудно. Однообразная работа, низкая зарплата. Жить приходится в палатках. На одежде тонны песка и пыли. Есть приходится из консервных банок, потому что лишь Богу известно, что подают в общественных столовых!
- И все-таки я не согласна, - стараясь говорить как можно мягче, возразила Тори. - Изучать прошлое, собирать воедино культуру ушедших столетий - все равно что самому прикоснуться к истории, к жизням многих и многих. Это не может быть скучным, нет, Девон, ты не прав.
Тори дотронулась до тонкой золотой сережки, которая была почти того же цвета, что и его золотистая в свете огня кожа, и ее яркое воображение нарисовало перед ней картину другого огня - костра языческого племени, окруженного людьми, застывшими в торжественной церемонии. Она улыбнулась:
- Больно было?
Он нежно прикоснулся к проколотой мочке ее собственного уха:
- Ты сама можешь об этом рассказать.
- Мне было больно, - засмеялась Тори.
- И мне тоже, черт возьми! - Сказав это, он задумался с пристальным удивлением глядя на нее, а затем мягко спросил: - Послушай, почему мы не встретились лет десять тому назад?
- Как ее звали? - спокойно вдруг спросила Тори.
- Кого ее? - Вопрос поразил Девона.
- Ту женщину, которая убедила тебя, что у тебя скучная работа.
- Ее звали Лайза. - Он нежно дотронулся до ее лица. - А ты очень проницательна - настоящая цыганка.
- Я надеюсь, она не слишком больно ранила тебя. - Тори говорила это, удивляясь собственным словам.
- Как видишь, выжил.
Тори хотела задать ему еще один вопрос, но Девон опередил ее, решив, что теперь его очередь.
- А как насчет тебя, цыганка? Как звали его?
- Кого?
- Того человека-кактуса. Человека с красивым, жестоким лицом, который причинил тебе столько горя.
Она нервно засмеялась и быстро проговорила вместо ответа:
- Кажется, мы сегодня оба на редкость проницательны.
- Тори…
Ощущая в его словах отблески языческих огней, согревших ее кровь, набрав в легкие воздух, она собралась с духом, чтобы ответить, но не отнимала своих рук, обнимающих его шею, словно боялась утратить вновь обретенную опору - и, наконец, выдохнула:
- Его звали Джордан. Он смог заставить меня страдать только потому, что я была слишком слепа и не видела, что он представлял собой на самом деле.
- Ты еще переживаешь разрыв? - мягко спросил Девон.
Немного помедлив, Тори ответила со всей откровенностью:
- Нет, но это сделало меня недоверчивой.
- Настолько недоверчивой, что ты оспариваешь предсказание карт? - Он внимательно наблюдал за ней, ожидая, что ее лицо снова скроется за непроницаемой маской, но этого не произошло. Она подняла на него свои цыганские глаза, в которых он увидел такую незащищенность, что почувствовал, как затрепетало его сердце.
- Я не знаю, Девон.
Она действительно не знала этого. Но зато знала наверняка: впустить Девона в свое сердце и в свой ум - очень ответственное решение. Потому что, как только это произойдет, она никогда уже не сможет от него освободиться. В отличие от Джордана, Девон стал бы частью ее самой, она чувствовала это. Они были бы неразлучны всю жизнь. Сердцем она уже приняла его как "своего".
- Тогда давай наверстаем упущенное, моя дорогая цыганка. - Отведя ее чудесные волосы от лица, он нежно поцеловал ее. - Мы все наверстаем.
Тори смотрела на него, чувствуя, как в ней просыпается жаркая кровь языческих предков, и восхищалась его терпением. Но, возможно, он не ощущал такого сильного желания, как она.
- Ты лучше меня, - сказала она взволнованно.
Девон посмотрел на нее знакомым испытующим взглядом, но Тори уже не боялась его.
- Послушай-ка эти строчки из Киплинга: "Вот по джунглям тень крадется, слышно: Ах! Это Страх, о, мой Охотник, это Страх!". Эту тень я увидел на твоем лице, моя маленькая цыганка, и я расстроился, потому что не хочу, чтобы что-то тебя огорчало. Поэтому я буду ждать. Даже если мне придется, подобно Улиссу, привязать себя к мачте.
Глядя в его сияющие, словно изумруды, глаза, Тори мягко возразила:
- Но ведь, привязав себя к мачте, Улисс не бросился в море при звуках пения сирен и таким образом избежал смерти.
Девон согласно кивнул.
- А ты и есть сама песнь сирены, моя цыганка, - прошептал он. - Я боюсь не смерти, а того, что ты отвергнешь меня. Поэтому я буду ждать.
Тори была поражена выражением его глаз, в которых она прочла спокойную настойчивость и убежденность. Это было почти как… Но нет. Он же имел в виду не любовь, а желание. Тесно прижавшись друг к другу, они смотрели на огонь. Девон властно держал ее в своих объятиях, так что она чувствовала биение его сердца и прерывистое дыхание. Но это позволяло ей не смотреть ему в лицо, и она была рада тому.
Тори вдруг словно услышала какие-то внутренние голоса, ее собственный разум стал нашептывать ей предупреждение, мысли набегали одна на другую… Девон Йорк был опасен… Опасен и коварен… А она просто глупа… Чего он хотел от нее? Очевидно, близости. Он желал ее и был готов ждать, чтобы добиться того, чего хотел. Зачем ему это было нужно? Потому что она не находила его профессию скучной и неинтересной? Но это же смешно. Может, потому что карты предсказали, что им суждено стать любовниками? Но это еще более смешно, ведь Девон - умный и здравомыслящий человек, он наверняка не верит в такую чепуху, как карты таро. Даже если раскладывала их праправнучка цыганки.
Тори заворожено смотрела на ярко догоравший огонь, пока все не стало казаться зыбким и нереальным.
Он хотел ее.
Он готов ждать.
Он ее любит.
Мелькавшие перед глазами языки пламени заполняли ее зрение и разум. В сущности, все это не имеет значения. Ведь на самом деле она не любит Девона. Она не может позволить себе полюбить его. Это непростой человек, к тому же потерпевший неудачу в жизни. Как мужчина он ведет себя необычно сдержанно. Пренебрежение, а возможно, и насмешки женщины, считавшей, судя по всему, его профессию скучной и неинтересной, не прошли бесследно. Она не могла знать, насколько болезненна его рана, но то, что она была, - несомненно, его ахиллесова пята.
С другой стороны, он - личность, этот Девон Йорк: умница, интересный собеседник, порядочный, решительный мужчина, по-своему даже жесткий. Сила его натуры привлекала и озадачивала Тори. Но ее пугало в нем как раз его слабое место - его ранимость. Потому что силе можно противопоставить силу, но против слабости защиты нет. Это самое опасное оружие, с помощью которого можно одержать над ней победу. Нет, конечно же она его не любит. Все это какой-то абсурд.
Вспомни пословицу, насмешливо предупреждал ее внутренний голос: "Дважды обманутый сам виноват".
Неужели она собиралась пережить еще одно испытание чувств, не менее разрушительное для нее, чем первое? Неужели она допустит, чтобы с таким трудом добытое душевное равновесие было нарушено преходящими удовольствиями безрассудной любви?
Нет, Тори Майклз не собиралась совершить очередную глупость. Ведь и появление в ее жизни Джордана казалось таким же неопасным, как и встреча с Девоном. Она помнит, как с помощью своего обаяния, улыбок и остроумных речей он без усилий пробудил в ней интерес, а потом и любовь. И когда любовь завяла и в муках умерла, не выдержав жестокой правды и отрезвления, Джордан вышел из всей истории невредимым. А с ней получилось иначе.
Сощурив глаза, Тори смотрела на огонь в камине. Нет, с твердостью сказала она себе, на этот раз невредимой выйдет она. Или на этот раз вообще ничего не будет. Но нет, она чувствовала, что увлеклась Девоном.
Прекрасно, тут же гневно осадила она себя. Просто прекрасно! Зачем же в таком случае обманывать себя? Ведь не станет же она утверждать, что равнодушна к нему как к мужчине? И почему бы не назвать вещи своими именами и не понять, что она испытывает влечение к нему? Тогда все становится на свои места.
Да, наверное, это было бы просто замечательно: короткий роман, после которого Девон возвращается к своим пустыням и развалинам, а она - к своему искусству. Совсем коротенький - кто мог бы осудить ее за это? Она станет принимать все за чистую монету: сердечность, дружбу, желание - все, что он ей предлагает, а когда все закончится и они расстанутся, ей удастся сберечь свое сердце в целости и сохранности.
Конечно, она могла бы так поступить.
Если бы уже не полюбила его.
Тори чувствовала, как билось сердце Девона, слышала его мерное дыхание - он, должно быть, заснул - и снова поражалась его выдержке. Девон Йорк все более производил впечатление человека, наделенного редкой способностью твердо шагать по жизни, несмотря ни на что. Этот мужчина уверенно распоряжался своей жизнью и находился в постоянном согласии с самим собой.
Тори прислушалась к доносившимся снаружи раскатам грома, шуму дождя и ветра, к своим опасениям и страхам. Она посмотрела на руки Девона, продолжавшие обнимать ее, ощущая, что за всеми этими трезвыми размышлениями в ней не остывает языческое пламя чувства.
Она так и заснула, не приняв никакого решения.
По утрам Тори обычно просыпалась с трудом и как можно дольше сопротивлялась необходимости покинуть постель. Когда наконец ей удалось разомкнуть веки, она обратила внимание на целый ряд вещей. Во-первых, Виски ночью улегся на ее груди и теперь крепко спал, свернувшись клубочком. Во-вторых, она заснула на кушетке. В-третьих, гроза прошла и стояло спокойное солнечное утро. И, наконец, в-четвертых, - рядом был Девон. Он радостно улыбнулся, в чем она с раздражением почувствовала просто вызывающее, по ее мнению, проявление бодрости.
- Доброе утро, - тихо прошептал он, глядя на нее.
- Привет, - вместо ответа буркнула она.
- Посмотри, какой прекрасный день, - продолжал он.
- Ну и что из этого следует?
Девон рассмеялся.
Тори нахмурилась. Просто неприлично, думала она, быть столь бодрым в такую рань.
- Неужели так уж необходим этот сегодняшний день? - жалобно протянула она. - Разве нельзя пропустить его и проснуться завтра?
- Так не бывает, - вполне серьезно, как маленькой, объяснил он.
- Но я так хочу. Надо отменить сегодняшний день и дождаться завтрашнего.
- Твои слова напомнили мне один из случайно увиденных плакатов:
Тот день удачен,
Что поздно начат.
- Я хочу выпить за это.
- Но ведь еще солнце как следует не поднялось.
- Но где-то оно уже высоко.
- Это верно.
Тори вдруг вспомнилась ночь, и, наверное, это отразилось в ее глазах, потому что Девон тут же ее поцеловал. Прикосновение его небритой щеки усилило действие этой маленькой ласки.
- Не бойся же меня, наконец, - прошептал он.
- Я никогда и никого не боюсь, - твердо возразила она.
- Я это знаю. - Он смотрел на нее и улыбался. - Ты никогда не боишься и никогда не плачешь. Ты сильная женщина, не так ли?
- Очень сильная. - Тори не знала, кого она старается больше убедить: Девона или самое себя.
- Тогда, сильная женщина, ответь, пожалуйста, на вопрос: чего ты на самом деле боишься?
Тори пристально поглядела на него, не решаясь ответить прямо. Но он так серьезно ждал ее слов, что она предпочла раскрыть карты.
- Тебя, - вырвалось у нее. Он удивленно поднял брови.
- Почему же?
Перебрав в уме целый ряд аргументов, Тори наконец соединила их в одну короткую фразу:
- Потому что я не могу тебя понять.
- Разве это так уж важно? - насмешливо спросил он. - Я ведь тоже не до конца понимаю тебя, таинственная цыганка. Но у нас еще есть время, чтобы разобраться друг в друге.
- Ты так думаешь?
- Я просто уверен в этом.
Тори вспомнила выводы, к которым она пришла этой ночью, и решила строго им следовать. Она станет принимать все за чистую монету и соглашаться с ним во всем. Но зачем сдерживать себя, если ей хочется в чем-то разобраться? Ведь она просто стремится понять своего друга.
Прежде чем он станет ее любовником.