Однажды субботним утром он проснулся в дурном настроении. Эми была в кухне, накрывала стол к завтраку, когда услышала, как он хлопает дверцами шкафа и с грохотом задвигает ящики.
- Доброе утро, - весело сказала она, когда он вошел.
Барни не ответил, молча взял чашку с чаем, которую она перед ним поставила. Потом он опустил чашку на блюдце и как будто увял у нее на глазах. Его голова и плечи поникли, а руки безжизненно повисли.
- Барни, любимый, что случилось? - Эми легко положила руку ему на затылок. Он по-прежнему оставался ее Барни, мужчиной, в которого она влюбилась на пирсе в Саутпорте почти десять лет назад. Она вспомнила чудесное время, проведенное ими в квартире у Ньюсхэм-парка и их "медовый месяц" в Лондоне. Как могли их отношения свестись к этому?
В кухню вбежала Маргарита и остановилась как вкопанная, увидев отца, который обычно уходил на работу раньше, чем она завтракала. Девочка бочком протиснулась к другому краю стола и ухватилась за юбку матери. Она никогда раньше этого не делала. Барни и пальцем не трогал свою малышку, но было совершенно очевидно, что она его боится.
Он резко выпрямился, сбросив руку Эми.
- Ничего не случилось. Оставь меня в покое. - Он резко встал и вышел из кухни. Через несколько минут хлопнула входная дверь. Он не мог уехать на работу, потому что фабрика по субботам не работала.
Эми покормила дочь и поела сама, помыла посуду и вызвала по телефону такси. Миссис МакКей, которая выполняла грязную работу, по выходным не приходила.
- Мне все это надоело, - сообщила Эми дочери. - Давай устроим себе выходной.
Незадолго до этого в Париже Кристиан Диор торжественно представил публике стиль под названием нью лук. Женщины, которые могли себе это позволить, с восторгом встретили длинные расклешенные юбки, платья с облегающими лифами и пышные нижние юбки. Простые прагматичные фасоны военного времени уходили в прошлое.
Но сейчас Эми почти не прикасалась к деньгам, выделенным ей на одежду. Она не любила ходить по магазинам в одиночестве. Ее мать всегда охотно оставалась с Маргаритой, но она работала полный день и бывала свободна только по субботам, когда Барни тоже не ходил на работу и Эми считала себя обязанной оставаться дома. У нее было несколько нарядов в стиле нью лук, но этого явно было недостаточно!
Сегодня ее не беспокоило то, что ей придется взять в поход по магазинам Маргариту. Ее дочери тоже необходимо было купить несколько нарядов. Но хотя Барни рядом не было, его поведение все равно омрачило весь день.
Для девочки, которой не исполнилось еще и четырех лет, Маргарита очень серьезно относилась к моде. Она настаивала на том, чтобы примерить все платья и пальто, прежде чем они будут куплены, и разглядывала себя в зеркало, поворачиваясь и так, и этак, чтобы убедиться, что она выглядит хорошо со всех сторон.
- Не правда ли, она прелесть! - прошептала продавщица в "Джордж Генри Ли", вместе с Эми наблюдая за тем, как малышка надевает шоколадно-коричневое теплое платье с кружевным воротником и манжетами. Маргарита изучила свое отражение в зеркале.
- Мы купим новые туфли, мамочка?
- Если хочешь, купим, родная. Может быть, кремовые, чтобы сочетались с кружевами?
Маргарита посмотрела в зеркало на свои маленькие ножки.
- Кремовые - это красиво.
- Мы купим их в обувном отделе. Хочешь такое платье?
- Да, мамочка. - Она осторожно стянула платье через голову и осталась в белой шелковой нижней юбке и белых носочках. Ее темно-каштановые волосы были завязаны белыми бантами в хвостики. - Я люблю, когда ты покупаешь мне одежду, мамочка.
- А я люблю покупать ее для тебя, Маргарита. - Они с полным взаимопониманием улыбнулись друг другу. Эми как никогда раньше почувствовала, насколько они с дочерью близки. - Покупка одежды действует на меня лучше любого тоника. Никогда не забывай, маленькая: новое платье - это лучшее лекарство для женщины, если у нее на душе тяжело.
- Правильно! Правильно! - поддержала юная продавщица. - Хотя лично я могу позволить себе только наряды из "Си-энд-Эй", но никак не из "Джордж Генри Ли".
- Какая прелесть! - ахнула Мойра Карран, когда Эми показала ей твидовый костюм кремового цвета с одноцветной вышивкой на воротнике пиджака и подоле расклешенной юбки.
- Я купила к нему бледно-голубую блузку. - Эми подняла блузку за плечики. - Тебе нравится? - Блузка была сшита из тяжелого крепа, у нее были атласные манжеты и воротник.
- Тоже очень красивая, - восхищенно произнесла Мойра.
- Я надеялась, что тебе понравится, потому что я и тебе такую же купила. Только твоя розовая.
- Можно, я подарю ее бабушке? - вмешалась Маргарита.
- Конечно, родная. - Эми вручила дочери пакет из "Джордж Генри Ли". Маргарита соскользнула со стула и торжественно вручила пакет Мойре, которая заявила, что это самая красивая блузка из всех, какие она только видела за всю свою жизнь. - Еще я купила новое платье, а к нему туфли и сумку. - Эми подняла за плечики серо-белое клетчатое платье. Его черный кожаный пояс идеально подходил к туфлям-лодочкам и сумке.
- С чего это ты вдруг, малышка? - спросила Мойра.
- С чего это я вдруг что?
- Все эти покупки. Ты уже давно не покупала себе никакой одежды.
Эми аккуратно сложила платье, прежде чем спрятать его в пакет.
- Наверное, причина именно в этом: я давно не покупала себе никакой одежды.
- Почему Барни не поехал с вами? Раньше он всегда ездил с тобой по магазинам. Я помню, он как-то сказал, что очень любит выбирать тебе одежду.
- Барни куда-то уехал, - небрежно ответила Эми.
- Что случилось, Эми, девочка моя?
Эми обернулась и, широко раскрыв глаза, посмотрела на мать.
- Все хорошо, мам.
- Пойдем на кухню, поможешь мне заварить чай. Маргарита не будет здесь скучать, ведь у нее есть новая книжка-раскраска. Правда, маленькая?
- Да, бабушка. - Маргарита увлеченно раскрашивала красным карандашом клубнику.
- Конечно же, что-то случилось, - зашептала Мойра, когда они с дочерью оказались в кухне. - И случилось уже давно. Это ясно как божий день. Когда ты складывала платье, у тебя дрожали руки. Ты влюбилась в другого парня? Я угадала?
- Нет, мама, - возмущенно ответила Эми. - Я не влюбилась в другого парня. Если тебе так хочется знать, - смягчилась она, - мы с Барни уже не ладим так хорошо, как когда-то, вот и все. - Не было никакого смысла продолжать делать вид, что с ее браком ничего не происходит. - Этот лагерь сильно на него подействовал. Все постепенно образуется. - Она произнесла эти слова с уверенностью, которой не чувствовала. - В подобных случаях всегда так бывает.
- Будем на это надеяться, дорогая. Я уже давно не видела тебя счастливой, а Маргарита выглядит страшно усталой. Она хорошо спит?
- Я тоже заметила, что у нее усталый вид, но когда я заглядываю к ней ночью, она всегда крепко спит. - Эми подошла к кухонной двери и посмотрела на дочь, которая уже держала зеленый карандаш и закрашивала яблоко. В этот самый момент девочка потерла глаза тыльной стороной руки и зевнула. Эми всегда следила, чтобы дверь детской была плотно закрыта и Маргарита не могла слышать, как ее отец обвиняет мать в том, что она спит с другими мужчинами, и в других преступлениях, которые она якобы совершила.
В доме Мойры было так тихо и спокойно. Эми была по-настоящему рада, что ей не нужно выслушивать Барни, изливающего на нее свое дурное настроение, или пережидать один из его периодов молчания, пытаясь придумать, что бы ей такое сказать, и сомневаясь, стоит ли вообще что-либо говорить.
Было уже десять часов. Весь последний час Маргарита крепко спала наверху в постели своей бабушки, а Эми пыталась собраться с силами, чтобы дойти до Марш-лейн и вызвать по телефону такси. Барни почти наверняка уже дома и должен был догадаться, что она поехала к маме. Следовало оставить ему записку. Вот только она сегодня утром, выходя из дому, вовсе не собиралась заезжать на Агейт-стрит, а кроме того, Барни никогда не считал необходимым сообщать ей, что поздно вернется с работы.
- Можно, мы у тебя переночуем? - спросила Эми у матери. Все равно ей придется звонить Барни, чтобы сказать, что она сегодня не приедет.
- Конечно, моя хорошая. Хочешь какао?
- С удовольствием. Спасибо, мама. - Она позвонит Барни после того, как выпьет какао.
Мойра только успела принести какао, когда раздался стук в дверь. Но это был не простой стук. Кто-то громко колотил по двери кулаком. Мойра поставила чашки на стол и поспешила к двери.
- Привет, тещенька, - бодро произнес Барни. - Я приехал за женой и дочерью. Насколько я понимаю, они здесь?
- Да, но мы тебя не ожидали, милый. - Голос ее матери едва заметно дрогнул. Наверное, она, как и Эми, увидела, что это оживление было напускным. - Входи. Маргарита уже давно спит наверху.
- Тогда Маргарита пусть остается, я приеду за ней завтра. Но, с вашего позволения, я хотел бы забрать домой Эми.
- Это не мое дело - позволять или запрещать, милый, так ведь?
- Вы правы, Мойра, не ваше.
Барни прошел в гостиную, принеся с собой поток холодного воздуха. Полы его пальто, подобно накидке, летели вслед за ним. За ним по пятам спешила обеспокоенная Мойра, спрашивая зятя, не хочет ли он какао.
- Спасибо, не хочу, - демонстрируя отличные манеры, ответил он. - Эми, ты готова?
- Да. - Она начала собирать пакеты с покупками, но Барни сгреб все в охапку и понес в машину.
Он умчался прежде, чем Мойра успела выйти, чтобы попрощаться с дочерью.
По пути домой супруги не обменялись ни единым словом. Возле дома Эми вышла из машины, предоставив Барни самому ставить автомобиль в гараж. У нее было предчувствие, что сейчас произойдет что-то ужасное, что назревает грандиозный скандал, и она была рада, что Маргарита осталась у мамы.
Эми оказалась не готова к тому, что произошло. Барни ворвался в дом, остановился перед ней, процедил сквозь зубы: "Не смей больше так делать. Никогда!" и ударил ее по лицу с такой силой, что она упала на бок, стукнувшись головой о деревянный подлокотник кресла. Эми вскрикнула, и Барни упал рядом с ней на колени и разрыдался.
Он пришел в ужас, вернувшись домой и обнаружив, что там никого нет. Он думал, что Эми ушла от него, и знал, что не сможет без нее жить. Он ей уже об этом говорил. Без жены и дочери он сойдет с ума.
Голова у Эми раскалывалась от боли, из ее распухшего левого уха сочилась кровь, и ей казалось, что оно увеличилось в размерах как минимум вдвое. Она спрашивала себя: а что, если он уже сошел с ума. И, возможно, она тоже сошла с ума, ведь что бы Барни ни делал, как бы отвратительно себя ни вел, ничто в этом мире не могло помешать ей его любить, во всяком случае, пока он, беспомощный, как ребенок, рыдал в ее объятиях.
- Тихо, тихо, - нежно сказала она. - Будет тебе, не плачь.
В сентябре, когда Маргарите было уже четыре с половиной года, она начала посещать монастырскую школу в Браунлоу-Хилл. Каждое утро она надевала форму: крошечное темно-синее платье-сарафан, белую блузку и галстук, форменный пиджак и велюровую шляпку с полосатой лентой.
- Ты очаровательна! - воскликнула Эми, когда Маргарита впервые надела форму и собралась идти в школу. Перед ней стояла идеальная школьница в миниатюре, хотя Маргарита была достаточно высокой для своего возраста и на удивление сильной. Эми чуть не расплакалась при мысли, что она не увидит свою дочь до половины четвертого.
Она недавно получила права и сегодня сама отвезла Маргариту в Браунлоу-Хилл на новеньком "моррисе минор". Стоял прохладный солнечный день, и листья на деревьях уже кое-где были золотыми.
Вернувшись домой, Эми почувствовала, что пройден определенный этап. То, что Маргарита теперь школьница, означает начало нового периода в их с Барни жизни. Последнее время Барни был в относительно нормальном состоянии, и Эми казалось, что он постоянно о чем-то думает. Будучи неисправимой оптимисткой, Эми начала надеяться, что отныне все будет хорошо. Убедившись в этом окончательно, она хотела бы родить еще одного ребенка.
Некоторое время все было спокойно. Но как-то раз Маргарита пришла из школы с высокой температурой и пожаловалась, что ее тошнит. Эми уложила ее в постель, и девочка тут же уснула. Эми позвонила доктору Шиарду, и он пообещал приехать через полчаса.
Вернувшись домой, Барни присел на кровать дочери и начал обтирать смоченной в прохладной воде фланелевой тканью ее горящий лоб. Ожидая, когда придет врач, Эми сидела с другой стороны. Маргарита всегда была очень крепкой девочкой и впервые заболела так серьезно.
- Ветрянка! - провозгласил доктор Шиард, быстро осмотрев пациентку. - Сейчас многие ею болеют. Когда появятся папулы, время от времени промакивайте их каламиновым лосьоном, давайте побольше питья и не позволяйте вставать с постели. Через несколько дней ей станет лучше. Ах да, наденьте на нее какие-нибудь перчатки. Если она будет расчесывать высыпания, у нее останутся шрамы на всю жизнь.
Эми поблагодарила его и провела в ванную, чтобы он мог помыть руки.
- У вас тут очень уютно, - сказал доктор, стоя в холле и оглядываясь вокруг. - Я здесь впервые. Если не считать сегодняшнего дня, единственный раз, когда я видел тебя не на приеме, это в вашей старой квартире, когда у тебя случился выкидыш.
- Какой выкидыш? - поинтересовался Барни, когда врач ушел. Они вернулись в спальню Маргариты и опять сидели на противоположных сторонах ее кровати. Эми надеялась, что он не расслышал слов старого врача. Она так и не написала мужу ни о выкидыше, ни о поведении его матери, потому что не хотела его расстраивать, когда он находился так далеко от дома. А когда Барни вернулся, она не видела смысла в том, чтобы столько лет спустя ворошить прошлое.
- Это случилось в ноябре, после того, как тебя призвали, - объяснила Эми. - Срок был десять недель, но я потеряла ребенка.
- Как? Где? Почему ты мне об этом не сообщила? - Барни устроил ей настоящий допрос, стремясь выяснить все до мельчайших подробностей. Знал ли о ее беременности доктор Шиард?
- Нет. - Она рассказала мужу, как познакомилась с его матерью. - Да, ты говорил, что я ей не понравлюсь из-за того, что я католичка, но я подумала, она будет рада узнать о том, что я жду ребенка.
- Что она сказала? - спросил Барни.
- Она не очень обрадовалась, увидев меня. - Элизабет Паттерсон назвала ее католической шлюхой, но Эми не думала, что настроение Барни улучшится, если она расскажет ему и об этом.
- Как ты смогла позвонить доктору Шиарду? Ты же его никогда не видела. - Ей не понравился тон, которым Барни задавал вопросы, как будто пытаясь ее в чем-то уличить. От этого Эми чувствовала себя так, как будто совершила какую-то ужасную ошибку.
- Я ему не звонила, это сделал твой отец. Служанка из твоего дома позвонила Лео и рассказала, что я приходила поговорить с твоей матерью, и он приехал к нам домой. И хорошо, что он это сделал, потому что к этому времени у меня уже случился выкидыш.
Они оба некоторое время молчали, пока Барни не спросил, кивая в сторону Маргариты:
- Она поправится?
- Я уверена, что поправится. У меня в детстве была ветрянка, Джеки и Бидди тоже ею переболели.
Он встал так резко, что это потревожило Маргариту, которая закашлялась и повернула голову на подушке.
- Я ненадолго выйду, скоро вернусь.
- Но куда ты идешь?
Он не ответил, просто открыл дверь и вышел из дому.
Перл проснулась оттого, что захотела в туалет. Она отказалась от горшка и настояла на том, чтобы в сопровождении встревоженной Эми, на нетвердых ногах добрести до ванной комнаты.
- У меня кружится голова, - жаловалась девочка.
После Эми опять уложила ее в постель, подоткнула одеяло, и малышка мгновенно уснула.
Эми заварила чай и вспомнила, что они сегодня вечером ничего не ели. Она почистила несколько картофелин и поставила их вариться. Когда Барни вернется, она приготовит рагу из солонины. Он впервые попробовал это блюдо только после того, как они поженились, а теперь это рагу, политое густым соевым соусом, было его любимым блюдом.
Куда же он пошел? Скорее всего, поговорить с матерью. Эми молилась о том, чтобы Барни не устроил скандал. Выкидыш произошел десять лет назад, нет, уже одиннадцать, и было бы глупо ворошить прошлое. Ее отношения с Элизабет Паттерсон были очень хрупкими, их легко было разрушить.
Барни вернулся домой три часа спустя. Часы показывали половину десятого, и на улице было темно, хоть глаз выколи. Эми предложила ему рагу, но он отказался. Она приготовила чай, но он отказался и от чая. Она достала из шкафчика масло и банку клубничного джема и отрезала два ломтя хлеба, решив воспользоваться ситуацией как предлогом полакомиться своим любимым блюдом - бутербродами с джемом. Но тут Барни безжизненным и каким-то отчужденным голосом произнес:
- Я хочу тебе кое-что сказать, Эми. Присядь, пожалуйста.
У нее упало сердце, и она прошла за ним в гостиную, где за медной каминной решеткой горел небольшой огонь. Эми отодвинула решетку и уже собиралась подбросить угля из стоявшего тут же ведерка, когда Барни все тем же безжизненным голосом сказал:
- Оставь это.
- Но камин потухнет, - запротестовала она.
- Я сказал, оставь это!
Ей захотелось ударить его угольным совком.
- Что это с тобой? - возмущенно спросила Эми, швырнув совок в выложенный керамической плиткой очаг и немедленно пожалев об этом. Раздавшийся грохот вполне мог разбудить Маргариту. Должно быть, это как-то связано со срывом беременности и его матерью. Что ему сказала Элизабет? Маргарита была больна, и нервы у Эми были на пределе. Она уселась в одно из кресел и отметила, что это то самое кресло, о которое она ударилась, когда Барни сбил ее с ног.
- Я ездил к матери, - сообщил он. - И она утверждает, что во время войны у тебя был роман с моим отцом. И что сейчас вы, по всей вероятности, продолжаете поддерживать эти отношения. - Он смотрел на нее, хитро прищурившись. В прошлом все его обвинения были вымышленными, но теперь у него было что-то реальное. Во всяком случае, Барни так считал. Ведь он узнал обо всем от собственной матери. Почему он этому так радуется?
Эми закрыла глаза и не ответила.
- Она считает, что мой отец в тебя влюблен.
Эми и теперь не издала ни звука.
- Тебе нечего сказать в свое оправдание? - холодно спросил Барни.
- Мне нечего сказать в ответ на этот вздор. - Она встала. - Я хочу чая. Я не собираюсь сидеть и слушать тебя здесь всю ночь. Ты безумен, и твоя мать такая же. - Как она может любить мужчину, который так с ней разговаривает? Завтра она заберет Маргариту и переедет к матери на Агейт-стрит. На этот раз Барни зашел слишком далеко.
Он толкнул ее назад в кресло.
- Это правда?
- Нет, Барни, это неправда. У меня не было романа с твоим отцом. Почему твоя мать столько времени молчала? Она просто хочет нас поссорить. Барни! - Эми попыталась встать, но он удерживал ее рукой, прижатой к ее груди. - Мне больно.
- Сколько раз ты спала с моим отцом? Десятки? Сотни? - шептал он, прижавшись губами к ее уху. - Это его ребенок?
Неужели это тоже идея его матери?