Я хотела сказать, что мне очень жаль ее, жаль, что она такая эгоистичная, что она не может любить даже собственных детей, что мне жаль ее за то, что она пытается противостоять естественному ходу событий, и что желаю ей с каждым годом становиться все грациозней и выигрывать битвы с каждым седым волосом. Но однажды она проснется, и собственное тело ей покажется смирительной рубашкой, зеркала будут вызывать слезы, фотографии, сохранившиеся со времен ее молодости, будут вонзаться иглами в ее душу. Но я остановила себя.
Мать позвонила господину Апдайку, и он согласился поговорить по поводу Клэр. Миссис Турнбэль соблаговолила предоставить Клэр еще один шанс, но я не сомневалась, что через некоторое время ее ждут еще более серьезные неприятности. Поэтому я не согласилась поручиться за Клэр перед администрацией "Эмерсон Пибоди", когда мистер Апдайк сделал мне подобное предложение. Джимми очень понравилась моя твердость.
– Мне хотелось бы зайти как-нибудь в кабинет миссис Турнбэль и увидеть выражение ее лица, – сказал он.
– Она оценит твой поступок, Джимми.
– Да, но в этот раз нам больше нечего будет бояться, – он рассмеялся.
Сколько в жизни великого и смешного, сколько тайных путей в лабиринтах судьбы! Несколько лет тому назад, когда я была далеко от Джимми и Ферн, от папы Лонгчэмпа, когда я ехала темной ночью по пустынной дороге, чтобы вернуться в свою настоящую семью на побережье Катлеров, я испытывала прямо-таки пророческий ужас. Помню, как меня провели через черный ход в гостиницу и я предстала пред бабушкой Катлер, которая, желая унизить меня, заставляла чистить унитазы и застилать постели. А теперь, развалившись в ее кресле, я подписываю векселя, беру на себя ответственные решения, у меня прекрасный ребенок и Джимми, меня ждет замужество. Нет, прошлое не наполнило мое сердце ненавистью, я не грезила о реванше, теперь пришло время прощения, любви и надежд. Я даже сумела со спокойствием принять известие о том, что Клэр отказывается удостоить своим присутствием банкет в честь моей свадьбы.
– У меня назначено свидание, которое я не могу отменить, – заявила она, надеясь, что я начну убеждать ее приехать.
– Хорошо, мне очень жаль, Клэр.
– Мне самой жаль, – продолжала она, не оставляя своей надежды.
– Может быть, но я буду постоянно помнить о тебе.
Не знаю, оценила ли она мой сарказм.
– Я не могу представить, что чувствует женщина, выходящая замуж чуть ли не за собственного брата, – парировала она, – или между вами не было других отношений?
– Я уверена, что ты всех постараешься убедить в этом.
– Это грязная инсинуация! – закричала она.
– Ах, извини, Клэр, но у меня много дел более важных на данный момент. Я вынуждена попрощаться. Спасибо за звонок и за добрые пожелания, – сказала я, хотя она мне так ничего и не пожелала. Я повесила трубку еще до того, как она успела мне что-нибудь ответить, и с блаженной улыбкой откинулась на спинку стула. О, как я ее разозлила, из ее ушей, наверное, валит дым. Я настолько живо себе это представила, что от души посмеялась. В любом случае о ком жалеть?
На следующий день приехала Триша. Мы так обрадовались друг другу, что еще чуть-чуть – и лопнули бы от счастья. Я с утра ждала ее перед входом в гостиницу, отправив за ней на вокзал свою личную машину. Триша со слезами радости выпорхнула из нее и бросилась мне на шею. Мы крепко обнялись, и плакали, и смеялись, и пытались говорить – одновременно.
– Ты выглядишь прекрасно, – произнесла я.
– Спасибо, и ты тоже. И это место! – Она огляделась вокруг, стараясь запомнить каждую деталь.
Триша приехала в один из теплых ранних весенних дней. Только появились цветы, и садовник вчера впервые подстриг траву. По-моему, нет ничего прекраснее запаха свежей травы. Прямо через дорогу был виден океан, спокойный и величественный.
– Здесь так красиво, и все это твое, – добавила Триша, широко распахнув глаза. – Я хочу все немедленно осмотреть, особенно церковь, где ты будешь венчаться, банкетный зал, все, все, все... Твое свадебное платье.
– Ты знаешь, в обязанности свидетельницы входит подбор моего гардероба для медового месяца. Мать дала мне по этому поводу подробные инструкции.
– Я догадывалась, – Триша схватила меня за руку, – пойдем, ты мне все покажешь.
Казалось, что меня держит за руку легкий порывистый ветер. Я не успевала ее привести в одну часть гостиницы, как она тянула меня в другую. Она пыталась познакомиться с каждым, кого мы встречали, и узнать, что входит в круг его обязанностей.
Особенно понравились Трише кухня и колдующий над кастрюлями Насбаум. Она была в восторге от его яств. После дегустации я повела ее в свои апартаменты; на пути мы встретили мать, и нас позабавили ее сердитые гримасы и ухмылки. Как комична была ее злоба! С трудом сдерживали смех, но едва дошли до моей комнаты, расхохотались.
– Она такая смешная, точно как ты мне рассказывала. Так похожа на Агнессу, изображающую королеву Элизабет.
Я рассказала Трише о Рэндольфе и обещала представить его. На ее лице отразилось искреннее сочувствие.
Тришу восхитило мое свадебное платье, которое действительно было великолепным. Потом мы перемерили весь гардероб, выбирая одежду к медовому месяцу; особенно большое удовольствие получили, когда выбирали вечернее платье. Триша включила радио; последнее время я не следила за популярной музыкой, была слишком занята. Вновь я почувствовала себя юной, хотя уже здорово повзрослела за время работы в отеле. Сейчас я – маленькая принцесса, покинувшая свой дворец, чтобы не чувствовать себя первой дамой королевства. Мы просматривали альбомы, узнавая в них фото бывших соучеников из школы имени Сары Бернар. Болтали до прихода Сисси, которая привела с собой малышку Кристи; тут я их представила.
– О! Она очаровательна, – воскликнула Триша.
Кристи внимательно изучала ее пытливым взглядом. Несколько минут она вела себя скромно, как примерный ребенок, но скоро начала проявлять свой пламенный темперамент, настойчиво требуя Тришиного внимания.
– Она такая красивая, и у нее глаза Михаэля.
– Я знаю.
Больше мы о нем не упоминали ни разу.
Мы отправились искать Джимми. Они с Тришей обрадовались друг другу как старые друзья. Когда мы с подругой снова остались одни, она зашептала мне на ухо:
– Каким он стал мужественным и красивым. Тебе так повезло. – Кристи весело топала держа нас за руки. – У тебя есть все: красивый мужчина, прекрасный отель, такой славный ребенок, талант, ведь ты поешь, как ангел. Неужели ты не ощущаешь себя счастливой? Разве не чувствуешь, что все трудности и неудачи позади?
– Иногда, – ответила я, глядя на Джимми, машущего нам вслед рукой, – а порой мне кажется, что я попала в самый центр цунами, тогда сердце быстро колотится и я испытываю головокружение и испуг. А временами хочется остановить мгновение и навсегда успокоиться в этом радужном сне.
Триша с интересом разглядывала меня.
– Может, это из-за воспоминаний? У тебя была такая тяжелая жизнь. Это же ясно, ты просто не можешь поверить в свою удачу.
– Хотелось бы, чтобы все было так, как ты сказала.
Перед свадьбой репетировали церемонию. Присутствовал и Филип, возвратившийся из колледжа. Брат позаботился о Рэндольфе, и теперь он находился под наблюдением врача. Мать ждала появления министра, она, как главный режиссер предстоящего спектакля, энергично жестикулировала и управляла собравшейся в зале толпой. Рядом суетился Рэндольф. Было заметно, что все происходящее его чрезвычайно утомляет. Извинившись и сказав, что ему нужно вернуться к какой-то срочной работе, он удалился. Мать глубоко вздохнула, чтобы дать понять окружающим, как тяжело ей с Рэндольфом; в конце концов она так расстроилась, что отправилась в свою комнату отдохнуть и приготовиться к торжеству.
На следующее утро я проснулась очень рано, но долго лежала в кровати, вспоминая самые радостные и самые грустные моменты своей жизни. Вот мама Лонгчэмп стоит перед зеркалом, расчесывая длинные густые волосы; рассказывает мне о том, что я скоро вырасту, стану красивой женщиной, такой красивой, что покорю сердце прекрасного принца.
– Ты будешь жить в чудесном замке и иметь кучу слуг, внимающих каждому твоему слову и жесту, – говорила она, и я видела ее добрые, внимательные глаза, отражающиеся в зеркале.
Вот я в последний раз у нее в госпитале; слышу тихий, охрипший голос; вижу бледное лицо и потухший взгляд. Я вновь почувствовала ее влажную, холодную руку и услышала рыдания Джимми. Из темноты возникло серое лицо папы Лонгчэмпа; какая глубокая печаль в его темных глазах. В этот момент я не могла остановить слезы.
Сегодня моя свадьба, и пусть моя мать вывернулась наизнанку, готовясь к торжеству, я думала сейчас не о ней, а о маме и папе Лонгчэмп; мне хотелось, чтобы они были со мной в этот день. Им больше подошла бы роль моих родителей, ведь Рэндольф не был в состоянии это сделать, ну а мать... Для нее это была больше вечеринка, чем свадьба.
Снова нахлынули воспоминания о Михаэле, я сопротивляюсь им, но продолжаю видеть то чудесное романтическое время – Нью-Йорк, его квартиру. Он осыпает меня обещаниями; планирует нашу свадьбу. Мои мысли наполняются придуманными им образами: свадебная церемония со всеми атрибутами, газеты с сенсационными сообщениями, медовый месяц в Париже, атлантическая ривьера, триумфальное возвращение в Штаты, сольные партии и дуэты, фантастические выступления двух непревзойденных звезд.
Все это лопнуло как мыльный пузырь; если бы не Кристи, можно было бы считать, что этого и не было. Но нет, все было: моя беременность, страдания, которые я испытала в Медоуз. Хотелось бы стереть из памяти, как пыль со стекла, всю пережитую боль: слезы, кошмары, холод. Эти воспоминания не оставят меня до последнего смертного часа. Как только солнечные лучи проникли в спальню, тягостные мысли покинули меня, наполняя жизнь надеждой и теплом. Кристи заворочалась в своей кроватке; через несколько минут она проснулась, лепеча и начиная новый день с открытий. То-то будет удивлений и восторгов, когда ее оденут и поведут на торжество! Было еще очень рано. Я взяла ее на руки, поцеловала и понесла к окну. Мы вместе наблюдали, как начинается этот счастливый день. На небе был разгар битвы света и теней, облака расплывались по небу как прозрачный дым, птицы только-только покинули свои гнезда.
– Разве это не прекрасное утро, Кристи? Замечательный день, самый подходящий для того, чтобы твоя мама вышла замуж, – сказала я.
Солнце осыпало золотой пылью волосы Кристи, она повернулась ко мне, пытаясь понять то, что я ей сказала, затем стала с интересом наблюдать за происходящим внизу, улыбаясь при этом ангельской улыбкой.
В комнату вошли Сисси и миссис Бостон. Миссис Бостон принесла мне завтрак, а Сисси стала хлопотать над ребенком.
– Я встала ночью и заметила, что в комнате вашей матери горит свет, и пошла посмотреть, – говорила миссис Бостон. – Было около четырех часов.
– Что она делала?
– Рассматривала себя в зеркало. Может, у нее сместились временные рамки? – спросила миссис Бостон.
Но меня это не удивило.
Чуть позже пришла Триша, чтобы помочь мне подготовиться к торжеству. Сисси быстро одела Кристи и ушла.
– Нервничаешь? – шепнула Триша.
– Почему ты так думаешь? Потому что у меня дрожат пальцы? – рассмеялась я в ответ.
Перед тем как идти вниз принимать гостей, мать заглянула к нам, чтобы продемонстрировать платье и насладиться похвалой своей очаровательной внешности; платье было белое, плечи прикрывала шаль, а на шее сверкало ожерелье. Браслет на руке своей стоимостью мог бы соперничать только с отелем.
– Ты красивая, мама.
– Да, да, миссис Катлер, – присоединилась Триша.
– Спасибо, девочки, я пришла пожелать вам удачи и спросить, не нуждается ли Дон в моей помощи, так как потом я буду очень занята.
– Спасибо, мама, мне ничего не нужно.
Она удалилась, царственно подняв голову.
Джимми, последовав старинной традиции, скрывался от меня до самого венчания, чем сильно меня удивил; в часовне он мне сказал:
– У нас позади столько горестей, я не хотел бы их приумножать.
Когда мы с Тришей занимали свои места в часовне, я вся дрожала. Последними появились в часовне Филип и Рэндольф, оба в смокингах, но внешне совершенно непохожие. Филип – элегантный, здоровый, сильный. Рэндольф – усталый, больной и исхудавший. Хотя Филип и сделал все от него зависящее, чтобы его отец выглядел прилично, брюки и жилет на Рэндольфе висели мешком, и впечатление было ужасное. Поначалу Рэндольф беспомощно улыбался, осматривая публику, потом с весьма озабоченным видом стал что-то нашептывать на ухо Филипу.
– С ним все в порядке? – спросила я Филипа.
– Да, Дон, не волнуйся, свою маленькую роль он сыграет великолепно. Ты никогда не выглядела столь прекрасно. Можно, я тебя поцелую сейчас, на счастье.
– Да, Филип.
Он хотел было поцеловать меня в губы, но я, разгадав его маневр, подставила щеку.
– Удачи, – разочарованно прошептал он.
– Я лучше пойду к жениху, – произнесла я.
Филип отошел. Как только Рэндольф потерял Филипа из поля зрения, то сразу начал паниковать; тогда я взяла его за руку, и он успокоился и даже сказал:
– Это большой день, очень большой: отель гудит, как улей. Мама всегда выглядела замечательно, когда чувствовала на себе ответственность.
Мы с Тришей испуганно переглянулись, но, к счастью, вовремя заиграла музыка, и торжественное шествие началось. Джимми был просто прекрасен, он ожидал меня у алтаря, глаза его сверкали; я медленно приближалась. Никто не любил меня так сильно. Я так рада, что он у меня есть. Я ловила на себе взгляды гостей, боясь сделать что-нибудь не так; осматривалась по сторонам и узнавала некоторых людей, мелькавших не раз на различных приемах, а также мистера и миссис Апдайк, мистера и миссис Дорфман. Взгляды гостей словно говорили: "О, эта нищая девчонка натянула дорогую одежду и мнит себя богатой леди". Среди всей этой публики блистала моя мать, расточающая улыбки и сверкающая драгоценностями; рядом с ней стоял мистер Алькот и тепло мне улыбался. Выглядел он великолепно. Далее Сисси, держащая ребенка на руках. Кристи была очень красива в белом платьице, с золотистыми волосами. За ними стояли служащие отеля, и их улыбки казались более искренними, чем улыбки некоторых гостей.
Джимми взял меня под руку.
Священник возблагодарил Бога за это чудесное собрание. Как бешено колотилось мое сердце в этот момент! Наверное, все присутствующие слышали его стук, когда в речи священника наступала пауза. Наконец он спросил:
– Кто дал эту женщину этому мужчине?
В этот момент Рэндольф наклонился и зашептал мне на ухо:
– Что-то я не вижу бабушки Катлер, должно быть, она где-то задержалась, сейчас я вернусь.
– Рэндольф, постой, – я попыталась его остановить, но он уже шел по проходу.
В зале послышался странный шум, мать побледнела и что-то зашептала Бронсону Алькоту. К моему удивлению он занял место Рэндольфа.
– Я дал, – без тени смущения сказал Алькот. Шум в зале даже немного усилился, но быстро затих. Священник продолжал церемонию. Филип протянул Джимми кольцо. Джимми повторял за священником слова клятвы. Ужас охватил меня, когда я взглянула на Филипа, – он беззвучно, слово в слово повторял клятву за священником и Джимми: "Любить и поддерживать в болезни и здравии...", он клялся мне в верности. "...Согласен", – заключил он. Потрясение было столь велико, что я даже не услышала слова священника, но взяла себя в руки, надела на палец Джимми кольцо и, глядя ему в глаза, поклялась быть ему верной женой до самой смерти. Джимми поцеловал меня, послышались аплодисменты. Церемония венчания окончилась. С этого момента я стала миссис Джеймс Гарри Лонгчэмп.
Позже в холле отеля состоялся фуршет. Мать, мистер Алькот, Джимми и я стояли у входа, чтобы иметь возможность приветствовать вновь прибывающих гостей. Конечно, это была мамина идея. Единственное, что огорчило меня, так это то, что Рэндольф не был в состоянии справиться со своими обязанностями и их пришлось выполнять мистеру Алькоту. Я нигде не видела Рэндольфа. Во второй части холла открылись бары, и гости, не заставляя себя долго ждать, переместились туда; между ними сновали официанты в новой форме, заказанной матерью специально к этому дню: сочетание темно-красного и белого удивительно гармонировало с интерьером холла. Холл наполнился звоном бокалов, запахом разнообразных изысканных закусок, блеском драгоценностей; в дальнем углу играл духовой оркестр. Убедившись, что все в порядке, мы с Джимми и Тришей позволили себе расслабиться и налегли на вина и закуски. Кристи находилась неподалеку, возле оркестра, за ней присматривала Сисси. Нельзя было назвать Кристи пассивным слушателем, так как она хлопала в ладоши и даже пыталась танцевать. Вечеринка была очень милой.
Вскоре вернулся Филип с новостями о Рэндольфе. Оказалось, что тот просто сидит сконфуженный в кабинете и пытается заняться каким-либо делом.
– Он выйдет? – спросила я.
– Да, – кивнул Филип и тут же присоединился к компании молодых, незнакомых мне гостей.
Бронсон Алькот отвел меня в сторону.
– Вы не сердитесь на меня из-за моего поступка на церемонии? Ваша мама была в панике.
– Все в порядке, вы поступили весьма достойно.
– Могу я поцеловать невесту как посаженый отец?
– Да.
Он поцеловал меня в щеку.
– Желаю вам удачи. Вы замечательная пара.
– Спасибо.
Алькот отправился на поиски матери, которая в этот момент была окружена гостями и улыбалась, получая самые изысканные комплименты; в эти минуты она жила по-настоящему.
Оркестр сделал небольшую паузу; дирижер подошел к микрофону и объявил, что все желающие могут перейти в большой зал. Гости тут же последовали его совету и были весьма удивлены, когда их глазам открылась гигантская арка из красных и белых роз, на которой красовалась надпись: "Удачи Дон и Джеймсу". Здесь же, в арке, их поджидал метрдотель, в обязанности которого входило указывать гостям предназначенный для них столик. Зал оформили очень пышно и торжественно, повсюду были развешаны живые цветы, разноцветные колокольчики, картонные ангелы и прочие свадебные украшения. На противоположной от входа стене висела картина с изображением жениха и невесты перед алтарем. Этот интерьер дополняли прекрасно сервированные столики и шампанское в серебряных ведерках со льдом. Всем гостям были подарены небольшие сувениры на память об этом событии.
Пока гости занимали свои места в зале, я предложила матери пойти к Рэндольфу, взглянуть, что с ним происходит.
– К чему? – спросила она. – Я не думаю, что он сейчас в ком-то нуждается, у него депрессия.
С этими словами она вновь направилась к гостям.
– Я хочу сходить проведать Рэндольфа, Джимми, это не займет много времени.
– Буду ждать тебя. – Он поцеловал меня, и я отправилась в кабинет.
Рэндольф действительно находился там и что-то писал в блокноте. Я окликнула его. Рэндольф поднял глаза, и слезы покатились по его щекам, лицо исказилось.
– Она пропала, – заговорил он, всхлипывая, – мама пропала.