Легкая дрожь пробежала по спине Гаррисона Эвери. Какой же неотразимой привлекательностью, соблазнительностью, силой убеждения должна обладать эта женщина, Катарин Темпест, чтобы двое умных, взрослых, интеллигентных людей нуждались во взаимной поддержке против ее чар! Это было для него непостижимым, хотя именно это следовало из сказанного Франческой. Он вспомнил о брате Катарин, сенаторе, и его беспокойство только усилилось. Для посла Эвери Райан О'Рурк ассоциировался с теми страданиями, которые он в свое время причинил Франческе, но, будучи одним из крупнейших дипломатов своего времени, Гаррисон обладал необычайно развитым чувством такта и решительно подавил в себе искушение предостеречь жену против встречи с ее бывшим любовником, сенатором О'Рурком. Такое предупреждение отдавало бы дурным тоном и создавало впечатление, что он усомнился во Франческе и ее непогрешимости. Гарри абсолютно доверял жене и меньше всего опасался, что она не сумеет устоять перед, надо признать, немалым обаянием сенатора. Но, с другой стороны, если Катарин Темпест снова удастся завлечь Франческу в свои сети, то ей тогда неизбежно придется возобновить общение с ее братцем, а подобная перспектива отнюдь не приводила в восторг посла Эвери. У него нет времени на встречи с О'Рурком и его дружками-демократами. Еще менее его радовала мысль о том, что его жена вновь спутается с той голливудской шатией, с которой она дружила в молодости. Все это совершенно ни к чему, особенно теперь. "Не волнуйся по пустякам, - убеждал он себя. - Франческа - взрослая, самостоятельная, разумная женщина. Она сама сумеет со всем этим справиться…"
- У тебя слишком задумчивый и озабоченный вид, Гарри, - прервала его раздумья Франческа. - Пожалуйста, не переживай из-за Катарин, а тем более - из-за завтрака…
- Я вовсе не волнуюсь, Франческа, дорогая, - заверил ее Гарри и протянул ей свою чашку. - Можно мне еще капельку кофе, пожалуйста. А куда Ник собирается вести тебя завтракать? - тепло поинтересовался он, ласково ей улыбаясь.
- В "Карлайл". Это удобно нам обоим, а потом стоит такая жуткая погода, что мы решили не выезжать из этой части города. - Долив в кофе немного молока, Франческа поднесла чашку мужу и поцеловала его в щеку. - Мне не хотелось бы, чтобы ты ехал в Вашингтон сегодня вечером. У меня такое предчувствие, что ты никогда не сумеешь выбраться оттуда.
- Боюсь, что я обязан ехать. - Он погладил ее по руке. - Президент ждет меня, у нас много дел. Но я не могу осуждать его за это. Те проблемы, с которыми он в данный момент столкнулся…
- С Ираном, не так ли? - перебила его вернувшаяся на свое место Франческа. - Вот почему он просил тебя приехать сегодня?
- Да. Ситуация там взрывоопасная, и я не знаю, как долго сумеет шах контролировать ее. Власть ускользает у него из рук, а Аятолла, сидя во Франции, всячески ускоряет этот процесс, - горестно покачал головой Гаррисон. - Лично я не могу избавиться от ощущения, что дни пребывания шаха на его опереточном престоле сочтены. - Он отпил глоток кофе. - Давай не будем вдаваться больше в кризис на Среднем Востоке, моя девочка. Боюсь, что в ближайшие несколько дней меня ожидает иранская диета. Что там решил Ким? Он собирается в Нью-Йорк наконец или нет?
- Я обещала позвонить ему сегодня, Гарри. Уверена, что ему захочется сбежать от всего. Теперь, когда он согласился дать Пандоре развод у меня складывается впечатление, что он столкнулся с новыми проблемами.
- Постарайся уговорить его. Думаю, что он сможет поехать с тобой на Барбадос, провести там несколько…
- А ты сам случаем не передумал, Гарри? - бесцеремонно перебила его Франческа, не дав ему договорить фразу до конца, и испытующе взглянула на него.
Он улыбнулся.
- Нет, К сожалению, я не смогу выбраться. Ситуация вряд ли прояснится за пару недель.
- Ты слишком много и напряженно работаешь, дорогой. Вспомни, что тебе говорил доктор Уолсингхэм после последнего твоего сердечного приступа насчет того, что следует меньше работать.
- Если эта страна когда-либо и нуждалась во мне, то такой момент наступил именно сейчас, Франческа, - мягко возразил он. - Никто, наверное, лучше тебя не понимает, что такое долг.
Франческа отвернулась, признавая справедливость его слов и понимая, что спорить с ним глупо, но, с другой стороны, ей было ясно, что Гарри слишком перегружает себя. Она решила сегодня же переговорить об этом с его братом. Может быть, Нельсону удастся убедить его слегка сбавить темп.
- Да, я понимаю, - сказала она, - но ты обязан немного ограничивать себя и не работать допоздна. Мне кажется, что президент предпочтет пореже встречаться с тобой, чем лишиться тебя совсем. Обещай мне, что ты будешь приходить домой пораньше.
- Обещаю. - В глазах Гарри промелькнуло озорство. - Но за это я хочу, чтобы ты тоже кое-что мне пообещала.
- Все, что угодно, Гарри. - Франческа, не вставая из-за маленького столика в комнате, где они завтракали по утрам, положила руку ему на локоть. - Что именно?
- Я хочу, чтобы сегодня или завтра ты еще раз съездила в галерею и снова взглянула на ту картину Мэри Лауренсин. Мне хочется, чтобы ты купила ее. Обещай мне это.
- Хорошо, обещаю. Я забегу туда… ну, допустим, после завтрака с Ником. Не подумай, что мне не нравится картина. Ты же знаешь, как я люблю Лауренсин, но ты совсем избалуешь меня своими подарками. Не успело пройти Рождество, как ты снова затеваешь подарочную кутерьму.
- И ты тоже меня балуешь. Я просто не представляю, как бы я жил без тебя, дорогая. - Задумчивость сменила нежную улыбку на лице Гарри. - Ты была счастлива со мной, Франки?
- О, Гарри, конечно же, да! Была и есть. - Она несколько секунд внимательно изучала его лицо своими карими глазами. - Мне бы очень хотелось надеяться, что и ты был счастлив со мной, что ты счастлив со мной и теперь.
- Это ясно без слов. - Он отодвинул стул и встал. - Пойду в библиотеку, соберу бумаги и перекинусь парой слов по телефону с Нельсоном, а потом, думаю, мне уже пора будет ехать в аэропорт. Я не хочу опоздать на челночный вашингтонский рейс.
- Хорошо, дорогой. Через минуту я присоединюсь к тебе.
Франческа проследила взглядом за тем, как он быстрыми шагами выходит из комнаты, с посерьезневшим лицом, уже с головой погрузившийся в государственные дела. Высокий, представительный мужчина с серебристо-стальными волосами и узким, немного суровым лицом. Своей манерой поведения, проникнутой силой и уверенностью, он пробуждает доверие к себе у всякого, кто к нему обращается. Подумав об этой его особенности, Франческа решила, что вероятно, именно этой черте характера обязан Гаррисон тем, что он стал столь выдающимся дипломатом. Когда в середине шестидесятых годов Франческа познакомилась с ним через его брата Нельсона, бывшего приятелем Банки Амфера, Гаррисон к тому времени был вдовцом около десяти лет. Тогда он был удручен и совершенно разбит постигшим его горем. Его единственный сын, Симон, только что погиб в авиационной катастрофе вместе со своей молодой женой. Симон Эвери сам пилотировал самолет, на котором они летели в поместье его отца в Виргинии, и было простой случайностью, что в самолете не оказалось тогда его двоих малолетних дочерей. В первые несколько лет после катастрофы Гаррисон буквально не отходил ни на шаг от своих внучек, Элисон и Мелани, сделав их смыслом своего существования. Но в один прекрасный день он понял, что ведет себя неправильно, и нашел в себе силы, чтобы относиться к ним более разумно и находить время для занятий тем делом, которое составляло смысл его жизни. "Бедный Гаррисон, - вздохнула Франческа, - он испил свою горькую чашу до дна. Но, впрочем, кто избавлен от страданий в этом мире". Подумав так, Франческа встала и поспешно вышла из комнаты, где они завтракали, прошла через холл и вошла в библиотеку.
Гаррисон стоял за письменным столом. Он взглянул на Франческу, защелкнул замки кейса и сказал:
- Я едва успел поймать Нельсона. Он уже собирался ехать в банк. На этот уик-энд он наконец собрался в Виргинию и приглашает тебя, дорогая, лететь с ним туда в пятницу.
- Это чудесно. - Она присела на краешек кресла. - А все-таки хорошо время от времени проводить уик-энд на Манхэттене, не находишь? Тебе понравилось, Гарри?
- Разумеется. Мы должны поступать так почаще. - Он подошел к жене, обнял ее за плечи и вышел вместе с нею в прихожую. - Не забудь сходить в галерею и поразмысли насчет Лауренсин.
- Хорошо, Гарри, я схожу. Спасибо тебе. - Франческа обняла его, Гаррисон поцеловал ее в щеку. - Счастливого тебе пути, - пробормотала она, уткнувшись ему в плечо. - И не позволяй Хозяину слишком понукать себя.
- Не позволю, - усмехнулся Гарри. - Я позвоню вечером, девочка.
Проводив Гарри, Франческа вернулась в библиотеку, написала несколько писем, просмотрела свои заметки по поводу предстоящего благотворительного концерта, а потом сняла телефонную трубку. Она набрала сначала код Англии, потом - местный код Йоркшира и, наконец, номер телефона офиса управляющего замком Лэнгли. Ей ответил новый управляющий поместьем, который, быстро обменявшись с нею несколькими словами, переключил аппарат на Кима.
- Привет, Франки, - поздоровался с нею Ким, в голосе которого слышалась радость от того, что он слышит ее. - Как Гаррисон? Как ты сама?
- Прекрасно, Ким, у нас все хорошо. А ты?
- Неплохо. По уши завален работой здесь и готовлюсь к отъезду в Лондон. К поверенным, как сама понимаешь.
- Как идут дела с разводом?
- Относительно мирно, но остались еще некоторые шероховатости, которые предстоит сгладить. В основном - финансовые, но с ними я справлюсь. Пандора согласилась предоставить право опеки над детьми мне. Так что…
- Это чудесная новость! - воскликнула Франческа. - Полагаю, что ей оставят право навещать их.
- Разумеется. Она сначала не могла поверить в то, что дети хотят остаться со мной, но я предложил ей самой переговорить с ними. Кажется, она здорово была обескуражена, когда Джилс, Мелисса и даже крошка Ролли, ее маленький ангелочек, весьма категорично заявили ей, что хотят жить с папой в Лэнгли. Джилс мне потом рассказывал, как Ролли, не выговаривая, как обычно, букву "в", пропищал: "Мы не любим Олибера, мамочка".
Франческа расхохоталась, услышав, как Ким очень похоже изобразил выговор младшего сына. Ролли было всего три года, и он, такой смешной, был всеобщим любимцем.
- Я полностью разделяю мнение Ролли. Мне самой никогда не нравился Оливер Реммингтон, но это так, кстати. Как насчет твоей поездки в Нью-Йорк?
- Видишь ли, Франки, это немного затруднительно, по правде говоря. Раз уж я согласился на развод, то хочу с этим разделаться поскорее. Хотя Джилс и Мелисса должны возвращаться в школу, но остается еще маленький Ролли. Мне бы не хотелось оставлять его с няней, особенно после того, как он выказал мне такую преданность.
- Захвати его с собой.
- Не теперь. Может быть, позднее, весной. Ты меня, конечно, понимаешь, старушка?
- Думаю, что - да, но я страшно разочарована. С другой стороны, я очень рада, что ты такой веселый и жизнерадостный. Я уже давно не слышала, как ты смеешься, Ким.
- Я чувствую себя намного лучше, любовь моя. Действительно, на меня благотворно подействовали принятое окончательное решение и возможность наконец выкинуть Пандору из головы. Как неоднократно и справедливо замечала Дорис, она бы проделала, если бы ей не подвернулся Реммингтон, то же самое с кем-либо еще. Теперь и я в этом убежден.
- О, Ким, я так за тебя рада, дорогой, счастлива слышать, что вся эта история не сломила тебя. Кстати, как себя чувствует Дорис? Я еще не получила обычного еженедельного письма от нее, если только его не доставят с сегодняшней почтой.
- Как всегда - превосходно. Она поехала на несколько недель на юг Франции.
- Хорошо, передавай ей привет и своим маленьким. Дай мне знать на неделе, как решилось дело с адвокатами.
- Обязательно, дорогая, и извинись за меня перед Гарри. Передай ему, что я приеду в апреле или около того. Привет.
- До свидания, дорогой.
Николас, улыбаясь во весь рот и сияя своими синими глазами, сидел на диване, держа Франческу за руки, и в третий раз повторял:
- Господи, вы грандиозно выглядите, Франческа. Какая радость - снова видеть вас.
- Спасибо, Никки, - отвечала она, не менее довольная, чем он, заливаясь счастливым смехом. - И мы больше не станем терять друг друга из вида. Это - такая глупость. Я больше не намерена допускать подобного.
- А я - тем более.
Ник наконец отпустил ее руки и сел, склонив голову набок.
- Я скучал по вам, красавица, - нежно сказал он. - Я действительно соскучился, детка.
- И я соскучилась, Никки. Ведь старые друзья, друзья юности - самые лучшие, не правда ли?
- Да, - начал было он и замолчал, сразу погрустнев. - Иногда мне приходило в голову, что мы разошлись с вами в разные стороны потому, что напоминали своим видом друг другу о тех огорчениях и страданиях, что нам довелось испытать много лет назад.
- Возможно, вы правы, - согласилась Франческа.
- Иные порой, решив начать новую жизнь, торопятся завести новых друзей, чтобы поскорее все забыть, в надежде, что процесс выздоровления так пойдет быстрее. - Он пожал плечами. - Так или иначе, но все, что разлучило нас с вами, направив по разным жизненным дорогам, все это теперь несущественно. Я никогда не переставал любить вас, хранить в своем сердце дорогую для меня память о вас, Франки.
- О, Никки, дорогой, как чудесно вы это сказали! И я не переставала любить вас. У меня сохранились о вас самые теплые и светлые воспоминания.
Ник улыбнулся, а потом его лицо снова погрустнело. Он придвинулся к ней и взял опять ее руку.
- Когда я впервые услышал, что она возвращается и желает встретиться с нами, на меня нахлынули самые разнообразные чувства. Той ночью я много раз прокручивал в голове хранящиеся там воспоминания, а потом, тогда же ночью, должен сознаться, меня внезапно охватил безумный страх. Интересно, вы тоже испугались, Франки, когда узнали об этом? Я прав?
- О да, несомненно, но я очень скоро сообразила, что страшусь не столько Катарин Темпест, сколько себя самой, что меня пугает возможность быть еще раз втянутой в ее жизнь. Она ведь ужасно притягательно действует на людей, вы не можете не согласиться с этим. Мне не приходилось в своей жизни встречать человека, способного сравниться с нею в умении очаровывать других. Я абсолютно убеждена в том, что ваш собственный страх перед ней сродни моему, вполне естественное опасение снова, против своей воли, оказаться у нее на привязи, быть втянутым в ее дела.
- Вы высказали вслух мои собственные мысли, Франки, - быстро заметил Ник. - Я как раз намеревался сказать вам, что, обдумывая и анализируя природу своего страха перед ней, я пришел к аналогичным выводам. - Гримаса исказила его лицо. - Но, думаю, нам не следует посвящать весь ленч разговорам о ней. Мне бы хотелось побольше знать о вас самой, о вашей жизни, о том, чем вы сейчас занимаетесь.
- Мне тоже, Никки. Но прежде всего позвольте предложить вам чего-нибудь выпить. Что вы предпочитаете - вино, водку?
- Вино, если вас не затруднит, - ответил Ник и встал. - Вы не возражаете, если я посмотрю картины?
- Разумеется, не возражаю.
Франческа подошла к нему с бокалами в руках, и они чокнулись.
- За очаровательную, не меняющуюся Франческу!
- И за вас, мой дорогой Никки, за моего самого дорогого друга, - улыбнулась в ответ Франческа.
Ник еще раз бросил взгляд на приглянувшуюся ему картину, чей свежий, яркий колорит привлек его внимание. На картине был изображен идиллический, чуть затуманенный речной пейзаж с вытянутыми на берег старыми лодками и группой мужчин и женщин, стоящих около полуразрушенного сарая. "Это - само совершенство, - подумал Ник, - как, впрочем, и все написанное Ренуаром".
- Порой, глядя на эту картину, я вспоминаю вас, Никки. Ее название навевает мне воспоминания о вашем любимом нью-йоркском ресторане. По-французски она называется "La Grenouillere", что означает болото, полное лягушек. Ренуар написал ее в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году.
- Я подумывал о том, чтобы сводить вас туда сегодня, - усмехнулся Ник, - но решил, что с этим местом связано слишком много невеселых воспоминаний о прошлом и еще сами знаете о ком.
- Нет, Никки, эти воспоминания теперь мало меня волнуют, - покачала головой Франческа. - Мы с Гаррисоном довольно часто туда ходим.
- Как себя чувствует Гарри?
- Прекрасно, но я боюсь сглазить, Никки. Он страшно устал и очень встревожен положением в Иране. Сегодня утром он улетел в Вашингтон, и ему там предстоит невероятно напряженная педеля. Как вы, наверное, знаете, у него уже было два сердечных приступа, и мне хотелось бы, чтобы он удалился от дел. Но он не соглашается, и я до смерти боюсь за него.
- Я не знал, что у Гаррисона нелады со здоровьем. Мне очень жаль об этом слышать. Но он - очень деятельный человек, привыкший находиться в гуще событий, и я думаю, было бы ошибкой пытаться оторвать его от привычного образа жизни. Ему это придется не по нутру. Не волнуйтесь так, Франки, убежден, что с ним все обойдется.
- Вашими бы устами… - ответила Франческа, слегка улыбнувшись.
Ник тоже рассмеялся и прошелся по комнате, поочередно останавливаясь перед картинами Мане "Сена у Аржантёя" и Дега "На скачках".
- Должен заметить, что у Гарри отменный вкус к живописи. - Он подтвердил кивком головы свои слова, повернулся и направился обратно к Франческе. Когда он проходил мимо вычурного старинного комода, его внимание привлекла стоявшая там цветная фотография в серебряной рамке. Он взял в руки снимок, чтобы получше его разглядеть, и в его душе ожили ностальгические воспоминания при виде запечатленных на фотографии лужайки перед дворцом Виттенгенхофф и возвышавшейся за ним горы Шлосс.
- Когда это снято?
- Прошлым летом, когда мы с Гарри гостили там.
- Как она, Франки? - тихо спросил Ник. - Она так и не вышла замуж?
- Нет, Дибс никогда не была замужем, но у нее - все хорошо.
- Какая проклятая расточительность! - воскликнул, не сдержавшись, Ник. - Растратить впустую целую жизнь!
- Диана сама так не считает, хотя я склонна скорее согласиться с вами. Но она счастлива по-своему, Ник.
Сжав губы, Ник сел в кресло и какое-то время молчал, неподвижно глядя в пространство перед собой.
- Там, на Лубянке, был Рауль Валленберг, а вовсе не ее отец, не так ли?
- Да, мне кажется так. Гарри говорит то же самое, а Диана и Кристиан согласны с нами. Но у Дитера Мюллера - собственное мнение на этот счет. Он полагает, что если там после окончания второй мировой войны был Валленберг, то в застенках Лубянки вполне могли томиться и другие иностранцы, включая князя Курта фон Виттенгена. Он все еще не желает отступиться, этот упрямец.
Франческа осуждающе покачала головой.
- Я собирался написать ей, когда в газетах замелькали сообщения о Валленберге, но потом подумал, что она сочтет это с моей стороны вмешательством в ее дела, и так и не решился. Как она восприняла всю эту историю?
Франческа на секунду задумалась.