Я глотнула еще кофе. Влюбленно посмотрела на пар, поднимающийся над чашкой. Задумалась о том, как в ближайшие двадцать четыре часа потратить свои силы - на добро или зло. На зло, наверное, повеселее будет.
Потом, демонстрируя терпение святого на ксанаксе, я уточнила:
- Для кого, солнышко?
На меня уставились огромные детские глаза.
- Для кого - что?
Я повернулась к ней:
- Чего?
- Что - чего?
- Что ты сказала?
- Для кого - что?
Я еле сдержалась, чтобы не стереть собственные зубы в пыль.
- Если не для Рокета, то для кого они написаны?
Слива поджала губки и опять стала накручивать на маленькие пальчики мои волосы.
- Что написано и для кого?
Ну все, я ее потеряла. И вдруг воспылала жгучим желанием продать ее на черном рынке. Правда, прибыли ждать не приходится. В девять лет бедняжка утонула, так что теперь ее мало кто способен увидеть. Повезет, если смогу ее забрать обратно и возместить покупателю моральный ущерб. А потом придется пометить душу козла, который готов купить ребенка на черном рынке, билетиком в ад. Не спускать же с рук такое извращение, черт возьми!
Глотнув еще для храбрости, я объяснила так просто, как только смогла:
- Имена, которые Рокет пишет на стенах дурдома. Если он сам не может их прочитать, то для кого он их пишет?
- А-а! Имена! - Ни с того, ни с сего взбудоражившись, Слива распутала свои пальцы, содрав с меня полскальпа, и принялась нарезать круги по квартире, расставив руки в стороны. Знать бы еще на кой. - Они для Пип.
Я как раз чесала макушку, да так и застыла.
- Для Пип? - По коже побежали мурашки. - Для моей Пип?
Слива остановилась, наградила меня взбешенным взглядом и полетела дальше. Не буквально полетела, само собой.
- А многих ты Пип знаешь?
Не меньше минуты я смотрела на нее с открытым ртом. Из уголка даже слюна чуточку потекла, а мне все никак не удавалось уложить в голове то, что сказала Слива. Эх, было бы у меня в шесть утра побольше извилин! Мои-то прямые не начнут извиваться до двенадцати минут восьмого как минимум. А из-за ночной слежки все совсем плохо.
Я так и сидела, пытаясь осмыслить слова Сливы, как вдруг в спальню вошел не выспавшийся на вид сын Сатаны в одних серых пижамных штанах, низко сидящих на узких бедрах. От выражения его лица щетина казалась еще темнее. Черные волосы очаровательно торчали во все стороны. Под густыми длинными ресницами мерцали карие глаза. Клянусь, этот мужчина просто олицетворял собой расхожую фразочку "ходячий секс".
Но я не имела права забывать, кто он такой. Хватило бы и того, что его папаша - враг номер один всего человечества. А быть злющим богом из другого измерения? По-моему, многовато зла для одного тела, каким бы манящим оно ни было.
Давно надо было понять, что в нем кроется больше, чем кажется на первый взгляд. Даже спросонок походка у Рейеса источает силу. Движения гладкие и текучие, как у большущего кота. Я соскользнула на границу сверхъестественного мира и увидела тьму, плащом окутывающую его плечи. Она стекала по мощной спине и собиралась лужей у ног.
К коже слоем греха льнули желтые, оранжевые и голубые языки пламени. И пламя это тускнело во впадинах между крепкими мышцами, перемещалось от каждого движения, словно было таким же живым, как и сам Рейес.
Ничего этого Слива не видела. Ее неокрепший маленький, как и тело, ум не осознавал, что она только что швырнула в меня бомбу. С чего вдруг эти имена предназначены для Пип? Это же какой-то бред!
- К чему ты ведешь, солнце? - спросила я у Сливы, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться над Рейесом, когда он увидел, как звереныш приземлился у горшка с каучуковым деревом.
Слива уж точно не могла перевернуть горшок.
Но вместо нормального ответа я услышала:
- Люблю сахарную вату. Я бы на ней женилась, если бы было можно. - Посидев пару секунд, Слива "полетела" снова. - Иногда я чувствую, как она пахнет. Однажды дом горел, а я не почувствовала запаха. Не чувствую ничего: ни духи, ни макарошки, ни апельсины. А сахарную вату иногда чувствую. Розовую такую, пушистую. А ты любишь сахарную вату?
Я слегка отвлеклась - смотрела, как мой муж идет в кухню, и пыталась устоять перед ласковой улыбкой, не дать ей усыпить мои тревоги.
- Разве что дайкири со вкусом сахарной ваты, - промямлила я, не в силах отвести от Рейеса глаз.
Мы с ним погрязли в болоте коротких разговоров и неловкой тишины. И я понятия не имела почему. Не знала, что такого сделала. Неделю назад он с трудом держал при себе руки, а сейчас… Это какая-то новая пытка из оперы "хуже не придумаешь".
Знает ли он, что он бог? А что еще важнее - в курсе ли он, что я знаю, что он бог?
От таких новостей вполне можно слететь с катушек. А с другой стороны, с чего вдруг? Я же бог, почему бы и Рейесу не быть богом? Может, все сложнее, чем мне кажется. А может, нынешнее отсутствие интереса к моей персоне продиктовано чем-то другим…
Может быть, все дело в том, что получилось именно так, как и предсказывал Рейес. Я его забыла. Узнала свое неземное имя и забыла Рейеса. Он говорил, что так и будет. Хотя нет, не так. Он сказал, что я его брошу и забуду. Два попадания из двух. Но ведь амнезия - неплохое оправдание, чтобы кого-то забыть. И я точно не делала этого намеренно.
Ситуация стократно усугублялась тем, что Рейес до смерти, просто невероятно притягательный. Пижамные штаны ни капельки не скрывали того, что у него самая умопомрачительная задница из всех, что я в жизни видела. Сплошные твердокаменные мышцы с двумя впадинками над ними. Ни одна женщина с гетеросексуальной ориентацией не устоит. Черт бы его побрал!
Я вытянула шею, чтобы посмотреть, как Рейес вытаскивает из кофеварки графин с живительным эликсиром.
- Только что сварился, - сказала я, имея в виду кофе.
- А что, по-твоему, привело меня сюда?
Несмотря на тьму, голос Рейеса звучал мягко и весело. Приятно и успокаивающе, словно пытался усыпить мою бдительность.
- Иногда я ем ее на завтрак, - сказала Слива, остановившись между журнальным столиком и диваном цвета сливок, и ткнула пальцем в сторону Рейеса: - А он хоть иногда ест на завтрак сахарную вату?
Рейес вышел из-за стойки, повернулся к нам и глотнул из черной чашки, которую держал в руках.
- Нет, - ответила я. - Он как страшный серый волк. На завтрак ест только маленьких девочек.
- Неправда, - сказал Рейес, не опуская чашку. Голос его был глубоким и сладким, как ириски. - На завтрак я ем больших девочек.
Слива застыла и задумчиво сморщила нос. Слава богу, наши игривые подшучивания понять она не в состоянии.
- Поймала плохого парня? - поинтересовался Рейес, глядя на меня тяжелым взглядом.
Я крутанулась на стуле, который приволокла к окну, поджала под себя ноги и уставилась на горизонт.
- В этот раз никаких плохих парней не было. Зато был мужчина, который день за днем пытается выжить.
- Как и все мы, - отозвался Рейес.
Я резко развернулась и уставилась на него пристальным взглядом. Он тоже смотрел на меня, причем подозрительно сощурился, отчего густые ресницы чуть не перепутались. Вот интересно, имеет он хоть какое-то представление о том, как действует на женщин? Рейес, который пытается выжить день за днем? Ага, как же!
Слива снова приземлилась, теперь на журнальный столик, и закачала под ним ногами.
- Мне нравится, как вы тут все обустроили.
Рейес улыбнулся и ушел в кухню. Надеюсь, чтобы приготовить мне завтрак чемпионов, что бы это ни значило. Я воспользовалась шансом поглазеть на то неизмеримое пространство, что когда-то было моей микроскопической квартиркой. Свою коробочку я не видела девять месяцев, восемь из которых провела в монастыре (долго рассказывать), а один - в полнейшей амнезии и в должности официантки кафе на севере штата Нью-Йорк.
За время наших последних приключений Рейес каким-то чудом успел отремонтировать дом. Весь, целиком. Снаружи здание практически не изменилось. Что-то починили, что-то хорошенько почистили. Зато внутри все поменялось кардинально. В каждой квартире провели капитальный ремонт. Студенты и долгосрочные обитатели постепенно переезжали в только что отремонтированные квартиры, а их бывшие жилища постигала все та же участь. Но только третий, самый верхний этаж удостоился особого внимания.
Теперь здесь всего две квартиры, наша и та, где живет Куки, и каждая из них представляет собой километры сплошной роскоши.
Техэтаж частично разобрали, и теперь потолки в половине квартиры поднимались на семь с лишним метров вверх. Над головой зигзагами пересекались металлические балки. Снаружи, на плоской части крыши, разбили два смежных сада с небольшим прудом, фонариками и настоящими цветами. Клянусь, весь дом выглядит волшебно.
Когда впервые за долгие месяцы Рейес привез меня домой, запертой оказалась лишь одна комната, и он наотрез отказывался мне ее показывать. Вот только закрытые двери никогда не были для меня преградой. На следующий день после моего возвращения Рейес ушел раньше меня, а я, само собой, вломилась в запертую комнату. Включила свет и остолбенела. Стены были раскрашены в мятно-зеленые полоски с изображениями цирковых животных. А еще там стояла детская кроватка. Это была комната Пип, и трещина в моем сердце стала шире и длиннее.
- Пойду узнаю, не хочет ли Незабудка в классики поиграть, - заявила Слива и испарилась, а я не успела сказать ни "До свидания", ни "Наконец-то!".
Я покосилась туда, где она только что сидела, и увидела новый роскошный диван кремового цвета. Его Рейес явно купил не на гаражной распродаже, где когда-то я покупала свой диванчик. Звали ее Софи, и я частенько думала о том, что с ней случилось. Тоскует ли она по жизни до свалки? И не важно, что мне пришлось отдать за нее несчастных двадцать баксов. Софи была рядом целую вечность. От одной только мысли, что ей пришел конец, сердце кровью обливается.
И вдруг меня осенило. На тему все тех же брошенных вещей.
- Эй! - крикнула я Рейесу, ощущая растущую тревогу. - Куда ты дел миссис Аллен и Пипи?
Пипи, он же Принц Филипп, - престарелый пудель, который ради меня как-то сражался с демоном и изо всех сил пытался спасти мне жизнь. Они с миссис Аллен жили чуть дальше по коридору от меня уже тогда, когда я сюда переехала. Если кто и заслуживал одну из новехоньких сияющих квартирок, то точно эти двое.
Рейес опустил голову.
- Родственники отправили ее в дом престарелых.
От беспокойства я тут же вскочила на ноги.
- Что?! Почему?
Рейес стиснул зубы:
- С тех пор как мы уехали, много воды утекло.
- Ты должен был мне сказать.
- Это произошло месяц назад. Тогда ты даже не знала о ее существовании.
Я застыла, впитывая смысл только что услышанного. Он прав. Но от этого ни капельки не легче.
- Где она?
- В доме престарелых в Норт-Вэлли.
Я мысленно пообещала себе во что бы то ни стало навестить миссис Аллен.
- А Пипи где?
- Какой такой Пипи?
- Ее пудель. Который, между прочим, спас мне жизнь.
Рейес с трудом сдержал улыбку.
- Он с ней. Учреждение, где находится миссис Аллен, допускает постояльцев с животными.
- Слава богу!
Я упала на стул и уперлась подбородком в спинку. Рейес прав. Многое изменилось. Включая и состояние моей чашки. Я поднялась и пошла в сторону мистера Кофе.
- Сделаю еще. Так что, если хочешь после душа добавки, все будет готово.
Глядя в свою чашку, Рейес пожал широким плечом. Вторым он прижимался к проему в стене, ведущему в кухню, достойную лучшего в мире шеф-повара. Босые ноги были скрещены. Я пошла медленнее, запоминая каждую деталь этого зрелища.
- Не уверен, что хочу сегодня принимать душ, - сказал Рейес.
- Это еще почему?
На красивых губах заиграла ухмылка, от которой испарялись трусы, и которая легко могла посоперничать с воскресным грехом.
- Твоя бабушка Лиллиан… до сих пор подглядывает.
Я так и застыла на полушаге, осознав наконец весь смысл словосочетания "парализовало от стыда".
Еле слышно усмехнувшись, Рейес поставил чашку и пошел в ванную.
- Бабуля Лил! - тут же заорала я, призывая родственницу.
Бабушка Лиллиан умерла в шестидесятых и уже тогда была пожилой женщиной, но это нисколько не мешало ей наслаждаться всеми радостями поколения хиппи вкупе с цветастыми платьями и бусами братской любви. Мне всегда казалось, что в таком возрасте лучше воздержаться от дозы кислоты, но…
- Сладкая тыковка! - поздоровалась бабуля Лил, но ее голос был таким же пустым, как рот без вставной челюсти.
Бабушка Лил даже не смотрела на меня. Ее взгляд сразу же стал блуждать в поисках сына самого зла и мигом прилип к нему, как лазерная боеголовка. Проходя мимо, Рейес подмигнул ей. Клянусь, я думала, она растает в разноцветную лужу не отходя от кассы.
- Бабуля Лил! - укоризненно зашипела я. - Мне казалось, что мой муж не до такой степени тебе нравится!
- Ох, тыковка! Я ж его голым видела. Что там может не понравиться?
Бабушка Лиллиан поиграла бровями, а у меня самым обалдевшим образом отвисла челюсть. Обалдела я потому, что впервые в жизни мне нечего было сказать. На ум не пришло ни одного саркастичного ответа, ни единого остроумного комментария. Потому что она была права на все сто, а по смыслу ее слова не могли поспорить даже с проливным дождем в иссушенной пустыне.
Я опять глянула на мужа. Обласкала взглядом спину, где под кожей от каждого шага перекатывались мышцы. Квартира стала намного больше, так что и идти до ванной надо было дольше. Больше шагов - больше перекатываний.
Что-то перекатывалось волнами и внутри меня. Какая-то смутная тревога. Столько всего изменилось! А я никак не могла приспособиться. И это подводит меня к третьей, но далеко не последней причине моего уныния.
Мой муж не прикасался ко мне уже много дней. Точнее - с самого возвращения. Обычно его от меня не оторвать, а сейчас он уже неделю избегает всяческих намеков на интим. И это была очень долгая, полная одиночества неделя, которая стала еще более одинокой, когда я совершенно случайно наткнулась на чек, выписанный на адрес Техасской службы опеки детей.
Рейес платил алименты. А значит, у него есть еще один ребенок.
Я закрыла глаза и в тысячный раз за последние дни попыталась понять, знаю ли вообще того, за кого вышла замуж.
Глава 2
Контролировать все невозможно.
Чтобы постоянно об этом напоминать, к голове присобачили волосы.
Мем
Рейес уже собирался исчезнуть в ванной, чтобы повидаться с Джорджем (то бишь с душем), как вдруг дверь в квартиру распахнулась и стукнулась о стену. Клянусь, я подскочила до нового семиметрового потолка. По крайней мере чувствовала себя именно так.
Ни капельки не встревожившись, Рейес остановился и посмотрел на Куки, богиню тридцати с чем-то лет с короткими черными волосами и очень странной манерой подбирать аксессуары, и ее красавицу-дочь Эмбер - высокую стройную барышню тринадцати лет, которой можно дать все семьдесят. Волосы у Эмбер темные, брови вразлет, а сама она изящная, как лань. В общем, эти двое чуть не наступали друг другу на пятки, пока ломились к нам домой. Судя по сексуальной кривоватой ухмылочке, Рейесу наблюдать за этой давкой было весело.
А у меня сердце куда-то выскочило, и я никак не могла его найти. Даже глянула на потолок. Сердец там никаких не было, зато на пересечении трех металлических балок, болтая ногами, сидел блондинистый мальчишка. Торчал он там с тех самых пор, как неделю назад я вернулась, и еще ни разу со мной не заговорил. Да и вообще ни с кем. Интересно, он всегда там был, а мы его просто не видели из-за техэтажа с кладовками? А вдруг он там умер? Насколько мне известно, во время ремонта никто никаких трупов не находил, но это вовсе не значит, что мальчика не могли там убить, а тело выбросить где-нибудь в другом месте.
Наконец Куки с Эмбер оказались передо мной. Выражение лица у Эмбер источало сплошное волнение и интригу, а у Куки - один сплошной ужас, но это нормальное утреннее выражение лица подруги, пока в нее не вольется доза ракетного топлива. Перестав глазеть на мальчишку, я уставилась на гостей, которые вдруг одновременно затараторили наперебой. Понять, кто говорит в каждый конкретный момент, было просто-напросто невозможно.
Куки начала с фразы "Ты должна кое-что увидеть". Тут же подключилась Эмбер со словами "Оно везде". И началось:
- Ты не поверишь…
- По-моему, надо срочно…
- Просмотров немеряно…
- Просто дикость какая-то…
- Ты…
- Тебя…
- Станешь знаменитой!
- Разоблачат.
- Это так круто!
- Это просто ужасно!
В конце концов я не выдержала и аккуратненько ладонями прикрыла обеим рты. Обе мигом замолкли, но Куки все-таки прошамкала:
- Ладно. Пусть Эмбер расскажет.
Удовлетворившись результатом, я опустила руки. Эмбер хихикнула, украдкой покосилась на возвращающееся к нам великолепие и сунула мне под нос свой сотовый:
- Лучше тебе самой все увидеть.
Забирая телефон, я успела обнять Эмбер. Она чмокнула меня в щеку и на добрых пять секунд стиснула длинными тонкими руками. Так она делала постоянно с того самого дня, как я вернулась. Поехать в Нью-Йорк Эмбер не разрешили, а значит, не разрешили и нянчиться с моей жалкой задницей. Или пытаться вбить в мои амнезийные мозги хоть каплю здравого смысла. Это уже кому как нравится думать. В тот самый момент, когда мы сошли с эскалатора у выдачи багажа, Эмбер пронеслась мимо собственной матери и повисла у меня на шее. Само собой, мы грохнулись на пол.
С мамой она не виделась целый месяц, зато они каждый день разговаривали. А со мной у Эмбер целый месяц не было вообще никакой связи. Так что объятия у эскалатора были доказательством того, что я ей нравлюсь. А слезы на глазах - доказательством того, что я ей очень нравлюсь. И это классно. Потому что мне Эмбер тоже очень нравится.
- Ну ладно, - сказала она и отстранилась, - смотри. Ты с ума сойдешь!
От волнения Эмбер закрыла ладонями рот, а Куки стала еще чуточку бледнее.
Чтобы лучше видеть, Рейес сдвинулся, и я просто не могла не заметить, куда метнулся взгляд Эмбер. На пояс серых штанов. Тех самых, которые сидели достаточно низко, чтобы любой мог в подробностях рассмотреть впадинку между тазовой костью и мышцами живота. А это то самое место, которое превращает женщин в тающее желе.
Меня не волновало, что Эмбер всего тринадцать. Меня волновало то, что ей всего тринадцать, а у ее любимого Квентина стопроцентно есть такая же впадинка. Оставалось только надеяться, что Эмбер пока об этом не знает.
Приподняв телефон, я повернула его так, чтобы Рейесу было видно, и нажала кнопку воспроизведения. Назвалось видео "Уганда, Африка. Одержимая и экзорцист". Ну-у, слегка перегнули с драматизмом, но кто я такая, чтобы критиковать?