- Сережа, я остаюсь с Олегом, - прохрипела я через силу и еле сдержала слезы, противоречащий сказанному крик, отвергающий стройную логику моих недавних рассуждений - я люблю тебя! Эти слова я больше не смогу, не имею права ему говорить.
Мне было горько.
Но где найти слова, что не ранили бы наши души в кровь, не терзали их, как стая голодных акул, а объяснили, успокоили, оставили пусть зыбкую, но надежду?
Сергей встал и нервно заходил по палате, не зная, куда деть руки, куда деться самому. Его взгляд то и дело останавливался на моем лице и пытливо сверлил, словно еще надеясь отыскать под скорбной маской печали частицу нужных и так важных ему чувств. Он пытался найти фальшь в истине, а истину в фальши и не хотел видеть иного.
Я готова была провалиться сквозь пол, прямо в ад, уже уготованный мне за одно только это преступление. Да что провалиться? Спуститься самой! Лишь бы приглушить наши мученья хоть на секунду, вытеснить душевную боль физической.
Сергей остановился у окна, отвернулся от меня, чтоб скрыть искаженное нервной судорогой лицо:
- Почему? Аня, ты можешь объяснить - почему?! Что такого случилось за эти дни?! Ёлы! Восемь дней!..Всего. Ты настолько ветрена? Что, блин, вообще происходит?! Ты. ты хоть понимаешь, что говоришь?! Я фактически все сделал, я перевел счета, нанял бригаду…За восемь дней, Ань!!..А ты… - у него не было слов от возмущения. Голос хрипел в отчаянной попытке достучаться до моего разума. Но он был глух, ему не было места в сфере чувств и эмоций.
- Анюта, тебя кто-то накрутил? - шагнул ко мне Сергей, склонился, навис. - Ну, скажи, котенок, я честно пальцем не пошевелю, только скажи - кто?!
- Никто, Сережа…
- Тогда, черт возьми, как это назвать?!! Вчера - люблю, сегодня - пшел вон!! Я что, игрушка?!
И смолк, сообразив, что пугает меня своим криком, присел на корточки передо мной, взял мои руки в свои ладони:
- Все, котенок, все, я спокоен. Почти, как удав. Правда. Ты только объясни мне, а? Ну, что случилось-то? Ань, я ведь жить без тебя не смогу, ты же знаешь это. Я ведь, блин, с малолетства только о тебе и думал, для тебя только и дышал. Нет у меня никого, во всем мире ты одна. Что мне теперь? Как? Ты с этим, а я… Не смогу я так, понимаешь, Анюта? Я ведь все для тебя, за что ж ты так? Может тебя шантажируют, а, Ань? Нет, правда? Ну, не молчи, пожалуйста!
- Сереженька, Сережа…Я люблю тебя! Я очень сильно люблю тебя, но не мучай меня! Пожалуйста, прошу тебя! - заплакала я. Мне невыносимо было видеть его горе, слышать отчаянье в голосе. Искреннее, надрывное. Мы топтали друг друга, жгли души в пепел. И еще минута этих страданий, и я не смогу устоять.
- Ладно, Анюта. Все, тихо. Не плачь. Давай успокоимся, да? Я сок там принес, будешь?
Какой сок?!!
- Ань, перестань, а? Я все, что угодно - только не плачь!
Я с трудом взяла себя в руки, вытерла лицо, выпила сок. И мы долго сидели с Сергеем на постели, не разнимая рук, в тишине и немоте обуявшей нас печали.
- Почему, Ань? - он так и не мог понять. Но уже не требовал, не сопротивлялся - просил, почти умолял - объясни.
- Я хочу ребенка, Сережа. И Олег. Пойми, это естественное желание любой женщины. Но нам с тобой…если нам нельзя и любить друг друга, то тем более нельзя иметь детей. Ты ведь понимаешь, что мы можем произвести на свет лишь генетических уродцев. Я и так могу наградить ребенка болезнью крови, но если он будет от тебя - это уже будет не "если", а так и есть.
Он смотрел на меня и хмурился.
- Тебе нельзя иметь детей, - напомнил известное всем.
- Алеша мог ошибиться.
- Кто тебе сказал? - прищурился Сергей, взгляд стал недобрым, колючим и холодным. - Этот? Он совсем головы лишился? Ань, ты соображаешь, на что он тебя толкает?
- Он меня ни на что не толкает! Я! Я сама хочу ребенка! Я женщина, понимаешь?!
- Нет. Что, женщина обязательно - мать? А просто женщиной жить в лом, да? Лучше умереть от прихоти отмороженного энцефала?!
- Не кричи на меня! Это не его прихоть - это мое желание!
- Ага? А Леха в курсе вашего желания? Спорю - нет. Вот зуб на рельсы - узнает, голову твоему катету открутит! А я помогу! И Андрюха подключиться.
- Ты не посмеешь. Если ты хоть слово кому-нибудь скажешь, я…пожалуюсь маме!
- Ага. Уже проникся и начинаю дрожать, - сверкнул глазами Сергей. - Еще какие репрессии придумаешь?
- Я перестану с тобой разговаривать. Клянусь.
- Угу. Действует. Уже лучше. Прямо сразу душа не на месте и желание рот зашить, а язык откусить. Стра-ашно. Правда, триллер. Ладно, ты пофантазируй пока, а я пошел, переварю услышанное.
Я подозрительно уставилась на него - мне очень не понравилась та легкость, с которой он собрался покинуть меня, с которой прекратил разговор. И загадочный блеск в глазах, чуть изогнутые в усмешке губы. Он что-то задумал. Нашел выход из того тупика, в который я его загнала. В котором нахожусь сама.
- Что ты задумал, Сережа? - с тревогой спросила я.
- Поспать. Пункт первый. Думаю, это займет сутки. Пункт два - …Да не бойся ты, ничего я твоему гоблину не сделаю. Даже близко не подойду, с ребятами немым буду, как Герасим. Честно. Ладно, давай. Отдыхай тоже, завтра поговорим, ага? - чмокнув меня в щеку, направился к дверям.
- Сережа?!
- Отдыхай. Да, температура у тебя сегодня как? Субфибрилишь, Андрюха говорил.
- Что? - растерянно нахмурилась я. Что он спрашивает? О чем говорит?
- Нормально, значит? Ну и, слава богу. Пока. Вечером звякну. Отдыхай.
И вышел, оставив меня в совершеннейшем отупении. Он ничего не понял? Или я?
Сергей чинно прикрыл дверь палаты и дал марафон по больничному коридору, сшибая медсестер и больных. Он почти не замечал людей, таранил преграду, словно ледокол арктические льды, и стремился добраться до выхода. Ему нужно было срочно увидеться с Алешей. Не просто срочно - вчера.
Разговор с Аней взволновал его больше, чем она могла себе представить. Особенно ужаснуло последние известие - "я хочу ребенка. И Олег". Он прекрасно понял - только Олег. И вспомнил то, что хотел бы забыть, чтобы не бередить душу - ее приступы, кровь, сочащуюся из пор, бегущую ручьем. Бело-серое лицо и глаза - огромные, молящие. И самое отвратительное состояние, когда ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь и впадаешь в панику, находишься в непреходящем ужасе, наполняющем твое тело до самых кончиков волос, душу от первой до последней клетки, от одного взгляда на исходящую кровью сестру. И ненавидишь себя за бессилие, окружающих за бездействие, врачей за черствость и цинизм, весь мир за то, что он не знает тех мук, через которые проходишь ты. Через которые проходит Она.
Сергей вылетел на улицу и, шаря одной рукой в кармане в поисках ключей от машины, другой спешно набирал номер Алексея:
- Да? - тот был, как всегда, вежлив и спокоен, но Сергей находился в совершенно противоположном состоянии и оттого закричал в трубку, словно иначе брат бы его не услышал:
- Леха мне нужно поговорить с тобой! Срочно! Ты где сейчас?!
- У меня конференция, освобожусь через час…
- Нет у меня часа! Сейчас, понял?! Буду через десять минут.
- Ты не понял…
- Это ты не понял! Это важно! На счет Ани! Слышишь?!
- Подъезжай, - сухо бросил Алексей и отключил связь. Сергей, чертыхнувшись, завел машину и рванул по улице, словно пошел в бой.
Конечно, Алексей его не ждал. Сидел в конференцзале со своими коллегами и обсуждал какую-то особо важную научную тему.
Сергея это привело в бешенство. Он нагло рванул дверь на себя, взглядом остановив ретивую врачиху, пытающуюся ему воспрепятствовать, и ввалился в зал:
- Алексей Дмитриевич, прошу на выход.
Внушительная толпа в белых халатах всем составом заинтересованно уставилась на столь развязного посетителя, сильно напоминающего своей статью криминального отморозка из сериалов про братков. Алеша нахмурился, вздохнув, встал:
- Продолжайте, - обратился к выступавшему еще минуту назад лысеющему мужчине, который, судя по растерянному виду, вообще забыл, зачем вышел на импровизированную трибуну.
В гробовом молчании Алеша прошел по залу к выходу и, приказав брату взглядом освободить дверной проем, задвинув себя в коридор, вышел, плотно прикрыв дверь.
- Ты что творишь? - прошипел в лицо.
- Ага? Я? - качнул челюстями Сергей, перекидывая во рту жвачку, и зашипел в ответ. - Вы что творите?! Вы, блин, за Анютой присмотреть не можете!
- А что с ней такое? - нахмурился Алеша. - Ты от нее? Я утром Станиславу звонил - он сказал, что состояние нормализовалось, температуры нет.
- Да при чем тут температура, Леха? Ты в курсе, что она ребенка заводить собралась? Этот ее склоняет! А вы, блин, ерундой занимаетесь!
- От кого ж она рожать собралась? - выгнул бровь мужчина, сохраняя совершеннейшее спокойствие. Сергей возмутился:
- Ты глухой, что ли? От этого! Он ее подбивает! Ты соображаешь, чем может дело закончиться? - и чуть поддался к брату, понизив голос. Выдохнул в лицо, надеясь, что так он поймет лучше. - Он убить ее хочет. Не так, так этак! Гоблин, блин.
Алеша поморщился, не спуская взгляда с голых ветвей деревьев за окном:
- Чушь.
- Не понял? - озадачился Сергей. - Слушай, я отупел или вы все здесь с ума посходили за восемь дней?!
- Уймись, - с возмутительным равнодушием посоветовал ему Алеша и, заметив встревоженный, озабоченный взгляд Галины, внимательно следящий за ними из глубины коридора, кивнул, приглашая:
- Пошли в мой кабинет, там поговорим. Весь персонал мне перепугал.
Сергей недовольно скривился, но противиться не стал и, на удивление, молча дошел до кабинета.
- Рассказывай нормально, - попросил Алеша, присаживаясь за стол. - Только без этих твоих выдающихся словообразований, хорошо? И не дергайся - спокойно, внятно.
- Угу, - с сарказмом глянул на него брат и хмыкнул. - "Ну, вы, блин, даете"! Ладно, Леха, как скажешь. Я был у Ани. Она заявила, что как любая женщина желает стать матерью, и ее муж-ш-ш…объелся груш-ш…полностью поддерживает ее в этом вопросе. Короче, они думали - думали, и, наконец, придумали. Гениально, да? Главное, что случись - он не при делах. И ни один мент его за уши не притянет…
- Я же просил тебя, оставь за дверью вольный лексикон.
- Лешь, ты больше-то ничего не слышал? - поддался к нему Сергей.
- Нет. Ничего из того, что заслуживает внимания, - Алексей расслабленно развалился в кресле и, чуть склонив голову, рассматривал родственника, как диковинного, но совершенно лишенного смысла существования зверька. - Для тебя что новость? Что тебя настолько потрясло? Желание Ани иметь детей? Было бы странно, если б она об этом не мечтала.
- А ты не допускаешь мысли, что ее желание может исполниться? Этот постарается и…Что тогда? Мне тебя просветить или сам догадаешься? Светило, блин!
Алеша задумчиво нахмурился:
- Она собирается с ним расстаться.
- Вчера собиралась! А сегодня - передумала! Говорю же - он ее убить задумал. Так не получается, так через беременность!
- Твои фантазии смешны! - поморщился Алексей. - Езжай домой, ляг спать. Вечером отправляйся в ресторан и познакомься с веселой девочкой. К утру от подобных мыслей и следа не останется. Нет, серьезно - советую.
- Леха, мы о чем сейчас говорим? Какие, косинус тебе в гипотоламус, кабаки и бабы?!
- Обычные. Ноги, руки, смазливые мордашки. Сережа, я не вижу повода к беспокойству. Аня хочет ребенка лет с восемнадцати. Это не та тема, на которую стоит обращать внимание. И потом, она вполне ясно дала мне понять, что расстанется с Олегом.
- Да не расстанется она с ним! Я ж тебе уже двадцать раз повторил - передумала!
- Уверен? Может, она только тебе так сказала? - пытливо прищурился мужчина.
Сергей нахмурился и потер шею, обдумывая услышанное. Это было похоже на правду, но в таком случае получалось, что Аня просто поиграла им, как мячиком, и откинула. Значит, она не любила его, не воспринимала всерьез? В это верить не хотелось. Да и не получалось. Она была искренней - он чувствовал это и душой, и разумом. Видел. Нет, с ним она не играла. А вот с Алешей - могла.
- Леша, мне все это не нравиться, - протянул он задумчиво, чем и насторожил брата. - Хочешь, верь, хочешь, дураком выставляй, но что-то происходит. И очень нехорошее….Они муж и жена. Они спят в одной постели и явно, не как монахи. Что из этого выйдет, предугадать не сложно.
"А вот тут ты не прав", - прищурился Алексей. И все же почувствовал в груди тревогу. Слова брата невольно разбудили давно уснувшие опасения. Ему вспомнился разговор, состоявшийся с Олегом, в этом же кабинете пять лет назад…..
- …Алексей Дмитриевич, я не понимаю вашего отношения ко мне. Чем я заслужил подобное?
- Ничем, в том-то и дело - ничем. Анечка наивна и чиста, ей неведома корысть, оттого она не видит ее в других. Но я смею вас заверить, она человек другого склада. И еще раз повторяю: вы Ане не пара. Поищите другую выгодную кандидатуру.
- Вы пытаетесь меня оскорбить? Не стоит. Это ваши измышления, и я к ним не имею ни малейшего отношения. Более того, хочу заметить, я не претендую на что-либо еще, кроме руки Ани. Я люблю ее, если вы знаете, что это такое, если можете понять.
- Ну-у, песня про любовь не нова. Мотив один и тот же на все времена, слова только разные…Разговор закончен, молодой человек. Вы свободны.
- Алексей Дмитриевич, вы не поняли…
- Это вы не поняли! - повысил голос Алексей, пресекая попытку оппонента вновь и вновь идти по одному и тому же маршруту разговора. - Вы значительно утомили меня за эти годы. Повторяю в последний раз - свадьбы не будет! Все! Если вы еще раз попытаетесь изнасиловать мой слух и разум своим нудением, мне придется применить грубую силу. Можете, конечно, не лишать себя, да и меня подобного удовольствия.
- Алексей Дмитриевич, я люблю Аню, а она меня! Вы не можете…
- Пошел вон! - бросил Шабурин, предостерегающе сверкнув глазами, и указал ладонью на выход. Олег чуть побледнел, но с места не сдвинулся и лишь упрямо уставился на него из-исподлобья
- Никуда я не уйду! Понимаю, для вас слова - не аргумент. Но я могу доказать, что действительно люблю вашу сестру.
Ладонь Алеши опустилась на поверхность стола, и он спросил с нескрываемым сарказмом:
- Вот как? И чем, позвольте спросить? Достанете ей звезду с неба?
- Нет. Я сделаю то, что вы тогда просили.
- Просил?
- Нет, говорили…неважно. Я сделаю это.
Алеша с минуту сверлил парня испытывающим взглядом и, наконец, кивнул:
- Вот когда сделаете, тогда и приходите. Поговорим, - согласился нехотя.
Через две недели Кустовский предоставил ему справку о проведенной стерилизации, подписанную довольно известным в своих кругах врачом - Геннадием Кимановым.
Взамен, Алеша дал ему согласие на брак с Аней….
Сейчас, видимо, заразившись волнением Сергея, он подумал - а если Киманов выдал фиктивную справку? Если Олег обманул его? С одной стороны - это вполне возможно, причем - легко и просто. С другой - за те пять лет, что они живут с Аней, сложности в сфере гинекологии не возникало.
Но опять же - данный факт мог говорить как за стерилизацию, так и за ее отсутствие, и точно ничего не доказывал.
- Сергей, я сегодня же поговорю с Аней, а завтра соберемся все вместе и обсудим, - уже совершенно серьезно, как и ожидалось Сергеем с самого начала, заверил Алеша. - А пока - иди отдыхай. Ты только с самолета? Как перелет?
- Как всегда, - глухо бросил тот, вставая. Ему действительно хотелось в душ и спать, в надежде, что когда он проснется, все вновь вернется на круги своя, и Аня скажет - да. И его метания по Москве не окажутся напрасными, а вот волнение и тревога - наоборот.
- Ладно, Леша, надеюсь, ты понял, что это не шутка. Займись, не откладывая, а то ведь… Не мне тебе объяснять.
Алеша внимательно посмотрел на него и кивнул.
В тишине больничной палаты слышался лишь мерный стук будильника. Круглое чудо почившей в бозе совдепии было одним из тех предметов, что я хранила и буду хранить даже в самом непрезентабельном виде. Не знаю точно, что меня греет в этих милых, но отживших свое еще в момент рождения безделушках? Наверное, атмосфера тех лет, что они впитали в себя, появившись в моей жизни. И стали уже не предметами - памятниками тем дням, мыслям и эмоциям, что я испытывала. Они вобрали их в себя и продолжают хранить. И тем греют мою душу, вызывая уютное чувство тепла и покоя в груди, щемящую нотку ностальгии.
В минуты печали, в часы грусти и сомнений я перебираю их, вдыхая запахи того времени, и словно, окунаюсь в марево долгих лет, что остались позади. Медленно, но верно в каждую пору души и тела проникает сладкий яд тех мыслей, чувств и ощущений. И я забываю причину тоски, и возрождаюсь вновь.
Каждый предмет, что хранит ящик моего стола - клад. Целая эпоха, в которой и смех и слезы, огорчения и радость беззаботного бытия, наивные мечты, глупые мысли и фантазии, трепет первых неосознанных стремлений.
Деревянный лаковый зайчик, маленький, как нэцкэ, но излучающий больше тепла и света, чем театральный софит. Копеечная цепочка, хранящая в каждом своем звене больше тайн и открытий, чем Джива вселенной. Дневник, первый, наивный и напыщенный. Записки озорной мартышки, тринадцати лет от роду, начитавшейся умных книжек и думающей, что что-то поняла, мыслит не хуже и чувствует не меньше. Глупость, сплетенная с гениальностью вязью детского почерка. До сих пор те страницы не могут их разделить…
Жаль, что сейчас у меня не было возможности перебрать мое "богатство", вновь насытиться энергией, почерпнуть силы, чтобы идти дальше по спирали из ниоткуда в никуда.
Наверное, они бы спасли меня от черной меланхолии, от ненависти к себе, от стыдных поступков и скорбных мыслей, атакующих меня, как войска Наполеона Москву. Неужели я сдамся?
Нет- нет - тикает будильник. Тик - так, нет-нет…
И я согласилась, поблагодарив взглядом доброго друга - не сдамся, ты прав.
И встала с постели, стряхивая оцепенение. Зашуршала пакетами уверенная, что Сергей обязательно вложил в передачу какую-нибудь особо стерилизующую мозговые извилины книжицу. Так и есть. Что ж, пару часов я буду жить в придуманном мире автора, потом возьму другую книгу, третью. И так до бесконечности, пока печаль не сгинет, пока мысли о Сергее не перестанут давить и мучить душу. Пока разум не начнет властвовать над чувствами.
- Что ты читаешь? - качнул головой Алеша, чтоб рассмотреть обложку, и присел на постель.
- Не одобряешь? - захлопнула я книжку.
- Да, нет, - он забрал томик и склонился, чтобы удостоить меня братского поцелуя. Слишком долгого и жадного для родственника. - Как дела?
Его ладонь укрыла мою щеку, согревая своим теплом, пальцы чуть скользили по коже - нежные, ласковые. А взгляд не просто нежит, топит в любви.
- Але-ешенька….
- Что-о-о, - протянул он, подразнивая, и улыбнулся. - Так, как дела?
- Врачам видней, - пожала я плечами.
- Да, - посерьезнел он. - Со Станиславом разговаривал. С завтрашнего дня придется тебе, Анечка, под капельницей полежать. Картина крови его не радует. И меня.
- Намекаешь, что закрыл меня надолго? Спасибо.