Эта мысль меня окончательно раздавила.
Я вдруг четко осознала себя за гранью этого мира, за гранью самой жизни. Ведь что бы я ни делала, к чему бы ни стремилась, о чем бы ни говорила, чтобы ни чувствовала - ничего не менялось, не меняется и не измениться. Я заведомо была вне системы. А теперь и мой ребенок.
Где-то в глуши унылых мыслей мелькнуло предположение, в который раз поразив меня своей нелепостью: а если это ребенок Сергея?
Что за вздор посещает мою голову? Нет, этого не может быть. Сергей все продумал, предугадал…
Да разве мы вообще о чем-то думали в тот момент?
Нет, все равно - нет. Это ребенок Олега. Он хотел его и получил. И никогда не узнает о существовании. Я воспитаю малыша сама. Никогда ни чем не напомню о себе. Олег отказался от нас, и мы будем уважать его решение, потому что уважаем себя. И проживем без него…
Если я выживу.
Господи, о чем я думала? О чем думал Олег? А может, он действительно ненормален и специально толкал меня на беременность, чтобы убрать с дороги, ведущей к Гульчате?
Тогда до какой же степени он должен меня ненавидеть? А что я сделала, чтобы возбудить подобные чувства?
Нет, скорей всего это я ненормальная, раз предполагаю подобное, раз решилась завести ребенка, прекрасно осознавая, чем мне это грозит. Зачем я поддалась уговорам Олега? Почему не объявила ему о своем положении раньше? Зачем поехала в деревню? Зачем мне возвращать такого мужа и отца? И почему так гадко на душе?!
Сплошное "зачем" и "почему", целый лес вопросов, и ни единого просвета меж ними, и ни одного ответа.
- Ты объяснишь, что за вирус бешенства тебя подкосил? А если б мы не в сугроб, а в КАМАЗ въехали? - вновь заворчала Оля. - Нет, тащимся на конец света, чтобы постоять у ворот и навеки остаться в заснеженных степях! Ты почему Олега не позвала? А эта черноглазая доярка, кто? Ты ее знаешь? Ломилась ты от нее, как незадачливый грибник от медведя. Нет, девица далеко не красавица, но и не так страшна, чтоб бежать от нее на всех четырех колесах, не разбирая дороги. А что взгляд не ласков, так ты б в мои глазки глянула, тебя б не меньше подкосило! И вообще, можно понять сельчанку - стучит какая-то ненормальная, грозя обвалить и так покосившиеся от старости ворота, потом смотрит, словно тетушку Горгону увидела, и молча уходит. Что это было, озадачило не только меня.
- Неужели ты не поняла? Ты ведь психолог.
- Причем тут психология? То, что ты не адекватна, мне и без диплома ясно. Подожди, - зрачки Оли расширились. Поняла. - Так, она?… Мама моя!.. Да нет, Ань! Кустовский и это деревенское чудо?! Любовники?
- Непросто любовники. Если ты заметила, она в положении.
Ольга крякнула и наморщила лоб, изображая работу мысли. И выдала:
- Бред!
- Правда.
- Нонсенс.
- Нет.
- Уверена?
- Полностью. Без сомнений.
- Ничего себе! - протянула Оля. - Ну, и сайгак же твой Олежик!
- Уже не мой. А сайгак ли - вопрос. Я, например, никак не могу подобрать ему наиболее четко отображающее суть характера и поступка определение.
- Вероломный изменщик!
Я поморщилась - данное словосочетание, вычитанное Олей видимо в какой-нибудь книжечке из серии "Соблазны", совершенно не подходило ни к ситуации, ни к лицу Олега. Фраза казалась пошлой, вычурной и избитой настолько, что совершенно не определяла суть, а подменяла ее пустым шаблоном стереотипных переживаний, курьезных в своей сущности. Она хорошо подходила к образу Казановы и Дон Жуана, но никак не к образу порой инфантильного, порой инвективного Олега, по типу своего мышления настолько чуждого азарту любовных похождений, как тот же Казанова был далек от осознания смысла слов "целомудренность", "порядочность", "честь".
Я уткнулась лбом в колени и вздохнула: почему же мне так плохо? Почему так невыносимо больно? Сколько будет длиться эта боль? Что за ней? Забвение? Жизнь или смерть?
- Я умру? - спросила, тихо повернувшись к Оле. Та вздрогнула и удивленно посмотрела на меня:
- От этого? Нет. От предательства не умирают, от него стареют. Правда, некоторые называют это взрослением, мудростью, а некоторые - опытом, а он, как известно, и в негативной плоскости хорош…Одно могу сказать, боль тебя долго не отпустит, даже когда ты поймешь и примешь его поступок, и простишь, возможно. Все равно боль останется. Она проникнет в душу и напитает ее ядом. Вытеснит собой веру, надежду на лучшее, идеализм, наивность и стремление идти вперед, несмотря ни на что. Ты остановишься и будешь долго думать, прежде чем сделать следующий шаг, станешь постоянно сомневаться - а надо ли? А, встретив достойного человека, примешь его за призрак из прошлого, будешь подозревать в обмане и разоблачать, в каждой составной его характера, мнений и взглядов искать червоточинку корысти и подлости. И понятно - находить. Потому отталкивать, а потом жалеть. И снова ждать, и опять искать…До бесконечности обманывая себя.
Я внимательно смотрела на подругу и понимала, что она говорит о себе. Ей тоже больно, до сих пор. И надежда почти умерла, и вера держится лишь на силе воли.
Ситуация, в которой она находилась, была сродни моей - та же неразрешимость и запутанность. Любовь, давно перешедшая в патологию, угнетающую, тормозящую, но так и не отвергнутая, еще питала ее силами, чтобы делать привычные вдохи и выдохи, шагать, еще чего-то ждать.
- Ань, у тебя сотовый с собой? Давай службу спасения вызовем? Сергея. Он точно приедет и вытащит твою машину, нас заберет. А, Ань? Ну его, твоего Кустовского вместе с поселковой газелью.
Я спрятала горькую улыбку и отвела взгляд, согласно кивнув. Вот и еще один человек уйдет из моей жизни - Оля. Если только узнает, если только поймет, что меж мной и ее любимым. Но разве я виновата, что люблю Сергея? Разве виноват Сергей, что любит в ответ?
Вот и еще один треугольник: Ольга, Сережа, я. Но в этом я вершина, а в том - Гульчата, Олег, я - лишь одни из катетов.
Видимо правду говорят, что все за нас давно решено, еще до рождения сложено и считано, и мы лишь идем заданным направлением, не осознавая его выверенность чьей-то чужой волей, жестокой рукой. Судьбы? Бога? Неважно. Грустно, что не нами.
Мне стало ясно, что рваться бесполезно, бороться и ломать, и вновь строить. К чему? Ведь ясно, что Олег так и останется с Гулей, и я скорей всего очень скоро забуду о той боли, что он мне причинил. Буду спокойно реагировать на его звонки, улыбаться при встречах и спрашивать - как дела, ничуть не интересуясь этим на деле. Потому что мне будет все равно.
Я буду жить с Сережей. Я, наконец, дам волю своим чувствам и буду делать, что я хочу, а не то, что лучше другим или правильнее по чужому мнению. Я люблю Сережу, он меня, а жизнь так возмутительно коротка, что совершено не стоит тратить ее на глупые условности. Мы будем вместе, возможно, уже с сегодняшнего дня. Я забуду в его объятиях все переживания последних недель. А братьям придется смириться, понять и привыкнуть. В любом случае мы, как и прежде, будем все вместе, одной семьей, своим миром. Навсегда. Как было изначально.
Жизнь наладиться у каждого в этой истории. Потому что теперь, все встанет на свои места, будет так, как было задумано до нас и за нас.
Главное, вовремя это понять…
- Милая моя, Анечка, Анюта…котенок мой, - жарко шептал Сергей. Я безмятежно улыбалась, нежась под его ласками, вслушиваясь в незатейливые слова любви.
Сережа. Сереженька - билось сердце в груди.
Я была абсолютно счастлива вот уже две недели. В моей душе больше не было обид, памяти о зле, горе и разочарованиях. От них ничего не осталось, словно не было вообще.
Теперь в моей душе жила тихая радость, ровная и искристая, как морская гладь летним утром. И ни всплесков, ни спадов, ни волнений, ни тревог. Тихо до слез, очищающих от скверны прежних ошибок и печалей, осветляющих каждый уголок сознания.
Я больше не думала о плохом, я забыла, что такое существует в природе. Может, оно и было, но не со мной и не сейчас, и не потом. Все это уже настолько далеко, что не разглядеть за давностью лет, дней и часов. Минут и секунд, проведенных рядом с любимым, и оттого бесконечных, и в тоже время - коротких, как миг.
Прошлые радости, прожитые мгновения счастья были, что вспышка, мелькнут и погаснут, но не спасут, не обогреют. Теперь они были другими - горели ярко и ровно - им не нужны были дрова надуманных причин для подпитки. Все изменилось - и я в первую очередь.
Я с наслаждением потянулась и посмотрела в окно - февраль сдавал свою власть марту. Завтра он уже канет в лету.
Боже мой, какой длинный месяц. И это его называют самым коротким в году?
А для меня он получился самым насыщенным по диаметрально противоположным впечатлениям и потому длинным, словно год. Еще в начале месяца я буквально лежала на дне горя и отчаянья и не видела пути наверх, а уже в середине не только поднялась, осознала, изменилась, но и взошла на пик того счастья и блаженства, что лишь грезились мне в детских иллюзиях.
И вот уже две недели мы фактически неразлучны с Сережей. Они пролетели, как миг, утонули в неспешных, порой пустых, но так нужных нам разговорах, в любви, которой пропитался мой дом, и каждая клетка наших тел, умов и душ.
Я просто жила, ничего не боясь, ни о чем не тревожась. Даже мысль о том, что братья, наверняка, уже все знают, брела отдельно от меня, где-то на задворках подсознания вместе с мыслью о том, что сегодня прилетают родители. И ничуть не беспокоила. Потому что мне было все равно, что скажут, что подумают и как посмотрят на меня родные, близкие и знакомые. Я вышла из-под их контроля, сняла с плеч гнет ненужных определений, лицемерных мнений и прочей шелухи морали.
Я, наконец, перестала метаться в поисках себя самой и обрела себя, поняла, зачем живу и что хочу. И получила. И ни о чем больше не жалела, не мучила себя плохими предчувствиями. Для них больше не было оснований и повода.
- Ань. Ты когда подашь на развод? - тихо спросил Сережа, поглаживая пальцем мою щеку. Я засмеялась и взъерошила его волосы: каждое утро начиналось с одного и того же вопроса, в одной и той же вкрадчивой манере с просительной интонацией. И ответила, повторяясь в десятый раз:
- Зачем? Разведусь, ты меня станешь к браку склонять.
- А ты не хочешь?
- А зачем? Что нам даст штамп в паспорте, кроме лишних пересудов?
- Ладно, как хочешь. Я просто думал, что ты мечтаешь, чтобы мы зарегистрировались.
- Глупость, Сережа.
- Ну-у…я и не настаиваю, как скажешь. Но развестись, Анюта, надо. Правда, что ты так и останешься Кустовской?
- Стану вновь Шабуриной, что изменится?
- Ничего, - пожал плечами Сергей, обдумав мои слова, и опять полез целоваться.
- Опоздаешь, - предупредила я, придерживая его на расстоянии. Он развернулся, чтоб взглянуть на настенные часы, и довольно заметил, хитро улыбнувшись мне в лицо:
- Не-а, успею. Самолет еще только через два часа. А могут и задержать.
- Не-а, - передразнила его я. - Погода летная, придет, милый, по расписанию. И получишь ты от мамы целую стопку штрафных выговоров.
- Н-да? - вздохнул Сергей и задумался. - Гонишь, значит?
- Ага. Спасаю от длинных тирад по поводу не уважения к родителям.
- А что, я должен, как цирковая собачка, на задних лапках плясать и хвостом пыль мести за сутки до их явления?
- Нет. Ты как раз к самолету успеваешь.
- Ага? - недоверчиво нахмурился Сережа.
- Ага! Давай посчитаем: пока встанешь…
- Час, - кивнул согласно и, увидев специально для него скорченную мину строгой и морально устойчивой тетеньки, вздохнул, скорчил в ответ умоляющую рожицу. - Ну, полчаса.
- Нет, минут десять…
- Не успеем…
Я хохотнула, видя его сомнение и огорчение… и озорной блеск в глазах:
- Попрошу без пошлых намеков.
- Ладно, - согласился легко. - Тогда прямо скажу.
Подхватил меня, перевернул на себя и громко возвестил:
- Я тебя люблю!..
- Но замуж не пойду! - добавила я в тон.
- Ну, вот, я ей про "Свадьбу с приданным", она мне - "Кошмар на улице вязов"!
- Да? Интересненько. У тебя мама с Фреди Крюгером ассоциируется? Не знала. Но в принципе - не удивлена. И полностью согласна.
- Не любишь ты ее.
- Люблю, - кивнула, заверяя. - Но тебя больше.
Сережа фыркнул и, переложив меня обратно на подушку, нехотя сел:
- Блин, Ань, если б ты знала, как ехать не хочется.
- Хочется, хочется, - подтолкнула я его. - Иди в душ, а я завтрак приготовлю, и вперед укатанной дорогой до аэропорта.
- А ты со мной поедешь?
- Не-а, я Андрюшиного звонка буду ждать.
- Хор-роше занятие, - с долей обиды буркнул Сережа.
- Не ворчи, - предупредила, качнув пальцем. - А то улечу к нему на Кипр.
- Нельзя тебе, - Сергей тут же сменил хмурое выражение лица на дурашливое. - Там солнце радиоактивное и киприоты озабоченные.
Я засмеялась и толкнула его в спину:
- Иди в душ, озабоченный.
- Иду, любимая, иду-у…
И пошел, специально шаркая тапками и вздыхая:
- Ох, долюшка моя тяжкая… сыновья да мужская.
Пока Сергей принимал душ, я приготовила горячие бутерброды и кофе с молоком, как он любит. Достала фрукты из холодильника, и появился Сережа. Обнял, запричитал:
- Какая же ты у меня хозяйственная, домовитая…
- Садись завтракать, - улыбнулась я.
- И вредная, - добавил он, садясь за стол.
- Это отчего ж я вредная?
- Первое - со мной ехать в порт отказываешься. Второе - на развод не подаешь. Вредная.
- Сам такой, - я села рядом и захрустела яблоком. - Первое - мало с тобой ехать, нужно будет перенести родственные лобзания, ответить на тысячу вопросов и дать отчет по каждому прожитому дню. А еще до вечера слушать причитания и претензии по поводу нашей черствости. Я за два месяца им ни разу не звонила, мама меня скушает.
- С тапочками? - кивнул Сергей. - Не бойся, обувь я спасу.
- А если передумаешь или не сможешь? Нетушки, не стану я рисковать. И потом, все равно в воскресенье к ним идти. Вот все вместе и пойдем, больше шансов пережить и выжить. Завтра Андрей прилетит…
- Вот его встретишь.
- Да.
- Понятно…Ладно, а что - во-вторых?
- А во-вторых…осада удалась - крепость пала. Иду подавать на развод.
- Анька! Ура!! - Сергей тут же стащил меня с табуретки и усадил к себе на колени. - Котенок, ты чудо! Я говорил тебе, что ты само совершенство?
- Не подлизывайся, - скорчила я ехидную рожицу в пику его безмерно довольной.
- Не подлизываюсь, - посерьезнел он и обнял, крепко прижав к груди. - Это правда. Я поверить в свое счастье не могу. Ложусь спать - счастливый, просыпаюсь - счастливый. А в душе такой…нет, не покой - умиротворенность. Я теперь понимаю, зачем жил, зачем вообще живу. Для тебя. Для тебя, девочка моя. Все, что ни попроси, все что ни пожелаешь…я. не знаю…
В его голосе появились странные нотки, и я отодвинулась, заглядывая в лицо Сережи. Так и есть - по щеке катилась слеза. Он улыбнулся мне и смущено отвел взгляд.
Ах, если б он знал, что я и сама готова была заплакать от счастья.
- Сереженька, любимый мой, - прижала его голову к себе, и зажмурилась, сдерживая слезы. - Сереженька, Сережа… Как же я люблю тебя, милый мой.
- Не поеду, не хочу без тебя, - вздохнул Сережа и затоптался в прихожей.
- Надо, милый, надо!
- Тогда я быстро…
- Нет. Как всегда: встретишь, отвезешь домой, посидишь. Не надо, чтобы они о нас знали, Сережа. Пока не надо, - чуть поморщилась объясняя. Не хотелось мне нарушать нашу идиллию маминым возмущением.
- Ага, - нахмурился Сережа. - Родителям не надо, братьям - тоже. Так и будем в подполье сидеть, конспираторы, блин. Ань, ну, что нам скрывать, а? Зачем? Все равно ведь узнают. Да Леха, мне кажется, уже в курсе.
- Догадывается, но не знает точно. Вот в воскресенье у родителей соберемся: ты, я, Алеша с Андрюшей и поговорим.
- У родителей? - не поверил Сергей.
- Да.
- Ага. А до воскресенья, значит, все, как есть.
- Так и будет. И после. Не хочу я сейчас эту тему обсуждать.
- Правильно, - Сергей подтянул меня к себе и обнял, лукаво поглядывая сверху, и прошептал, словно страшную тайну доверил. - Ань, а я тебя люблю.
- Да ты что! - изобразила я удивление. - Вот не сказал бы и не догадалась…А ну-ка, кыш, за порог сыновний долг исполнять!
- Анюта!
- Сереж, не тяни время, опоздаешь.
Сергей тяжело вздохнул и, нехотя отпустив меня, шагнул на лестничную площадку, буркнув напоследок:
- Горел бы он, долг этот.
Я захлопнула дверь и рассмеялась - каждый день одна и та же картина проводов. Что по делам, что на работу, Сергей уходил, словно его в ссылку отправляли. И подозреваю, всерьез мечтал о бесконечном отпуске, который проведет в моем обществе. Единолично.
Ох, Сережка! - качнула я головой улыбаясь, и пошла на кухню звонить Оле.
Подруга, видимо, спала, но я настойчиво ждала и была вознаграждена. Нудные гудки в трубке сменил сонный, хриплый голос Кравцовой:
- Алле!
- Привет!
- Аня, - протянула она недовольно. - Ты знаешь который час?
- Утро давно объявили, просыпайся. У меня к тебе дело.
- Угу, - подозреваю, Оля решила поспать у телефона.
- Ты не в курсе, какие документы нужны, чтоб подать на развод? И вообще: куда и как?
- Надумала? - оживилась подруга. Проснулась, наконец.
- Да. Хочу сегодня этим и заняться.
- А сегодня у нас…пятница? Да. Значится так, берешь паспорт, свидетельство о браке и прямым курсом в ЗАГС.
- Почему в ЗАГС?
- Потому, как детей у вас нет, где регистрировали, там и разведут… О-о-о, могут неприятности быть с Кустовским.
- Еще? - ужаснулась я.
- Ну, да. Он ведь может перепил имущества устроить.
- Какое имущество, Оль? Все что нужно, он взял, я не в претензии…
- А гюрза его, пардон, Гульчата?
- А она-то при чем?
- Бог ее знает. Но я бы не исключала.
- И что это значит? Не подавать что ли?
- Подавай. Но не расслабляйся. Будь во всеоружии.
- Ага, - хмыкнула я. - Дробовиком запасусь.
- Неплохая идея, - согласилась Оля серьезно. - Но у меня есть другое предложение - оповести братьев, что подаешь документы на развод. Они сами все сделают, и охрану организуют, и бюрократов наших поторопят, и любовников Сафакуловских охладят.
- Все-таки не любишь ты моих родственников, - вздохнула я.
- Отчего ж? Наоборот, благоговею. Но не идеализирую, в отличие от тебя.
- Ага? Ладно, пошла я документы искать.
- Ищи. Но не пропадай, отзвонись хоть, что и как. Интересно же, Ань.
- Отзвонюсь, - пообещала клятвенно и положила трубку. Посидела, качая тапком в раздумье, и…съела бутерброд. Потом включила музыку и пошла рыться в ящике стола, где хранились документы.
Паспорт нашелся сразу, а вот свидетельства о браке не было. Я добросовестно исследовала все содержимое ящика, высыпав его на пол. Нашла массу ненужных бумажек, своих и Олега, но нужной так и не обнаружила. Это меня озадачило и навело на мысль: а не забрал ли его с собой Кустовский?
И как узнать? Позвонить?