Нет, ему я больше никогда не позвоню. А разведусь, и вообще не вспомню. Умер он и для меня, и для моего малыша.
Тогда, где взять свидетельство?
А может, он его спрятал? Когда последний раз оно было нужно? Не вспомнить.
Я махнула рукой и принялась искать дальше, уверяя себя, что Олег его взять не мог. Иначе думать не хотелось, потому как возникали естественные и совершенно не нужные мне проблемы. Да и ему тоже. Нет, он не брал. Он же должен понимать, что это не телевизор, за документом обязательно приедут, и ясно, что не я. А с братьями не поспоришь. Особенно с Сережей.
Нет, точно Олег не брал свидетельства - не к чему ему лицезреть моих буйных родственников хоть в полном, хоть в изрядно урезанном варианте.
Думала я и планомерно обыскивала те места, в которых мог находиться нужный мне документ - ящики стола, книжные полки. И переусердствовала. Полезла на самый верх книжного стеллажа, туда, где стояли альбомы с фотографиями, использовав для этого не табурет, а нижние полки. Стеллаж скрипнул, предостерегая, и начал заваливаться. И рухнул.
Я чудом успела отскочить и теперь смотрела на груду дерева и книг, мысленно поздравляя себя с хорошей реакцией и повышенной живучестью. Вздохнула, прикидывая, как долго мне придется убираться, с чего лучше начинать? Забыв о свидетельстве и моем горячем желании сегодня же решить вопрос о разводе, села на пол и принялась разгребать завал.
Спешить мне было уже некуда, и я не столько раскладывала книги на стопки, сколько читала, то одну, то другую, смотрела фотографии в альбомах, вспоминая запечатленные на них моменты жизни: вот мы с Олежкой, свадебное путешествие. Прага. Город - сказка: башни, башенки, шпили и замки, кирпично-красные крыши домов и цветы на каждом окне. Узкие улочки, каменные мостовые и смешные названия - улица Зелезна, ресторан Злато студень. А памятники? Вот Карлу четвертому, а вот - корове. Олежка обнимает зеленую в одуванчиках, а я припала к белой в арбузах… Неужели это было?
Я решительно захлопнула наш с Олегом альбом. Убрала - положу его куда-нибудь в глубь антресолей. Потянулась за другим - семейным, и, открыв его, улыбнулась - мой выпускной. Мальчики в костюмах, девочки в вечерних платьях. На лицах оптимизм и веселье, во взглядах вера в собственную неотразимость и неповторимость. Какими же мы были наивными.
А вот Алешин день рождения. А это - майские праздники в Карагайском бору. Хорошо тогда было. Огромная приятная компания, чудесная погода, величавая природа… Тоже - было.
Так, а это что? - я нахмурилась, разглядывая бланки, вложенные меж страниц. Перебрала: моя коагуллограмма десятилетней давности, квитанция за фотографии, какой-то чек, справка о стерилизации…Что?!
Если б я не сидела, то наверняка бы упала. В моих руках была ксерокопия справки о стерилизации Кустовского Олега.
Я в шоке рассматривала белый лист бумаги, на котором четко была обозначена и дата проведения операции, и фамилия врача, проводившего ее.
Нет - стоп! Я бросила справку в альбом и резко захлопнула его. И замерла - а что дальше? Как просто - взять и откинуть, захлопнуть и забыть. Не думать. Да - ерунда. Бред какой-то!
Я растерянно огляделась: что же я искала? Ах, да, свидетельство о браке…
Мамочка моя, значит, Олег стерилен?!! Тогда как я могла забеременеть от него?!
Сережа?
Нет!! Неправда, нет!
Это обман, это специально…Конечно, обман! Зачем делать ксерокопию с подобной справки? Да и зачем она вообще нужна, кому бы Кустовский ее предъявил? Мне? Нет! Точно - Гуле! Наверное, она заявила ему о беременности, а он решил отказаться от отцовства, прикрывшись этой справкой!
Да, да, это похоже на правду! Но ведь он признал ребенка, сошелся с Гульчатой!
Мама моя! - я в панике оглядывалась вокруг, надеялась найти ответы на возникшие вопросы и чувствовала, как нарастает внутренняя дрожь от одолевающего меня нервного озноба.
Я схватила альбом и, найдя справку, вновь перечитала, потом еще раз и еще.
Стерилен, стерилен - билось в голове
И дата - за неделю до отъезда в Хургаду. Тогда сколько же должно быть месяцев беременности у Гули? Я лихорадочно принялась считать, но не могла совершить элементарное арифметическое действие и побежала на кухню, спешно набрала Алешин номер.
- Да?
- Алеша! Алеша, сколько у Гули месяцев беременности?!
- У кого? - брат явно не понимал о чем и о ком идет речь. Или притворялся.
- У Гульчиты, любовницы Олега! Не говори, что ты не знаешь ее, понятия не имеешь о ее беременности!! - меня сорвало на крик. Решалась моя судьба и судьба ребенка. Господи, Господи - молила я: помоги, пусть справка окажется фиктивной!
- Анечка, тебе не нужно было ездить в Сафакулово…
Да о чем он?!
- Сколько у нее месяцев?!!
- Анечка, я понимаю, ты взволнованна, весть не приятная, но почему именно сегодня ты настолько остро на нее отреагировала? Я понял, что тебе стало известно о положении мадам еще в день поездки…
- Алеша, не томи! Скажи, ответь!
- Анечка, успокойся, - брат явно начал тревожиться, голос стал тихим, ласковым. Вкрадчивым, как поступь вора. - Расскажи, в чем дело.
- Я нашла справку о стерилизации! Олег…Он стерилен, у него не может быть детей! Значит, Гуля носит не его ребенка?! Значит, она солгала… или он.
- Анечка, это не настоящая справка, - заверил Алеша таким тоном, что не поверить было не возможно. Я мгновенно поверила и облегчено вдохнула, потерла висок. И очнулась:
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Узких специалистов не так много, и мы часто встречаемся.
- Да? - а вот в этом я сомневалась. Но уточнять не стала, побоялась услышать еще что-нибудь из ряда вон. Справки хватило.
- Мне подъехать? У тебя все хорошо?
- Да, Алеша, все нормально. Извини, что оторвала от дел. Пока.
- Звони, Анечка. И не волнуйся так, не стоит, право…
- Да, не буду. Созвонимся.
Я положила трубку и наморщила лоб, обдумывая слова брата. Я верила ему, и все же что-то не давало покоя, что-то продолжало нервировать и раздражать мой разум. Попыталась поймать ускользающую от меня мысль. И поняла, что меня беспокоит: зачем Олегу ксерить фиктивную справку?!
Действительно - глупо, совершено не в его стиле. Он всегда пренебрежительно относился к бумагам документам и сам часто не помнил, куда их закинул. А эту справку отксерил и спрятал. Зачем?
Я положила справку перед собой и внимательно изучила подпись, печать. С минуту подумала и набрала справочную службу. Через двадцать минут, пробив заслон строгой тетеньки лечебного учреждения, получила ответ: Да, такого-то числа, такого-то месяца гражданин Кустовский действительно был прооперирован и заплатил за оную манипуляцию энную сумму, о чем имеется запись в истории болезни и журнале регистрации учета больных, под номером таким-то.
Я положила трубку и застыла - справка настоящая.
- Мамочки! - вырвалось непроизвольно, и зажала рот ладонью: что же делать? Как? Почему?..
Тогда от кого забеременела Гульчата?
Я вновь набрала Алешин номер - мой голос уже не звенел от напряжения, он пресекался и дрожал. А взгляд сам устремлялся в сторону холодильника, в котором хранилась домашняя аптечка - там новопассит и валериана, и…Господи, о чем я думаю?!
- Алеша, ты можешь узнать, какой срок у Гули? Ты знаешь?
- Анечка, мы только что обсудили эту тему…
- Ты не знаешь, Алеша. Я звонила в ту больницу, где оперировали Олега. Справка настоящая. Данные о нем занесены в журналы регистрации пациентов, в журнал выдачи больничных листов. Ты же знаешь, это подделать невозможно. И никто не станет.
Алеша молчал, подозреваю, он не верил, а возможно, был потрясен, как и я.
- Я…узнаю и перезвоню, - сказал тихо, неуверенно.
- А как ты узнаешь? Мы же не знаем ее фамилию.
- Самбритова Гульчата Ришатовна, - ответил брат нехотя.
- Откуда ты…откуда?
- Андрей.
Мне стало все ясно, и вопросы отпали. Я зажмурилась, и положила трубку. Андрей все знал с самого начала. Знал и молчал. Почему? Зачем скрывал?
Господи, что происходит?!!
Алексей слушал короткие губки в трубке и тупо смотрел на телефон. Минуты текли, а он так и не мог заставить себя шевелиться. Наконец решился и набрал уже известный ему номер ординаторской:
- Да.
- Мне бы Геннадия Викторовича Киманова услышать.
- Слушаю вас.
- Здравствуйте.
- И вам.
- Шабурин вас беспокоит. Может быть, помните, я приходил к вам с пикантным вопросом примерно месяц назад.
- Помню, коллега. Что-то еще интересует?
- Да, тот же вопрос, но в другом аспекте. Тот молодой человек больше к вам не обращался?
- Обращался. По осени. Я вам прошлый раз хотел сказать, но вы так стремительно ретировались, что, простите, не успел. Был у нас. И благополучно.
- То есть?
- Прооперировали, как и желал.
- Осенью?
- Да.
- Точно?
- Шутите? Дату, конечно, навскидку не скажу, но примерно сентябрь…Хотите точнее, можно посмотреть, поднять операционный журнал…
- Спасибо. Не стоит.
Алексей положил трубку и прикрыл глаза ладонью - что же они наделали?
Меня крутило, как юлу. Я никак не могла найти себе место в квартире, усидеть.
Один, уже бесспорный факт и один, избитый и неизменный вопрос, неотступно следовали за мной, куда бы я не перемещалась:
Я жду ребенка от Сережи.
Что делать?
Первое - отвергалось сознанием, второе не имело ответа.
Я вышагивала по квартире и пыталась отвлечься, прислушиваясь - не зазвонит ли телефон? И понимала, что мне уже не важно, чей ребенок родится в Сафакулово. Потому что я знаю, чей ребенок растет под моим сердцем.
И ведь я догадывалась! Но как настойчиво отметала догадку?
Что же делать? У кого спросить совета? У Оли? Что я ей скажу? "Извини, подруга, но мой брат, которого ты до сих пор любишь и ждешь, скоро станет отцом моего ребенка. Не подскажешь ли ты мне, что с этим делать?" Меня передернуло. Но я все-таки подошла к телефону, постояла в раздумьях, рассматривая аппарат, прежде чем решилась взять трубку и набрать номер Кравцовой.
- Оля, можно я приеду? - спросила тихо, умоляюще.
- А что случилось? Кустовский прорезался, да? - заинтересовалась та.
- Нет. Все много хуже, Оля, - всхлипнула я.
- Эй? Ты что, плачешь? Ань? Да ты что? Перестань. Хочешь, я к тебе приеду? Сейчас?
- Нет, мне нужно поговорить без свидетелей и помех, а сюда могут прийти и…
- Понятно, - вздохнув, протянула Оля, видимо, мысленно обвинив моих братьев в тирании. - Приезжай, жду. Готовлю валерьянку и салфетки. Упаковки на слезы хватит?
- Мне не до шуток.
- Вот этим ты меня и пугаешь…
- Я беременна! - выпалила я с порога вместо "здравствуй!"
Ольгу неожиданное известие значительно ошеломило. Она отпрянула к стене и спала с лица - брови при этом пошли вверх, а челюсть вниз. Так и стояла, рассматривая меня, хлопая ресницами.
- Что ты молчишь? - истерично возмутилась я, чувствуя, что сейчас расплачусь.
- А-а…что? Я-то…что? - и очнулась, наконец, хмыкнула, качнула головой. - Хочешь, чтобы я ламбаду по этому поводу станцевала? Свободно… Ну, Шабурина, что ни день, то праздник.
Я сникла и осела на стул у телефона.
- Может, все-таки разденешься? - неуверенно предложила Оля. - Пройдешь в дом? Я как раз в себя приду.
- Что? Ах, да, извини.
- Ага, - кивнула Оля, сдерживая нервный смешок, и пошла в комнату.
- Ты не волнуйся, беременность, в любом случае, дело хорошее, - донеслось до меня. - Только в твоем случае - вопрос, конечно. Олегу сказала?
- Он стерилен, - глухо поведала я в пол, снимая обувь. Выпрямилась и наткнулась на удивленный взгляд подруги. Она стояла у косяка с бутылкой армянского конька, видимо, желала отметить радостное известие, да моя ремарка остановила и ввела в шок. С минуту мы смотрели друг на друга. Я виновато, она - непонимающе.
- Ань…у меня со слухом плохо или у тебя с головой? - спросила тихо, настороженно, с долей смущения в голосе.
- Олег стерилен, - повторила я и отвела взгляд, предчувствуя град естественных вопросов с ее стороны. И моих ответов. Неизбежного вскрытия той язвы, что измучила ее да и меня. Не самый лучший операционный метод, но иного не предвиделось.
- Как же тогда мисс Сафакулово сподобилась? Подожди, от кого ж ты тогда забеременела? - хмурилась она в попытке понять.
- От Сережи, - заявила я и даже нашла в себе силы посмотреть в глаза подруги. И зажмурилась, предчувствуя яростный всплеск возмущения, негодования, поток обвинений, возможно, самых низких оскорблений, крики, выбрасывание меня за дверь вместе с вещами, из души и памяти, вместе с привязанностью и прочими архаизмами.
Минута, другая - ничего. Я решилась открыть глаза. Оля, застыв, как обелиск всем преданным и обманутым, молча смотрела на меня, бледнея на глазах. Во взгляде не было ярости, обиды - в нем была пустота, чуть разбавленная печалью не понимания.
- Что же ты? - прошептала Кравцова и, вытащив трясущейся рукой пробку из бутылки, приложилась к горлышку. И задохнулась. Зажмурилась, сдерживая слезы, прикрыла ладонью рот, глуша крик и всхлип. Качнулась, и, повернувшись ко мне спиной, медленно побрела на кухню.
Я же в сомнениях осталась в прихожей: стоит ли проходить, если Оля погонит меня? Зачем вообще пришла? Может, стоит уйти самой? Но смысл сейчас, когда самое трудное высказано? Наверное, стоит все-таки остаться…но зачем, если рассчитывать на понимание подруги теперь не придется?
С другой стороны, при всей возмутительности моего заявления, Ольга должна понимать, что никто из действующих лиц, в происходящем не виноват. Я не предавала ее, как не предавал Сергей. Он ни словом, ни делом не давал Оле понять, что любит, что можно на что-то рассчитывать и надеяться. Нас словно бездушные фигурки расставили на шахматной доске - жизни и двигали без нашего желания и согласия, манипулировали, сортировали по цвету, значению, свойствам. Единственное, что нам было доступно, чтобы сохранить себя и связь с близкими - честность. Я очень надеялась, что Оля поймет это так же, как поняла я, и примет правило, и будет руководствоваться им в принятии решения.
А еще я знала, что Кравцова очень редкий по качествам человек, и дружба для нее не пустое слово, не обязанность - призвание. И я малодушно воспользовалась ее слабостью, сознательно обезоружила честным покаянием. Она пройдет путь от непонимания до горечи обиды и все же простит, поймет, поможет. Ее страдание и боль будут лишь изредка прорываться на поверхность полными отчаянного непонимания взглядами, с дичинкой ярости на дне зрачков. Едкими словечками и горькими усмешками, презрительным прищуром и периодическим шипением в стадии покусывания. Скромного, осторожного, не от желания загрызть, от желания удостовериться лишний раз, что я понимаю степень своей вины, принимаю, осознаю.
Что ж, я готова к ее выпадам, приму их за данность и буду считать справедливыми.
Только бы Оля не отвернулась от меня.
- Какая же ты все-таки стерва, Шабурина, - донеслось до меня шипение Ольги с кухни.
Я несмело шагнула в помещение, но сесть за стол рядом с подругой не посмела, осталась на пороге, прислонившись к косяку, и покаянно склонила голову. Нет смысла перечить и убеждать Кравцову в обратном. Ведь я действительно чувствовала себя стервой.
- Права я была, когда в инцесте тебя обвиняла, а ты…обиделась еще. За что, спрашивается? Правда глаз колет? Не ожидала, что догадаюсь? Да, что меж вами происходит, невооруженным взглядом видно, вы же все - ненормальные.
- Может быть…Да, ты права - ненормальные, а в остальном - не права. Ничего у нас с Сережей не было тогда. Я, как с Олегом познакомилась, только с ним и была. А в этот Новый год сорвалась. Устала я от Олега, понимаешь? Из года в год, изо дня в день одни и те же претензии, обиды, обвинения. Он, как и ты, считал, что я с братьями, а я ни с кем. Только он. Как же, мужняя жена! Верность хранила…кому? Сама не понимаю: зачем столько терпела, ради чего? Девять лет, девять долгих лет…А он меня при всех - "шлюха". Вот я и сорвалась, не стерпела, сил не осталось глотать незаслуженные оскорбления и грязные намеки. Подумала - а почему нет? Если так и так обвинений не избежать, так пусть по делу, за дело, может, не обидно будет?
- Ага, и от отчаянья схватила первого попавшегося кандидата в любовники. А попался брат. Естественно. Кто ж еще? На других мужчин ты всегда смотрела свысока. Они там где-то, в районе почвы, как черви или насекомые. А братья - орлы. Как на подбор. И Леша твой - дядька Черномор, - не скрывая желчного сарказма, сказала Оля, достала две пузатые рюмки да плитку шоколада. Я поняла, что она меня не выгонит, простит, лишь немного погрубит, покусает. Но это пережить можно.
Я чуть расслабилась и села за стол.
- Скажи откровенно - у тебя с Алешей что-то было? - нависла надо мной Оля. Я вздрогнула от неожиданности, посмотрела удивленно и вроде бы побледнела. Та, щуря глаз, кивнула. - Ясно, можешь не отвечать. Всегда подозревала, что он извращенец. И смотрит, как беркут, следит за тобой, как за дичью. Что ж удивляться, что тебя на братьев тянет?
- Оля, при чем тут Алеша? Он абсолютно корректен и вменяем. Если б не он, я, наверное, умерла бы еще лет десять назад. Если б не его внимание, не его забота…
- Ты бы жила, как нормальный человек, пусть и не долго, - буркнула подруга, разливая коньяк по рюмкам.
- Я не понимаю тебя. Речь не о том. Я во всем виновата. Я, и никто больше. Впрочем, если б не поведение Олега, если б Андрей не привел эту Гулю, может и сдержалась. Да что говорить о том, что могло бы быть? Если уже есть то, что есть. Я люблю Сережу, очень сильно люблю, Оля. Не могу, не хочу его терять, но беременность? Я и представить себе не могла подобных последствий. Подозревала, но не принимала. Мне было проще думать, что это ребенок Олега. Так было бы правильно. А сегодня нашла справку о том, что Кустовский сделал себе стерилизацию. И все…я потерялась, не знаю что делать. Это ужасно. Я не смогу сказать Сережке. Да и зачем? Чтобы поделиться с ним тем горем, что душит меня? Я ведь хочу ребенка, очень. Всегда хотела, мечтала, но боялась. Алеша достаточно четко объяснил мне последствия данного шага… я почти смирилась, и вот…Господи, Олечка, ты бы знала, как я была счастлива, когда поняла, что беременна! Я готова была только о том говорить, думала лишь о ребенке. А как сдерживалась, чтобы не рассказать всем и каждому о том чуде, что меня посетило? Да, именно - чуде! И молчала, зная, что нельзя говорить. Все планировала, как, что? Будет месяца четыре - уеду куда-нибудь в Эмираты, потом в Швейцарию, Данию, только, чтобы братья не узнали, не лишили меня радости материнства. Ты же знаешь, как Алеша мнителен, только шепни, и тут же все закончится. Он не даст рожать. А я хочу сохранить беременность, выносить ребенка и родить…
- Ты сумасшедшая, - тихо, но твердо констатировала Оля. В ее взгляде больше не было обиды и презрения. Она взирала на меня со смесью удивления и недоумения, как на особо гениальное произведение шизофреника.
- Почему? - немного растерялась я, совершено не понимая причину данного заявления.