Он пролистал еще несколько страниц, с трудом обращая на них внимание, и уже был готов убрать дневник, когда заметил рисунок. Он был поразительно четким, черты мужчины были идеально прорисованы. Одна сторона его лица была совершенно обычной, в то время как другая была сильно изуродована. Казалось, что его кожа сделана из расплавленного воска, обвисшего и капающего с его лица. Хейвен назвала этот рисунок "Монстр", написав название размашистым и практически неразборчивым почерком.
Возможно, рисунок не казался бы таким жутким, если бы Кармин не узнал мужчину.
В доме царила тишина, когда Кармин вернулся, держа в руках дневник Хейвен. Он направился наверх, чувствуя себя уставшим не столько физически, сколько морально, и остановился на втором этаже, увидев, что дверь в кабинет его отца была открыта. Кармин прошел к ней, с любопытством остановившись на пороге.
Винсент сидел за столом, разговаривая по телефону и не замечая Кармина. Он нетерпеливо стучал пальцами по подлокотнику кресла, периодически тяжело вздыхая, и слушая собеседника.
– Это неприемлемо, – сказал он с серьезным выражением лица. – Я понимаю твою ситуацию, но и ты должен понять мою. Мне надо думать о семье, и, возможно, тебя они нисколько не волнуют, но они волнуют меня. Мы говорим сейчас о моей жизни, поэтому не надо этого снисхождения! Не нужно переворачивать все с ног на голову, и мне, к слову, не нравится, когда мне лгут. Найди другой способ.
За очередной кратковременной паузой последовал резкий, сердитый смех Винсента.
– В таком случае, на меня можешь не рассчитывать.
Кармин отошел от двери, застигнутый врасплох серьезностью беседы. Его движение привлекло внимание Винсента, во взгляде которого промелькнула паника. Он моментально повесил трубку, не дав собеседнику возможности ответить, и пристально посмотрел на Кармина, ничего при этом не говоря.
– Кто это был? – спросил Кармин.
– Юрист.
Кармин прищурился.
– И что ты делал? Пытался выпутаться из проблем?
– Скорее, улаживал дела, пока петля не затянулась окончательно.
– Все так плохо? – несмотря на то, что в последние годы они не были близки, Кармину не нравилась перспектива потерять отца.
– Да, сын, все очень плохо, – ответил Винсент. – Раньше нам удавалось все уладить, но теперь наша власть имеет даже меньшее влияние, чем наши деньги.
Горечь, с которой говорил отец, породила в Кармине любопытство, поэтому он без приглашения опустился в кресло.
– Можно вопрос?
Винсент откинулся на спинку своего кресла.
– Разумеется.
– Ты жалеешь о том, что вступил в организацию?
– Да… и нет. Я совершил много ошибок, и я жалею о них, но я не могу жалеть о том, что принес клятву за твою мать. Жаль, что это был вынужденный поступок, но что сделано, то сделано. И я сделал бы это снова, – Винсент сделал паузу. – Знаешь, я был в ярости, когда узнал о твоем поступке, и, как бы сильно мне это ни претило, я понимаю то, что ты сделал, сын. Полагаю, это наследственное – это живет в твоей ДНК. Ты бы в любом случае пожертвовал собою ради нее – когда-нибудь, как-нибудь. В конечном счете, ты сын своей матери.
– И твой, очевидно, тоже.
Винсент сочувственно улыбнулся.
– Почему ты спрашиваешь об этом? Ты жалеешь?
– Нет, – ответил Кармин. – Просто, Боже… я понимаю, что это было необходимо, но мне кажется, что я все этим испортил.
– Я чувствовал себя точно так же, – сказал Винсент. – Я стал членом организации для того, чтобы освободить твою мать, а в итоге получилось, что я всего лишь сменил для нее один опасный мир на другой. Он казался лучше и звался иначе, но в сущности он был практически таким же. У твоей матери никогда не было шанса пожить такой жизнью, в которой никто бы ее не знал… в которой никто не знал бы о том, кем она была. Она не могла начать с чистого листа.
Кармин кивнул.
– Об этом я и думал.
Винсент вновь принялся барабанить пальцами по подлокотнику.
– Не пойми меня неправильно – я бы ни на что не променял годы, проведенные с твоей матерью, и я точно никогда не отказался бы от вас, своих сыновей. Вы – единственное правильное в моей жизни. Но я никогда не прощу себя за то, что не дал ей шанса. Я знаю, что она любила меня, и была счастлива, имея семью, но я не думаю, что она когда-нибудь вообще осознавала существование для себя других вариантов. Я сделал все это для того, чтобы у нее был выбор, но при этом я никогда не говорил ей о том, что она может воспользоваться правом выбора. И все эти годы я просто не мог не думать о том, как иначе все могло бы сложиться, если бы я отпустил ее.
– Мама не ушла бы от тебя, – возразил Кармин.
– Она не знала ничего другого, – сказал Винсент. – И в этом, на самом деле, вся суть. Она даже не выбирала меня, так просто сложилось.
– Вот почему я чувствую себя облажавшимся, – сказал Кармин. – Мне казалось, что я смогу разграничить две составляющие своей жизни, что я буду делать то, что должен и давать ей при этом все, что она хочет, но я не знаю, возможно ли это в нынешних условиях. Я не знаю, что мне со всем эти делать, и у меня мало времени, учитывая то, что меня ждут в Чикаго после Рождества.
– Я не удивлен, – сказал Винсент, открыв ящик стола и достав золотой ключ. Покрутив его, он передал ключ Кармину. – Это ключ от дома в Чикаго.
Кармин осторожно взял его.
– Зачем ты мне его отдаешь?
– Тебе же надо будет где-то жить, или нет?
Ему хотелось возразить, вернуть ключ, но он не мог. Отец был прав. Он не думал о том, что будет делать, когда окажется в Чикаго.
– Да. Спасибо.
– Не за что, – ответил Винсент. – Справишься?
– О, со мной все будет отлично. Я переживаю за Хейвен. Сегодня я взял ее дневник, и после прочтения могу сказать, что ей приходится не сладко, – он пролистал страницы, качая головой, и вновь наткнулся на рисунок монстра. Горько смеясь, он показал рисунок отцу. – Только посмотри на это.
Винсент моментально перестал барабанить пальцами, все его тело напряглось, лицо помрачнело. У Кармина волосы встали дыбом от вида отца. Винсент пристально смотрел на дневник, словно в деталях запоминая изуродованное лицо.
– С ней все будет хорошо, – сказал, наконец, Винсент. – Она может не бояться этого человека.
– Возможно, но она зовет его монстром, словно он какой-то, блять, Чупакабра. Она боится, и вот такими людьми я ее окружу. Монстрами.
– Карло приходится нам другом.
Кармин усмехнулся.
– Он мне не друг.
– Напротив, сын… он – друг. Он уже много лет в организации. Сальваторе принял его сразу же после того, как скончался твой дедушка.
Теперь Кармин понял, почему он узнал его. Он точно помнил, где он видел этого человека.
– Мы должны рассказать Сальваторе.
– О чем?
– О том, что один из его людей ведет двойную игру, – огрызнулся Кармин. – Он участвовал в похищении. Он был на том складе!
– С чего ты взял?
Кармин с удивлением посмотрел на отца.
– Хейвен видела его. Значит, он был там!
– Нет, его там не было, – Винсент покачал головой. – Его даже в Чикаго в то время не было.
– Как бы ни так. Я видел его! Они спорили в кабинете Сала, но, как только я пришел, он сразу же ретировался.
Винсент замешкался.
– Но это не значит, что он как-то причастен к похищению.
– Как же тогда, блять, она его нарисовала?
Вздохнув, Винсент перевернул страницу дневника Хейвен и показал сыну другой рисунок. Кармин побледнел, смотря на него. Рисунок был столь же детальным, как и предыдущий – за исключением того, что теперь вместо монстра он смотрел на ангела.
Рисунок его матери пробудил что-то глубоко внутри него, сковав грудь и заковав в тиски его сердце.
– Она нарисовала его точно так же, как и Мауру, – тихо сказал Винсент. – По памяти. Она рассказывала мне о том, что на складе у нее были галлюцинации. К тому же, у Карло такое лицо, которое никто и никогда не сможет забыть – это уж точно, учитывая то, что его помнишь даже ты, а ты обычно никого, кроме себя самого не замечаешь. Вероятнее всего, она видела его в детстве.
Кармин закатил глаза, не веря в это объяснение.
– Вдруг ты ошибаешься?
– Нет, – ответил Винсент.
– А если все же да? – не сдавался Кармин. – Что если он был замешан во всем этом?
– Ерунда. Его преданность Салу непоколебима. Он сделает для босса абсолютно все, никогда его не предаст. И Сал относится к нему точно так же. Это просто нонсенс. Можешь спросить Коррадо, если не веришь мне.
– А ты можешь спросить Хейвен, – ответил Кармин, раздраженный нежеланием отца даже допустить подобную мысль. Он уже привык к подобному поведению отца, однако на сей раз это как никогда сильно действовало ему на нервы. – Я оставлю тебя в покое, дабы ты смог возобновить разговор с тем, с кем ты там на самом деле разговаривал. А я займусь своими делами.
Он поднялся, чтобы уйти. Винсент прочистил горло.
– Ascoltare il tuo cuore, Кармин. Просто помни об этом. Я уверен, что ты сделаешь правильный выбор… каким бы он ни был. Как я и сказал, ты сын своей матери.
Ascoltare il tuo cuore. Слушай свое сердце.
Если бы это не огорчало его так сильно, то Кармин, возможно, увидел бы иронию того, о чем всегда говорила его мать. От судьбы не убежишь, потому что чему быть, того не миновать. Как бы сильно Кармин ни пытался избежать мафии, он в итоге оказался в ее власти.
А Хейвен всегда ожидала свобода… его мать позаботилась об этом.
Покинув кабинет отца, Кармин достал из кармана свой телефон, пролистывая список контактов в поисках номера Дии. Он набрал ее номер, слушая гудки, и глубоко вздохнул, когда включилась голосовая почта.
– Перезвони мне, когда прослушаешь это сообщение.
Глава 5
– С Рождеством!
Неожиданно раздавшийся голос застиг Хейвен врасплох. Вздрогнув, она обернулась, развернувшись спиной к кухонному окну. В дверном проеме стояла Селия, тепло улыбаясь и смотря на Хейвен бодрствующим взглядом, несмотря на то, что солнце еще только-только начало свой путь по небосклону.
– Эм… с Рождеством, – отозвалась Хейвен. – Доброе утро.
Пройдя к буфету, Селия начала доставать продукты, которые могли понадобиться ей в процессе приготовления рождественского ужина. Она была одета в серое платье с длинными рукавами, к которому была подобрана соответствующая пара туфель. Темные, блестящие волосы Селии струились по ее спине, в то время как ее лицо оттенял свежий макияж. Теперь она выглядела совершенно иначе, чем тогда, когда Хейвен видела ее в последний раз в Чикаго месяц назад. Она вновь светилась изнутри, сочувствие и любовь исходили от нее словно солнечный свет.
Отметив это, Хейвен ощутила вспыхнувшую в ее груди тоску. Это напомнило ей о матери. Как же сильно ей ее не хватало, особенно в подобные дни, когда ей нужно было с кем-нибудь поговорить – с тем, кто по-настоящему знал ее и смог бы помочь ей мудрым советом.
– Кажется, ты жутко рано встала? – спросила Селия.
– Похоже на то, – Хейвен вновь развернулась к окну. Очертания машины Кармина становились все отчетливее в исчезавшем с каждой секундой полумраке. – Мне не спалось. Слишком много в голове разных мыслей.
– Например?
– Всё подряд.
Селия рассмеялась.
– Что ж, это определенно все проясняет.
Хорошее настроение Селии было настолько заразительным, что Хейвен удалось улыбнуться.
– Кармин вернулся вчера очень поздно. Его не было весь день. Он сказал мне, что поехал за покупками, но в итоге домой ничего не привез.
– Ах, покупки, – Селия понимающе вздохнула. – Коррадо тоже пользовался этим предлогом. Но ему, правда, хватало ума заехать в магазин по пути домой, и что-нибудь купить. Как правило, он покупал цветы, надеясь подкупить меня ими. Веришь или нет, но я даже немного скучаю по тем дням. Больше он не утруждает себя подобным.
– Цветами?
Селия вновь рассмеялась.
– Поиском предлогов, детка… хотя, цветы бы тоже не помешали. Давненько их не было.
Хейвен теребила свою футболку, обдумывая слова Селии.
– Вас не удручает то, что Вам лгут?
– Поначалу меня это расстраивало. Я жутко злилась на него, считая, что он мне не доверяет. Я сказала ему о том, что мне хочется иметь такие отношения, в которых мы будем обо всем рассказывать друг другу.
– Что изменилось?
– Однажды он всё мне рассказал. И я никогда больше ни о чем не спрашивала, – закрыв глаза и окунувшись в воспоминания, Селия покачала головой. – Думаю, им так проще – оставлять свои дела за пределами дома. Пожалуй, приятно осознавать, что имеется своеобразное святилище, одно-единственное место, в котором они хотя бы ненадолго могут перестать быть mafiosi. Я никогда не смогу забыть всё то, что он мне рассказал в тот день, и то выражение его лица... Я не одобряю того, что мой муж убивает людей, и, несмотря на то, что я все же выбираю из двух зол меньшее, предпочитая его смерти гибель других, я поняла, что не хочу ничего об этом слышать.
Хейвен пребывала в замешательстве.
– Даже подумать не могу о том, что Кармин будет таким. Это будет не он. Не тот человек, которого я знаю. Он не… убивает.
– Ты права, – согласилась Селия. – Аналогичная ситуация сложилась с Винсентом. Маура боялась того, что тот мужчина, которого она любила, попросту исчезнет, но этого не случится, если у них будет на то причина. В глубине души Кармин всегда будет прежним. Он столкнется с вещами, о которых он пожелает забыть, и его будет снедать чувство вины из-за того, чего контролировать он не может, но разве не все мы такие? В конечном счете, твоя любовь все равно его спасет.
Хейвен нахмурилась.
– Я больше не уверена в этом.
– Ты просто напугана, – сказала Селия, обнимая Хейвен и гладя ее по голове. Этот жест вновь напомнил ей о матери – она делала точно так же, когда Хейвен была маленькой. Засевшая в груди тоска разгорелась с новой силой. – Кажется, вы оба считаете страх однозначно плохой вещью. Но это не так, страх подгоняет нас и охраняет, предупреждая об опасности. Когда страх проходит, ты перестаешь бороться. Теряешь мотивацию. Перспективу. Поверь мне, лучше этого не делать.
Услышав раздавшийся позади них шум, Селия выпустила Хейвен из своих объятий и обернулась, напрягшись. Прислонившись к дверной раме, Коррадо скрестил на груди руки.
– Я не помешал?
Хейвен опустила взгляд. Она не видела Коррадо с момента их прибытия. Все свое время он проводил наверху, избегая остальных членов семьи.
– Нет, сэр.
– Разумеется, помешал, – ответила Селия. – Мы тут секретничали.
– Так я и подумал, – сказал Коррадо. – Я думал, мы договорились о том, что ты не будешь в это вмешиваться.
– А я думала, что ты знаешь меня куда лучше, – парировала Селия. – Нельзя быть таким простаком, Коррадо.
Хейвен с удивлением посмотрела на Селию, ошарашенная тем, что она могла разговаривать с Коррадо в подобном тоне.
– Прощу меня простить за то, что я понадеялся на то, что ты хотя бы раз прислушаешься к здравому смыслу, – ответил Коррадо. – Вмешательство в личную жизнь других людей…
– …не принесет ничего, кроме боли, – закончила Селия, перебив его. – Я в курсе. Ты повторяешь это в миллионный раз, но, ради всего святого, они же всего лишь дети.
– Они – взрослые люди, – сказал Коррадо. – И то, что они считают нужным делать в своей личной жизни, нас совершенно никак не касается.
Селия сухо рассмеялась.
– Никак не касается? Ты забыл о том, что поручился за нее?
– Это не значит, что теперь я должен распоряжаться ее судьбой! – резко ответил Коррадо, бросив на Хейвен такой взгляд, от которого у нее по позвоночнику пробежал холодок. Никогда еще ей не доводилось видеть, как он повышает голос.
– Нет, но ты должен помогать ей!
– Я знаю о своих обязанностях, – холодно ответил Коррадо. – Я присмотрю за ней.
– Точно так же, как и за Маурой? – спросила Селия, приподняв брови. – Ты и тогда просил меня не вмешиваться, заниматься своими делами. И что из этого вышло?
– Я не отвечал за Мауру. За нее отвечал Винсент.
– Ты прав, – ответила Селия, – но ты отвечаешь за Хейвен.
Коррадо промолчал, смотря на свою жену с непроницаемым выражением лица. Селия ни на мгновение не дрогнула под его взглядом, несмотря на нараставшую с каждой секундой напряженность. Ощутив воцарившуюся в кухне атмосферу, Хейвен занервничала. Повысившееся давление вызвало у нее головокружение.
– Я… думаю, я здесь лишняя, – прошептала она, разворачиваясь к выходу. Выйдя в фойе, она услышала твердый голос Коррадо, заставивший ее остановиться.
– Стой.
Обернувшись, она увидела, что Коррадо прошел следом за ней. Мельком взглянув на нее, он направился в гостиную. На мгновение растерявшись, Хейвен медленно проследовала за ним.
Несмотря на солнце, видневшееся над кронами деревьев, комната была наполнена зловеще тусклым светом. Не издавая ни звука, Хейвен присела на диван и сосредоточила все внимание на своих руках, намеренно избегая проницательного взгляда Коррадо.
– Ты знаешь, что такое поручительство, Хейвен? – спросил он, нарушив повисшую в комнате тишину, окутавшую гостиную словно густой, ядовитый туман.
Хейвен решительно кивнула, по-прежнему не смотря на Коррадо.
– Кармин сказал, что у Вас будут проблемы, если я когда-нибудь заговорю о своем происхождении, но, клянусь, этого никогда не случится.
Подняв руку, Коррадо призвал Хейвен к тишине, пресекая ее попытки оправдаться.
– Дело не только в этом. Важно не только то, что и кому ты говоришь… но и то, что ты делаешь. Люди, подобные мне, каждый день берут на себя ответственность за других – за соратников, друзей, членов семьи. Мы клянемся в том, что это хорошие люди, которые никогда нам не навредят. Мы клянемся в том, что им можно доверять. Если же мы ошибаемся, то это означает, что мы солгали. Это означает, что своим существованием в этом мире, своими жизнями они не приносят нам никакой пользы. Несмотря на то, что теперь ты вольна сама распоряжаться своей жизнью, я не могу допускать каких бы то ни было сомнений, поэтому сложившиеся обстоятельства диктуют нам некоторые ограничения.
Хейвен напряглась.
– Ограничения?
– Да, ограничения, – сказал Коррадо. – Но они куда лучше, чем существующая для них альтернатива.
– Какова она?
– Альтернатива заключается в возможности остаться у Сальваторе, – ответил Коррадо. – Или умереть. Не знаю, какая из возможностей кажется тебя худшей, но ни одну из них приятной не назовешь. Поэтому я на стороне ограничений. Ко всему, у каждого из нас они есть. Масса людей ограничена многообразными барьерами – необходимостью пристегиваться, не брать чужого. Католики ограничены заповедями – не желай жены ближнего твоего, не произноси имени Господа всуе. Монахи берут на себя обет безбрачия, юристы и священники соблюдают конфиденциальность, а мы, Хейвен, даем обет молчания и лояльности. Все мы живем в одном и том же аду, только дьявол у нас всех разный.
Сделав паузу, Коррадо поправил свое обручальное кольцо. Не сумев подобрать нужных слов, Хейвен решила промолчать.