Так и текли наши дни. За эти годы я прочла, наверное, тысячу книг и выучила несколько сот музыкальных произведений. Кристиан внимательно слушал меня, но сам говорил очень мало, с чужими людьми - вообще никогда. Потому меня так поразило, как быстро вы с ним сблизились! Впрочем, теперь ты можешь представить, насколько сильно отличаешься от тех женщин, жизнь которых Кристиан наблюдал с детства, - прямая, искренняя, открытая, как сама природа, как ветер и океанские волны. - Шанталь улыбнулась, но улыбка получилась очень грустной. - Так вот, я копила деньги. Стремясь выжать из моего покровителя лишний франк, я шла на любые уловки, я разыгрывала страсть, вызывала жалость, а случалось, попросту вытаскивала деньги у него из кармана. Разумеется. Кристиан не знал об этом, хотя, конечно, ему было известно, за чей счет мы живем. Через пять лет месье Леблан умер - ведь он был уже немолод. И тогда я вновь задала сыну вопрос: чего он хочет? И он снова сказал про остров. Я наняла человека, и он нашел это место и этот дом. Я продала все, что могла, кроме инструмента и книг. Я бросила свое ремесло, надеюсь, что навсегда, Подумать только, всю жизнь я провела в постели и видела лишь потолок, а теперь каждый день смотрю на небо, но какой ценой… - Она тяжело вздохнула и закончила так: - Из всего пережитого я сделала главный вывод: мир - один большой бордель, но даже в нем находятся безумцы, которые верят в настоящую, жертвенную любовь.
Она замолчала. Мари исподтишка разглядывала женщину, откровенные признания которой только что выслушала. Шанталь… Чувственное обаяние и хрупкая женственность. Однако ее взгляд был проницателен, тверд, его цепкость выдавала жестокий жизненный опыт. Ее вежливость была суховатой, попросту говоря, ей не хватало простодушия и сердечности, внутреннего тепла. Внезапно Мари вспомнила, как однажды рвала полевые цветы; они были нежны и красивы, но их липкая пыльца испачкала ей руки, и она долго не могла оттереть эти желтые следы. Нечто похожее девушка испытывала сейчас, после рассказа Шанталь. Только липкие следы остались у нее на душе.
- Значит, Кристиан никогда не сможет видеть? - спросила Мари.
- Скорее всего, нет.
- А если попробовать сделать операцию, вытащить пулю?
- Он может умереть, - сказала Шанталь. - Если доктора не решились сделать этого тогда, семь лет назад… К тому же у меня недостаточно денег: если я заплачу за операцию, нам не на что будет жить.
- А я бы попробовала! - с трагическим воодушевлением прошептала Мари. - Пусть бы даже он умер, а я была бы разорена.
- Ты просто слишком мало прожила на свете, - помолчав, ответила Шанталь.
- А что об этом думает сам Кристиан?
- Не знаю, Мари. Я боюсь спрашивать.
Шанталь остановилась. Небо пронизывали мириады светящихся точек; сейчас остров не казался замкнутым пространством, он был открыт всему миру, возможно, даже иным мирам. Мари подняла голову и посмотрела вверх. Внезапно ей почудилось, будто где-то там приоткрылись двери в царство возможного, в другую жизнь, где человек ставит перед собой цель и во что бы то ни стало добивается ее.
- Я найду способ вылечить Кристиана, - прошептала девушка.
Шанталь слабо улыбнулась в темноте.
- Господь благословит тебя, если ты сделаешь это, - сказала она. - Только не забывай о том, что за все приходится платить, и порою цена может быть слишком высокой. И еще, если ты все же решишь встречаться с моим сыном, сделай так, чтобы он не догадался, что тебе известна правда. Он ничего не знает о нашем сегодняшнем разговоре. И вообще, будь внимательна, когда общаешься с ним: Кристиан болен гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Он по-прежнему страдает жестокими головными болями и очень быстро устает. Просто чудо, что он все еще жив.
Потом она на мгновение прижала девушку к себе и легко прикоснулась щекою к ее щеке, после чего исчезла в ночи.
Мари поспешила домой. Во тьме слышалось тяжелое дыхание океана, но оно не пугало, в отличие от магической призрачности луны, чей свет, казалось, заглядывал прямо в душу. Окна ее дома сверкали ярким блеском, и сейчас это сияние было сродни спасению. Мари почти бежала. Рассказ Шанталь разрушил в ее душе какую-то крепость, уничтожил защиту от чего-то пугающе громоздкого, непонятного, нечистого. Девушка вспоминала прикосновения Кристиана, которые и влекли и опустошали, и свою дерзкую чувственность. Как теперь относиться ко всему этому? Как быть с головокружением и восторженным стуком сердца? Прежде она пребывала во власти своих желаний, а теперь не знала, что с ними делать. Раньше она не решалась возвыситься, теперь страшилась падения. Он не был так возвышен и непорочен, как она думала… Мари начинала понимать, что, возможно, Кристиан не так уж сильно страдает от своей слепоты, потому что прежде не видел ничего чистого и красивого. Она сказала Шанталь, что найдет способ вылечить ее сына. Могла ли стать лекарством ее любовь - спасением от тьмы, отчаяния и боли?
Прежде чем войти в дом, Мари оглянулась - вокруг было тихо, лишь откуда-то издалека доносился негромкий шелест. Девушка немного успокоилась.
Мать чинила одежду при свече. Отец, вероятно, уже спал - он вообще рано ложился. Лицо матери казалось осунувшимся, усталым.
- Я немного прогулялась… одна, - сказала Мари на всякий случай, но Жанна Мелен только кивнула, не поднимая глаз.
- Скажи, мама, - промолвила дочь, присаживаясь рядом, - когда отец женился на тебе, он… признавался в любви?
Мари ожидала любого ответа, кроме того, который услышала.
- Я не помню, - сказала мать.
На задумчивом лице девушки появилось выражение наивного удивления.
- То есть как? Можно ли не помнить такие вещи?
Мари уловила вздох.
- Это в двадцать лет кажется, что будешь помнить свою жизнь до мелочей. Но идут годы, слова, события, мысли наслаиваются друг на друга, как песок, и сквозь эту толщу мало что можно разглядеть, да и не хочется. А когда появляются дети, начинаешь жить еще и их жизнью. Всего не упомнишь!
Девушка знала, что кроме них с Корали у матери родилось еще три мальчика, но все они умерли во младенчестве, как подозревала Мари, от не слишком хороших условий жизни.
- Но ведь это, наверное, было важно для тебя.
- Тогда - может быть, а сейчас уже нет.
"Ей никогда меня не понять", - подумала Мари.
…Она встретилась с Кристианом через несколько дней, как всегда, неподалеку от его дома.
В густой траве запутался легкий туман, листья папоротников походили на замысловатое кружево. Над головой проносились птицы, и их крылья блестели, как лакированные.
Подойдя совсем близко, Кристиан нежно улыбнулся, и эта улыбка проникла в самое сердце Мари. Она заметила, что он очень взволнован, хотя и старается это скрыть.
Они немного поболтали о том о сем, прогуливаясь вдоль густых кустов боярышника, потом молодой человек неожиданно остановился и, взяв руки девушки в свои, негромко произнес:
- Самое скверное, что я не вижу неба, воды и огня. Человеческие лица мне безразличны, все, кроме твоего лица, Мари. Быть рядом с тобой - это лучше, чем видеть, это значит - по-настоящему жить. Самое большее и самое меньшее, что я могу тебе предложить, - это выйти за меня замуж. Мы могли бы гулять, ты читала бы мне вслух, а я рассказывал бы тебе о чем-нибудь. Поверь, нам было бы хорошо вместе. Моя мать не стала бы нам мешать. У меня есть только моя любовь к тебе и больше ничего, я это понимаю, и все же решаюсь сделать тебе предложение.
Он отпустил ее руки и умолк.
- Зачем я тебе? - прошептала девушка.
- Я люблю тебя! - произнес он срывающимся голосом.
- Ты никогда не видел меня!
- Но я знаю тебя.
Она покачала головой. В его незрячих глазах отражалось ее задумчивое лицо. Она знала: стоит согласиться, и ей уже никогда не вырваться отсюда. Она примет на себя груз ответственности за его судьбу, И совесть не позволит ей уехать. К тому же у них не получится жить так, как он мечтает: кто-то должен заботиться об их будущем. Очевидно, придется ей, Случалось, женщины работали наравне с мужчинами и кормили семьи. Им приходилось несладко. Их молодость была коротка, как жизнь бабочки-однодневки. Мари не хотела для себя такой судьбы.
И все же она сказала:
- Я подумаю, Кристиан.
Его лицо просветлело.
- Но ты должен рассказать мне о себе, ведь я ничего о тебе не знаю!
Это было жестоко, она понимала, что не следует задавать таких вопросов. Мари заметила, что молодой человек сжал палку так, что его пальцы побелели.
- Я ослеп в результате… несчастного случая. Я хотел себя убить и выстрелил себе в голову. Но не умер. Врачи сказали: "Редчайший случай". Что еще тебя интересует?
- Ничего, - прошептала Мари. - Прости. Я знаю, тебе нелегко вспоминать прошлое.
- Я никогда о нем не думаю и не хочу думать. Меня интересует настоящее, а с недавних пор - и будущее.
- Ты очень любишь свою мать? - спросила Мари.
- Да. Она замечательная. Она единственная, кто мне помог и поддержал меня. Не сердись на нее зато, что она сказала тебе тогда. Это просто материнская ревность. На самом деле ты ей нравишься.
Девушка помолчала. Потом улыбнулась.
- Я даже чувствую твою улыбку, Мари, вот как хорошо я тебя знаю, - произнес Кристиан и нерешительно прибавил: - Если ты мне откажешь, не думай, я ничего с собой не сделаю. Я говорю это, чтобы ты не чувствовала себя обязанной. Если я получу твое согласие, то сразу пойду к твоим родителям. Все зависит только от того, любишь ли ты меня.
"К сожалению, не только от этого", - подумала девушка, но ничего не сказала.
- Полагаю, какое-то время нам не следует встречаться…
- Да, так будет лучше, - кивнула она.
В тот же день Мари узнала, что мать собирается съездить на Большие скалы, навестить Корали. Девушка обрадовалась. Она решила, что тоже поедет: ей хотелось посоветоваться со старшей сестрой.
Глава 4
Мари ныряла, всплывала на зыбких волнах, быстро хватала ртом воздух и снова уходила под воду. Внизу было удивительно красиво. Сеть разноцветных прожилок на поверхности огромных шероховатых камней искрилась в толще воды, пронизанной солнечными лучами и оттого похожей на зеленоватое стекло. Скалы, превращенные водой и ветром в арки и колонны, были испещрены бликами и сияли, как великолепная мозаика. Нагретый воздух слегка дрожал над водой, он тоже приобрел аквамариновый оттенок, хотя при этом был прозрачен, как вода.
Мари опускалась все глубже, туда, где шевелились водоросли, словно развеваемые неведомым ветром, где к поверхности подводных камней лепились перламутровые раковины и рос бархатистый темно-зеленый мох. Иногда ей чудилось, будто именно здесь, в этой глубине бьется таинственное сердце океана…
Наконец девушка замерзла, устала, а потому вынырнула и поплыла к берегу, предвкушая, как будет греться на горячих камнях. Эта крохотная бухточка была излюбленным местом ее купания: сюда редко залетал резкий ветер; белесоватую отмель весело бороздили небольшие пенные волны.
Вдруг Мари замерла. Она заметила мужчину; он стоял возле того места, где она оставила одежду, и смотрел прямо на нее. Подплыв ближе, девушка поняла, что это Эжен. Она растерялась, видя, что он не намерен уходить. На нем, как и в первый раз, были одни только парусиновые штаны, и по будто вытесанному из золотистого камня телу стекали жемчужные капли воды.
Прошло несколько минут, и Мари вышла из моря, точно Ева из хаоса. Чтобы хоть как-то прикрыть тело, она перебросила мокрые пряди длинных черных волос на грудь. Ресницы у нее намокли и слиплись, а глаза сверкали пронзительным ярким блеском; казалось, из их глубин вылетают синие молнии. Во всем ее облике чувствовалась стремительность, открытость и безыскусная красота. Такой ее сделали вода, солнце, воздух, свобода сурового края, в котором она выросла. Как и эти камни и волны, она никогда не задавалась целью очаровывать и пленять, и вместе с тем от нее нельзя было отвести взгляда.
Эжен смотрел на девушку и был не в силах сдвинуться с места.
Между тем Мари молча прошла к своей одежде и рывками натянула платье на мокрое тело. Потом нагнулась, подняла камень и бросила Эжену в лицо.
Он не ожидал этого и потому не успел увернуться.
- О боже! - пробормотал он, опускаясь на песок и закрывая нос и губы ладонью. Между пальцами сочилась кровь.
Мари выпрямилась во весь рост и произнесла звенящим от гнева голосом:
- Нечего было на меня глазеть!
- Я не хотел. Так получилось. Просто вы самая красивая девушка, какую я когда-либо видел в жизни.
- Нет, вы хотели! - упрямо сказала она. - Вы сделали это нарочно.
- Нуда… - Он отнял руку от лица и обезоруживающе улыбнулся: - Я приплыл сюда, потому что надеялся вас встретить. И встретил… - Он потрогал кровоточащую ссадину. - В других краях девушки не такие.
- В каких других?
- Разных. Я много где побывал.
Он посмотрел на Мари. Глаза у него были голубые, взгляд незамутненный и серьезный. Она не удержалась и спросила:
- Где вы научились так хорошо плавать?
- Я родился в Марселе, в семье портового грузчика. Мое детство прошло у моря. Только там оно теплее, у него другой характер. Ваше море строже, суровей. Но здесь мне тоже нравится. Было бы неплохо остаться тут навсегда. Начать новую жизнь с девушкой вроде вас. - И, усмехнувшись, прибавил: - Только если не будете драться.
Неожиданно для себя Мари рассмеялась. Потом поинтересовалась:
- Зачем вы все-таки приплыли на мой остров?
Эжен улыбнулся:
- Я так и знал, что он ваш. Я же сказал зачем. А еще подумал: "Если не увижу ту девушку, найду красивую ракушку, и она будет напоминать мне о ней". Кстати, как вас зовут?
- Мари.
Он внимательно посмотрел на нее.
- Вам очень идет это имя.
Она нахмурилась.
- Может быть. Но мне пора.
- Жаль. Возможно, я еще приплыву сюда.
- Как хотите, хотя должна признаться, у нас не любят чужих. Про вас говорят, будто вы приехали, чтобы распродать наши острова по кусочкам! Вы разворовываете то, что веками принадлежало живущим здесь людям! - запальчиво произнесла Мари.
Эжен удивился:
- Какая глупость! Мало что принадлежит кому-то веками! Подозреваю, сто лет назад здесь вообще никто не жил! И потом, что значит "распродавать остров по кусочкам"? Если ваш гранит будет пользоваться спросом, жители острова станут жить богаче, разве не так? А я всего лишь один из рабочих, что дробят этот камень. Вот уж не думал, что о нас идут такие разговоры! - Он выжидающе смотрел на девушку, но она молчала, сжав губы. Тогда он сказал: - Ладно. Всего вам хорошего, Мари. Не сердитесь. Прощайте.
Он ушел, а Мари все стояла, позабыв о том, что нужно хотя бы отжать волосы. Впрочем, платье совершенно промокло, отчего девушку пробирала дрожь, но она, казалось, не замечала этого. Внезапно у нее испортилось настроение и, как ни странно, именно потому, что она уловила в Эжене родственную душу. По-видимому, он, как и Мари, родился в бедной семье, жил у моря и стремился к большему, но у него ничего не получилось. И вместе с тем в нем не чувствовалось душевного надлома, как в Кристиане, от него исходило ощущение здоровья, физической силы, ловкости я сноровки - всего того, что Мари привыкла ценить в людях. Ей понравилось, как Эжен сказал, что у здешнего моря другой характер. Для Кристиана все, что происходило вокруг, служило фоном для его собственных переживаний и мыслей, а Эжен, как и Мари, воспринимал море как живое существо. И не только потому, что его населяло множество растений и животных Скорее, сущность моря заключала в себе нечто похожее на душу, совершенное, неповторимое, загадочное, обладающее неотразимой силой. Понять душу человека нелегко, разгадать тайну души моря еще сложней. Тому, кто ее раскроет, станут доступны многие тайны мироздания, будет понятен замысел Бога.
Через несколько дней Мари с матерью поехали навестить Корали. День был удивительно ясный; казалось, под водой колышется солнце - она была прозрачна и светла. Скалы оплели гофрированные ленты водорослей; они колыхались под водой, словно в некоем таинственном танце, и россыпи раковин на дне искрились, как драгоценные камни.
Когда лодка причалила к заменяющим пристань мосткам, Мари легко спрыгнула на берег. Мать не спеша выбралась следом, и они направились к дому, где жила Корали.
Сестра встретила их с достоинством замужней женщины. Она выглядела немного усталой, но спокойной. Стены в крошечной кухоньке были отмыты от копоти, а еще Мари заметила новую посуду и веселенькие занавески на окнах. На Корали был белоснежный чепец, накрахмаленный передник и новое, довольно безвкусно пошитое платье, но по сравнению со старой одеждой Мари и эта обновка выглядела нарядом.
Внезапно девушка подумала о Кристиане и Эжене. Первому было все равно, во что она одета, потому что он был слеп, а второму… потому что он слишком хорошо разглядел ее без одежды.
Довольная приездом родных, раскрасневшаяся от кухонного жара Корали подала на стол неизменную жареную рыбу, овощи со своего огорода и только что испеченные пшеничные лепешки.
После обеда, помогая Корали мыть посуду, Мари украдкой шепнула:
- Ко мне сватается один парень.
- Это кто-то из наших? - живо отозвалась Кора.
- Нет. Помнишь, тот слепой парижанин, о котором я тебе рассказывала?
- И что говорят родители?
- Они еще не знают. Сначала он хочет получить мое согласие.
- А он… богат?
- Не думаю. У его матери есть кое-какие сбережения, но этого не хватит надолго, он мне сам говорил.
- Тебе будет нелегко с таким мужем, - помедлив, заметила Корали.
- Знаю. Но он особенный. Здесь таких нет. Он говорит что любит меня.
Мари ожидала, что сестра спросит: "А ты его? - но Корали промолчала. И тогда девушка сама задала вопрос:
- А как ты? Тебе хорошо с твоим мужем?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты понимаешь что! - с нажимом заявила Мари, вспоминая минуты, когда Кристиан целовал и гладил ее шею, плечи и грудь, и волнующие ощущения, которые она испытала.
- Ты не должна об этом спрашивать, ведь ты еще девушка, - пробормотала Кора.
- Потому мне интересно. Мне уже двадцать лет. Возможно, Я сама скоро выйду замуж.
Тогда Корали произнесла загадочную фразу:
- К этому нужно привыкнуть.
- И все-таки что ты мне посоветуешь? - промолвила Мари.
- Я не знаю, что сказать, - ответила сестра. - Полагаю, вряд ли отец даст согласие на этот брак.
После этого разговора Мари отпросилась погулять по округе, предоставив матери и Коре возможность поговорить наедине.
На Больших скалах, как и на ее родном острове, величаво царили скалы, облака и океанские волны. Здесь было больше домов, чем на Малых скалах, но улочки немощеные, в рытвинах; много полезной зелени, но немало и бурьяна.
Незаметно Мари дошла до огромной каменоломни. Кругом громоздились камни, витала мельчайшая пыль, слышались нестройные удары кирками.
К ней подошел какой-то человек и резковато произнес:
- Что вам здесь нужно, мадемуазель?
Мари ответила не менее твердо и резко:
- Я хочу видеть Эжена!
Человек нахмурился, глядя на эту девушку, по виду местную жительницу.
- Эжена Орвиля?
Мари не знала фамилии и потому ответила наугад:
- Да.