С юных лет Дарья Васнецова несла на плечах тяжелый груз ответственности. Все важные проблемы большого семейства решала только она. Даша устроила жизнь родственников, нашла свое призвание, но оставалась одинокой. Игорь Власов, руководитель крупного агрохолдинга, построил бизнес с нуля и за восемь лет добился потрясающих успехов. Но когда он возвращался домой, его встречала холодная пустая квартира… Они встретились по воле случая, в театре. В первую же секунду Игорь понял, что Дарья будет его женой. Вскоре их ожидал незабываемый отдых в Италии, романтические вечера. И вдруг в микроавтобус Дашиной фирмы на полном ходу врезается КамАЗ…
Татьяна Алюшина
На грани счастья
- Ну нет, дорогая! - заявил Гришка и, ухватив Дарью за руку, выдернул ее с начальственного места. - Раз уж я пропустил все самое интересное, сядешь со мной, учиню тебе допрос с пристрастием!
- И кто виноват, что ты всегда "норовишь прийти, когда разгар событий кончен"? - посмеиваясь, процитировала она его же любимую фразу и включила начальницу: - А кстати, почему мы тебя все ждали? Ты где задержался-то, конь наш вороной? Не по амурным ли делам?
- Об этом позже! - подражая актеру Буркову из известного фильма наклоном головы, выражением лица и отсекающим жестом руки, отложил вопрос Гришка.
И, не выпуская ее руки, двинулся по проходу, но был остановлен молниеносным движением Эллочки, ухватившей начальницу за свободную руку.
- Нам тоже интересно! - возмутилась Эллочка. - Пусть она здесь сидит и всем рассказывает!
- А я буду громко ее пытать! - пообещал Гришка, состроив инквизиторскую мину, чмокнул Эллочку в нос, высвобождая из ее цепких лапок "подследственную".
Эллочка поборолась для виду, но сдалась, как и следовало ожидать. Одержав викторию в баталии за эксклюзивное внимание начальницы, Гришка двинулся далее по проходу, таща Дарью за собой, к месту своей обычной дислокации в автобусе, на последнее двойное сиденье.
Закинул почти небрежным жестом свой ноутбук на задний, четырехместный ряд сидений. На аккуратно сложенный, мягкий - заметьте! - мягкий реквизит, позволявший расчетливую демонстрацию такого небрежения к любимому предмету производства и, собственно, всей жизни. Чуть оттеснив Дарью, Комаров лихо скакнул на облюбованное место у окна, картинным, нарочитым жестом указав ей на сиденье рядом.
Дарья с сомнением посмотрела на предложенный "пыточный стул", повернулась к салону и с тем же сомнением посмотрела на свою команду.
Народ замер в последней стадии разбираемого любопытства, готовый внимать "чистосердечке". Аж повыворачивались все на своих местах, Ленка с Оксаной так вообще встали на своих сиденьях на колени, высунув любопытные головушки над спинками кресел.
- Ладно, Малюта! - сдалась с театральным вздохом смирения Дарья. - Чини свой допрос, изувер!
Гришка в предчувствии интриги развернулся спиной к окну, дождался, когда Дарья сядет, и с улыбкой кота, интересующегося у пойманной мышки: "Жить хочешь?", нежненько так спросил:
- Ну что, Дарь Васильна, согрешила?
И Дашка, собравшаяся было подыграть, сценически вздохнула и принялась каяться, глядя в этот момент почему-то не на Гришку, а дальше, поверх его плеча в окно.
Вот почему?!
То ли щелкнуло что-то в уме, то ли боковым зрением уловила некое странное, нелогичное движение - бог знает!
Она единственная в эти последние четыре секунды смотрела за окно на перекресток, который они проезжали! Все смотрели на них с Гришкой!
Даже водитель Михалыч, хоть и не сводил взгляда с дороги, внимательно слушал, что происходит в салоне, периодически многозначительно хмыкая и качая головой из стороны в сторону, не отставая от коллектива, - веселился!
А Дашка смотрела в окно! Единственная смотрела и видела летящую на них смерть!
И что-то случилось в этот момент с ее сознанием, оно словно включило какие-то резервные механизмы, вытворяя немыслимые штуки… Движение вокруг нее как бы замедлилось, растянувшись во времени, как муха, залипшая в меду, еле барахтающаяся в тщетной последней надежде спастись.
И окружающее пространство стало ярким, четким до самой миллиметровой детали, как выхваченное мощным прожектором. Находившиеся в автобусе люди, выражение их лиц, детали одежды, даже обивка кресел казались насыщенней, как на проявившейся картинке, и грузовик за окном, несущийся наперерез их автобусу, его цвет, номер и лежащая на руле голова водителя, поблескивающая вспотевшей лысиной в обрамлении коротких седых волос, мотыляющаяся от движения в разные стороны. И пляшущие в солнечном луче пылинки рядом с улыбающимся лицом Гришки…
И только мысли не попали в эту тягучую медовость, проносясь в голове с обычной скоростью, но тоже как-то странно - пучком, по нескольку сразу - осознаваемые, ощущаемые.
"Мы не успеем!" - констатировало Дашкино сознание.
И чей-то незнакомый металлический голос, как метроном в ее голове, отсчитывал секунды:
"Раз…"
"Нет, господи, нет!"
"Два…"
"Я не хочу!!!"
"Три…"
В последний момент отсчитываемого междусекундья Дашка успела рвануть на себя Гришку от стекла, от смерти, и обхватить его голову рукой!
"Четыре!!!"
Их отбросило к правой стороне автобуса, и в дробленые мгновения этого полета она слышала жуткий грохот корежащегося металла, звон бьющегося стекла и успела подумать: "Ты ошибся, не судьба!"
И почувствовала чудовищную, какую-то нечеловеческую боль сразу в нескольких местах тела, сопровождаемую колокольным звоном в голове от удара. И провалилась в темноту.
- Дашка!!!
Откуда-то сбоку продирался, прорывался в темноту, где она находилась, чей-то голос.
Он был здесь инородным, чуждым, отвергаемым самой сущностью черноты, но, разрывая в клочья от самой границы тьму-тьмущую, крушил, настаивал:
- Даша!!!
…И-и-и-и - хлоп! Включилась, вернулась в присутствие Дарья.
"Да, да. Я здесь", - мысленно ответила она зовущему голосу.
И попыталась открыть глаза.
И следом за вернувшимся сознанием ее догнали шаставшие где-то до сих пор ощущения, чувства, жизнь.
И запах! И вкус!
Она почему-то никак не могла разлепить веки, что-то теплое, вязкое мешало им открыться, это первое, что ощутила Дашка, а следом хлынули всем скопом, как из прорвавшейся трубы, спешившие заявить о себе иные чувства.
Запах, такой странный, перенасыщенный. И металлический вкус во рту. И что-то теплое текло ей на лицо.
Дашка сильно зажмурилась и попыталась разлепить веки еще раз, получилась лишь слабая щелочка света, она повторила несколько раз "жмурки", с третьей попытки смогла разлепить веки… и ни черта не увидела, кроме ярко-алого фона перед глазами.
Дашка интуитивно потянулась протереть глаза, но такое, казалось бы, простецкое движение не получилось, - руку чем-то сильно придавило. Дарья попробовала другой, левой рукой - эта шевелилась, хоть по ощущениям тоже была прижата.
Тогда она попробовала двигаться всем телом. И обнаружила ужасное: двигаться она не могла!
Вернее, не совсем так глобально: "не могла", тело-то двинулось совсем немного, но это отозвалось такой чудовищной и разнообразной болью в нем!
Болью ужасной во всех частях этого самого тела!
Господи боже мой! Зачем она только отозвалась на тот голос и выбралась из темноты?!
Боль!!!
Колющая, режущая, разрывающая, жгучая, сильнейшая!! Везде!
Но и это, как ни замедлило выясниться, оказалось не самым страшным!
Она не могла дышать!
Придавленная чем-то тяжелейшим, неподвижным сверху и, черте поди знай, чем-то еще с боков, Дашка не могла вдохнуть!
Безумная, жуткая, чернюшная паника накрыла ее, как утопила, с головой, утягивая в безвозвратный омут! И она погружалась, трясясь всем нутром от животного ужаса, судорожно распахивая рот и пытаясь, пытаясь, пытаясь вдохнуть!
Ей хотелось кричать, орать надсадно! Разорвать горло и легкие криком и пробиться, пробиться к вдоху, к воздуху, пусть к боли, но к жизни!!
- Даша!!!
Краем затухающего сознания она снова услышала тот же голос, очень знакомый, важный, единственно нужный и правильный сейчас голос…
И паника с ее напарником - безумием, уже почти пожравшие Дарью, отпустили, отступая перед силой и властностью зовущего ее по имени голоса.
"Я сейчас, сейчас!" - подумала она, как пообещала.
И волевым сверхусилием мысленно ухватила себя за горло, заставляя прекратить суетные, бесполезные попытки вдохнуть, ослабляя, ослабляя, изгоняя убийственный панический ужас, вспомнив, как учил ее папа:
"Если подавилась или у тебя перехватило горло так, что не можешь вдохнуть, сразу - запомни - сразу! - прекрати делать попытки вдохнуть и пугаться перестань! И очень осторожно, потихоньку втягивай воздух через нос!"
Очень осторожно, через нос она попробовала втянуть воздух…
И закашлялась, втянув вместо воздуха в горло вязкую горчащую массу! И почувствовала такую обжигающую, непереносимую боль в легких, что на мгновение перед глазами поплыли темные круги в ярких салютных вспышках!
"Спокойно! - успела прикрикнуть на себя Дарья до наступающей уже паники. - Еще раз!"
Еще раз! Очень осторожно!
Перестали дергаться. Остановились. Втягиваем воздух через нос. Ос-то-ро-жно!
И получилось! Тоненькой струйкой воздуху удалось пробраться в легкие!
Еще раз - остановились, не дышим, вдыхаем! Еще раз!
"Разлепи глаза, что ты зажмурилась!" - покрикивала она на себя.
Разлепила - алая, яркая пелена!
Дарья принялась осторожно высвобождать левую руку.
Господи, как же ужасно больно! Везде! От любого сантиметрового движения, от осторожного вдоха - больно!
"Давай, давай, Дашенька, ты справишься!" - как могла подбадривала она себя.
Вытащила! Протерла глаза и посмотрела - красное!
Стоп! Красное - это у нее на пальцах, но пальцы-то она видит!
И вот тут-то случился самый полный, настигнувший ее амбец! Оказалось, что до этого момента был еще "марципанчик", почти белая полоса! И - бац! - она осознала и вспомнила все и в один миг! Сразу!
"А вот это провал, Штирлиц!" - почему-то подумалось ей именно этой фразой. Странно, но что-то близкое к истине.
Она услышала стоны, чье-то безудержное рыдание, какую-то суету и крики, голоса там дальше за стонами и плачем и наконец поняла, что чувствует перенасыщенный тошнотворный, резкий запах крови.
И вкус крови…
Протерев глаза еще раз, Дашке удалось сфокусировать зрение и разглядеть, что на ней лежит человек, придавивший ее всей массой. А сверху него, погребая их под собой, навалено что-то непонятное, и через это непонятное пробивается приглушенный свет разных ярких оттенков. И человек лежит странно - его голова упирается ей в правое плечо, а из его шеи в верхнюю губу Дашки струей, порциями в ритме бьющегося сердца хлещет кровь.
Не успев ничего сообразить, она протянула руку и сильно, тремя пальцами, надавила на рану, остановив этот "гейзер", и только потом поняла, что где-то слышала или видела по телевизору, что именно так надо делать.
Зачем? Какая разница сейчас - надо и надо! Главное - сильно давить и не давать крови вытекать. Кто лежит на ней, Дарья так и не поняла в те первые минуты.
- Даша!!!
Совсем рядом проорал тот же голос, знакомый, родной, но так ею и не опознанный до сих пор, и она рванулась ответить, позвать…
И кровь, которой был полон ее рот, перекрыв горло, протекла в желудок. И Дашка поняла одновременно два факта: первое - что ее сейчас вырвет, и второе - что она задохнется от этого!
Совсем! Окончательно!
И ей показалось, что у нее завыло сердце, как-то по-волчьи безысходно завыло, прощаясь, что ли.
"Нет! Нет! Нет!" - просила и уговаривала она себя.
Ей нельзя умирать! Она не хочет, не может, не будет умирать!
Из глаз потекли бессильные слезы смирения перед поражением, перед пониманием, когда осознаешь, что все! Все! И ничего уже не сделать!
"Плакать нельзя!" - вяло подумала Дашка, почти уже сдавшись, отступив перед более сильной "дамой с косой"…
Почти…
- Даша!!!
Взорвался в мозгу, пробился через смертельное смирение голос зовущий.
"Власов!" - поняла наконец она.
И на вот такой малю-ю-юсенькой, ничтожной грани между небытием, уже принятым осознанно проигравшей, и еле державшими паутинами живой пока еще реальности она предприняла попытку жить.
"Власов!!" - рванула она к нему всем последним живым.
И ухватила жесткой рукой воли второй раз свое горло, и перестала дышать на время, и обматерила себя витиевато и с выкрутасами: "Так, Васнецова! Мать твою! Собралась! Подыхать в другой раз будешь! Сопли тут распустила! Какого хрена! Так! Плакать нельзя! Блевать тоже нельзя! Давай дыши! Медленно! Но со вкусом!"
И осторожно, осторо-о-ожно, медленно-медленно начала втягивать воздух носом!
Раз, два, три - вдох! Раз, два, три - выдох! Еще раз, еще раз, еще…
Вот так!
"Молодец! А ты испугалась! - похвалила себя, отчего снова захотелось плакать. - Нельзя, Дашенька! Дыши, дыши!"
Почувствовав, что жизнь вернулась, узаконилась и закрепилась, слабенько, но все же, и похватала и подбодрила себя: "Дыши, дыши! Власов тебя вытащит! И вытащит, и спасет! Уже спас! - И пропустила последнюю предательскую мысль: - От всего!"
И быстро-быстро заморгала, загоняя смертельно опасные в прямом смысле слезы назад, в стойло.
Засунув руки в карманы брюк, он стоял и смотрел на удаляющийся автобус, увозивший Дашку.
"Да ладно, Даш, не решила ты ничего, - скептически хмыкнул он про себя, - все ты знаешь теперь и все ты решила!"
Он улыбался, чувствуя еще тлеющее тепло в груди от ее последнего бесшабашного поцелуя.
- Игорь Николаевич, - выдернул его из теплой неги голос Марии Семеновны. - Я хотела еще раз поблагодарить вас! Мы все вам так благодарны! Дети в полном восторге! Впрочем, что я говорю, вы сами прекрасно видите. Вон машут до сих пор!
Власов нехотя оторвался от смакования внутренней радости и теплоты под созерцание удаляющегося автобуса, перевел взгляд на директрису, с нее на детей, которых пытались отвлечь от активного махания вслед уезжающей воспитательнице, и снова посмотрел на стоящую рядом женщину:
- Не за что, Мария Семеновна. Замечательно, что у детей получился праздник. Я и сам получил огромное удовольствие… - Засим господин Власов споткнулся словесно, но сумел-таки замаскировать заминку, добавив конкретики высказыванию: - От представления.
Вряд ли, даже обладая весьма красочным воображением, директор детского дома могла представить, какое именно удовольствие получил господин Власов.
Хотя…
Их утреннее совместное появление и Дашкин жаркий, совершенно сумасшедший поцелуй оставляли мало вариантов для толкования. Впрочем, чье бы то ни было мнение и суждение его волновали меньше всего, особенно в их с Дарьей случае. Но от одной этой словесной заминки у него пробежала горячая волна по позвоночнику, ударив еще не остывшими воспоминаниями в положенных местах.
- Вам тоже спасибо, Мария Семеновна, - поспешил соблюсти реверансы он, отвлекая себя от не совсем уместных в данном разговоре ощущений. - За прекрасную организацию как принимающей стороны.
- Это наша работа! - радостно ответила директриса.
Но Власов уже не слушал, кивнул и отвернулся, вновь посмотрев на уменьшающийся автобусик. Можно было так стоять и смотреть, пока он не превратится в точку на горизонте, на прямой, как стрелка вектора, дороге, и думать свое, но его уже отвлекли и мешали детский гомон и голоса воспитателей, утихомиривавших возбужденных ребятишек.
И Игорь уже разворачивался, чтобы идти к своему джипу, припаркованному у ворот лагеря, но поглядывал на дорогу.
Автобус отъехал где-то с полкилометра и приближался к перекрестку. Вот, пропуская по главной дороге автобус с проселочной перекрестной, подъехал и встал старенький синий жигуль, подняв шлейф пыли.
Власов уже шел к воротам и отворачивал голову, когда заметил что-то настораживающее там, на проселочной дороге, за жигулем. Он остановился, развернулся, вгляделся и увидел несущийся на огромной скорости КамАЗ.
"Козел! - ругнулся про себя Игорь. - Вот узнаю, что за лихач хренов, урою!"
Не снижая скорости, КамАЗ приближался к мирно стоящему жигуленку! Власов напрягся всем телом, сделав непроизвольный шаг вперед, быстро прикидывая расклад на дороге: успеет автобус проскочить или тормознуть, заметит его водила опасность слева, остановится грузовик?
"Нет!" - сначала понял, почувствовал он, отказываясь верить.
- Нет! - тихо, вслух, когда увидел, что, зацепив и отбросив левым бортом, как букашку незначительную, жигуль, КамАЗ пер на выехавший в это самое время на перекресток автобус.
- Не-е-ет!!! - заорал Власов.
Видя, как на всей скорости разогнавшийся КамАЗ врезается в левый бок мини-автобуса, круша и кромсая металл и убивая людей в нем!
Автобус, словно подброшенная игрушка, от удара отлетел на обочину и, перевернувшись, рухнул на крышу в кювет.
Власова вывел из ступора, остановив непроизвольный рывок к бегу, дикий крик сзади.
- А-а-а-а!!! - кричали несколько голосов одновременно.
Страшно, дико, как-то по-звериному кричали, но ему этот вопль помог!
От этого крика мозг переключился с животной потребности бежать и доставать из того месива Дашку на режим принятия решений, ответственности и необходимости быстрых разумных действий.
В какофонии звуков, неразберихе - вое-крике женщин, плаче детей, бешено бьющем барабаном в ушах стуке крови - он уже действовал.
- Молчать!! - проорал Власов, разворачиваясь назад.
И, стремительно двигаясь, практически бегом, к своему джипу, отдавал приказы на ходу - громко, четко, по слогам:
- Уведите детей! Мария Семеновна! Быстро! Вашего врача, медсестру, пусть возьмут бинты, жгуты, шины, обезболивающее, какое есть! Простыни, одеяла! Всех охранников и мужчин туда! Носилки, если найдете! Вызывайте скорую, ментов, пожарников! В МЧС я позвоню сам!
На ходу! Четко, конкретно, без истерик!
На бегу достал сотовый, вскочил в машину, завел и, разворачиваясь, выкручивая руль одной рукой, второй искал в записной книжке на телефоне нужный номер, начальника областного отделения МЧС. Там классные ребята, профи высшего уровня, он знал! Он очень хорошо знал, поэтому и звонил напрямую.
- Кондратьев! - ответили степенным голосом. Он уже мчался по дороге туда, к Дашке.
- Власов! Василь Кузьмич, на перекрестке возле детского лагеря "Солнышко", у меня здесь, КамАЗ врезался в "мерседесовский" мини-автобус. В нем двенадцать человек. Три парня, водила и восемь девчонок из Москвы. По ходу еще и жигуль зацепил с пассажирами. Давай своих на вертолете, а то районные пока дочапают!
Не прерывая разговора, завизжав тормозами, остановился у места аварии, выскочил из машины, с такой силой раззявив дверцу, что она аж заскрипела.
- Не лезь сам! - прокричал Кондратьев, поняв, что Власов уже в деле. - Рванет к е…й матери! Встречай борт, уже высылаю, мои разберутся! Слышишь, не лезь!
- Там восемь девчонок, Кузьмич, - ответил ровным голосом Власов.