– Как-нибудь в другой раз, – сказал он. – Я мог бы покатать вас, когда вы оставите собак дома. Мы выпили бы где-нибудь чаю… – при этой мысли его лицо оживилось, – или даже пообедали. Когда у вас выходной?
Ким пришлось признаться, что этот вопрос она еще не выяснила.
– Вам положен выходной раз в неделю. Нельзя же быть все время на побегушках у этой старушенции.
Ким расхохоталась.
– С тех пор, как я приехала в Мертон-Холл, я ни разу и полдня не проработала. Миссис Фейбер часто заводит разговор о своих мемуарах, но, видимо, она не способна сосредоточиться, чтобы начать работу. Или, возможно, она вообще не привыкла концентрировать свое внимание на чем-либо…
– Кроме себя, – добавил Боб, поджав губы. – Ей это очень хорошо удается, вы заметили?
– Мне кажется, это происходит оттого, что она предоставлена самой себе. Сын не слишком много уделяет ей времени.
– А дочь так просто удрала. Вы, кажется, еще не видели Нериссу? Вам станет ее немного жаль, когда вы с ней познакомитесь.
– Сейчас у нее неприятности с дочкой…
– С Ферн? – невозмутимо спросил он. – Характером она в отца, а внешность у нее от матери. Для Гидеона она свет в окошке.
– В самом деле? – неожиданно заинтересовалась Ким. – Не знала этого.
Но во время разговора с мистером Фейбером она поняла, что он очень гордится своей племянницей.
Послышался стук копыт по хорошо укатанной дороге, и к ним подъехала всадница на великолепном чалом скакуне. Ким показалось, что у нее не особенно привлекательная внешность, но всадница была, безусловно, молода и в седле держалась превосходно. А еще она была одета по всем правилам для верховой езды – котелок и безукоризненный шарф, хотя собиралась только дать поразмяться лошади, а вовсе не участвовать в охоте.
– Привет, – слегка протяжно сказала незнакомка, подъезжая к ним ближе.
Темные глаза с интересом осмотрели Ким, это были, безусловно, очень заметные глаза. В них как будто светились крошечные зеленоватые огоньки. Очень умеренная косметика в основном подчеркивала глаза, и казалось, они действительно притягивают к себе, как магнит. У нее была хорошая кожа, строго поджатые губы, отличная фигура.
– Добрый день, миссис Флеминг, – приветствовал ее Дункан. – Вы знакомы с мисс Ловатт?
– Нет. – Миссис Флеминг кивнула девушке с высоты. – Хотя, конечно же, слышала о вас. Новости в Мертоне расходятся молниеносно. Вы здесь, чтобы помочь миссис Фейбер облегчить ее душу… мемуары, кажется? Надеюсь, вы не умрете от скуки к тому времени, как доберетесь до последней главы.
– Думаю, что нет, – ответила Ким. Интуиция подсказывала быть очень осторожной с этой женщиной, чей взгляд ей совсем не понравился. – Как бы там ни было, я здесь выполняю работу.
– Конечно, – согласилась миссис Флеминг. – А работа – это работа, не правда ли? Хорошо, если за нее прилично платят, и плохо, если нет. Миссис Фейбер может себе позволить быть щедрой, поэтому я не дала бы ей скупиться в отношении вас.
– Меня совершенно удовлетворяет договоренность, которая была достигнута перед моим отъездом из Лондона, – натянуто сказала Ким.
Тонкие брови всадницы приподнялись дугой.
– О, так вы, оказывается, приехали из Лондона? Наверное, будете скучать по магазинам и ярким огням?
– Думаю, что нет.
Миссис Флеминг повернулась к Бобу Дункану.
– Кстати, Боб, ты должен заглянуть ко мне как-нибудь на коктейль. Мне не нравится, когда друзья забывают обо мне. Хватит того, что Гидеон возвращается к вам только на выходные, но ведь ты всегда здесь. Обязательно приезжай в Фэллоу-филд. Как насчет завтрашнего вечера?
– Буду очень рад, – ответил Боб.
– Превосходно. Жду тебя около шести.
Она повернула лошадь и помахала Ким рукой в перчатке.
– До свидания, мисс Ловатт. Не перетруждайтесь на работе!
Прозвучала ли в последнем шутливом пожелании насмешливая нотка, легкая колкость? Ким раздумывала над этим, глядя вслед удалявшейся всаднице. Миссис Флеминг красиво держалась в седле – прямо, расправив плечи, котелок был сдвинут на бок ровно настолько, насколько нужно, – звон копыт по скованной морозцем деревенской дороге отдавался высокомерным эхом, заставлявшим Ким отчего-то хмуриться.
Боб улыбнулся ей, и она тут же позабыла о всяком высокомерии.
– Моника – что надо… Моника Флеминг. Она дружит с Гидеоном, и они вдвоем… владеют практически всем Мертоном и еще большим куском окрестностей, – сказал он. – Она живет в поместье Фэллоу-филд, в четырех милях отсюда. Нет необходимости говорить, что она вдова.
"И дружит с Гидеоном", мысленно повторила Ким. Что ж, к ней это не имеет никакого отношения!
Начало темнеть, и она решила повернуть к дому. Попрощалась с Дунканом, который с сожалением глядел ей вслед, и переступила порог Мертон-Холла, как раз когда Пиблз, дворецкий, разводил огонь в каминах, задернув на окнах длинные бархатные шторы. Так же, как накануне, Ким выпила чаю в библиотеке в компании собак.
То, что жизнь здесь оказалась несколько одинокой, ее, в сущности, не огорчало. Разве что хотелось начать отрабатывать свой хлеб, а то до сих пор она не заслужила даже символических денег.
Все здесь дышало простотой, удобством и невероятной роскошью. Невероятной для того, кто живет в двухкомнатной квартирке в одном из малопривлекательных районов Лондона.
Глава СЕДЬМАЯ
Прошло еще два дня, похожих друг на друга, и наступила пятница – день, когда ожидался приезд миссис Филип Хансуорт.
Утром миссис Фейбер положила начало своим мемуарам. Она сумела подобрать материал, достаточный для хорошего вступления, и по мере того, как история развивалась, Ким по-настоящему ею увлеклась.
Маленькая девочка в огромном доме делит детскую на четвертом этаже со своей старшей сестрой, которая в конце концов выходит замуж за судью Верховного суда. Жизнь яркая, какая бывает только в книгах или мечтах, дни протекают в бесконечном неспешном параде детей, собак, пони, нянь, горничных, карет, подкатывающих по аллее, и гостей, заполняющих огромные комнаты смехом и весельем с рассвета дотемна.
Ни один из этих людей, видимо, не знал, что такое зубная боль или приступ невралгии, или переедание, которое, должно быть, встречалось не так уж редко в то время, когда трапезы были такими обильными, или падение и вывихнутая лодыжка, или даже шишка на голове. В той жизни не было места неприятностям, никто никогда не терял самообладания, и не было ни одного несчастливого человека.
Все равно, что оглянуться назад в длинном розовом коридоре и увидеть позади себя одни лишь дружественные лица.
В то утро они так хорошо поработали, что даже добрались до свадьбы миссис Фейбер и медового месяца, который молодая пара восхитительно провела в специально оборудованном домике, который составлял часть отцовского подарка к свадьбе.
Домик назывался "Шанс Гидеона", и именно в нем родился Гидеон Фейбер.
Миссис Фейбер рассказывала свою историю.
– Отец купил этот домик, потому что он находился в одной из наших деревень и всегда нравился мне, с самого детства. С ним была связана весьма романтическая история. Гидеон был разбойником, а его девушка служила в этом доме горничной. Однажды ночью, удирая от погони после нападения на дилижанс, Гидеон свернул к домику, в котором был тайник, надеясь, что там он будет в безопасности, но, к несчастью для него, его схватили, прежде чем он достиг ворот. После казни – а беднягу казнили – домик стали называть "Шанс Гидеона".
– А вам не было грустно, когда вы там жили? – спросила Ким.
– Вовсе нет! Атмосфера там была очень приятная, к тому же горничная получила этот домик в наследство от своей хозяйки, она обзавелась большой семьей и была очень счастлива… вместе с мужем, конечно! В конце концов разбойник знал, на что он идет, не так ли? Его все равно обязательно поймали бы, и он шел на этот риск… довольно весело, я уверена. У него был приятный романчик, который мог бы продлиться и чуть дольше, если бы ему повезло. У него был шанс, но он не сумел им воспользоваться. А ведь иметь шанс – это уже очень много.
Да, наверное, – согласилась Ким, хотя не совсем понимала ход мыслей собеседницы. – А когда там родился ваш сын, вы были очень счастливы?
– Очень.
– А вам не показалось, что вы дали ему несчастливое имя? Гидеон?
– Разумеется, нет. Я надеялась, что у сына будет столько же огня и задора, сколько у того разбойника… хотя, естественно, я не желала ему такой судьбы. И я надеялась, что когда он влюбится в молодую женщину, его избранница с той же готовностью протянет ему руку помощи, как та маленькая горничная, которая, должно быть, немало потрудилась, чтобы обмануть свою хозяйку. Ведь ее тоже могли бросить в тюрьму за попытку спрятать беглеца.
На этот раз Ким согласно кивнула.
– Наверное она его любила.
– Конечно. А любовь – это самое важное в жизни… только мой Гидеон в это не верит, – с легким сожалением добавила миссис Фейбер.
Ким внимательно взглянула на хозяйку, и вдруг спросила себя, много ли известно миссис Фейбер о Монике Флеминг. А что, если Моника Флеминг и есть та молодая женщина, в которую нынешний Гидеон мог влюбиться? А может, уже влюбился?
– И этот дом все еще принадлежит вам? – спросила она, прежде чем снова приготовилась писать.
Миссис Фейбер кивнула.
– В настоящий момент он сдан в аренду, но скоро должен освободиться. Придется подыскать другого съемщика.
Нерисса приехала около трех часов дня, успев на поезд, который отправлялся из Лондона ранним утром. На вокзал была послана машина, и когда Ким впервые увидела дочь своей хозяйки, та как раз выбиралась из автомобиля, разглядывая окна фасада Мертон-Холла. Она очень напоминала Гидеона элегантностью, ростом и грациозной осанкой, а так как миссис Фейбер была необычайно миниатюрной, должно быть статью они пошли в отца или в какого-нибудь другого своего родственника. По портрету над камином в столовой, разумеется, нельзя было судить ни о росте, ни об элегантности изображенного. Однако если не считать, что брат и сестра были одинаково сложены, в остальном они совершенно не походили друг на друга. Волосы миссис Хансуорт, спрятанные под шляпкой, видимо, были темные – такие, как у Ким. А когда новую секретаршу впервые представили хозяйской дочери, Ким обнаружила, что у той удивительно красивые карие глаза, которые то и дело вспыхивали, словно их обладательница с трудом владела собой. Миссис Хансуорт обменялась вялым рукопожатием с Ким, на которую произвели впечатление норковое манто и отлично сшитый костюм под ним. Сняв шляпу, миссис Хансуорт открыла красивую прическу, придававшую ей царственный вид. Большой квадратный изумруд, сверкавший у нее на среднем пальце, был под стать изумрудным клипсам.
Эта женщина явно тратила много денег на одежду и внешний вид, в чем, несомненно, сказывалось влияние ее матери, с которой она ласково поздоровалась, но особого энтузиазма не было проявлено ни с той, ни с другой стороны. Ким, находившаяся в эту минуту в комнате, решила, что миссис Фейбер заранее собиралась с силами, чтобы поприветствовать дочь. И для этого она пожертвовала своим дневным сном.
– Очень надеюсь, что Гидеон не вернется до завтрашнего утра. До ужаса не хочется столкнуться с ним именно теперь, – Объявила его сестра, когда в комнату суетливо вошла Траунсер с чайным подносом в руках и поставила его перед Ким, чтобы та исполняла роль хозяйки. Миссис Хансуорт, пристрастившись к курению, редко выпускала из рук мундштук с дымящейся сигаретой, вот и теперь она вынула из большой крокодиловой сумочки платиновый портсигар и наполнила комнату сладковатым дымом, перебившим запах мускуса и амбры, исходивший от штор и подушек.
– Гидеон никогда не приезжает по пятницам, и о твоем визите он ничего не знает, – попыталась успокоить дочь миссис Фейбер.
– Очень надеюсь! – сказала Нерисса и стряхнула пепел в тонкую фарфоровую чашку, никак не предназначенную служить пепельницей. – Кстати, а эта Флеминг все еще живет в Фэллоу-филде? – поинтересовалась она. – Одно время мне казалось, она подцепит Гидеона, но видимо, он гораздо осторожнее, чем я предполагала. Или, возможно, она в последнее время ослабила натиск… одним словом, стала осмотрительней.
– Боюсь, что ничего о ней не знаю, – ответила миссис Фейбер так, словно этот предмет не представлял для нее никакого интереса. – У Гидеона есть какие-то друзья, – туманно продолжила она, – но я с ними незнакома.
– Но эта особа, я уверена, хотела стать ему больше чем другом. – Нерисса послала матери многозначительный взгляд. – Если тебя так мало заботят интересы Гидеона, в один прекрасный день тебе навяжут невестку, не спросив твоего согласия.
Миссис Фейбер пожала плечами в тонком кашемировом кардигане.
– А разве Гидеону не все равно, одобрю я его выбор или нет? – спросила она, и Ким впервые услышала в ее голосе холодок.
Нерисса отвечала, скосив глаза на кончик сигареты:
– Не знаю. Когда-то я думала, что ты пользуешься некоторым влиянием на него… по крайней мере, в пору его детства. Он всегда вел себя, как твоя любимая собачка, пока не вырос. Затем, признаю, он огрубел и стал тем Гидеоном, каким мы его знаем сегодня. Но чудеса иногда случаются, и влияние другой женщины, возможно, снова смягчит его.
Миссис Фейбер заговорила с непривычной резкостью.
– Но он не смеет жениться на вдове! – объявила она, словно ей никогда не приходило в голову, что он может так поступить. – Если он женится, то только на молодой… на ком-то, чье общество мне будет приятно! Я буду настаивать!
Нерисса глухо рассмеялась.
– И ты полагаешь, что твоя настойчивость может как-то повлиять на Гидеона, мама?
– Не знаю, но я хочу надеяться… В конце концов, я его мать. – Она бросила умоляющий взгляд в сторону Ким. – Было время, когда я много думала о жене Гидеона и даже отложила для нее свои сапфиры, – призналась она. – Я надеялась, что она окажется очень хорошенькой и миниатюрной, и будет любить красивые вещи… Мои бриллианты получит жена Чарлза, потому что она чуть колючая и твердая, как бриллиант. А тебе, Нерисса, достанутся изумруды… потому что ты их очень любишь. Но так как Гидеон старший из моих детей, то право выбора остается за его женой.
– Тогда не допусти, мама, чтобы она выбрала изумруды. – Но Ким поняла, что это было произнесено ради шутки.
Миссис Хансуорт пребывала в уверенности, что когда придет время, ее любимые камни окажутся у нее, полагая не без причин, что брат никогда не женится. А затем она тоже бросила на Ким чуть задумчивый взгляд, полный внезапного интереса. – Вы уже видели моего брата, мисс Ловатт? Насколько я знаю, вы здесь всего несколько дней, но наверняка уже познакомились. Надеюсь, его манеры не расстроили вас? Если он обращался с вами, как с младшей горничной, то в этом не было ничего личного. Можете поверить мне на слово.
Ким пробормотала несколько слов о том, что ей не на что жаловаться – мистер Фейбер не вышел за рамки поведения, принятого при приеме на службу, а затем воспользовалась возможностью и вышла из комнаты, оставив мать и дочь наедине. В конце концов, Нерисса приехала из Лондона обсудить с матерью срочное дело, а секретарь вряд ли должна при этом присутствовать. Хотя, если судить по тому, как Нерисса обсуждала при постороннем человеке своего брата, она не стала бы возражать.
Внизу, в освещенном холле, расхаживала экономка, проверяя, все ли в порядке и нет ли где хоть одной пылинки. Она то и дело выговаривала горничным за все, что считала промахом с их стороны, ее бдительное око не допускало и намека на запущенность в Мертон-Холле. Она и Пиблз вели дела во всем доме, независимо от того, находился ли хозяин в отъезде, или нет… Как всегда все было безукоризненно подготовлено к его возвращению, будь то через несколько дней или недель. А если неожиданно приезжали гости, то разместить их не составляло никакого труда. Комнаты постоянно проветривались, а кровати были застелены и готовы принять довольно частых гостей.
Когда Ким спустилась, экономка причитала над завядшим цветком, обнаруженным в вазе, и Ким с сочувствием подумала о девушке, которую теперь из-за этого вызовут на ковер. Она сама поймала на себе несколько критических взглядов, когда приехала из Лондона, но за прошедшие два дня экономка по отношению к ней несколько оттаяла. Ким решила, что, возможно, сыграл свою роль хороший отзыв миссис Фейбер о новой секретарше.
– К обеду приедет мистер Фейбер, – сообщила экономка, когда Ким присоединилась к ней возле роскошного камина, в котором потрескивали поленья. – Он только что звонил.
– О нет! – воскликнула Ким, перепугавшись.
Экономка поджала губы.
– Если вы подумали о миссис Хансуорт, то я не стала бы беспокоиться, – сказала она. – Они брат и сестра, и все их ссоры поверхностны. Да, я в курсе неприятностей с мисс Ферн, но если спросят меня, то я скажу, во всем виновата миссис Хансуорт… Воспитание ей дается не лучше, чем в свое время давалось миссис Фейбер. Это у них семейная черта.
– Но мне придется предупредить миссис Хансуорт, – воскликнула Ким, двинувшись к лестнице. – По крайней мере, я должна поставить ее в известность о приезде брата.
– Слишком поздно, – сказала экономка, улыбнувшись на этот раз не без удовольствия при виде знакомой черной машины, которая вывернула из-за угла дома и остановилась у ступенек, ведущих к парадному ходу. – Он уже здесь!
Ким обернулась и посмотрела на дверь, в то время как экономка осторожно растворилась в тени, а Пиблз, дворецкий, пошел открывать. Ей очень хотелось подняться наверх и предупредить женщин, уединившихся в гостиной миссис Фейбер, но экономка оказалась права… Было слишком поздно. Войдя в холл, Гидеон Фейбер сразу бросил взгляд на Ким, впрочем, благодаря ее ярко-красному шерстяному платью, на котором играли отблески пламени, ей все равно не удалось бы скрыться незамеченной.
Он был одет в толстое пальто, в руках держал портфель и замер на месте, словно эта яркая худенькая фигурка действительно приковала его внимание.
– Так, значит, вы все еще здесь! – воскликнул Гидеон Фейбер.
Ким медленно приблизилась к нему, чтобы поздороваться.
– А вы разве не ожидали увидеть меня? – спросила она.
К ее великому удивлению, он вдруг улыбнулся… Это была ослепительная, приятная, почти беззаботная улыбка, которую она один раз уже видела.
– По правде говоря, ожидал, – ответил он. – Мне показалось, вы человек настойчивый, а люди настойчивые никогда не сдаются…. они по своей природе не способны сдаться!
Она улыбнусь с напускной скромностью.
– Я приехала сюда работать, – сказала Ким, – и мы с миссис Фейбер уже начали. Рукопись продвигается довольно хорошо.
– Великолепно! – произнес Гидеон Фейбер, и она поняла, что на самом деле он так не считает. – Хорошо уже то, что вы не даете скучать матери. Хотя я ни разу не видел, чтобы она скучала, – добавил он, и на этот раз в его голосе прозвучало одобрение.