Судорожно вздыхаю. Закрываю глаза и вспоминаю лицо мамы. Она была такой красивой. Такой родной. Просто не верится, что ее больше нет. Я уехала, я почти ее забыла. Как я могла? Почему вообще пыталась избавиться от воспоминаний? Ведь это единственное, что у меня от нее осталось. Медленно втягиваю воздух в легкие. Осторожно открываю глаза и вновь вижу перед собой обеспокоенное лицо Теслера. Он до сих пор поглаживает теплыми пальцами мой подбородок, а я растеряно замираю.
- Мне трудно здесь быть.
- Хочешь уехать?
- Не могу. – Приступ постепенно отходит. Я позволяю Андрею вновь занять безопасное расстояние и отступаю назад. Гораздо проще не задумываться о наших отношениях, находясь хотя бы в метре друг от друга. – Извини.
Теслер не отвечает. Оборачивается, разглядывает за своей спиной кривую, потертую вывеску "Золотые Куколки" и спрашивает:
- Это здесь?
Я киваю. Собираю всю свою волю в кулак и выпрямляю спину. Хватит бояться своего прошлого. Оно было, и оно никуда от меня не денется. В конце концов, мы любим близких до тех пор, пока о них помним.
Громко выдыхаю. Вытираю с лица засохшие слезы и иду к главному входу.
ГЛАВА 16.
Я захожу в клуб. За барной стойкой сидят несколько мужчин. Они тут же поворачивают головы в мою сторону, застывают с хитрыми ухмылками, будто увидели очередную золотую куколку, а я лишь стискиваю зубы. Упрямо смотрю вперед. Специально игнорирую табуреты, сцену. Бреду к коморке, которую Босс самоуверенно называл кабинетом, и стараюсь ни о чем не думать.
В воздухе витает горький запах алкоголя, терпких сигарет, и я неожиданно вспоминаю, что волосы у мамы часто пахли именно так. Душным, забитым помещением, где раскуривали кальяны и упивались коктейлями. Вижу знакомую, потертую дверь администраторской и ухмыляюсь. Не хочу церемониться. Не хочу тянуть. Просто переступаю через порог и сжимаю в кулаки руки с такой силой, что становится больно: если он хоть словом обмолвится о моей матери, я сверну ему шею.
- Вот это да! – хрипит Босс отвратительным, высоким голосом и тяжеловато, практически со скрипом поднимается со стула. Он подходит ко мне, сплетает на пузе толстоватые пальцы и улыбается, будто специально пытается вывести меня из себя. Но я держусь. Глубоко вздыхаю и осматриваюсь. Коморка забита ненужным мусором, газетами, флаерами и потерянным бельем танцовщиц. Всего одно окно освещает стол, и от того в кабинете тускло, будто здесь вечная ночь. – Зои!
- Что вам нужно? – рявкаю я, уже ощущая, как к горлу подкатывает злость. – Говорите прямо. Я не собираюсь тут долго находиться.
- Не рада меня видеть?
- Нет.
Чувствую позади чье-то дыхание. Я и забыла, что Андрей рядом. Он не выходит вперед, однако держится поблизости, будто оберегает, что дико, ведь совсем недавно, он равнодушно бросил меня на съедение акулам.
Прочищаю горло и вновь спокойно спрашиваю:
- О каком долге идет речь?
- А ты забыла? Сопля, а? – он хихикает, и от того его брюхо отвратительно трясется. – Ну? Шевели мозгами. Я же просил тебя напомнить мамаше.
- Вы имеете в виду тот долг в три тысячи?
- Именно.
- Серьезно? Черт! – растеряно хлопаю глазами. Просто не верится. – Это шутка? Мы проехали почти тысячу километров ради трех косарей? Написали бы по почте! Я бы переслала.
- Еще мне, конечно, хотелось с тобой увидеться.
Он ржет, а меня так и тянет врезать ему прямо по уродливой роже. Я нервно раскрываю сумку, достаю кошелек. В глубине души радуюсь, что не взяла с собой заначку Саши, иначе пришлось бы отбиваться от алчных, сальных рук. Поднимаю перед собой три купюры и рычу:
- Аллилуйя! – вспыльчиво бросаю их на стол. – Надеюсь, теперь вы оставите новых квартиросъемщиков в покое.
- Надейся, - он дергано засовывает деньги в карман брюк. Вздыхает и, с любопытством осматривая мое тело, сообщает, – а ты изменилась. Стала красоткой. Щеки появились, да и одеждой затарилась. В чем секрет? Может, мне тоже стоит грохнуть свою мамашу?
Его смех звучит на фоне. Я непроизвольно отворачиваюсь и смыкаю дрожащие пальцы. Держи себя в руках, Зои. Дыши.
- Идем. – Андрей кивает в сторону выхода. – Пора уходить.
- Твой телохранитель? Тоже хорошо одет. Вы часом не из Беверли Хиллз. Сопля? А что за прелестный "Ролекс" у него, м? Сколько же в кошельке денежек завалялось? – он нажимает на какую-то кнопку в столе. Обнажает испорченные, желтые зубы и хрипит, - поделитесь.
Как же банально. Я закатываю глаза к потолку, слышу, как в коморку врываются еще два высоких амбала и тяну:
- Не стоит.
- Куда ты уехала? Твоя дешевая мамаша едва успевала по счетам платить, а теперь ты приезжаешь вся расфуфыренная, будто кукла. Ха, кукла! Не хочешь поработать на меня, сопля? Уверен, таким как ты – престижным экземплярам – доплачивают сверху.
- Мы уходим.
Голос Андрея прожигает воздух. Он хватает меня за плечи, практически несет к двери, однако застывает перед двумя высокими амбалами, перегородившими путь. Не знаю, почему они еще не убегают в истерике. Увидев огонь, вспыхнувший в глазах Теслера, лично я безумно и чудовищно пугаюсь. Он пихает меня к себе за спину и холодно, медленно повторяет:
- Мы уходим.
- Вы уйдете, когда я скажу, - хрипит Босс. Смотрю на его нелепую, ярко-оранжевую футболку и морщусь.
- Ты напрашиваешься на большие неприятности, - уж я-то знаю, о чем говорю.
- Деньги, украшения, часики – все на стол. Живо.
- Не надо.
- Твоя мамаша вечно сопротивлялась! Не буду на пилоне, не буду два раза за ночь, не буду, не буду, не буду! – он вдруг резко подлетает ко мне и хватает за руку. От неожиданности я даже вскрикиваю. – Но правда в том, что когда я давил на нужные, болевые точки – она податливо, беспомощно соглашалась, слышишь? Соглашалась! Поэтому не повторяй ее тупых ошибок, сопля! Выкладывай на стол деньги! Живо! Прямо сейчас! Выкладывай!
И тогда я слышу удары. Вижу, как один из мужчин валится навзничь прямо около моих ног. Второй с диким грохотом разбивает единственное, грязное окно. А третий – Босс – застывает в ужасе так, как около его носа появляется дуло ледяного, блестящего Браунинга.
Пот скатывается по его лицу. Босс поднимает руки, а Теслер свирепо скалит зубы:
- Скажи: "Пока, Зои".
Его пальцы практически нажимают на курок, когда я вскрикиваю:
- Не надо, Андрей! – растерянно хватаюсь за локоть парня. Встряхиваю его и настойчиво, горячо повторяю, - не надо! Он все понял! Слышишь? Давай просто уйдем. Он того не стоит.
- Стоит.
- Нет. Хватит.
Теслер переводит на меня недоуменный взгляд. Он смотрит мне прямо в глаза и словно спрашивает: ты рехнулась? Он заслуживает смерти. Все они заслуживают! Но я против. Мы не имеем права решать, кто останется жив, а кто умрет. Это черт подери не наше дело! И пусть я ужасно хочу, чтобы этот подонок, наконец, перестал дышать со мной одним воздухом. Это не важно. Никто больше не умрет по моей вине. Я не позволю.
- Андрей, давай уйдем.
Теслер сводит брови. Я буквально вижу, как в нем сражаются темная и светлая стороны. Убивать так просто. Но как потом с этим жить? Со свистом парень опускает руку, однако затем приближается к Боссу практически вплотную, хватает его за воротник отвратительно-яркой футболки и рычит:
- Не смыкай глаз, оглядывайся по сторонам потому, что едва мне станет скучно, я приду за тобой. И никто меня не остановит.
Он грубо отталкивает мужчину назад, и тот, дико вопя, налетает на стол своей огромной, жирной спиной. Звучит треск. Стол мгновенно рушится, будто карточный домик. А Андрей, хватая меня под локоть, идет к выходу.
- Никогда, - отрезает он, уже вырвавшись на улицу, - не говори мне под руку.
- Что? – я растерянно вскидываю брови. – О чем ты? Ты не должен был…
- Я сам разберусь, что я должен делать, а что нет. Садись в машину.
- Но...
- Садись.
Запрыгиваю в салон, со всей горячностью, на которую я только способна, захлопываю дверь и стискиваю зубы. Какого черта он злится? Чокнутый псих! Ненавижу его!
Парень усаживается за руль, а я упрямо поджимаю губы. Так и хочется заорать во все горло, что меня дико бесит его желание выглядеть крутым и хладнокровным убийцей, когда на самом деле он лишь укрывает меня кожаной курткой, когда я замерзаю, и сопровождает на каждом гребанном шагу. Это же нелепо! Может, у него раздвоение личности? Теслер жмет на газ, мы срываемся с места, а я так и не могу прийти в себя. Обижено молчу, пусть в глубине души и хочу сказать спасибо. Ха. Теперь не дождется.
Мы останавливаемся напротив маленькой, недорогой гостиницы с банальным названием: НЕЯ. Синхронно хлопаем дверьми, следуем к главному входу и молчим, будто нам по семь лет, и мы не поделили конфеты. Резервируем номер на одну ночь. Старая женщина подозрительно хмурит седые брови и кряхтит:
- Вам с женой принесут набор туалетных принадлежностей в течение получаса.
- Что? – я ошеломленно открываю рот. – Но я не…
- Хорошо. – Андрей расписывается в каких-то бумагах и раздраженно выхватывает у старухи ключи, - мы будем с нетерпением вас ждать.
Гостиница маленькая. Наш номер на втором этаже из двух этажей. Теслер открывает дверь, пропускает меня вперед и вздыхает:
- Устраивайся.
- Что еще прикажете сделать, о, мой дорогой муж?
- Она бы потребовала твой паспорт, – цедит он, - а ты – несовершеннолетняя.
- И что? Тебя вдруг волнует моя репутация?
- Нет, Зои. Меня ничего не волнует. – Андрей измотанно протирает ладонями лицо и вздыхает. Неожиданно мне хочется, чтобы он отдохнул и набрался сил. Мы ведь так долго ехали, а он даже глаз не сомкнул. Черт! Что за глупые мысли? Я встряхиваю головой, морщусь и едва слышно постанываю: возьми себя в руки, Зои. – Я вернусь часа через два или три.
Собираюсь спросить, куда он идет, но передумываю. Это его дело. Меня это никак не касается. Поэтому пожимаю плечами.
- Как скажешь.
Парень уходит. Тут же. Даже не смотрит на меня. Вырывается из комнаты, скрывается за поротом и оставляет после себя лишь свежий, мятный запах и кучу ненужных вопросов.
Со вздохом я валюсь в чересчур мягкое, потертое кресло и осматриваюсь. Комнатка маленькая. С двумя тонкими кроватями. Обои светло-желтого цвета, ободранные в уголках и около плинтуса. Окно пропускает сквозь себя не только тусклый, серый свет, но и шум, а дверь в ванную комнату висит лишь на одной петле. Так и рухнет, не дай Бог.
- Отлично. - Протираю руками лицо, в очередной раз грузно вздыхаю и достаю сотовый. На дисплее высвечиваются десятки новых сообщений. Кажется, дел у Саши не прибавилось. Я набираю его номер, разглядывая свои тонкие, бледные пальцы, и задумываюсь: интересно, смогла бы я нажать на курок? Андрей так спокойно сжимал ледяной металл пистолета, будто в том не было ничего сложного. Однако вряд ли это так. Надо обладать огромной силой воли или же жгучей ненавистью по отношению к самому себе, чтобы решится на подобное. – Саш?
- Куда ты пропала? – взрывается голос на другом конце трубки. – Я уже хотел отправлять поисковую экспедицию!
- Так отправил бы.
- А есть повод?
- Хм. – Задумчиво закрываю глаза. Можно ли называть поводом то, что когда мы с Андреем встречаемся взглядами, мир вокруг нас воспламеняется и превращается в груду, горящего пепла? Навряд ли. – Да, нет. На самом деле, все в порядке. Я разобралась со всеми делами, и уже готова ехать обратно.
- Как себя чувствуешь? Ты…, отдай…, отдай я сказал, это же…, черт, Ярый! Положи на место мамины духи! Они стоят больше, чем весь твои кокаин вместе взятый!
Я хихикаю. Прикрываю пальцами рот и смеюсь:
- Шалите?
- Зря я его пригласил. – Жалуется Саша. - Мы хотели сделать доклад по биологию, но…
- Что Константин? – мой голос сразу же становится серьезным. Я выпрямляюсь, готовлю себя к худшему, внутри надеясь выйти сухой из воды. – Сильно злится? Наверняка, мои вещи уже давным-давно стоят за порогом. Да?
- Он кричал, - соглашается брат. – Но я сказал, что на тебя нельзя давить, что тебе очень сложно в новой школе, и что ты поссорилась с одноклассниками.
- И?
- И он повелся. Ему ведь звонили из школы. Кстати, - даже находясь на расстоянии в тысячу километров, я уверена, что сейчас его брови недовольно сморщены, а глаза прищурены, как у китайца, - ты ничего не желаешь мне рассказать?
- О чем именно? – осторожничаю я.
- О том, что тебя хотели исключить.
- Хотели? – резко вытягиваю шею. – Что значит хотели? Меня исключили.
- Бог, мой! Зои! И когда ты собиралась поведать мне эту историю? Я узнал о том, что ты выдирала Ане искусственные волосы от своего толстого и вонючего одноклассника! Считаешь, это справедливо?
- Любочка была в ярости.
- Любовь Владимировна, - язвит Саша, - и не могла иначе отреагировать. Мало того, что она директор в сотом поколении, еще и Аня встречается с ее сыном. Ох, Зои. Прежде чем пытаться выбить из кого-то дурь, советуйся со мной, договорились? И я тебе разъясню, когда это возможно, а когда – чистой воды самоубийство.
- Но ты сказал, что меня хотели исключить. Почему же она передумала?
Брат замолкает, а я прыскаю. Не знаю от чего именно: толи от злости, толи от удивления. Очередное вмешательство Димы на сей раз попахивает одержимостью. С какой стати он так печется о моем благополучии? Или же запланировал новый акт возмездия?
- Мда, - тяну я, - возвращаться совсем не хочется.
- Так понравилось гулять с наемником? – верещит в трубку Ярый, а я краснею, и тут же рявкаю:
- Еще чего! Просто…
- Просто понравилось! – продолжает кричать он.
- Так, ладно-ладно.
Слышу, как ребята дерутся за телефон, и глубоко, тяжело выдыхаю. Теперь я вновь в долгу перед этим чокнутым психом. Какая мерзость! После всего того, что он сделал…, после того, как издевался надо мной и…
Хм. А вдруг это раскаяние? Вдруг даже Дима решил исправиться?
- Ну, нет, - шепчу себе под нос. – Это уж вряд ли.
- Что?
- Ничего. Я…, - пожимаю плечами и резко подрываюсь на ноги. – Я пойду. Созвонимся позже, хорошо? Мне надо подумать.
- Зои, - с легкой отдышкой шепчет Саша. – Плевать на всех. Просто приезжай. М?
- Не скучайте.
Я сбрасываю вызов и отстраненно обхватываю себя руками за талию.
Странно понимать, что человек способен и на хорошие и на плохие поступки. Как же нам тогда друг к другу относиться? С одной стороны, Андрей, работающий на Болконского, а с другой - хороший, заботливый парень. С одной стороны, Дима – избалованный, испорченный мальчишка, а с другой – человек, который уже во второй раз дарует мне шанс начать все заново. С одной стороны, женщина, зарабатывающая на хлеб магией собственного тела. А с другой – прекрасная и заботливая мама. Моя мама. Так как же быть? Как судить о людях, если все они способны сначала войти в доверие, а потом и воткнуть нож в спину? Или же наоборот. Сначала уничтожить, унизить, а затем – подать руку помощи.
Я хватаю тонкую кофту, накидываю ее на плечи и выхожу из номера. На улице холодно. Но мне необходимо сходить в одно место. Оно находится поблизости. Идти минуть десять, не больше, поэтому сомнений я не испытываю. Обнимаю себя за талию и бреду по знакомым, серым улицам, овеянными морозным туманом. По пути покупаю дешевый, тонизирующий бальзам – иными словами ничтожную алкогольную настойку – и пачку сигарет. Дурная привычка.
Сегодня в парке людей мало. Слишком холодно, чтобы веселиться и в сотый раз кататься на одних и тех же качелях. Однако мне все равно. На ватных ногах плетусь к колесу обозрения, покупаю сразу четыре билета и замираю. Аттракцион маленький. Он вряд ли должен внушать ужас семнадцатилетней, адекватной девушке, но ноги у меня так и трясутся. Дрожат, будто я не прокатиться собираюсь, а прыгнуть с утеса.
Залажу в кабинку, забиваюсь в самый угол и закрываю глаза. Надо просто взять себя в руки, наслаждаться ветром, пусть он и замораживает кожу, наслаждаться высотой, пусть она и пугает до чертиков. Наслаждаться тем, что когда-то это было моим самым любимым местом. Мама всегда сидела рядом. Обнимала меня и рассказала какие-то небылицы про прошлую жизнь, про книги, музыку. А я все слушала и слушала, и поглощала, будто ее россказни можно было есть ложками. Естественно, сейчас я ни одной истории и не вспомню, слишком уж все они были сумбурными и выдуманными моей мамой в приступе творческого порыва. Однако те эмоции и ощущения, что я испытывала, даже сейчас опьяняют мысли. Я чувствовала себя веселой, живой и такой нужной. А мама все стискивала меня, целовала в макушку, повторяла: скоро уедем отсюда, совсем скоро. Показывала в сторону горизонта. Куда-то далеко за его кривую линию и обещала – вряд ли мне, себе скорее – что все изменится. И мы поменяемся.
Отпиваю бальзам, едва слышно рычу и стискиваю зубы. Хочу закричать во все горло о том, что мечты остаются мечтами у тех, кто их не заслуживает. Мы слишком много думали, но мы ничего не делали. Мы должны были сбежать, попробовать начать жить заново, и тогда, возможно, мы бы не расплачивались за собственные ошибки.
- А ты не думала, что так лучше? – неожиданно спрашивает знакомый, родной голос и я распахиваю веки. Вижу перед собой маму, ее карие глаза, каштановые, пышные локоны, и губы. Алые. Такие яркие, что даже в темноте заметен их багровый цвет. – Я должна была отпустить тебя. Чтобы ты дальше жила.
- Нет, - покачиваю головой. Руки так и сводит. Я сжимаю в пальцах ледяную бутылку и морщусь от сильной головной боли, - нет, это не правда.
- Я тянула тебя вниз, а ты всегда за меня заступалась. Искала хорошее там, где его не было. Верила в меня. А про себя забыла.
- Нет, нет…
- А знаешь, что еще удивительней? – мама касается теплыми пальцами моего подбородка и тянет его вверх. Теперь мы смотрим друг на друга, как в зеркало, не двигаемся, не дышим, и я едва нахожу в себе силы сдерживать слезы. – Меня больше нет. А я до сих пор тащу тебя вниз.
- Мам, не уходи. Останься!
- Хватит держаться за меня, Зои. Ты – не я.
- Неправда!
- Хватит, - упрямо повторяет она. Слезы все-таки непослушно катятся из моих глаз. Она нежно собирает их кончиками пальцев, а затем улыбается той самой улыбкой, которую я так сильно люблю, - будь свободна от предрассудков и жизненных помех. Помнишь? Наслаждайся каждый прожитым днем. Прошу тебя. И еще, - ее брови вдруг смыкаются на переносице, - это надо выбросить, уяснила?
- Это?
Она кивает в сторону пачки сигарет. Затем испепеляем взглядом полупустую бутылку.
- Я прожила в тумане всю свою сознательную жизнь. Не повторяй моих ошибок.
- Но…
Я моргаю. Случайно. А когда вновь открываю глаза, в кабинке никого нет.
- Мам…, мама! Мам! – я подрываюсь на ноги. Начинаю метаться из стороны в сторону, надеясь вновь увидеть родное лицо, но нет. Она исчезла. Опять! – Вернись. Вернись ко мне!