Что ж, возможно и так. В сараюге умещались две узких кровати, тумбочка между ними, шкафчик над тумбочкой. Верхняя часть двери успешно выполняла функцию единственного окна, которое даже прикрывалось шторкой. Но из вещей у нас были разве что книги, и те - библиотечные. Так что разместиться места хватит. Из одежды у Яськи было два летних платья, которые она меняла исключительно по моей просьбе, да купленный для нее в первый же день купальник, который она надела лишь раз, поддавшись на наши с Пашкой уговоры. В тот же самый день, когда купалась на городском пляже. Единственный раз, когда она там купалась. Я предлагала купить для нее брюки, или даже шорты, уверяя ее, что здесь так носят. Но она категорически отказывалась от всего, что хоть немного походило на вампирскую одежду, предпочитая "чисто человеческие" платья и не слушая мои уверения, что "местная человеческая мода допускает многое".
Сама я тоже обзавелась только парой простеньких платьев, стремясь выглядеть в первую очередь опрятно и попросту жалея деньги на что-то более дорогое и красивое. Под рабочим халатом все равно не видно, а денег и так вечно было впритык, откладывать хоть что-то никак не выходило. Но зато все еще хранились, зашитые в пояс моих "вампирских" брюк, золотые цепочки, вывезенные мной из "аномальной зоны за Темными горами". На самый-самый крайний-прекрайний случай.
- Ладно, - постаралась отмахнуться я от убогости нашего нового жилища. - Скоро приедет Анхен, и он заберет тебя отсюда в нормальный уютный дом.
Все же меня коробило именно это. Я человек, я смогу прожить и так. Но она… она вампирша, прекрасная сказочная принцесса, она не должна жить в сарае! Это было что-то неискоренимое, из детства, из подсознания. Она вампирша, искалеченная, раненая, а я взялась заботится, и не могу обеспечить даже нормальным жильем!
- Почему ты решила, что скоро? - безмерно удивилась Ясмина.
- Но… но ты же сама мне сказала: летом ребенок проявится на физическом плане, Анхен его почувствует и найдет нас.
- Прости… - Ясмина отвернулась, ссутулилась. - Я не думала, что все будет настолько сложно, я надеялась… Но если бы я сказала тебе правду, ты бы не поехала. Ты отказалась бы уезжать или, еще хуже, кинулась бы в тот город его там разыскивать, и он просто убил бы тебя прежде, чем ты успела сказать хоть слово.
- Так, - очень медленно присаживаюсь на кровать. - А можно мне теперь… правду? С пояснениями, почему именно убил бы, а не попытался выяснить, где ты. Ведь ехать и искать его сейчас уже поздно, если я правильно тебя поняла?
- Да, - кивает она. - Он давно вернулся домой. И он не сможет почувствовать ребенка. На таком расстоянии - нереально. Если бы он искал, сканировал каждый город, каждый поселок - то, добравшись сюда, он нашел бы. И тебя, и меня, и ребенка. Но правда в том, Ларис, что он не ищет. Для него, как и для брата, я умерла. А значит, и ребенок погиб. Он был на месте моей смерти, он чувствовал эманации…
- Но погоди, ты же сама говорила, что даже люди будут тебя искать, потому что там не было тела, ни малейших фрагментов, а уж вампиры…
- Люди - искали бы. Но вампиру не нужны фрагменты, мы не хороним умерших, мы предаем их огню, мы не плачем над останками, мы их сжигаем… Он и сжег… Потому что вампиры чувствуют - эмоции, жизнь, смерть. Любой вампир на том месте безошибочно диагностирует смерть. Мою смерть. Как и то, что ты там тоже была и выжила. Даже если ему предъявят чей-то обезображенный труп, записанный на твое имя.
- Но Яся, что значит "безошибочно"? Уж скорее наоборот, ошибется. Ты ведь выжила, Ясенька, ты жива, ребенок тоже…
- Нет, Лар, - она качает головой, медленно и печально. - Ты так и не поняла. Я умерла, моя хорошая, там и тогда - я умерла. Энергетически, психически… Ясмины ир го тэ Аирис больше нет.
- Есть Ясмина ир го тэ Ставэ… Хорошо, есть Людмила Кулешова. Но есть! Она живет, она существует!
- Слова, Ларис. Как ни назови… Богам просто нужен этот ребенок. И они согласились дать ему шанс…
- А ребенку нужна его мама, ему нужна ты…
- Ребенок и есть я. И мамой самой себе мне не стать.
- Яся…
Она пересаживается на мою кровать, прижимается ко мне, обнимает.
- Полагаешь, схожу с ума? Нет, не настолько… Я не помню, рассказывали ли тебе, но в моей семье есть способность улавливать души. Удерживать их, не давая уйти за край. Так отец когда-то удерживал Лоу, сохраняя ему жизнь во время невозможного для ребенка перехода. Единственным известным способом. Отдавая ему себя. Свою душу, свой огонь, свою искорку жизни взамен его, затухающей. Свою жизнь взамен его жизни.
- Да, Лоу рассказывал. Что в нем живет душа отца, и эта душа отчаянно стремиться доделать то, что не доделал отец… Стремилась…
- Стремилась… - кивает она на мою поправку. - Никогда не думала, что смогу подобное, никогда и помыслить не могла, что понадобится… Но мой ребенок не мог пережить той боли, того разрыва энергетических связей. И я отдала ему свою душу, свою жизнь, свой огонь… Возможно, поэтому я лишилась столь многого. И с каждым днем теряю все больше…
- Теряешь? Все еще?
- Притупляются запахи, звуки, слабеет память, уходят чувства… Я оболочка для собственного ребенка. Я скорлупа, Лара…
- Но, Ясенька… Но тогда зачем?.. Зачем мы уехали? Если Анхен там был, если… он ведь мог бы найти тебя…
- Мог, - спокойно кивает она. - А ты правда думаешь, что я этого хотела? Что я этого хочу - чтоб он нашел меня такой: изуродованной, умирающей, совсем скоро - безумной? Чтобы он сотни лет потом помнил меня искалеченной? Помнил мою боль, мое отчаянье, мой страх, вот эту беспросветную тьму? Я умираю, Лара, я уже мертва, меня нельзя вылечить. Так пусть помнит меня веселой. Помнит меня счастливой. Он ведь сделал меня счастливой, он смог…
Я плачу. Наверное, я должна ревновать, но я плачу. Он сделал ее счастливой? Она считает, что да… Как же мало она хотела для счастья - три месяца за триста лет…
- Еще зимой ты хотела умереть у него на руках…
- Я тогда не была калекой, - отзывается она излишне резко. И даже отстраняется от меня, находит силы. - И думала лишь о себе. Это принесло уже достаточно бед, ты не находишь?
- А сейчас? - не могу согласиться, что хоть что-то изменилось. - Ты околдовала его, заворожила, заставила полюбить больше жизни - и лишаешь его последней возможности быть с тобой? А жить, зная, что еще целый год он мог бы быть рядом, ему потом будет как?
- Заворожила? - она чуть недоуменно хмуриться. - А, ты о том, что я усилила его чувства? Тот эмоциональный всплеск… - она чуть качает головой, губы трогает горькая улыбка. - Тот "приворот" давным-давно прошел. Сошел на нет еще до того, как мы расстались. Это был именно всплеск, как морская волна: нахлынула и растворилась. Осталась память, да вкус соли на губах, да желание вновь пережить этот шквал эмоций, этот накал страстей… и ровное море до самого горизонта… Он неплохо жил без меня сто лет, вздумает сожалеть - пусть сожалеет о них. Я тогда была здорова, красива, полна сил и желаний. А жалость к калеке - спасибо, уже не требуется.
- Ясмина…
- К тому же, он не умеет, - продолжила она, будто не слыша. - Сидеть у постели, держать за ручку, покорно ждать… Ему надо мстить, крушить, убивать… Ну, разрушит еще один город. Ему станет легче. А мне?… Столько смертей на моем счету. Полагаешь, мне безразлично?.. И ты зря мне не веришь, - продолжает она почти без паузы. Лихорадочно, нервно. - Встреть он тебя в те дни - со мной, без меня - он убил бы… Он не знал, что у меня есть повод бояться Владыку. Не знал, что есть повод бежать. Зато знал, что я хотела спасти тебя. Мы с ним спорили из-за этого. У него есть жуткое свойство - отсекать. Все ненужное. Он выбирает главное, а остальное - в огонь, даже если вчера любил, даже если ценил… Так что спор был не столько о тебе, сколько о нем и его моральных принципах. Но он был, и он был последней нашей беседой, а такого не забыть… Вот и выйдет, что тебя спасла, а сама погибла, и если б не ты… Да, я знаю, что все было не так, ты это знаешь, но он… - она отчаянно качает головой. Потом вновь придвигается ближе, обнимает, прижимаясь всем телом, кладет голову мне на плечо. - Ты встретишь его однажды с ребенком на руках, и он простит тебе все, - мечтательно рассказывает она мне красивую сказку. О счастье, как оно ей видится. - Даже то, в чем еще не успел обвинить. И исполнит любое твое желание, и одарит всем… Даже купит тебе этот город вместе с больницей, у него есть счета в местных банках, я их просто не знаю… Ты только дождись, - голос становится отчаянным, умоляющим. - Не бросай мою девочку. Меня. Не бросай. Пожалуйста…
- Яська, - обнимаю ее в ответ, глажу по волосам. Таким длинным уже, совсем не вампирским. Белым-белым, как облака. - Я правильно поняла, ты пытаешься меня шантажировать? Брошу ребенка - злой Анхен придет и убьет, а не брошу - подарит дворец? Как ты только подумать могла, что я смогу вас бросить? Тебя ли, ребенка, вас обоих?.. Ты мне только скажи, он хоть когда-нибудь нас найдет? Если не ищет, если не чувствует?
- Найдет, - отвечает она совершенно уверенно. - Я это видела, я это знаю. Я не знаю, как и когда, но он найдет. Никогда в этом не сомневайся.
Киваю. А что остается? Даже если она вновь лукавит из страха, что я оставлю ее малыша.
- Погоди, - только тут понимаю, что она сказала мне прежде. - Это будет девочка? Ты уверена? То есть он… она… воплотилась?
- Она, - голос вампирши вновь становится мечтательным. - Воплотилась… А кто ж еще, если я отдала свою душу?.. Ты назови ее Ясминой, ладно?
- Ты сама назовешь. Не спеши. Нам до родов еще… жить и жить…
- Я могу потом не успеть… Или не смочь… Или забыть… Такими темпами… разум может и не дожить… Но ты не бойся, ребенок родится нормальным. Здоровым.
- Я не боюсь. Я, наверное, ничего уже не боюсь.
Мне когда-то казалось, что страшно - это когда умираешь. Оказалось, страшнее - хоронить заживо. Смотреть на живого и понимать, что уже не спасти. А надо еще разговаривать, улыбаться, строить планы, обсуждать дела… А надо еще работать, а значит по-прежнему оставлять ее на целые дни одну. А Пашка вновь страдает о своем разбитом сердце, и надеяться на его помощь бессмысленно…
До этого дня я надеялась, что все образуется. На помощь Анхена и чудеса вампирской медицины. На добрую бабушку Сэнту и невозможное, нереальное чудо, которое все исправит. Дальше надежды не было.
- Ну где же ты, Анхен? - беззвучно выла я в подушку непроглядными черными ночами. - Ну почему, когда ты действительно нужен, тебя никогда, никогда нет?
Страдать он будет, помня ее калекой! Так пусть страдает. Вот только сначала пусть обнимет, поцелует, уверит, что любит ее и такой, поймает ее последний вздох… Кто из вас двоих реально пострадавший? Кому действительно как воздух нужна поддержка?.. Страд-далец!
Нет, с Яськой не спорила. Поздно уж спорить. Я уже помогла ей навсегда от него сбежать. Но Анхена вновь стала видеть во снах.
Вернее - во сне. Одном единственном, который приходил ко мне много ночей подряд в бесконечном количестве вариаций. Менялось место действия, какие-то подробности, детали. Неизменным оставалось одно. Пепелище. То посреди разрушенного города, то посреди леса, то внутри огромного здания, то на месте уничтоженного парка. Пепелище. И огонь затухает по краям. И нечто неподвижное, бесформенное в центре. И очень долго - ничего более. Но потом… легкий шорох, дуновение ветра. И бесформенная куча чуть шевелится… потом еще… И после бесконечной череды безуспешных попыток, над пепелищем приподнимается мужская фигура. Одежда сгорела не вся, часть фрагментов просто приплавилась к обожженному донельзя телу. Правая рука висит, как плеть, кожа на голове сожжена, от черных волос остался лишь клок, нелепо торчащий слева… А левая рука действует, именно на нее он пытается опереться, чтобы подняться хотя бы на колени. Наконец, ему удается, и он поднимает голову, осматриваясь. И я вижу его лицо, там половина еще осталась. И, хотя она черная от копоти, перемазанная запекшейся кровью, не узнать не могу - Анхен. Искалеченный, обожженный, едва живой - но живой. А вот то, на что он опирается уцелевшей рукой, вновь и вновь безуспешно пытаясь встать на ноги, как живое уже не определяется. Это просто какие-то истерзанные и изъеденные огнем останки. Не опознаваемые. Ни с какого ракурса…
Ясмину тревожить рассказами не стала. С кем бы он там ни бился - он победил. Глаза на месте, кожа нарастет, одежду купит. Он воин, а не беспомощная девочка в руках садистов. Справится.
А вот нам скоро тоже не помешает новая одежда. Лето кончалось, дом у бабки пустел, зарядили дожди. А я в первый раз простудилась. Причем болезнь накатила как-то резко, одномоментно. Еще с утра я только слабо подкашливала, а вечером уже с трудом добрела до дома, легла на кровать - и все. Голова раскалывается, кости ломит, нос заложен, от кашля выворачивает. И все никак не могу согреться…
А дальше, после безуспешных попыток согреть меня собой или накрыв всем, что у нас только есть, Ясмина все же вспомнила, что она вампирша, а вокруг - всего лишь люди. И пусть она не может больше посылать приказы непосредственно в мозг, но настаивать на своем с королевской уверенностью в том, что ей просто не могут не подчиниться, как оказалось, все еще не разучилась.
Нас переселили в самую теплую комнату в доме, затопили печь, выдали еще одеял, вызвали мне врача. Бабка лично сбегала в аптеку за лекарствами и даже несколько дней, пока я была совсем слаба, готовила мне еду. Правда есть совсем не хотелось, потому что теперь уже Ясмина поила меня своей кровью. Всего несколько капель, но даже они приносили немыслимое облегчение. Вот только полностью, как когда-то кровь Анхена, уже не вылечивали. То ли организм мой был уже до такой степени истощен, то ли и без того во мне было уже слишком много вампирского, а друг друга они своей кровью не лечат. То ли кровь Ясмины энергетически была уже слишком слаба.
- А как же ты? - встревоженно шептала я Ясе, когда она обнимала меня поверх всех одеял, тихонько устраиваясь рядом.
- Ничего, - успокаивала она. - Не переживай. Я к Паше пойду, он давно в гости зовет. Он даст мне крови, он всегда дает, ему даже нравится…
- Еще бы не нравилось… - ворчу я. И тут же тревожусь. - А если он напился опять?
- Все будет хорошо, мы разберемся. Ты отдыхай.
Отдыхала. Днем Ясмина была со мной, ночью уходила, очень ранним утром возвращалась.
- А что не осталась у Пашки? - интересуюсь сквозь сон. - Выспалась бы.
- С тобой и высплюсь, - она привычно ложится рядом, прижимаясь ко мне всем телом. Мерзнет. Она все время мерзнет.
- Ты купалась? - невольно вздрагиваю, когда моей шеи касаются мокрые пряди. - Или на улице снова дождь?
- И то, и то, - она убирает волосы прочь и тихонько целует в том месте, где они меня намочили. - Спи.
Сплю. Это такое счастье - целыми днями спать, и никуда не спешить. И где-то сквозь сон слышу причитания хозяйки о каком-то рыбаке, утонувшем в шторм. Или рыбаках. И муж ведь ее когда-то так же… Мне это слабо интересно. Пока не приходит Пашка. С похмелья. И с цветами.
- Люся, прости…
Она выходит из комнаты, уводя его за собой и избавляя меня от необходимости присутствовать при их разборках. А я невольно начинаю додумывать всякое. В том числе вспоминаю, что даже летом она уже не купалась, а тут, под дождем…
- И давно он пьет? - все же интересуюсь, когда она возвращается.
- Пару дней, - Ясмина немного дергано поправляет цветы в вазе.
- Но ты не голодная?
- Нет. Я же сказала, не тревожься.
- Ясмина…
- Да забудь. Я с другим не знаю, что делать.
Еще и другое…
- Он заметил, что я беременна.
- Полагаю, не только он, - живот у Яськи начал, наконец-то, расти. И вряд ли уже остановится.
- Так он решил, что от него!
Я аж на кровати привстаю от таких известий. Начинаю судорожно прикидывать. Ну да, по внешним признакам… будь она человеком… похоже.
- Жениться вот приходил…
Ой, мамочки…
- Надеюсь, ты его послала… картины писать, они у него очень хорошо получаются? И объяснила как-то ситуацию?
- Да я… - Ясмина вздыхает и присаживается рядом. - Сначала послала, конечно. Слишком уж меня само предположение шокировало. Что какой-то там человек… может даже помыслить, не то, что… Сказала ему, что не он, что он даже и близко… Он с горя напился, а я… А у меня было время успокоиться и обдумать. И он вот тоже. Обдумал. Сказал, что, во-первых он мне не верит, а во-вторых, даже если ребенок и не его, он все равно считает своим долгом…
- Яся, пусть идет в море купаться со всеми долгами.
- Нет, ты погоди… послушай. Я у него спрашивала про женитьбу… ну, в человеческом смысле. Зачем нужна и что дает. И как оформляется. Так вот, на мне он жениться не может - у меня документов нет. Меня как бы и совсем… не существует, а скоро и в самом деле… Но он может жениться на тебе!
- Ясь! Нет, вот зря я тогда про потерю рассудка не поверила. Явные ж признаки!
- Да погоди, не злись. Сама подумай! Я умру, ты одна с ребенком останешься. Как ты сможешь? А так - у ребенка сразу и отец, и всякие бабушки-родственники, и тетка вам сразу не чужая. А через пару лет она тоже умрет, и дом Пашке достанется, то есть и тебе, не надо будет…
- Нет, Яся, это ты послушай. Я даже не буду говорить, что я думаю о твоих попытках устроить мою личную жизнь с человеком, которого я не люблю и не уважаю…
- Но тебе же нравятся его картины.
- Картины нравятся. Так ты ж меня не за картины замуж выдать вздумала! Ты меня сватаешь за ненадежного, безответственного, безалаберного человека, не питающего ко мне не малейших чувств, которого мне самого придется всю жизнь на собственном горбу тянуть, вздумай я согласиться на твою авантюру! Но это ладно, ты ж думаешь не обо мне, ты думаешь о ребенке. Вполне стандартная вампирская психология, даже обижаться не стану.
- Лара, я и о тебе…
- Хорошо, давай о ребенке, может, так ты лучше поймешь. Я тебе никто.
- Ты мне…
- Официально, юридически - никто. А Пашу ты хочешь признать отцом ребенка. Соответственно, у него после твоей смерти на ребенка все права, у меня - никаких.
- Но ты будешь…
- Женой? Буду. До развода. А учитывая, что у поклонника твоего на неделе все восемь пятниц, разводиться со мной он будет бегать каждый раз, как чуть что будет не по его. И это только без причины, - глубоко дышу, пытаясь успокоиться. - Так вот, Ясенька, при разводе ребенок останется с ним. А дальше - голодом он его заморит или просто траванет, накормив своей перенасыщенной алкоголем кровью - этого я тебе не скажу, не коэрэна. Но то, что ребенок не доживет до появления на горизонте истинного папочки - гарантирую!
- Но он бросит пить, он мне обещал. Ради ребенка…
- Яся, он ради тебя не смог, о чем ты? Он конкретно сейчас, зная, что я больна, тебя на что обрек? Да и не столько тебя, как я понимаю…
- Это просто совпало так, - торопливо закрывает тему Ясмина. - Согласись, был повод…
- Повод всегда находится, Ясь. У таких - повод находится. Ты уж поверь, я на таких "страдальцев" и дома насмотрелась довольно.
- Но… разве у нас… у вас… там - тоже пьют? - безмерно удивилась она. - Но это же… Почему это не запретили?
- Не смогли, наверное. А может, оставили, как возможность снятия стресса. Твой истинный муженек, по крайней мере, именно так мне некогда стресс снимал.
- Как? - не понимает она.