Глава 28
Закатное солнце заливало спальню теплым, ярким светом. Лучи его ласкали безмятежно спавшую Нэнси. Ее тело дышало во сне нежной прелестью юности. Голубая простыня обрисовывала формы: округлую грудь, изгиб бедер, изящество длинных стройных ног. Шон смотрел на спавшее рядом существо и чувствовал пронзительную нежность, ему так хотелось любить и оберегать девушку!
Губы Нэнси сначала капризно вздрогнули, потом сложились в улыбку. Нежные веки не были сомкнуты полностью: чуть заметную полоску глаз прикрывали длинные шелковистые ресницы. Шон почувствовал жгучее желание ласкать, обнимать, касаться девушки, наконец, полностью раствориться в ее объятиях.
Вся его жизнь состояла из сплошной череды испытаний и надежд, которые так и не сбылись. Единственное, чем обладал он в мире, – это Нэнси, все остальное казалось ему ненужным и серым.
Но прошлое снова напомнило Шону о себе. Внезапно ему померещилось: сейчас его призовут к ответу за совершенные преступления. Подумав о себе самом, он ощутил отвращение, ему показалось, что он обречен всю жизнь влачить жалкое, одинокое существование.
Но тут проснулась Нэнси, ослепительно улыбнулась и поцеловала Шона.
– Итак, на чем мы остановились? – в шутку спросил он, прижимая девушку к себе.
– А остановились мы на том, что ты отправил меня в Италию, словно какую-то бандероль, – прошептала она, касаясь губами его уха.
Нэнси вернулась в Нью-Йорк несколько дней назад, вместе с семьей Лателла.
– Есть вещи, с которыми приходится смириться, – ответил Шон, перебирая локоны Нэнси. – Но теперь мы снова вместе, – поспешил добавить он, видя, как она нахмурилась, – и это главное…
– Все хорошо, что хорошо кончается, – насмешливо заметила она.
– У нас впереди жизнь, полная неожиданностей, – произнес Шон.
– Приятных или нет? – задумчиво произнесла Нэнси.
Она села на постели и грациозно, как кошечка, потянулась.
– О неожиданностях ничего нельзя знать заранее, – сказал Шон. – Иначе какие же это неожиданности?
Если бы он вслух высказал то, что чувствовал, разговор пошел бы по опасному пути.
Нэнси протянула руку и подняла шелковую кремовую блузку, валявшуюся на полу у кровати. Накинув кофточку, она тут же целомудренно застегнула ее.
– Через несколько дней я возвращаюсь в Йель, – сказала Нэнси. – Я и так отстала на два месяца, придется нагонять.
Ей не терпелось вернуться к занятиям.
– А я как же? – напомнил Шон, поймав руку Нэнси.
– Я больше не хочу расставаться с тобой надолго. Я хочу целовать тебя, ласкать, слышать твой голос, – шептала она, осыпая возлюбленного поцелуями. – Хочу любить тебя, засыпать и просыпаться в твоих объятиях.
– По-моему, ты пытаешься меня соблазнить, – улыбнулся Шон.
– Неужели ты это заметил? – смеясь, спросила Нэнси.
– Да, по некоторым твоим намекам…
Девушка неожиданно заговорила серьезно:
– Не надо шутить со мной, Шон. При одной мысли, что нам придется расстаться, у меня сердце замирает.
– Так не возвращайся в университет, оставайся здесь.
– Не могу. Университет – мое будущее, это осуществление всех моих планов.
– А я? Что я для тебя?
– А ты – моя жизнь, моя любовь.
Они снова потянулись друг к другу, обнялись, и снова их затопил поток желания. Когда оба в изнеможении откинулись на подушки, в комнате уже было почти темно.
– Я провожу тебя до Гринвича, – сказал Шон.
– Не хочу уезжать, – недовольно произнесла Нэнси. – Мне так хотелось бы провести с тобой ночь.
– Фрэнк не заставит меня вернуть тебя домой.
– Фрэнку и так все про нас известно. Он знает, где мы и чем занимаемся.
– Откуда? Ты сказала?
– Нет. Я ничего не говорила. Но, знаешь, по-моему, от него ничего не утаишь. Фрэнк на самом деле человек терпимый, хотя на первый взгляд так не скажешь.
– Однако лучше не рисковать.
– В каком смысле?
– Лучше честно признаться ему, как обстоят дела.
– Мы поженимся, снимем дом в Йеле, – размечталась Нэнси. – Я буду учиться, а ты будешь приезжать, когда сможешь. Здорово я придумала, правда?
– Замечательно! – согласился Шон, но тут же добавил: – Тебе пора домой.
Шон гнал "Феррари" в сторону Гринвича, оставив позади россыпь нью-йоркских огней.
– Мне кажется, что иногда ты разговариваешь со мной, как с глупым ребенком, – заметила Нэнси.
– Ничего подобного! – не очень уверенно возразил Шон.
Ему вдруг стало грустно и горько. Проклятые призраки прошлого отравляли день сегодняшний. До отъезда Нэнси на Сицилию все казалось таким ясным и безоблачным. Протяни руку – и вот оно, счастье, полное, безграничное счастье.
– А может, бросим все? – неожиданно предложил Шон.
– Что все? – удивилась Нэнси.
– Нью-Йорк, мой бизнес, квартиру, твой университет…
Нэнси вспомнила квартиру Шона на Манхэттене с видом на Центральный парк, и сердце ее сжалось.
– Куда же мы уедем? – встревоженно спросила она.
– В Ирландию.
Об Ирландии девушка не знала ничего, только видела один фильм Джона Форда об этой стране.
– Ты шутишь? – недоуменно произнесла Нэнси.
– Нет. Ирландия – моя родина. Когда я был мальчишкой, отец рассказывал мне о прекрасном доме на зеленых холмах. Ирландия – чудесное место, если жить там с любимой.
– Издалека родина всегда кажется нам прекрасной, – возразила Нэнси, вспомнив Сицилию. – К воспоминаниям примешиваются ностальгия, волнение. И тогда, где бы ты ни оказался, вдали от родной земли начинаешь чувствовать себя словно в душной тюрьме. Каждому нужна такая далекая родина, о которой вспоминаешь с сожалением. Это сон, греза, иллюзия. Но когда сталкиваешься с реальностью, сны рассеиваются…
– Хорошо, – согласился Шон. – Никуда мы не уедем.
Нэнси облегченно вздохнула. Ей вовсе не хотелось расставаться с Америкой. С этой великой страной связана вся ее жизнь, все ее радости и горести; без Америки нет для нее будущего. Здесь пообещала Нэнси отцу стать большим человеком. И слово она сдержит.
Большой дом на зеленых холмах – это конец дороги, а Нэнси еще и не начинала свой путь.
Глава 29
Нэнси вошла в библиотеку и увидела Тейлора за столом, заваленным книгами. Он сидел, погруженный в чтение, у большого окна, за которым виднелись кроны деревьев. Солнечные лучи освещали белокурую голову, склоненную над книгами, и падали на белую льняную рубашку. Он засучил рукава, так что видны были крепкие загорелые руки, покрытые золотистыми волосами. Нэнси на мгновение остановилась, прижимая к груди книги, посмотрела на Тейлора, потом решительно подошла к нему.
– Привет, – тихонько поздоровалась девушка, чтобы не нарушать царившую в библиотеке тишину.
Молодой человек поднял голову, и в его больших голубых глазах вспыхнуло сначала изумление, а потом радость.
– Надо предупреждать о своем появлении заранее, – пробормотал он.
– Зачем? – удивилась Нэнси.
– Ты слишком хороша; у меня чуть сердце не остановилось. – И он шутливо поднес руку к груди.
Их разговор отвлек кое-кого из студентов, на Нэнси с Тейлором оглядывались, и преподаватель попросил их не мешать.
– Я возмущен! – Тейлор сделал вид, что обиделся. – Из-за тебя мне сделали замечание. Пошли отсюда.
Он быстро собрал книги, взял Нэнси за руку и вывел ее из читального зала.
– Куда ты хочешь пойти? – спросила девушка. Ее забавляла решительность молодого человека.
– Туда, где старые друзья могут спокойно побеседовать, – ответил он. – Тебя устраивает такое определение или объяснить подробней?
– Думаю, определение верное, по крайней мере пока верное, – кокетливо заметила Нэнси.
Они сдали книги и вышли на улицу. Через несколько минут Нэнси и Тейлор уже неслись в открытой машине в сторону океана и теплый июльский ветер трепал их волосы.
– Ты что, решил получить приз "Формулы-1"? – спросила Нэнси.
– На этом маршруте я любого гонщика обгоню, – похвастался Тейлор.
У старого порта он сбавил скорость. Проехав портовый квартал, Тейлор свернул к набережной, застроенной прекрасными виллами.
– По-моему, здесь можно спокойно побеседовать, – сказал он, остановив машину у гранитной ограды.
Обсаженная лаврами аллея вела к дверям новой виллы, окруженной азалиями и цветущим кизилом.
– На мой взгляд, здесь слишком спокойно, – заметила Нэнси. – Это что, домик семи гномов?
Нэнси не хотелось, чтобы Тейлор заблуждался на ее счет и рассчитывал на что-то, привезя девушку сюда. Он подошел к зеленой двери и, взмахнув рукой, пригласил Нэнси войти.
– Это мой дом, – сказал Тейлор, – говорят, построен по проекту Ле Корбюзье.
– Один из этапов истории искусства? – улыбнулась девушка. – А ты уверен, что он действительно твой?
– Родители подарили, когда я получил степень магистра по международной экономике.
– Неплохой подарок.
– Теперь он имеет смысл.
– Не поняла…
– Я пригласил в этот дом самую очаровательную и самую неуловимую девушку в мире.
– Я польщена! – рассмеялась Нэнси и изящно поклонилась. Она прошла в холл, где стеклянная стена открывала взору прекрасную панораму: на первом плане цветущий кустарник, дальше журчащий фонтан и еще дальше – безбрежная гладь океана. Нэнси легко повернулась на носках, бело-голубая клетчатая юбка приподнялась колоколом, приоткрыв стройные загорелые ноги. При этом она нечаянно уронила на пол сумочку, что носила на плече. Тейлор бросился поднимать и увидел выпавший из сумочки небольшой, но тяжелый предмет: маленький револьвер с рукояткой, отделанной перламутром.
– А это что такое? – сидя на корточках, спросил юноша, взвесив на ладони оружие.
– Не видишь, что ли? Револьвер… – усмехнулась Нэнси. Она подошла к Тейлору, взяла оружие и положила обратно в сумочку. Револьвер подарил ей Шон вскоре после возвращения с Сицилии.
"Может понадобиться", – сказал тогда ирландец. Нэнси ощутила ужас, когда Шон вложил ей в руку оружие. Перед ее глазами встала та жуткая сцена многолетней давности, которую она всеми силами старалась забыть. Она не хотела возражать Шону и положила тогда револьвер в сумочку, но заметила: "Думаю, я никогда не смогу выстрелить…"
Тейлор неожиданно нахмурился и серьезно сказал:
– Хотел бы я знать, почему восемнадцатилетняя студентка университета ходит с оружием… Нэнси попыталась отшутиться:
– Хочешь услышать подробный ответ? Рассказать тебе историю моей жизни, провести углубленный психологический анализ личности?
– Обожаю людей, что отвечают вопросом на вопрос. Сама посуди: ты на несколько месяцев исчезаешь из университета. Семья твоя тоже пропадает куда-то. Потом ты появляешься с револьвером в сумочке. Я люблю таинственность, но ты, право, перебарщиваешь.
Нэнси не захотела отвечать серьезно и сказала:
– Меня похитили. Хочешь знать подробности? Размер выкупа и условия освобождения?
– Не имеет значения, – оборвал ее Тейлор. Он открыл дверь и по освещенному коридору провел девушку к закрытому бассейну. Свет лился с потолка и проникал сквозь раздвижные стеклянные стены.
– Когда-нибудь я расскажу тебе о себе все, – пообещала Нэнси, – о моей жизни, моих романах и моих несчастьях.
Тейлор открыл стенной шкаф, где в образцовом порядке были сложены полотенца, махровые халаты и купальные костюмы.
– Я все более убеждаюсь, что ты – опасное создание, – сказал он.
– Опасность – мое ремесло, – улыбнулась девушка.
– Конечно, – согласился юноша. Потом он, видимо, решил сменить тему и тон и с беззаботной улыбкой спросил: – Хочешь, поплаваем вместе? – Тейлор протянул Нэнси купальный костюм, а она почувствовала себя неуверенно из-за этой резкой смены настроения у собеседника. Он только что был серьезен и строг, а теперь вдруг заговорил несколько игриво, словно легко флиртуя с ней, и любезно, как положено гостеприимному хозяину.
Тейлор исчез за дверью и через несколько минут появился в плавках. Тело у него было крепкое, мускулистое, атлетически развитое. Он прыгнул в воду и поплыл кролем, мощно и быстро; потом вынырнул и присел на бортик – вода струйками лилась с его тела. Нэнси стояла неподвижно, с купальником в руке. Она не знала, как ей поступать: что-то в этом юноше было особенное, непредсказуемое и удивительное.
Неожиданно Тейлор снова вернулся к их разговору:
– А впрочем, многое и так понятно.
– Стреляешь в темноте наугад? – спросила притворно равнодушно Нэнси.
– Нет, читаю твои мысли.
– Но, думаю, ты бы дорого заплатил, чтобы знать наверняка.
– Да, даже сейчас, – согласился Тейлор, – ты – самая прекрасная тайна в моей жизни. Я во многом сомневаюсь, но в одном уверен точно.
– И в чем же?
– Когда-нибудь ты станешь моей женой. И тогда я узнаю о тебе все. – Нэнси собралась ответить, но юноша продолжал: – Давай отложим допрос и поплаваем, чтобы укрепить силы. Переоденься и ныряй сюда.
Они плавали бок о бок до тех пор, пока совсем не выбились из сил, и оба одновременно вцепились в бортик. Неизвестно откуда появилась служанка-негритянка с белыми махровыми халатами.
– Сэр, обед подавать через полчаса? – спросила она. Нэнси отметила, что негритянка молода и хороша собой, а говорит с приятным нью-йоркским акцентом. Стол был накрыт на террасе, защищавшей от ветра. От живой изгороди из белого шиповника падала тень. Служанка бесшумно и ловко подала курицу в грибном соусе с гарниром из зелени и великолепное кьянти "Ди Бадиа а Кольтибуоно".
– Что это еще за выдумка с женитьбой? Или ты шутил? – спросила Нэнси.
– Я по поводу серьезных вещей не шучу никогда, – ответил Тейлор.
– Тогда признаюсь: я люблю другого. – Тейлор с наслаждением глотнул вина и полюбовался цветом кьянти, подняв хрустальный бокал к свету.
– Ценю твою искренность, – произнес он. – Но то, что ты любишь другого, совершенно не имеет значения. Я вас видел вместе – красивая пара. Но это скоро кончится. А я тебе говорю о нашей совместной жизни.
– Тейлор, мы с ним – любовники.
– Знаю.
– Знаешь? – растерялась Нэнси.
– И мне неприятно. Когда-нибудь ты неизбежно сделаешь сравнение и поймешь, как много потеряла.
– Я его люблю и собираюсь за него замуж, – твердо произнесла Нэнси, рассчитывая лишить Тейлора всех иллюзий.
– А я подожду, пока ты разведешься. Потому что ты обязательно разведешься, если вы поженитесь.
Поведение юноши очень раздражало девушку.
– Почему ты так уверен? – спросила она.
– Я знаю силу твоего характера и знаю силу моей любви к тебе.
– Давай поговорим о другом, – сердито предложила Нэнси.
– Хорошо. Где ты была несколько месяцев?
– На Сицилии.
– Одна?
– С семьей Лателла. – В сущности, это не было ни для кого секретом, и Нэнси могла не скрывать свою принадлежность к семейству Лателла.
– Ваш отъезд сильно напоминал бегство. Вы, мафиози, ведете себя иногда довольно странно.
Тейлор говорил жестко и определенно. Нэнси заглянула ему в глаза, пытаясь понять, что у него на душе. Может, он просто шутит, но, всмотревшись, поняла: никогда еще он не говорил так серьезно.
– Не ожидала от тебя, – проговорила она, – ты вроде человек умный, а повторяешь такие старые банальности. Мафия – не столько определение, сколько клеветнический ярлык. Его навешивают в этой стране на некоторых людей, что смогли пробиться наверх. Ярлык, и ничего больше…
– Мафия – реальность. И хорошо бы тебе научиться распознавать ее и именовать настоящим именем, – сказал Тейлор, видимо, надеясь убедить Нэнси.
– У меня на этот счет собственное мнение, – твердо ответила девушка.
– Одно дело – мнение, а совсем другое – реальность. Можешь думать что угодно, но ты должна отдавать себе отчет в том, что живешь в доме одного из главарей мафии. Сотни раз в газетах писали о том, что Фрэнк Лателла замешан в преступной деятельности. Его имя всплывает на всех процессах "Коза Ностры". Про Лателлу можно роман написать.
– Но никто ни разу не выносил ему обвинительный приговор.
– Это значит лишь то, что он очень хитер.
– И ты тоже хитер, Тейлор Карр, а может, только кажешься хитрым. Без Фрэнка Лателлы я никогда бы не оказалась с тобой здесь, в этом прекрасном доме. Я бы не поступила в Йельский университет, у меня не было бы счета в банке и дома в Гринвиче. Не будь Фрэнка Лателлы, ты бы меня и взглядом не удостоил.
Нэнси вскочила и в сердцах швырнула на стол салфетку. Тейлор негромко зааплодировал, улыбаясь своей обычной, неотразимой улыбкой.
– Ты умна, искренна, привлекательна. С таким характером ты обязательно многого добьешься. Теперь понимаешь, почему я тебя люблю и хочу жениться?
В глазах Нэнси сверкала ярость.
– Ты мне больше не интересен, Тейлор Карр! – воскликнула она. – Отвези меня, пожалуйста, обратно, в университет.
– Может, кончим обед?
– Я не позволю устраивать мне полицейское дознание. В моей жизни есть много такого, о чем ты не знаешь. И хорошо, что не знаешь, поверь мне. Мы принадлежим к разным мирам. Ты – богатый аристократ, за тобой целая вереница английских предков. А я из рода вечно голодных, неграмотных крестьян. Моя бабушка не умеет читать. Но кое-что ты приметил верно: я многого добьюсь. Потому что так хочу. Потому что я в долгу перед моей семьей, особенно перед отцом. Но кое в чем ты ошибся: я никогда не выйду за тебя замуж. Я люблю другого и жду от него ребенка.
Глава 30
Нэнси чувствовала себя как никогда счастливой и спокойной. Словно солнце взошло у нее в душе. Ей казалось, что наконец-то нашла она надежный приют, где тепло и светло, нашла мечту, которую может лелеять, нашла любовь, которую будет беречь. Этой ночью разразилась сильная гроза, с громом, молниями и ливнем. На рассвете ветер разогнал плотные тучи, и небо стало голубым и ясным. Начался теплый, приветливый воскресный день августа.
Фрэнк Лателла с женой заказали два билета на вечерний спектакль на Бродвее. Они приехали в Манхэттен в полдень, как раз к мессе в соборе Святого Патрика. С ними были Нэнси, Сэл и Джуниор.
После службы все пешком отправились по Пятой авеню к отелю "Плаза", куда должны были явиться Шон и Хосе Висенте, вернувшиеся из Сан-Франциско. Намечался семейный обед – приятная встреча и неизбежные беседы о делах.
На Нэнси был белый льняной костюм, подчеркивавший тонкую талию, и чуть раздавшиеся от беременности бедра.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовалась Сандра.
Она говорила, обращаясь только к Нэнси, тем тоном, каким говорят о своих делах женщины, когда не желают, чтобы вмешивались мужчины.
– Великолепно, – улыбнулась Нэнси.
– А меня на втором месяце все время тошнило, – вспомнила Сандра.
В голосе ее звучало сожаление об ушедшей молодости и утраченных надеждах.
Семья смирилась с беременностью Нэнси. Сначала девушка поговорила с Сандрой, потом Фрэнк дал согласие на брак. Шон и Нэнси должны были пожениться в начале сентября, Фрэнк и Хосе Висенте согласились быть свидетелями.
В отеле Фрэнку передали сообщение: Шон и Хосе Висенте вот-вот приедут. Нэнси захотела подождать их у входа, Сэл вышел вместе с сестрой. На площади у гостиницы неожиданный порыв ветра взлохматил им волосы. По улице проехал наряд конной полиции, возвращавшийся из Центрального парка.