И тем не менее тревога ее не рассеялась. Несколько часов назад, впервые увидев Колли наверху, в ее кабинете, Рози была просто поражена. Как легко угадывались под свитером кости ее хрупкого маленького тела. Казалось, в нем почти не осталось плоти.
Подхватив пустой чемодан, Анни направилась к двери, ведущей в смежную гостиную, куда уже были вынесены остальные. Затем она обернулась к Рози и спросила:
– Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, мадам де Монфлери?
– Non, merci beaucoup,– покачала головой Рози.
Анни тепло улыбнулась в ответ.
– Я рада, что вы вернулись домой. И Гастон, Доминик, Марсель и Фанни– тоже. Все в замке счастливы. И раз вы здесь, все теперь пойдет хорошо.
Размышляя над фразой, повторявшей сказанное Га-стоном, Рози спросила, нахмурившись:
– А что, Анни, были неприятности?
– Non, non, madame. То есть не то, чтобы... Господин граф...– она покачала головой,– последнее время он такой мрачный, серьезный, никому не улыбнется. Как будто его постоянно что-то тревожит. А мадемуазель Колетт все еще оплакивает своего мужа, я в этом уверена. Но когда вы приезжаете, все сразу меняется. La famille est joyeuse, tres gate. С est vrai, madame. Да, это чистая правда.
– Мне приятно это слышать, Анни. Но я еще кое о чем хочу спросить. Когда несколько недель назад я была в Калифорнии, Ивонн мне сказала, что Колли плохо себя чувствует. Это правда?
– Да, но я не думаю, что из-за болезни. Она, как бы это сказать, не может пережить свое ужасное горе. Временами на нее находит отчаяние. Это случается неожиданно, но потом проходит. Ах, она так любила мсье Дювалье! И она так страдает без него! Эта авария!.. Ужасно, ужасно! Oh, топ Dieu! – Анни перекрестилась.
– Я понимаю,– тихо проговорила Рози.– Так вы считаете, это из-за своего горя она плохо чувствовала себя несколько недель назад?
– Oui. И, пожалуйста, мадам, не волнуйтесь так из-за нее. С ней все будет хорошо. Я знала ее еще до того, как она родилась. Она сильная. А сейчас я, пожалуй, должна пойти на кухню. Мне нужно помочь Доминику приготовить все к обеду. Я пришлю Марселя убрать пустые чемоданы.
– Хорошо, Анни. И спасибо большое, что помогли мне распаковать вещи.
– Не за что, мадам де Монфлери. Мне всегда приятно что-либо для вас делать.
Оставшись одна, Рози еще минут десять наводила порядок в спальне, раскладывая свои вещи, потом перешла в гостиную.
Это была элегантная, полная воздуха просторная комната с высоким потолком и множеством больших окон, выходящих на сад и блестящую за ним реку Шер. От открывающейся панорамы невозможно было отвести глаз.
Выдержанная в мягких небесно-голубых и кремовых тонах с вкраплениями серовато-розового и бледно-горчичного, комната своей поблекшей изысканностью напоминала о старинном происхождении обедневшей аристократии. В то же время это была удивительно удобная комната, одна из самых любимых Рози.
Шелк, тафта и парча были старыми, давно потерявшими первоначальный цвет, а обюссонский ковер XVIII века местами сильно изношен. Но тем не менее это было настоящее сокровище. Деревянная мебель была необыкновенно красива, особенно тисовое бюро времен Людовика XVI с украшениями из позолоченной бронзы. Обладавшее поистине музейной ценностью, оно стояло в простенке между двумя окнами в дальнем конце комнаты. Не менее ценным был и пристенный столик с мраморной крышкой и украшенным тонкой резьбой основанием. Удобные диваны, кресла и несколько журнальных столиков из древесины фруктовых пород с инкрустацией придавали ей необыкновенный уют.
За прошедшие годы граф был вынужден распродать многое, наименее ценное, чтобы должным образом содержать замок. Ценные бумаги, остающиеся от отца, не покрывали всех расходов. Сумма, получаемая графом, была чисто символической.
Однако в последние три года финансовое положение графа начало несколько поправляться, и, к его большому облегчению, он не имел нужды участвовать в парижских аукционах и обращаться к торговцам антиквариатом с набережной Вольтера.
Он открыл замок для публичных посещений и начал торговать сувенирами, самыми популярными из которых были средневековые игрушки и куклы, сделанные Рози по образцам старинной коллекции, обнаруженной ею в мансарде.
И хотя это новое предприятие не сделало его богатым, деньги были довольно значительными. Во всяком случае дохода за прошлую весну и лето хватило, чтобы поддерживать дом последующие шесть месяцев. Кроме того, маленькое семейное производство, изобретенное Рози, позволяло графу жить без долгов.
Часто он ей говорил: "Благодаря твоему таланту и умению убеждать, я могу наконец свести дебет с кредитом и удерживать банкиров на расстоянии".
Сейчас Рози вспомнила о деньгах, заметив несколько уродливых подтеков на потолке как раз над окном. В августе этого не было. Едва ли у них мог найтись хоть один свободный франк на ремонт и покраску. Во всяком случае не в этом месяце, учитывая приближающееся Рождество и множество дел, свалившихся в связи с этим на Анри де Монфлери.
"Ничего,– думала она,– я сама этим займусь, когда слесарь исправит протечку. Гастон с братом помогут мне. Всего-то и нужно – штукатурка и белила. Ничего сложного, я уверена". Роза всегда гордилась умением украшать дом своими руками, научившись у мастеров, изготовлявших декорации для фильмов: Она решила во что бы то ни стало привести все в порядок.
Достав дорожную сумку, она вынула из нее картонные папки с начатыми для фильма Гэвина разработками, достала и серую "конкордовскую" папку, в которой она хранила свои личные бумаги кое-какие вещички.
Среди них была и фотография в серебряной рамке их компании, снятой много лет назад в Нью-Йорке. Куда бы Рози ни отправлялась, она всегда брала ее с собой. Сейчас она поставила ее рядом с другими, и лица Нелл, Гэвина, Кевина, Санни и Мики, улыбаясь, посмотрели на нее с крыши старинного комода.
Какими молодыми и прекрасными были эти лица, еще не тронутые жизнью! Какими наивными...
"Но мы давно потеряли свою наивность,– проговорила она про себя.– Жизнь изменила нас, сделала жестче, принесла разочарования, разрушила иллюзии, надежды и мечты. Возможно, бесповоротно. И все мы пошли не теми дорогами".
– "Дороги, которые мы не выбрали, куда бы нас завели?" – она вслух вспомнила слова песни из прекрасного мюзикла Сондхейма "Причуды", популярного в начале семидесятых. В нем играли Алекс Смит, Джон Мак-Мартин, Ивонн де Карло и Джин Нельсон. Каждый раз, слушая "Бродвейский альбом", она испытывала невероятный восторг.
Потом она подумала: "А может, мы вовсе и не ошиблись в выборе дорог? Может быть, каждый из нас выбрал именно ту дорогу? Возможно, то, как мы живем,– это наша судьба... Что должно случиться, то и случается".
Несомненно, она, Гэвин, Нелл и Кевин достигли немалых высот в карьере. Но не в личной жизни. Если верить Нелл, у Гэвина дела были не лучше, чем у остальных.
Подавив вздох, она поправила стоящую фотографию и задержала взгляд на снимке Колетт и Клода. Они были сняты на террасе Монфлери несколько лет назад.
На этом цветном снимке они были как живые.
Как прекрасна была Колли: загорелое лицо, развевающиеся на легком ветерке темные локоны, полные смеющиеся губы и сияющие голубые, как небо над ней, глаза. И Клод, молодой и красивый, с обожанием смотрит на свою юную жену. Какой худенькой выглядит Колли на этой фотографии. Конечно, Анни права, всю жизнь она была, как тростиночка.
И тем не менее чрезмерная худоба Колетт волновала Рози, в этом было что-то пугающее. "Она такая хрупкая,– подумала Рози.– Да, вот именно, в этом и состоит перемена в ней. За эти три месяца, пока меня не было, она стала ужасно, просто ужасно хрупкой". Отвернувшись от фотографий, Рози принялась раскладывать по местам свои многочисленные вещи, но тревога за Колли не оставляла ее.
В какой-то момент она наклонилась, чтобы положить в ящики письменного стола свои бумаги и случайно взглянула в окно. От восторга у нее захватило дух.
По ярко-голубому небу плыли кисейные облачка, река блестела, как глазурь старинного фарфора. В изумительном свете предвечернего солнца простирающиеся внизу сады сверкали расплавленным золотом. Казалось, что все наполнено необыкновенным пульсирующим светом.
Для Розалинды не было в мире лучшего места, чем Монфлери. Не в состоянии больше сопротивляться зову своих любимых садов, она схватила с дивана шерстяную накидку и выбежала из комнаты. Набросив накидку на плечи, Рози поспешила по длинному коридору к заднему выходу, не имея никакого желания с кем-нибудь встречаться на парадной лестнице.
18
Спустя несколько секунд Рози, захлопнув за собой дверь, уже неслась по вымощенной каменными плитами дорожке к реке. Раздуваемая ветром накидка парусила на ходу.
Рози направлялась в один из своих любимейших уголков в огромном, почти бесконечном саду. Это были руины полуразрушенного каменного сооружения, известного под названием башни "Черного Ястреба". Она построена была Фулком Нерра, графом Анжуйским, по прозвищу Черный ястреб.
Удачно расположенная на возвышенности у излучины реки Шер, эта башня в средние века была отличным местом наблюдения за окрестностями Монфлери во избежание неожиданных нападений.
В XVIII веке вокруг руин были посажены деревья, камни покрылись мхом и лишайником, а летом в щелях и трещинах расцветали прелестные цветы. Этот неповторимый уголок, полный странного захватывающего очарования, хранил в себе воспоминания о прошлом, об истории Франции.
Старые растрескавшиеся зубчатые стены были порядком разрушены, но в сочетании с обилием зелени они образовывали уютную закрытую площадку, на которой нынешние обитатели замка любили устраивать пикники в жаркие летние месяцы. Рози имела обыкновение работать здесь над эскизами, отдыхать с книгой или просто мечтать.
Тяжело дыша, она добралась до полуразвалившейся арки, служившей когда-то основным входом в башню, и не замедляя шага прошла в дальний конец площадки, невидимый из замка.
Здесь она уселась на каменную скамью, поставленную кем-то из предков рода де Монфлери сотни лет назад, и посмотрела на изгибы текущей внизу Шер. Вокруг царили абсолютная тишина и спокойствие. Слышно было только биение ее сердца. Постепенно его удары стали спокойнее, дыхание замедлилось – она отдыхала.
Поплотнее закутавшись в накидку, Рози прислонилась спиной к дереву и отдалась созерцанию мирного пейзажа, наслаждаясь красотой природы.
Какой умиротворенностью дышало место, где много лет назад, когда воинственный и жестокий Фулк Нерра захватил долину, велись смертельные бои. Давным-давно осела пыль сражений, и сейчас для Рози это был тихий уголок уединенных раздумий.
Мысли Рози обратились к Ги, который вот уже восемь лет был ее мужем. Она размышляла об их дальнейшей жизни. Последнее время они редко виделись, а при встречах чувствовали невысказанное раздражение друг другом. Конечно, после шестилетнего разрыва и очевидной враждебности с его стороны их супружескую жизнь уже невозможно восстановить.
Понимая, что Ги затаил неприязнь к ней, Рози не раз обсуждала это с Колетт. И та неизменно подчеркивала, что Ги враждебно настроен ко всем, не только к ней. В конце концов Рози пришлось согласиться. С годами ситуация, в которой оказалась Рози, становилась все более нелепой и ненормальной. Но она ничего не могла сделать, чтобы изменить ее.
Неожиданный хруст ветки и шорох чьих-то шагов по опавшей листве заставил Рози выпрямиться и насторожиться. Она поняла, что кто-то приближается к ней.
Рози внимательно осмотрелась, надеясь, что это не разыскивающий ее Ги. Она не была расположена беседовать с ним наедине. Во всяком случае, пока. Прежде чем встретиться с ним лицом к лицу, ей необходимо было привыкнуть к его присутствию, вооружиться против него, быть начеку, готовой к отражению его словесных атак.
С огромным облегчением Рози обнаружила, что это не Ги. Унылое выражение ее лица мгновенно сменилось улыбкой, когда она увидела приближающегося к ней Анри, графа де Монфлери. Он шел с приветственно поднятой рукой, глядя на нее теплым любящим взглядом.
Рози побежала ему навстречу, и они горячо обнялись. Потом, немного отстранив ее от себя, Анри испытующе посмотрел ей в лицо умными карими глазами. Расцеловав ее в обе щеки, он спросил:
– У тебя все в порядке? Ты ничем не расстроена? Может быть, Ги огорчил тебя, Рози?
– Нет-нет, Анри. Я и видела-то его всего несколько минут, когда вошла в дом. Мы столкнулись внизу в холле, когда он направлялся в конюшни. Ги, конечно, был несколько язвителен, но последнее время он всегда разговаривает со мной в таком тоне.
– Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Он и со мной ведет себя так же. К сожалению, и с Колетт тоже. Я не знаю, почему он не может быть добрее к своей сестре. Ведь, боже мой, сколько ей пришлось пережить за последние годы! Ах да что там!– вздохнул он.– В этом – весь Ги. Вечно занят только собой, ему нет дела до чужих страданий.
Анри взял Рози за руку, и вместе они направились к каменной скамье.
Граф был худощавым подтянутым мужчиной среднего роста – около метра семидесяти – с седеющими черными волосами и привлекательным энергичным лицом, по легкой обветренности которого можно было заключить, что он много времени проводит на свежем воздухе. Ему было шестьдесят три года. И большую часть своей жизни, за исключением лет учебы в Сорбонне, он провел в замке.
Сразу после окончания университета он вернулся в горячо любимую им долину Луары, где его отец продолжил начатые еще в детстве уроки управления имением. В возрасте двадцати четыре лет он, будучи единственным сыном, унаследовал Монфлери после смерти отца. Через год он женился на Лауре Кэрон-Бугиваль, в которую был влюблен с юношеских лет. Его сын Ги родился, когда Анри исполнилось двадцать семь, а еще через четыре года на свет появилась Колли. Последние двенадцать лет граф был вдовцом, но, по-видимому, вступать в повторный брак несмотря на уговоры Колетт не собирался.
Садясь на скамью рядом с Рози, Анри зябко поежился и запахнул полы своего слегка потертого твидового пальто. Потом нежно сжал ее руку и произнес:
– Я так счастлив, что ты дома, Рози. У меня сердце радуется, когда ты приезжаешь, дорогая.
– Это и для меня большая радость, и я чувствую то же самое. Этот год был из-за съемок очень трудным для меня. Мне самой ужасно не нравится так надолго уезжать из Монфлери, но я ничего не могла поделать.
Он кивнул, потом еще раз заглянул ей в глаза и спросил:
– Но все же как на самом деле ты живешь? Я хочу знать только правду, и ничего, кроме правды, ты понимаешь.
– В общем неплохо,– вполне искренне ответила Рози. Потом рассмеялась коротким сухим смешком.– Во всяком случае, пока я работаю, я счастлива. Возможно, я слишком занята, чтобы испытывать неудовлетворенность, не знаю...– Не договорив фразы, она замолчала, задумчиво покачав головой. Уголки ее губ вдруг скорбно опустились.
Это не укрылось от внимательного взгляда Анри.
– Что с тобой? – спросил он, нахмурившись.
– От безделья я, кажется, становлюсь плаксивой,– призналась Рози.– Любая мелочь выводит меня из равновесия, как будто я переполнена слезами, готовыми вот-вот пролиться. Хотя мне это вовсе несвойственно. Вы спрашиваете, что со мной происходит, но я не могу ответить. И я сама толком не знаю.
– Я знаю,– прошептал он, сильнее сжимая ее руку.– Ты очень несчастлива, Розалинда. И, позволь тебе заметить, жизнь, которую ты ведешь, совершенно противоестественна для молодой тридцатилетней женщины. Ты не замужем и не в разводе. Мне кажется, ты сейчас находишься в каком-то... э-э... подвешенном состоянии. Я совершенно убежден, что тебе в этой ситуации следует принять какое-то решение касательно тебя и Ги.
– О, но примирение уже невозможно! – воскликнула Рози.– Мы слишком отдалились друг от друга.
– Ну разумеется. Я и не имел в виду, что вам следует помириться. Наоборот, я считаю, что вам нужно окончательно разойтись. Я говорю о вашем разводе.
Онемев, Рози изумленно смотрела на него.
– Не смотри на меня так ошеломленно, Рози. Бывает, что люди разводятся. И, хотя вы оба католики, я считаю, что пришло время предпринять тебе какие-то формальные действия, чтобы расторгнуть брак с моим сыном.
Рози все еще молчала, и тогда он спросил:
– Фактически это и не было браком последние пять лет, не так ли?
– Да... Может быть, даже немного больше.
– Тогда в чем дело?
После длительного молчания Рози шепотом призналась:
– Я боюсь.
Граф откинулся назад и посмотрел на Рози удивленными глазами.
– Боишься! Ты боишься! Я просто не могу в это поверить. Чего же ты боишься?
Закусив губу, Рози смотрела вниз на их соединенные руки, не зная, как объяснить, что она чувствует. Когда же она наконец подняла голову, то увидела в его добрых глазах такое участие, что решилась без колебаний сказать правду: он поймет.
Проглотив подступивший к горлу комок, она проговорила тихим, почти неслышным голосом:
– Я боюсь потерять вас, Колли и девочек: Вы – моя единственная настоящая семья, которой у меня не было столько лет. Я вас всех так люблю! И я не перенесу, если мне придется уехать, если я уже не смогу называть Монфлери своим домом и не смогу вернуться к вам.
– Такого никогда не случится, моя дорогая,– быстро сказал граф.
– Но если я разведусь с Ги, то уже не буду принадлежать к вашей семье.
Досадуя на себя, но не в силах сдержаться, Рози расплакалась. Непрошенные слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам.
Анри поискал в кармане пиджака платок, молча протянул его Рози и подождал, пока она вытрет глаза. Когда она успокоилась, он сказал: