Хэзер выстрелила еще два раза. Мучительный вдох подсказал ей, что по крайней мере одна пуля попала в цель. Она осмотрела комнату, сжимая 38-й побелевшими пальцами, на которых сильно выделялись костяшки.
Данте закашлял, затем послышался удар.
Тишина.
Хэзер опустила 38-й. Ронин исчез. Сделав глубокий вдох, насыщенный запахами крови и свечного воска, она перешагнула растянувшие тело Этьена - Тряпичного Энди.
- Данте, - крикнула она через плечо, - с тобой все в порядке?
Она понимала, как глупо звучит вопрос - конечно, он не в порядке; его друг умер, и из него выбили все дерьмо - но ей нужно было услышать его голос, чтобы понять насколько ему больно.
- Люсьен... нет! - закричал Данте хриплым обеспокоенным голосом.
Люсьен? ДеНуара не было в поле зрения. Но Данте заговорил, и она узнала, что хотела. Ему было больно. Возможно, плохо. Хэзер присела около Этьена. Она бросила быстрый взгляд через плечо на Данте. Он стоял на коленях на полу, голова опущена, черные волосы скрывали лицо. Пальцы касались пола по обе стороны от него, словно для равновесия.
- Sanctus, sanctus, sanctus.
Он раскачивался.
- Держись, - произнесла она, - ты слышишь меня? Мы уйдем отсюда вместе.
Заживающая дыра украшала бледный лоб Этьена. Кровь испещрила полосами его лицо и стекала из одной ноздри. Глаза прикрыты. Хэзер коснулась горла вампира и ощутила пульс под пальцами. Оказывается, у него есть сердце.
Она ткнула дулом пистолета в грудь Этьена, напротив, где теоретически должно было находиться сердце. Это казнь. Ты сделаешь это, ты можешь, так как оставила значок и все остальное лежать в грязи снаружи.
Пот тек по вискам, между грудей. Мышцы напряглись. И как бы я представила этого ублюдка суду? Он вампир. Она наконец-то поверила в это. И он убийца.
Как и Данте.
Всегда есть выход, Глупышка. Некоторых ты отдаешь под суд. Некоторых - заставляешь замолчать. Некоторых - отпускаешь.
Нет, и нет, и нет. Ее палец напрягся на спусковом крючке, дыхание раздирало горло.
- Мой.
Вздрогнув, Хэзер отдернула ствол от груди Этьена, убрала палец с курка. Она посмотрела вверх в темные, расширенные от боли глаза Данте. Ни капли узнавания не мелькнуло на его лице.
Он не знает, кто я такая. Осознание этого резко уязвило и удивило ее. Как Энни, когда она терялась от головной боли, выпивки и безумия: Кто ты, мать твою, такая? Как Энни - злилась. Причиняла боль. Становилась слишком эмоциональной.
Хэзер поднялась на ноги, посмотрев на Данте. Он определенно слишком эмоционален. Это горело в его глазах, на лихорадочном бледном лице, в напряженных мышцах. Он встал около простреленной головы вампира, накрутил окровавленную рубашку Этьена вокруг пальцев и резко дернул его тело вверх.
- Уйдем отсюда, - сказала она. - Данте, ты ранен. Позволь помочь тебе.
Но Данте не ответил, и Хэзер не была уверена, слышал ли он ее вообще.
Голова Этьена повисла, его косы волочились по полу, бусы стучали о бетон. Она мельком увидела клыки Данте, когда он кусал Этьена у изгиба шеи. Тело вампира вздрогнуло, и он распахнул глаза. Она слышала его шипение. Данте разорвал горло. Хлынула кровь.
Хэзер продолжала смотреть, ее кровь неслась по венам. Пальцы крепко сжались на 38-м. Данте не просто кормился, нет, в этом было что-то еще. Первобытное. Злое и безнадежное. Все инстинкты, которые она отточила за годы работы в Бюро, кричали, чтобы она подняла пистолет и остановила бойню, развернувшуюся перед глазами.
Но - имела ли она право вмешиваться? Данте не был человеком, теперь она знала; так же как и Этьен. Действуют ли здесь законы людей? Были ли законы у созданий ночи? Суды созданий ночи?
Или их правосудие заключалось в этом - один на один, дикое, кровавое и личное? Был ли прав Данте? Или Этьен?
Наступив ботинками но что-то, Хэзер посмотрела вниз. Она стояла в луже крови окружающей тело в смирительной рубашке - нет, Джей, его имя Джей - окружающей Джея. Неосознанно, она шагнула назад.
Развернулась и посмотрела в пустые зеленые глаза Джея. Присев, коснулась еще теплой щеки. Видел ли Данте, как его убивают? Она помнила тот разрывающий сердце крик, сжимающий горло. Она не должна была позволять ему идти одному.
Мы сами по себе. Дело закрыто. Я не смогу вызвать подкрепление.
Я тоже.
Я твое прикрытие.
Она убрала руку от лица Джея, сжав в кулак. Паршивое прикрытие. Когда Данте нуждался в ней, ее здесь не было. Не имеет значения, что она не приняла во внимание схватку с вампиром. Имеет значение то, что она подвела Данте и его друга, которого он старался спасти.
Ронин и Этьен похитили и убили Джея. И Джину тоже? Могла ли она ошибиться насчет участия СК? Преступник, которого она преследовала три года, был человеком. Человеческая ДНК.
Затем все встало на свои места.
Ассистент Ронина - Элрой Джордан.
Пара убийц. Парная команда? Возможность, которую она никогда серьезно не рассматривала. Душители с холмов были двумя мужчинами, кузенами. Ронин и Элрой Джордан вместе - СК? Или только играли в него? Она не была уверена, как Этьен вписывался в картину; возможно, он ходил следом, таская свою ненависть к Данте.
Тогда... Где Элрой Джордан?
Что-то шлепнулось о бетон. Хэзер развернулась.
Данте стоял, вытирая кровь со рта тыльной стороной запястья. Голова Этьена свисала в одной его руке, пальцы крепко сжимали косы. Он бросил голову на грудь Этьена, косы двигались в такт биения сердца. Глаза моргнули.
Перешагнув все еще живое тело, Данте взял свечу с ящика у двери и поднес ее к Этьену, чьи глаза закатились, дикие и белые. Данте коснулся огнем черных кос, дорогой рубашки и дизайнерских слаксов. Дым взвился в воздухе. Волосы и одежда вспыхнули.
Данте встал, движения были мягкими и гладкими. Из-за зловония горящих волос и жарящейся плоти Хэзер не могла дышать. Бросив последний взгляд на Джея, она поднялась и вышла из липкой лужи крови.
Данте смотрел, как горит Этьен.
- Эй, - окликнула Хэзер тихим голосом и подошла к нему, но он резко повернулся, оттолкнув ее руку и крепко схватив за плечи.
Он дернул ее ближе к себе, опустил голову. Хэзер ткнула 38-й ему между ребер, чувствуя стук сердца. В его глазах она увидела одиночество и потерю. Жаждущий. Он горел, в теле бушевал внутренний огонь, конкурируя с тем, который уничтожал тело Этьена.
Данте уткнулся носом в ее шею, прошелся губами по коже, и она застыла, хоть внутри и вспыхнул пожар от его прикосновений. Палец на спусковом крючке 38-го напрягся. Данте поднял голову, влажные от пота завитки волос прилипли к лицу, из носа текла кровь. Он закрыл глаза, сжав челюсть. Его натянутые мышцы дрожали, пока он пытался вернуть себе контроль.
Руки Хэзер покалывало, пальцы стали холодными, так как сильная хватка Данте затруднила циркуляцию крови. Она задавалась вопросом, знал ли он вообще об оружии, упирающемся ему в ребра. Ей было интересно, заботило ли его это. Отчаяние скрутилось узлом вокруг ее сердца.
- Данте, не делай этого.
Его глаза, с красными ободками вокруг зрачков, открылись, он изучал ее. Затем отпустив, коснулся дрожащими пальцами лица, убрал назад выбившие пряди волос.
- Хэзер, - выдохнул он.
Руки Хэзер начали покалывать, когда кровь продолжила циркулировать. Она убрала в сторону 38-й. Облегчение и удивление в голосе Данте сказало ей, что он думал, что она умерла. Она могла только представить, что Ронин сказал ему: Поймал федерала снаружи. Её шея сломалась очень легко.
Вопрос был в другом, почему он ее не убил?
Хэзер коснулась холодными пальцами лица Данте.
- Тебе больно, - произнесла она, - давай…
Она почувствовала гладкую, горячую кожу под кончиками пальцев, а потом воздух.
- Беги от меня как можно дальше.
Его голос был напряженным, обрамленный болью.
Она повернулась на звук. Данте стоял в дверном проеме, упираясь руками по обе стороны. Она открыла рот, чтобы поспорить, но это было бессмысленно.
Данте исчез.
Глава 22
Кровавый Ангел
Песнь Люсьена тлела в мыслях Данте, ее ритм был слабым и неуверенным, будто угасающее пламя, которое горело жарко и устойчиво в течение сотен, нет, тысяч лет. Он бросился по ступеням собора к закрытым двойным дверям. Посмотрел вверх. Ставни скрывали окна.
Образ арочной залы - SANCTUSSANCTUSSANCTUS - проявился в голове Данте, затем вспыхнул всплеском золотого света. Он потянулся мыслями к Люсьену, но тот отгородился. Данте надавил. Печать удержалась.
Голоса шептали и гудели. Осы выползали.
Люсьен, mon cher ami…
Зеленые глаза Джея, успокаивающие и полные доверия, будто свет исходил из них, заполнили мысли Данте.
Я знал, что ты придешь за мной.
Он подведет и Люсьена? Придется ли ему смотреть, как жизнь будет покидать и его?
Белый свет разъедал таинственные глифы у краев зрения Данте. Кровь капала на бетон под ногами. Бессмысленные голоса кричали, визжали и бормотали позади. Он схватил дверные ручки и толкнул.
Данте не нужно было оборачиваться, чтобы знать о смертных, окруживших MG, припаркованную в паре метров от собора; он чувствовал их, кровь и пот, алкоголь и отчаяние. Слышал сердца, бьющиеся и пульсирующие; бессвязный ритм, пронизывающий ночь, звучащий за гулом голосов.
С гулким треском замки сломались. Данте толкнул тяжелые двери и шагнул в золотую залу, которую видел в сознании перед тем, как появилась раскалённая добела боль, чужая, но перехватившая его дыхание и прервавшая песню.
Золотой херувим стоял в проходе рядом с темными мерцающими скамейками. Запахи ладана и свечного воска, резкие и ароматные - сандалового дерева, розового масла и скорби - разносились по собору. Тишина, такая плотная, как хлопок, приглушала звуки извне, но усиливала сердцебиение Данте.
Он взглянул вверх. На арочной потолочной балке были слова, окрашенные янтарным цветом, "SANCTUS SANCTUS SANCTUS". Потолок омрачало неровное отверстие, уничтожившее одно из нарисованных овальных изображений Христа или Богородицы, или какого-нибудь гребаного святого. Он бросил взгляд на разрушенные скамьи слева от прохода. Кончик черного крыла торчал за ними, как сломанный парус.
Он побежал через проход, покрытый черно-белой плиткой, к центру собора, затем двинулся к разрушенным скамьям. Люсьен лежал неподвижно, растянувшись на боку на половине сломанной скамейки, одно оборванное крыло было на полу, лицо скрывали длинные черные волосы.
У Данте перехватило дыхание. Острый обломок дерева пронзил Люсьена - сквозь поясницу до грудины. Кровь окрасила кончик, вздрагивающий с каждым медленным биением сердца Люсьена. Свет мерцал на кулоне с рунической "X" на его шее.
Данте бросился к древесно-гипсовому заваленному проходу и опустился на колени рядом с неподвижным телом Люсьена. Он протянул руку, чтобы убрать волосы друга в сторону. Его пальцы дрожали. Рука тряслась. Челюсть сжалась, когда он дотронулся, и изображения взорвались в голове, ясные и жгучие.
Джина, черный чулок завязан узлом вокруг ее тонкого горла, стеклянные глаза зафиксированы на пустом дверном проеме: Завтра ночью?
Джей, кровь разливается, как темные крылья, рядом с ним: Я знал, что ты придешь за мной.
Хлоя, задыхаясь от собственной крови, тянется рукой к Орему, плюшевой касатке: Мой Данте-ангел. Боль взорвалась в его голове, а это краткое изображение-воспоминание раскололось и исчезло.
Зрение Данте прояснилось. Он сел на замусоренный пол, рука замерла на лице Люсьена, сердце бешено стучало, голова раскалывалась.
Обещай мне, что не последуешь за мной.
- Пошел ты, - прошептал Данте, убирая волосы Люсьена.
Кровь сочилась из нескольких небольших порезов на лице Люсьена и из пореза вдоль горла. Данте дотронулся пальцами до его щеки, удивившись, что рука больше не тряслась. Под пальцами кожа казалась горячей.
Наклонившись, Данте прижался губами к губам Люсьена, пробуя слезы и кровь.
<Я не подведу тебя>, - мысль исчезла, оставшись неуслышанной. - Не подведу.
Данте встал на колени. Схватив окровавленное копье из дерева, он дернул. Обломок свободно выскользнул, и кровь хлынула из раны, такая темная, что казалась черной. Данте отбросил его в сторону, и тот тяжело ударился о скамейку, звук отразился эхом по собору.
Данте обвил руками Люсьена, потянув на себя, ожидая, что друг окажется тяжелее, и почти опрокинул их обоих на усыпанный мусором пол. Потом вспомнил, как легко ангел взмыл с балкона в ночное небо, раскрывая черные крылья.
Он положил Люсьена к себе на колени, прижал руки к ране на груди. Между пальцами сочилась горячая и липкая кровь. Сердцебиение Падшего становилось медленнее. Тлеющие угольки его песни остывали, огонь ее ритма угасал.
Данте поднес руку ко рту, укусил запястье, затем опустил его к Люсьену. Кровь брызнула на губы Люсьена. Он не проглотил ее, и она полилась из уголков рта.
- Пей, черт возьми. Не упрямься, - слова застыли в горле Данте.
Боль колола виски. Он зажмурился, чувствуя себя так, будто ему врезали кастетом в грудь. Боль зацепила сердце.
Я не собираюсь сидеть на заднице и наблюдать, как человек, о котором я забочусь, умирает.
Но он уже делал это.
Я знал, что ты придешь за мной.
Данте открыл глаза, поднес заживающее запястье ко рту снова, прокусил его клыками и наполнил свой рот собственной кровью. Склонившись над Люсьеном, он поцеловал его, раздвигая холодные ангельские губы языком. Его кровь вылилась как зимний глинтвейн в рот Люсьена.
Данте вдохнул в Люсьена, снова раздувая угли его песни в раскаленную жизнь. Его собственная песнь текла в Падшего, темная, дикая и пьянящая, вращаясь по ангельским венам, нервной системе, наполняя бледно-голубым светом.
Он вспомнил крылья Люсьена, черные и бархатные, с оттенком темно-фиолетового на концах. Вспомнил силу его костей. Толщину его когтей. Он переделал Люсьена, как помнил; вплел синий свет в ткань его существа, натянул свободные нити и сплел их вместе.
Вспомнил ту первую ночь на пристани: как он погрузил клыки в горло крылатого незнакомца, как исчезла боль, как проснулся в руках Люсьена, когда тот летел в ночи.
Ты никогда не будешь одинок, дитя.
Казалось, будто кто-то вкручивает боль отверткой в левый висок Данте. Его песнь вспыхнула, и он сгорел с ней. Плоть полностью срасталась сама. Кости вернулись на свои места, неповрежденные; с крыльев исчезли раны.
Исцелен? Переделан? Данте не знал.
Он закончил поцелуй, истощенный и дрожащий. Когда Данте поднял голову, Люсьен открыл глаза, удивление загорелось в них.
- Женевьева.
Имя, которое Данте никогда не слышал прежде, но это было не важно; сердцебиение Люсьена стало сильным и медленным, жизнь сверкала золотом в глазах.
- Mon ami, - прошептал Данте.
- Ты так похож на нее, - сонно пробормотал Люсьен, касаясь пальцем пряди волос Данте.
- На кого? - Данте уставился на Люсьена с неожиданным холодом, его радость свернулась, как засохшая кровь.
- На твою мать.
* * *
Хэзер вышла из такси на углу Ройал и Сент-Питер. Она протолкнулась через набитую толпой улицу, проходя мимо гуляк, вдыхая запахи пота, пива и Dentyne.
Дверь клуба распахнулась. Слабый низкий ритм взорвался кричащим звуком. Вышел Вон, рядом шла Симона, ее лицо было непроницаемо, с признаками беспокойства. Вон замер, его скрытый за очками взгляд, казалось, остановился на Хэзер. Он поднял руку, никакой волчьей усмешки на этот раз, только молчаливый жест.
Хэзер двинулась по улице к тротуару, надежда, что Данте вернулся, таяла с каждым шагом. Ее до чертиков пугала мысль, что он бродит по улице в одиночку в поисках Ронина, злой, раненый и не в себе. Она обещала поддержать его, прикрыть, но не сдержала слово.
Данте не вышел из "МЯСО НА ЗАКАЗ" вместе с Джеем, а она не вышла вместе с ним.
Беги от меня как можно дальше.
У нее было чувство, что Данте бежит всю свою жизнь.
Хэзер встала рядом с высоким бродягой. Свет вспыхивал и мерцал на его очках и кожаной куртке. Отражался от тату полумесяца под глазом. Симона кивнула в знак приветствия, но Хэзер заметила ее напряжение и полусжатые кулаки.
- Данте здесь нет, он… - сказала Хэзер.
Вон нахмурился.
- Черт. Я боялся, что ты скажешь это. Я и другие, мы почувствовали какое-то дерьмо. - Он постучал пальцем по виску. - Затем... ничего. Что случилось?
Разочарование ранило Хэзер, и оставшиеся силы иссякли. Закусив губу, она отвела взгляд.
- Ронин выманил его, - наконец, произнесла она, - Джей мертв. Данте…
- Mon Dieu, - прошептала Симона.
- Вот сукин сын! - выплюнул Вон, излучая ярость и презрение. - Он врал мне в лицо.
Вон был больше, чем вышибала, больше, чем бедный бродяга-вампир - и этого было достаточно, чтобы мысли Хэзер завертелись. Как другие его называли? Бог Лью? Какая у него была роль в обществе созданий ночи?
Честь быть сопровожденным тобой, llygad.
- Куда пошел Данте?
Хэзер покачала головой.
- Он убил Этьена. - Бродяга и Симона обменялись взглядами, услышав имя. - Затем ушел. Я не знаю куда. Он был слегка не в себе... Джей...
Слова затихли, так как муки сожаления пронзили ее.
Она выходит из "МЯСО НА ЗАКАЗ", оставив Джея лежать на бетонном полу в луже собственной свернувшейся крови, все еще стянутого пропитанной кровью смирительной рубашкой. Идет в переулок и ищет телефон, пока не находит.
Она смотрит на него. Ей нужно вызвать подкрепление. Но она не может ждать копов. Не может ждать, пока составят отчет. Ей необходимо найти Данте. Создание ночи или нет, он не в том состоянии, чтобы ловить Ронина.
По воздуху разносится неприятный запах сгорающего тела Этьена, его сожженных кос. Вонь липнет к ней, как ладан, оседая на плаще и в волосах.
Пойманный в лунном свете, ее значок мерцает, как слюда в грязи. Преданность. Смелость. Верность своим принципам. Горло сжимается. Она набирает номер Коллинза. Когда тот отвечает, она напоминает себе, что не должна втягивать его в это дерьмо. Ее палец тянется к кнопке отбоя.
- Уоллес?
- Совершено убийство на 1616 Чарльз-стрит, внутри здания "МЯСО НА ЗАКАЗ". Два тела.
- Окей, подожди. Я свяжусь с подразделениями здесь…
- Я не могу ждать. Я не могу доказать это... пока, но одну из жертв убил Томас Ронин.
- Ничего себе! Ронин... журналист? Этот Ронин? Доказательства? Свидетель?