3
- Разве я когда-нибудь раньше поверил бы, что три недели могут пролететь так незаметно, как не попавшая в тебя пуля!
Дылда Рикард посмотрел на Мервина, словно ожидая, что тот объяснит ему, почему так быстро прошел их отпуск. Но Мервин ничего не ответил. Он приподнялся на локте, чтобы еще раз попытаться заткнуть тряпьем дыру в стене шалаша. Попытка его не увенчалась успехом.
Дожди… Они начались позавчера и теперь будут продолжаться много недель. "Старики", воевавшие в джунглях второй год, предупреждали: сами по себе дожди безвредны, опасна сопутствующая им лихорадка. А от нее одно верное средство - виски. Мервин повернулся на бок, достал флягу, медленно отпил из нее,
Вода была везде. Мокрыми были обувь и одежда. Даже воздух был пропитан водой. Стоило лишь выставить пустую кружку из шалаша, как она тотчас наполнилась бы до краев.
- Правильно, парень! Адская влага снаружи, райская - внутри, - хохотнул высокий, длинноносый австралиец Барри, лежавший справа от Мервина.
- За голову каждого партизана обещано двести пятьдесят монет, - раздумчиво проговорил Дылда, глядя на дырявую крышу шалаша. - Только подумать, сколько человек я бы уже поймал, если бы не дожди. Иногда я прямо-таки чувствую, как у меня из кармана вытаскивают мои кровные доллары. И кто?! Дожди! Чертовщина какая-то..
Мервин невольно рассмеялся, сначала тихо, потом громче, пока не зашелся тяжелым, рвущим грудь кашлем.
- Смейся, смейся. - Дылда вскочил на ноги, зашлепал по лужам на полу. - Смеяться я буду тогда, когда усядусь в каком-нибудь кабачке с красоткой, в тепле, в безопасности, а в карманах у меня будут похрустывать - сто голов туземцев умножить на двести пятьдесят долларов - двадцать пять тысяч.
Шалаш был большой, рассчитанный человек на тридцать. Его поставили наспех, кое-как, надеясь, что ливень пройдет, что это еще не начало дождей, что синоптики правы. Но метеорология на этот раз подвела. И вот они застряли здесь, в двухстах милях к северо-востоку от Сайгона, далеко от своих баз, во власти дождей и джунглей. Где-то неподалеку должен был находиться небольшой резервный, аэродром - да что в нем толку в этот сезон дождей? И раненых-то едва ли эвакуируешь. Геликоптеры не дотянут, а все другие машины на такую мокрую почву сесть не могут.
Дождь усиливался. Рывками налетал ветер.
- Не так представлял я себе наше предприятие, - зло проворчал Дылда Рикард. - Воюем - это понятно. Лишения терпим - тоже. Но когда нет возможности честно делать деньги - это невыносимо.
- Предъяви Пентагону счет за дрянную погоду! - проворчал длинноносый Барри.
Мервин тоже хотел сказать, что и он иначе представлял себе все это. Но он промолчал. Что толку болтать попусту? Изменить ничего не изменишь, надо жить дальше, мириться со всем, что его окружает. Жизнь - разве она не стоит того?
"Хотел бы я знать, что ответила бы на это Джун? Моя гордячка, моя честная и непримиримая Джун… Впрочем, не так уж, наверно, трудно быть правдивым и чистым, когда у тебя есть все, когда тебе все дается легко и просто! - И тут же ему стало стыдно: - Я упрекаю Джун, упрекаю в том, что мне сейчас скверно. Господи, что же это творится со мною, если я так подумал о Джун?"
Мервин снова отхлебнул виски.
- Послушай, - зашептал Дылда, присаживаясь ближе к товарищу, - по-моему, мы с тобой прогадали, что подались в этот отряд, будь он неладен!
- Но ты же сам…
- Знаю, знаю, - перебил Дылда. - Ошибся. Может, первый раз в жизни чутье обмануло.
- Чего же ты теперь хочешь? - устало спросил Мервин.
- Подымать якорь и ставить парус.
- А курс?
- Наша батарея. По слухам, там, где она сейчас стоит, все ее бои, вместе взятые, не стоят и одного в этом отряде. Тихо, ничто тебе не угрожает, населения хватает - выбирай себе хоть на каждый день либо партизана, либо партизаночку!
- Дерьмо ты первосортное! - сказал Мервин.
- Согласен быть и второсортным - лишь бы при деньгах.
Раздался протяжный вой. Этот звук был им хорошо знаком: мина! И каждый прижался плотнее к земле, зажмурил глаза.
Сильный взрыв тряхнул землю. "Тяжелая мина", - успел подумать Мервин.
И тут же шалаш начал разваливаться. Все кругом подернулось черным дымом - тягучим, едким, горьким. Со всех сторон раздавались ругательства, стоны, крики о помощи. Дождь все усиливался…
Мервину то и дело приходилось вытирать лицо рукой. Впечатление было такое, словно с неба вода лилась непрерывными струями из великого множества разом открытых кранов. Сначала было холодно, знобило, но вскоре по всему телу разлился непривычный жар. Его охватила слабость. Несмотря на то, что тело его вот уже вторые сутки омывалось дождем, Мервин почувствовал, что его прошиб пот. Он хотел подняться на ноги и не мог. "Может, от усталости, - подумал Мервин. - А может, от холодного дождя. И, уж во всяком случае, не от страха…" При мысли о страхе Мервин усмехнулся - что угодно, но только не это. Но почему его не слушаются ноги? Он быстро ощупал их руками. Вроде бы все в порядке. Только какая-то вязкая жижа под коленями. И этот черный дым. Не видать ни зги.
Он нашарил на поясе фонарик. Сноп света вырвал из темноты левую, потом правую икры ног. "Кровь, моя кровь, - недоуменно подумал он. - Значит, я ранен?.."
На свет фонаря приполз длинноносый австралиец Барри. Он близоруко щурился, пытаясь определить, кто это демаскирует отряд, когда противник сидит у них буквально на плечах.
- Чтоб тебе… чтоб ты пропал со своим фонарем и глупостью! Жаль, очки потерял, а то полюбовался бы на идиота!
- Ты еще в любви этому самоубийце объяснился бы! - выкрикнул кто-то из темноты. - Отодвинься в сторону, слышишь? Я сейчас приласкаю его из автомата!..
Чья-то рука плотно прикрыла свет фонаря.
- Ты с ума сошел! - услышал Мервин голос Дылды Рикарда.
Теперь, когда фонарь погас, шум дождя стал особенно тревожным, устрашающим.
- Я, кажется, ранен, - негромко сказал Мервин. И сам удивился спокойствию, с которым были произнесены эти слова.
- Меня вроде тоже задело. - Дылда провел рукой по правой ляжке, зачем-то понюхал ладонь, лизнул ее. Кровь есть кровь.
- Барри, - позвал он. - Давай оттащим его в санитарный шалаш. Это ведь совсем рядом.
- Давай, - зло отозвался австралиец. - Хотя я с гораздо большим удовольствием оттащил бы этого глупца на кладбище!..
Врач отряда, молодой и на редкость молчаливый ирландец, наспех осмотрел Мервина. Внутри санитарного шалаша была натянута тройная палатка. Здесь было почти сухо, почти тепло, почти уютно. Во время осмотра толстый, похожий на евнуха санитар включал и выключал по команде врача сильный переносной фонарь.
- Так, парень, - осторожно притрагиваясь к икрам его обеих ног, говорил врач Мервину, - ничего страшного. Сквозное ранение мягких тканей. Через две недели сможешь вновь твистовать.
- Тут в самый раз твистовать с ливнями, змеями и минами! - хохотнул высоким бабьим голоском санитар-евнух и тут же осекся под взглядом врача-ирландца.
- Сделайте перевязку, Вильям, - строго сказал тот. - Да как следует.
- Слушаюсь, доктор, - пролепетал санитар и торопливо стал готовить бинты, вату, белую мазь.
- Укол, укол прежде всего сделай комбинированный. - Доктор еще мгновение с явным недовольством наблюдал за действиями санитара. Потом обернулся к Дылде: - Ну, давайте посмотрим теперь, что у вас с ногой. Та-ак, аналогичная история. Радуйтесь - кость не задета, цела-целехонька.
Когда с перевязками было покончено, врач попросил австралийца Барри позвать командира отряда. Вскоре в шалаше-лазарете появился подполковник американской армии.
- Чем я могу быть полезен медицине? - спросил он, входя в шалаш.
- Этих двух парней, - врач кивнул в сторону Мервина и Дылды Рикарда, - нужно срочно переправить в Сайгон и госпитализировать.
- Что - глубоко царапнуло? - подполковник с симпатией посмотрел на новозеландцев.
- Ранения пустяковые, - заметил доктор. И, понизив голос, добавил: - Боюсь, в обоих случаях - неопознанная контузия.
- Но, помилуйте, как я могу отсюда доставить их в столицу?
- Это не моя забота! - сухо отрезал доктор.
- Ну а если бы они были ранены тяжело? - раздраженно спросил подполковник.
- Тогда их тем более следовало бы эвакуировать! - едва сдерживаясь, ответил доктор. И тут же взорвался: - Что вы мне здесь допрос чините? Я наследственный эскулап, а не окопный живодер. Моя профессия тем в корне и отличается от вашего ремесла, что она не калечит, а врачует разум и тело!
"Не везет мне на докторов, - повернувшись к ирландцу спиной, подумал подполковник. - Опять какой-то слюнтяй из Беркли попался!.. В этой войне в джунглях нам как раз только и не хватает, что философствующих неврастеников и архигуманных паникеров. Однако что же мне, в самом деле, делать с этими двумя сосунками? Жаль, нет под рукой той детской коляски, из которой они лишь вчера выползли. В ней и отправил бы их в тыловой рай". Он еще постоял некоторое время, размышляя. Потом обратился к Мервину и Дылде:
- Вы настоящие герои, ребята! Будь у меня сотня таких молодцов, через неделю я уже вышел бы к дельте Хонгха. Однако сейчас вам надо залатать эти чепуховые дырки. Таскать с собой я вас не могу - это будет тяжко и для вас, и для отряда. В трех милях отсюда, строго на юго-восток, расположен резервный аэродром. Мой радист вызовет самолет, а вам надо доковылять туда как можно быстрее. Там есть несколько человек нашей охраны. Сможете?
Дылда и Мервин встали, сделали несколько шагов.
- Пожалуй, - сказал Дылда. Мервин, сжав зубы, молча кивнул.
- Провожатого выделить? - подполковник задал этот вопрос, уже подойдя к выходу из палатки. - Сами доберетесь? Отлично. Сержант, выдай им тряпье со вчерашних вьетконговцев. Все-таки маскировка. И с богом, ребята!
"Бог давным-давно оставил эти места, - угрюмо подумал Мервин. - Если и бродит здесь кто сейчас, так это сатана со своими подручными…"
Весь мир окутала черная мокрая мгла. Дождь не шел, он висел в воздухе сплошной пеленой. И лишь мерный, монотонный гул бьющей о землю и о листья воды изредка напоминал о разверзшихся небесах. Невольно думалось, что эта мгла, эта вода, эта размытая земля неизменны со дня сотворения и что так было, так есть и так будет во веки веков. И иначе быть не может.
А еще думал Мервин о том, что живет на свете извечная великая боль. И что у него - капля этой боли. Каждый человек с самого рождения и до смерти обречен на эту боль. У одних она больше, у других - меньше, но есть она у каждого. Одни несут ее молчаливо и мужественно, другие - с причитаниями и стонами. Есть ли что-либо на свете сильнее этой неизбывной человеческой боли?
Есть. Любовь сильнее ее. Но для этого любовь должна быть тоже великой. Испепеляющей боль. Очищающей и возвышающей душу. Наверно, у Джун тоже есть своя боль. Эта боль - он, Мервин, окровавленный и грязный, бредущий в чужих лохмотьях по чужой земле, спотыкающийся и падающий, слепой и страждущий в этой вечной ночи, брошенный всеми и всеми забытый. Всеми, кроме нее. И если суждено им когда-либо свидеться вновь, он попытается сделать все, чтобы утишить ее боль…
Дылде Рикарду тоже было трудно идти. Он то и дело тихонько стонал, особенно когда натыкался раненой ногой на корягу или упавшее дерево. Хотя и было черным-черно, они не рискнули идти по дороге, а шли вдоль нее, продираясь сквозь кустарник и мелкий лес. Дылда шел первым, ощупывая пространство впереди себя длинной бамбуковой палкой, прислушиваясь к каждому подозрительному шуму. Он был счастлив, что так легко отделался, легче даже, чем Мервин, - подумаешь, осколком поранило ляжку! Зато теперь они попадут в свою батарею. Но, перед тем как снова отправиться на фронт, они гульнут с Мервином по высшему классу. После госпиталя каждый имеет возможность побеситься в Бангкоке, или Токио, или далее Гонолулу. Вот уж тогда он докажет этому разине Мервину, какой можно доставить себе "плезир", когда всем этим зеленым бумажкам тесно в твоих карманах. Это уж точно будет манифик!..
Дылда снова наткнулся на ствол дерева, хотел было в сердцах выругаться, но какой-то шум вынудил его закрыть рот и даже подавить стон. Он остановился, напрягая зрение и слух, затаив дыхание. Шедший сзади Мервин натолкнулся на Дылду и замычал от боли.
- Замри, - прошептал Дылда, - прямо по курсу кто-то шлепает по грязи!..
Они ждали несколько минут, ждали напряженно и настороженно. Но, кроме ровного гула ливня да стука своих сердец, ничего не слышали.
- Не уложит нас снайпер, так убьет страх! - с горечью проговорил Мервин.
- Страх и осторожность - вещи разные, - возразил Дылда.
Мервин смолчал. Не хотелось говорить, двигаться, думать. Клонило в сон. Он пробовал идти с закрытыми глазами. И каждый раз почти сразу же оступался, и боль в ногах была такой пронзительной, что Мервину казалось, будто кто-то всадил ему в ноги штык. Споткнувшись в очередной раз, Мервин мысленно выругался и обреченно подумал, что, видно, этому пути не будет конца.
Словно отгадав его мысли, Дылда сказал:
- По-моему, осталось ярдов пятьсот. Где-то рядом должна быть развилка дороги. Сразу за ней налево начнется летное поле.
Он еще раз с радостью отметил про себя, что его задело легче, чем Мервина. Война - огромная лотерея. Как все лотереи, она слепа. Впрочем, старых солдат убивают реже. Убивают молодых. Пока им с Мервином чертовски везет. Даже эти их ранения - они ведь совсем легкие. Зато как это красиво и гордо звучит: "Ветеран, отменный воин - все при нем; и награды и ранения". Правда, наград пока нет, но они будут. Они обязательно будут…
Где же тут аэродром? Ни проблеска огня, ни звука голоса. Темно, пустынно, как в заброшенном склепе. Или они все спят в уверенности, что в такую ночь не сунутся ни свои, ни чужие? Опасные иллюзии!..
Вдруг дорожный посох Дылды Рикарда уткнулся во что-то большое, твердое. Секунду-другую он ощупывал неожиданно возникшее на их пути препятствие. Потом едва слышно окликнул Мервина, сдерживая радостное возбуждение: "Похоже, что добрались. Давай искать дверь".
Они пошли вдоль стены на ощупь. И почти тотчас же услышали, как в помещении раздался выстрел. За ним последовал другой, третий.
- Ложись! - прохрипел Дылда. И тут же оба привычно упали на землю и лежали довольно долго. За стеной было тихо.
- Пойдем, - сказал Мервин. С каждой минутой он чувствовал себя все хуже. Немели, отнимались ноги. Все тело горело. Голова была словно налита ртутью. Он первый нащупал ручку и рванул дверь на себя. Дылда отпрыгнул в одну сторону, Мервин - в другую - на всякий случай. Бывало сплошь и рядом, что первого, кто показывался в дверном проеме, прошивали с разных точек одновременно две, а то и три автоматные очереди. Сейчас этого не случилось.
Качнулся язычок огня свечи, качнулся раз-другой и замер. Строение оказалось длинным высоким сараем. Свеча стояла на столе в дальнем от двери правом углу.
- Похоже, что здесь никого нет! - пробормотал Дылда.
Мервин молча направился к столу. Ему хотелось взглянуть на этот мирный огонек, ощутить его тепло, убедиться, что это не сон, что они прошли все же эти проклятые три мили. Он протянул было руку к свече и тут же услышал характерный щелчок пистолета, который ставят на боевой взвод. В следующую секунду Мервин и Дылда уже лежали на полу под прикрытием стола.
- Кто здесь? - всматриваясь в темноту, спросил Дылда.
- Знакомый акцент! - резко произнес грубый мужской голос. - Где-то я его уже слышал. А ну-ка ты, покажись.
Дылда и Мервин взглянули друг на друга, но не шелохнулись.
- Через пять секунд бросаю гранату, - спокойно произнес голос.
"Глупец! - с досадой подумал Мервин. - Ведь учили же нас - прежде чем проникать в незнакомые помещения, выведи из строя все чужие источники света. Лучших мишеней, чем мы сейчас, и не придумаешь. И всего-то нужно было задуть свечу - тогда вели бы разговор с этим невидимкой на равных…"
- Осталось три секунды, - бесстрастно сказал голос.
"Стрелять на звук, но ведь он может быть не один, - тоскливо прикинул Мервин. - А опрокинуть стол и нырнуть в сторону - на это просто не хватит сил!"
В то же мгновение суетливым рывком на ноги поднялся Дылда. Лицо его побелело от страха, и по нему текли слезы - слезы жалости к себе.
- Не надо гранаты, - крикнул он. - Не надо! Я вот он, здесь!..
- А-а-а! Сортирный вояка! - В голосе зазвучала издевка. - А где же твой приятель? Помнится, мы так и не закончили с ним нашу приятную беседу!..
- Здесь, он тоже здесь! - торопливо проговорил Дылда. - Ему трудно подняться, он в обе ноги ранен, а я - в одну!..
"Да он у этого зажравшегося в тылу янки вроде бы прощения просит! - с внезапно охватившей его злобой подумал Мервин. - Прощения - за что?! За то, что нас еще не прикончили партизаны?"
Стараясь не застонать от боли, он привстал на одно колено, потом медленно поднялся во весь рост. Из темноты вышел красномордый сержант ВВС. Он остановился шагах в трех от стола и некоторое время разглядывал исподлобья Мервина и Дылду. Маскировочный костюм его был разорван в нескольких местах, лицо покрыто ссадинами.
- А-а, кто старое помянет - тому глаз вон!.. Это вам, кивята желторотые, говорю я - Грэхэм Барлоу. - Он махнул рукою, словно после долгого спора с самим собою принял наконец твердое решение. - О'кэй?
- О'кэй! Великолепно! - затараторил Дылда Рикард. - Предлагаю по глотку рома. Лучший ром, какой только есть в Сайгоне! Зря, что ли, я флягу столько миль волок?
- Ром так ром, - снисходительно согласился американец. - Сегодня я добрее самой ласковой сестры милосердия.
Он взял флягу и стал пить из нее жадными глотками. Его шатало, ром лился ему на подбородок, на шею, на пол. Наконец он вернул флягу Дылде и тяжело оперся руками о стол.
- Наследство небось миллионное получил? - заискивающе хихикнул Дылда. - Или еще в чем повезло?
- Что-о? - тупо спросил американец. И тут же, словно проснувшись, продолжал: - А-а, это ты, кивеныш… Нет, наследства я не получил. Зато у меня другое семейное торжество. Сегодня получил письмо, что мой отчим подох.
- Что, крутой человек был? - участливо поинтересовался Дылда.
- Крутой? Не то слово… Поверишь, у меня к пятнадцати годам все передние зубы покойничком выбиты были. Бывало, придет домой пьяный со скачек. Он на скачках все свои жалкие центы просаживал. Так вот, подвернусь я ему под руку - бац мне кулаком в рыло. И очередного зуба как не бывало… И этот шрам, - он показал на багровый рубец на щеке, - тоже память о покойничке. Из-за него я на улицу мальчишкой ушел, сестра шлюхой стала…
- Незавидный дэдди, - сокрушенно поддакнул Дылда, отпив рома и вновь передавая флягу американцу.
- Ничего, - злорадно сверкнул тот глазами. - Я в прошлом году в отпуск к себе летал, в Орегон. Ну, на прощание и отделал, как ты говоришь, "дэдди". Печень да почки малость с места ему сдвинул. Вот он и присоединился наконец-таки к большинству…
Грэхэм запрокинул голову, вылил в горло остатки рома.
- Будет ли самолет на Сайгон? - негромко спросил Мервин.
- Должен скоро быть, - ответил американец. - Каких-то двух раненых вывезти должны. А-а, это, наверно, о вас была речь? - Он пьяно ухмыльнулся.
- Неужели тут больше никого нет? - Дылда поежился.