Алька, забыв про еду, пронеслась к себе в комнату, поспешно натянула старенькие джинсы, футболку. С чего начать, с какого конца? Она лихорадочно пыталась вспомнить содержание детективов, в превеликом множестве прочитанных с подросткового возраста. С чего начинают расследование все знаменитые сыщики из романов и фильмов? Кажется, собирают сведения об убитом. Вот именно, стараются узнать о нем как можно больше. А что она знает о погибшем Павле Тимофеевиче Кретове? Заслуженный артист России, руководит Московским муниципальным пятнадцать лет. Сколько ему? Вроде около шестидесяти или больше. Еще Алька точно помнит, что Кретов разведен, об этом ей говорил Чегодаев. Все. Больше ничего не известно. Ни где он жил, ни с кем, ни номера телефона. Кретов разрешал звонить только избранным: Глотову, Чегодаеву, Сухаревской, еще некоторым оркестрантам, которые работали с ним давно, почти с самого его прихода на должность главного дирижера.
Аля решительно набрала Васькин номер. В ухо ей ударили короткие гудки, - очевидно, тот продолжал обзванивать оркестр. Что и говорить, работа у Васьки нервная - и характер вырабатывает соответствующий, железный: палец в рот не клади. Алька терпеливо накручивала диск, раз за разом, пока не прозвонилась и не услышала усталый и недовольный чегодаевский голос.
- Вась, это я, - вкрадчиво начала Алька.
- Чего? - коротко и сердито спросил Чегодаев. - Заболеть не удастся. Всем быть - хоть чучелом, хоть тушкой. И не пытайся меня разжалобить.
- Да я не за этим, Вась. Я сказать хотела. Поедем завтра, если ты еще не передумал.
- Не передумал, - сразу смягчился Васька. - А чего это ты так вдруг?
- Да просто, - засмеялась Алька. - Подумала и решила.
- Ну молодец, что решила, - похвалил Чегодаев. - Гуд бай давай, а то я еще не всем сообщил о панихиде.
- Гуд бай.
Ну вот, завтра Аля узнает все, что ее интересует. Так и быть, доберется она из Бутова на метро, не убудет ее.
6
Гражданская панихида началась ровно в десять. Выступающие сменяли один другого, их было, как показалось Але, бесчисленное множество. "…Тяжелая утрата… огромная невосполнимая потеря… трагическая случайность унесла из жизни величайшего музыканта…" Слова ораторов постепенно смешивались у нее в голове, а оркестр все играл и играл, провожая со сцены одного и встречая другого. Наконец в одиннадцать открыли доступ к телу Кретова, и потянулась бесконечная толпа желающих проститься с одним из крупнейших музыкантов и дирижеров последнего двадцатилетия. Шли официальные лица из Союза музыкальных деятелей, представители городской власти, друзья, коллеги и просто почитатели кретовского таланта. У гроба дирижера молча и неподвижно, словно изваяния, стояли две пожилые женщины в черном, одна - бывшая жена Павла Тимофеевича, другая - его сестра. Детей у Кретова не было.
К четырем часам, после кладбища, музыканты еле стояли на ногах. Аля закинула скрипку на заднее сиденье чегодаевской "десятки", сама бухнулась с ним рядом, стянула перчатки с онемевших рук и принялась яростно тереть пальцы.
- Замерзла? - сочувственно спросил Чегодаев. - Сейчас печку включу, согреешься.
- Просто руки отсохли играть, - призналась Аля. - Для меня это первая панихида. Невольно вспомнишь добрым словом кретовские репетиции.
- Не боись, - философски заметил Васька, - все еще впереди. Когда-то и я играл на первой панихиде, только давно это было.
- Типун тебе на язык, - суеверно пробормотала Алька и перекрестилась.
Машина весело неслась по кольцевой дороге, в салоне стало тепло, и Алька начала было клевать носом, но тут показалось Северное Бутово - новенькое, краснокирпичное, с причудливыми остроконечными крышами, огромными супермаркетами и красочными, нарядными рекламными щитами. Васька проехал мимо всего этого великолепия к более скромному кварталу и остановился около панельной семнадцатиэтажки.
Сорокалетний Чегодаев был трубач, и трубач весьма крепкий. Помимо своего основного места работы - Московского муниципального оркестра, которому он отдал без малого тринадцать лет жизни, Васька подвизался еще в нескольких ансамблях и время от времени делал записи на компакт-диски. Трехкомнатную квартиру в Бутове он купил меньше года назад, оставив при разводе прежнюю жилплощадь жене и ребенку, и новая просторная квартира стояла пока полупустая. Полностью обставлены были лишь спальня и широкая светлая кухня, где красовался шикарный испанский гарнитур. В углу, точно белая, монументальная колонна, высился холодильник фирмы "Электролюкс", телевизионная реклама которого как нельзя более точно отражала Васькину сущность - все делать основательно и с умом.
Васька пошел в душ, а Аля тем временем разложила на кухонном столе купленные по дороге продукты: курицу-гриль, киви, пирожные, бутылку "Гжелки", и принялась нарезать помидоры для салата. На кухне царили чистота и уют - аккуратный и педантичный Чегодаев придирчиво следил за порядком не только в оркестре, но и в своем холостяцком доме. Альке нравилось хозяйничать у Васьки, иногда она даже мечтала, что неплохо было бы перебраться сюда совсем, в качестве молодой чегодаевской жены. Однако мечты эти не носили конкретный характер, да и Васька отнюдь не спешил делать Альке предложение. Он был щедр, внимателен, опекал ее в новом для Альки коллективе, но и только. К чести его сказать, свободу Алькину он никак не связывал и ни к кому не ревновал.
Алька закончила с салатом, переложила его в большую полосатую миску, поставила приборы, рюмки и оглядела стол, любуясь своей работой. В дверях ванной показался посвежевший, довольный Чегодаев. Густые, темные волосы его красиво блестели, на сильных, мускулистых руках перекатывались бицепсы. Аля с невольным уважением окинула взглядом голую по пояс, безупречную для своего возраста Васькину фигуру. Они с аппетитом уничтожили еду, которая под "Гжелку", особенно любимую Чегодаевым, шла отменно, тем более что оба завтракали в половине девятого утра, а сейчас было уже шесть. Наевшийся, разомлевший Чегодаев с ласковой снисходительностью посматривал на Альку, уплетавшую киви.
- Ну иди сюда, котенок. - Он протянул руки, взял Альку к себе на колени. - Соскучился я по тебе со всей этой чертовщиной.
Васька принес девушку в спальню, уложил на широкую кровать, откинув покрывало, и принялся раздевать. Делал он это не спеша, с толком, и от его мягких и одновременно властных прикосновений Алька заводилась все больше и больше. С последней снятой тряпкой она была совсем готова, и Васька налег на нее всей тяжестью. Алька видела: он старается для нее, и сама честно старалась изо всех сил. Но почему-то в самый решающий момент перед глазами у нее вдруг всплыло чуть насмешливое Валеркино лицо. Это сломало ей весь кайф, и, как она ни пыталась прогнать непрошеное видение, оно продолжало преследовать ее.
Васька закурил, подозрительно покосился на Альку:
- Устала, что ли?
- Есть немножко, - виновато пробормотала она, проклиная себя за слюнтяйство и больше всего опасаясь, что Чегодаев рассердится и визит к нему окажется напрасным.
- А в гостинице не устаешь из койки в койку прыгать, - обиженно бросил Чегодаев.
Алька почувствовала, как в голову ей ударила жаркая волна гнева. Вот гнида! Да как он смеет с ней так!
- Не твое дело! - Она вскочила и стала лихорадочно натягивать на себя одежду. Губы ее дрожали от обиды на Чегодаева, а заодно и на Валерку, словно тот был не в тюрьме, а нарочно явился побеспокоить Альку.
Васька молча курил, спокойно глядя на Алькину суету. Та резко рванула "молнию" на юбке, глаза ее мрачно сверкнули.
- Класс, - произнес Чегодаев. - Люблю, когда ты злишься, ни дать ни взять, разъяренная кошка. Аж глаза светятся.
- Пошел ты! - Алька дернулась к двери спальни, но Васька поймал ее за руку и крепко сжал.
- Погоди, не гони волну. Сядь. - Он с силой потянул Алькину руку. - Сядь, кому говорят.
Алька нехотя уселась рядом с Чегодаевым.
- Нравишься ты мне, Алина, - раздувая ноздри, пробормотал Васька. - Ох нравишься. Характер только скверный, но по мне - лучше такой, чем никакой, ни рыба ни мясо. Ну, мир?
Не дожидаясь ответа, он опрокинул Альку навзничь, распластывая на цветастой крахмальной простыне.
7
Заверещал мобильник, лежащий на тумбочке. Алька, проклиная всех любителей звонить Чегодаеву в пять утра, поспешно протянула руку и отключила телефон. Потом осторожно выбралась из-под одеяла. Васька во сне что-то недовольно пробормотал и отвернулся к стенке.
Аля, тихонько ступая по пушистому ковру, стянула со стула свои вещи и крадучись вышла из спальни.
Где Чегодаев может хранить адреса и телефоны оркестрантов? Алька юркнула в прихожую, торопливо обшарила карманы Васькиной кожаной куртки, вытащила толстую записную книжку. Боясь зажигать свет в коридоре, прошлепала на кухню, уселась за стол, открыла страницу на букву "К". Список телефонов оказался внушительным, но номера Кретова среди них не было. Немудрено - Васька знает Павла Тимофеевича так давно, что наверняка и адрес его, и телефон выучил наизусть.
Как же ей найти то, за чем она сюда приехала? Поискать старые записные книжки, десяти-пятнадцатилетней давности, если только Васька не поленился забрать их с собой на новую квартиру? Сама Алька никогда не хранит бумажный хлам, но Васька - это дело другое, он человек практичный и предусмотрительный. В полупустой квартире с минимумом мебели документы спрятать не так уж легко. Надо попробовать найти их.
Алька снова вышла в коридор, аккуратно засунула записную книжку обратно в куртку. На цыпочках приблизилась к двери спальни, прислушалась. Не дай бог, Чегодаев проснется и увидит, чем она здесь занята. Пожалуй, он догадается, для чего нужны Альке координаты покойного дирижера. Ничего не скажешь, Валерку он здорово утопил, по полной программе. Не передал бы ментам слова Рыбакова о том, что Кретову "даром не пройдут" все его фокусы, может, те и не были бы так убеждены в Валеркиной виновности. И чего ему, Ваське, было так из кожи лезть, правду-матку резать? Крета пожалел, что ли? Они с ним в теплых отношениях были, Чегодаев в любимчиках ходил у Павла Тимофеевича.
Алька бесшумно двинулась в большую комнату, в которой мебели было меньше всего, лишь широкий коричневый диван и старый секретер, перевезенный, видимо, с прежней квартиры. Она потянула за ручку и плавно выдвинула верхний ящик. Он был почти пуст, если не считать стопки объяснительных записок от опоздавших оркестрантов, аккуратно подколотых скрепкой, и зарядного устройства для сотового телефона. Алька, не теряя хладнокровия, заглянула во второй ящик, затем в третий. Там тоже не оказалось ничего интересного, за исключением нескольких сборников нот, пары старых, но дорогих кожаных бумажников и довольно толстой пачки долларов, перехваченной резинкой.
Алька задвинула ящики назад, уселась на диван и задумалась. Видимо, старых книжек в Васькиной квартире нет, вряд ли он будет хранить их в третьей, последней комнате, где она еще не побывала. Там Чегодаев занимается на своей трубе и наверняка, кроме нот, ничего не держит. Однако убедиться в этом все же стоит.
Алька зашла в небольшую, расположенную справа по коридору комнату, действительно заваленную нотами и заставленную полками с аудиокассетами и компакт-дисками. Это была настоящая студия, Васька специально нанимал мастеров, чтобы те сделали в комнате звукоизоляцию, так что играть теперь можно даже ночью, не опасаясь гнева соседей. Здесь же находился музыкальный центр и электрическая клавинола-синтезатор - Алькина голубая, но несбыточная, по причине лютой своей дороговизны, мечта.
Алька с невольной завистью оглядела Васькино богатство. Нет, конечно, тут искать бесполезно. Придется что-нибудь наплести Чегодаеву, чтобы тот снабдил ее адресом Кретова сам. Но в успехе такого предприятия Алька уверена не была - обмануть Ваську ей практически никогда не удавалось, он всегда видел ее насквозь.
За открытой дверью внезапно послышались шаги. Алька вздрогнула и обернулась. На пороге стоял хозяин квартиры, лицо у него было сонным и удивленным.
- Ты чего тут делаешь? - недовольно поинтересовался Васька. - Не спится тебе в половине шестого?
- Смотрю на твою клавинолу. - Алька кивнула на стоящее в углу чудо техники.
- Чего смотреть-то? - резонно заметил Васька. - Села бы поиграла. Самое время сейчас.
Он зевнул и кинул на Альку выразительный взгляд. Тут только она вспомнила, что так и ходит по дому полуодетая - в джемпере, колготках и без тапочек.
- Пойдем кофе попьем, - предложил Чегодаев. Он, кажется, не злился и ни в чем Альку не заподозрил.
- Пойдем, - согласилась Алька, скрывая досаду.
Через пару минут Васька совсем проснулся и насмешливо наблюдал, как девушка, с трудом сдерживая зевоту, управляется с кофемолкой.
- И чего вскочила? - миролюбиво проговорил он. - Вот ведь на ходу спишь. Сядь, я сам, нет сил на тебя смотреть, жалость берет.
Алька послушно уселась за стол. Чегодаев ловко орудовал у плиты, и она поражалась, как ему удается оставаться таким бодрым после четырех часов сна. Сама Алька сию минуту завалилась бы в кровать, если бы не цель, которую она себе поставила.
Пока Алька ожидала кофе в Васькином исполнении, у нее в голове внезапно созрел блестящий план. Конечно, она не была уверена, что ей обязательно повезет, но попытаться стоило.
- Вась, - позвала Алька Чегодаева.
- Ну, - откликнулся тот, доставая чашки.
- Мне позарез нужен телефон одной девицы. Она у Крета работала года два назад. Костикова Инна.
- Альтистка?
- Точно, - обрадовалась Алька. - Дашь номерок?
Инка Костикова когда-то была Алькиной соседкой по общежитию. Алька училась тогда на первом курсе, а Инка была дипломницей и подрабатывала в Московском муниципальном. Долго она там не продержалась, ушла еще до той поры, как Алька окончила консерваторию и устроилась в оркестр. И теперь расчет Альки был предельно прост: если Чегодаев согласится найти для нее телефон Костиковой, он полезет за ним в старые записные книжки. Даже если не повезет с первого раза и на страничке на букву "К" не окажется телефона или адреса Кретова, то, по крайней мере, Алька увидит, где Васька хранит эти книжки. Тогда нужно будет дождаться другого раза, чтобы поискать координаты Кретова.
- Она давно у нас не работает, - задумчиво проговорил Васька. - Это надо в старых записях рыться. Тебе очень нужно?
- Очень! - Алька проникновенно заглянула Ваське в глаза. - Понимаешь, я с ней когда-то дуэты Моцарта играла. Ноты мои у нее остались. Я уж и в общагу звонила, и девчонкам нашим, никто не знает, как ее разыскать. А тут мне вдруг в голову пришло, что у тебя-то наверняка есть она в оркестровом банке данных.
- Что, прямо сейчас осенило? В шесть утра? - скептически произнес Васька.
Алька засмеялась и кивнула.
- Ну ладно, - неожиданно легко согласился Чегодаев, ставя перед Алькой большую кружку дымящегося кофе. - Только кофе выпью.
"Значит, они все же здесь, эти книжки", - торжествующе подумала Алька, стараясь не выдать своей радости.
Васька пил кофе так долго, что Алька совсем потеряла терпение. Наконец он вылез из-за стола и направился прямиком в спальню. Достал с верхней полки шкафа небольшую коробку из-под обуви, доверху набитую блокнотами.
- Костикова? - переспросил Чегодаев, что-то прикинул в уме, потом выудил из коробки несколько книжек по одному ему ведомому принципу, быстро пролистал и сунул одну из них Альке: - Кажется, здесь. Глянь на "К".
Алька поспешно схватила книжку, открыла нужную страницу. Увы! Инка Костикова тут была, и с адресом, и с домашним телефоном, а вот Павла Тимофеевича Кретова не было.
Алька прилежно изобразила на лице радость.
- Есть? - уточнил Васька. - Оторви листок, перепиши себе. А книжку давай сюда, она мне еще пригодится. - Он взял с тумбочки ручку, блокнот и протянул их Альке.
Той ничего не осталось, как скопировать телефон Костиковой, которая была нужна ей как собаке пятая нога.
В это время снова зазвонил мобильник.
- Слушаю. - Васька взял трубку. - Не разбудил. Нет. Погоди, я сейчас. - Он быстро вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
Алька поглядела ему вслед, секунду поколебалась и бросилась к коробке. Лихорадочно перебрала потрепанные, распухшие книжки, схватила наугад одну, самую толстую.
Есть! В самом верху страницы мелким каллиграфическим Васькиным почерком были записаны номер телефона и адрес Кретова. Но это еще не все. Строчкой ниже Алька прочла: "Кретова (Вертухова) Зинаида Ильинична". Это была неслыханная удача. Кретовский адрес можно было на худой конец добыть и в адресном столе, а вот координаты бывшей жены Павла Тимофеевича Алька никогда бы не разузнала, потому что понятия не имела ни о том, как ее зовут, ни какая у нее фамилия.
За дверью Васька громко засмеялся в трубку. Алька вздрогнула, схватила карандаш и списала адреса. Сунула листок в сумочку, стоявшую на стуле у кровати. Облегченно выдохнула - Васька все разговаривал с каким-то любителем утренних телефонных звонков, и Алька окончательно осмелела. Снова заглянула в книжку, так и раскрытую на букве "К", и тут увидела то, что не заметила вначале, торопясь переписать нужные адреса. Внизу страницы, наискосок, прямо поверх номеров телефонов было крупно и жирно, с нажимом, выведено: "Саврасенков". Почерк был Васькин, но какой-то неровный. После фамилии "Саврасенков" стоял вопросительный знак. Телефона рядом не было.
Алька удивленно посмотрела на испорченную страницу. Что, интересно, заставило Ваську сделать эту странную запись? И что она может означать? Девушка перевернула страницу, и ее удивление возросло. Там, на следующей странице, фамилия "Саврасенков" была написана еще три раза, но уже без вопросительного знака. И дальше, точно так же крупно и размашисто, значилось четыре раза "Омелевский".
Дверь приоткрылась.
- Ну бывай. - Васька боком вошел в спальню. - Увидимся на неделе. Я пока свободен.
Алька бросила записную книжку в коробку и, сев на кровать, стала сосредоточенно рыться в сумочке. Чегодаев отключил телефон и усмехнулся:
- Никому сегодня не спится. Выходной называется!
Он взял коробку и спрятал ее обратно в шкаф.
8
Домой Аля попала лишь к десяти часам. Васька, расчувствовавшись, подбросил ее на машине до самого метро. От недосыпа Альку покачивало, настроение было хуже некуда.
Она пыталась разгадать, для чего Ваське понадобилось портить записную книжку, бесцельно и многократно делая в ней одну и ту же запись. Фамилии "Саврасенков" и "Омелевский" были ей знакомы. Петя Саврасенков был скрипач, а Ваня Омелевский - альтист, оба они раньше работали у Кретова и ушли из Московского муниципального, один полгода, другой - несколько месяцев назад.
Почему имена этих людей попали именно на эту страницу? Связано это как-то с покойным дирижером или запись сделана здесь случайно? О чем думал Васька, когда раз за разом выписывал фамилии струнников?